"Журналист для Брежнева" - читать интересную книгу автора (Тополь Эдуард)

Глава 6. Опасное решение

В ту ночь квартира Изи Котовского превратилась в настоящий полевой лазарет. Йодом, зеленкой, свинцовыми примочками и пластырями я смазывал и залеплял порезы, синяки, ссадины и ушибы у Сашки и Лины, а Изя, убитый потерей лобового стекла в его "Жигуленке", ходил по квартире с мокрым полотенцем на голове и причитал, как еврей на похоронах:

- Где я возьму такое стекло? Ой, где же я возьму такое стекло?! - потом он горестно цокал языком и начинал сначала: - Где же я возьму такое стекло? Стекол к "Жигулям" нет нигде! Лучше бы ты проколол четыре колеса! Лучше бы ты сломал три бампера! Хотя нет, бамперов тоже нет нигде! Ну, не знаю - лучше бы ты мне все фары разбил! Ой, где я возьму такое стекло?

- Изя! Это же не я разбил! В нас стреляли, понимаешь! В меня стреляли! Еще пару сантиметров левей - и он бы меня убил! Ты понимаешь? А ты - стекло, стекло! Будет тебе это стекло!

Я поклялся ему, что не уеду из Баку, пока не вставлю это проклятое стекло, что мы завтра же поедем к директору автостанции, в Министерство автотранспорта, в отдел пропаганды и агитации ЦК Азербайджана, но достанем это стекло - подумаешь!

- Я не знаю, - горестно раскачивался Изя. - Я ничего не знаю. Я знаю, что завтра мне нужно ехать по районам снимать передовых хлопкоробов, а мне не на чем ехать! И таких стекол нет в республике уже восемь месяцев! Гуревич - директор АЗТАГа! - разбил себе стекло и что? Его машина стоит на станции шестой месяц! Оруджев - ректор университета! - попал в аварию, его вылечили, уже зажил перелом ноги, и всю машину отремонтировали и покрасили, а ездить не может - нет стекла! Нету! Ни в Москве, нигде! Ой, что я буду делать? Что я буду делать?!

Тут Сашка Шах не выдержал, пошел на кухню и вернулся с такой резиновой штукой - не знаю, как она называется - которой продуваются засорившиеся водопроводные раковины и унитазы.

- Изя, - сказал Сашка. - Сходите к соседям, попросите еще одну такую штуку на пять минут.

- Зачем?! - изумился Изя.

- Ну, я прошу вас. На пять минут. Мне очень нужно.

Изя пожал плечами, пошел м соседям и через пару минут вернулся с еще такой же резиновой штукой. Сашка взял их обе и вышел из квартиры.

- Ты куда? - изумился я.

- Я сейчас. Посмотрите за Линой…

Лина, укрытая пледом, спала, свернувшись калачиком, в спальне Изи, на его кровати. Чтобы успокоить ее от пережитого и заставить уснуть, пришлось уговорить ее выпить грамм 150 коньяку. Теперь во сне она вздрагивала, что-то шептала распухшими губами, волосы прилипли к потному лбу.

Сашка действительно вернулся через пару минут. В руках, на двух этих резиновых тарелках, как на присосках, он нес лобовое жигулевское стекло.

- Что это?! - обалдел Изя.

- Это стекло для вашей машины, - сказал Сашка, поставил стекло на пол и осторожно поддел край присоски лезвием ножа. После этого резиновая тарелка легко отлипла от стекла, и Сашка подал ее Изе. - Отдайте соседям, пожалуйста.

Изя с ужасом смотрел то на меня, то на Сашку.

- Ты вытащил стекло из чужой машины?!!

- Не на вашей улице. Там, за углом, - сказал Сашка. - Что вы переживаете? Никто не видел. И машина не бакинская, а из Кюрдамира. Эти спекулянты даже стекло искать не будут, а купят себе новую машину.

- Боже мой! - снова стал раскачиваться Изя. - Боже мой! Если меня завтра арестуют…

- За что? - спросил Сашка Шах.

- За то, что я украл стекло!

- А разве это вы украли? - удивленно сказал Сашка.

- Потрясающе! - раскачивался Изя. - Потрясающе!..

- Слушайте, Изя. Это стекло на черном рынке стоит двести рублей. Я их никогда не тибрил, ну, то есть, не воровал, потому что это бизнес ребят из Черного города. Поэтому, если у вас спросят на автостанции, где вы взяли стекло, скажите, что случайно купили в Черном городе. И все, и перестаньте переживать, давайте лучше чай пить. Отнесите соседям эту присоску.

И когда Изя вышел, Сашка сказал:

- Мне нужно с вами поговорить. Но при Изе нельзя. Может, мы пойдем погуляем?

- Пошли. Но нужно позвонить твоей матери, чтобы не волновалась, что ты дома не ночуешь.

- Обойдется, - жестко отмахнулся Сашка.

Минут через десять, на ночной бакинской набережной я понял, откуда эта жесткость в его голосе. Тихо журчали полуопавшие фонтаны Приморского бульвара, молча и бесшумно лежало за гранитной набережной Каспийское море, пополам разделенное сияющей лунной дорожкой, пряно пахли олеандры, и аллеи Приморского парка были усыпаны спелыми ягодами черного и зеленого тутовника. Изредка на скамейках под обезглавленными фонарными столбами угадывались в черноте ночи базальтово-застывшие фигуры влюбленных парочек. Мы шли с Сашкой из аллеи в аллею, он рассказывал:

- Я решил уехать из Баку. Совсем. Я люблю Лину, и она - меня. Мы хотим жить вместе. Всегда. Я сказал матери, что хочу уехать с Линой в Вильнюс. Я не могу здесь остаться. Если я останусь, я завтра опять колоться начну, воровать в трамваях. Ведь тут это на каждом углу! Я знаю всех, все знают меня, и мне от них не уйти. Или я пришью Мосола, или он - меня. Вчера утром я сказал это матери. Что я должен уехать с Линой - насовсем. Я хочу снять в Вильнюсе комнату или квартиру, мы поженимся, я пойду на какую-нибудь работу и кончу вечернюю школу. А там - или институт, или армия - будет видно. Короче, я попросил у матери деньги, хотя бы в долг, две тыщи. Чтобы поехать в Вильнюс, найти квартиру, ну - чтобы начать там жить. Так вы бы видели, что началось! Как она ее обзывала! И "прибалтийская шлюха", и "распутная девка", и "проститутка" - ужас! Что она не для того меня кормила семнадцать лет, чтобы отдавать какой-то шлюхе! Что лучше бы я остался в тюрьме! Что она сама на меня в милицию донесет, чтоб меня опять посадили - только не отдаст этой "развратной девке". И все из-за чего? Из-за двух тысяч!

- Подожди! Я не думаю, что это из-за денег. Просто вам по 17 лет, еще рано жениться…

- Это наше дело, - жестко сказал Сашка. - Это наше дело! Нам семнадцать лет, мы не дети, и мы уже живем как муж и жена. Но почему мы должны жить так, тайком, на чужих квартирах, на пляжах? Мы хотим жить как люди, нормально, нам нечего прятать. Что мы украли? Я ее люблю, она любит меня. И это все. Я попросил у матери две тысячи - я же знаю, сколько у них с отцом лежит на книжке! Что они будут делать с этими деньгами? Кому они копят?

Он умолк. Мы шли вдоль яхт-клуба. На фоне черно-лунно-желтого моря острые мачты парусных яхт казались поднятыми в небо плавниками доисторических рыб, и наши шаги мягко таяли в тишине южной ночи. Сашка долго молчал, я не торопил его, я понимал, что он вытащил меня на эту прогулку не для того, чтобы пожаловаться на мать. Наконец, Сашка продолжил - уже совсем другим, спокойным тоном:

- Короче, денег она мне не дала. Даже на билет до Москвы. Но я достал эти деньги. У Генерала. Конечно, такие деньги он даром не дает, но это будет мое последнее дело. Я знаю, что вам нельзя об этом рассказывать, вы корреспондент газеты, но вы меня спасли, меня и Лину, и мне некого больше просить. Если что-то со мной случится, если меня заметут и посадят, - помогите Лине ждать меня, а? Поможете?

- Что это за дело, Саша?

- Я не могу вам сказать.

- Как хочешь. Но это глупо. Ты доверяешь мне самое дорогое, что у тебя есть - любимую девушку, и не доверяешь какую-то темную историю с Генералом. Как хочешь…

- Хорошо, я скажу. Хотя это… Хотя, конечно, нельзя, но ладно! Только дайте мне слово, что вы - никому! А то нас пришьют обоих. Дайте мне честное слово!

- Хорошо. Даю честное слово.

- Генерал мне сказал: вот тебе тыща рублей аванса, а еще десять получишь, когда сделаешь дело. А дело такое: отвезти в Москву чемодан с деньгами и в условленном месте обменять на рюкзак с наркотиками. Я привожу туда деньги, а мне дают рюкзак с наркотиками. С рюкзаком я похож на студента, каких сейчас тысячи. Поездом привожу этот рюкзак в Баку, отдаю Генералу и самолетом - опять к Лине. Нужно только на несколько дней устроить Лину в Москве в гостинице и придумать, куда я делся на три-четыре дня. Вы можете мне помочь?

Хорошенькая история! Корреспондент "Комсомольской правды" помогает нелегальным поставкам наркотиков! Впрочем, я для того и нырнул на дно бакинской жизни, чтобы выйти на эти сферы. Но кто знал, что круг замыкается на Сашке Шахе! Конечно, заманчиво принять участие в этой операции, а потом описать ее в "Комсомолке", во втором очерке, но тут уж точно Сашка Шах загремит на восемь лет в тюрьму. Нет, остановись, Гарин, тебя уже однажды остановили в КПЗ, а на этот раз лучше остановись сам и останови этого парня…

- Саша, - сказал я после паузы. - Давай начнем с самого начала, с причины. Тебе нужны деньги, чтобы начать новую жизнь в Вильнюсе, так?

- Я у вас денег одалживать не буду! - тут же сказал он.

- Я тебе и не предлагаю. У меня нет таких денег. Хотя если бы были - почему бы тебе не взять? Но ладно, я не об этом. Я предлагаю другое. Я беру тебе билет до Москвы. За счет редакции. Там, в "Комсомолке" ты дашь мне интервью - расскажешь о себе все, что тогда ночью рассказал в КПЗ. Если хочешь, мы в газете изменим тебе фамилию. В интервью ты скажешь, что отказываешься от своего прошлого, завязываешь, начинаешь новую жизнь.

- Нет! Я ни кого стучать не буду!

- Подожди, - сказал я с досадой. - Никто тебя не просит "стучать"…

- Но я же должен называть ребят - с кем кололся, воровал…

- Им тоже можно изменить фамилии, для читателя это все равно - Ашот с тобой кололся или Расим, важна суть. После этого "Комсомолка" берет шефство над тобой и над Линой. В Вильнюсе через Литовское ЦК комсомола мы устраиваем вас в какое-нибудь общежитие, помогаем тебе с работой, играем свадьбу - в общем, делаем из тебя газетного героя, и даже первое время немного помогаем деньгами - от редакции, от ЦК комсомола. Это я беру на себя, - я уже представил, как будет смотреться на полосе "Комсомольской правды" интервью с бывшим наркоманом, полюбившим вильнюсскую девчонку и начавшего новую, честную, правильную жизнь. Еще один ударный материал Андрея Гарина, конечно, не такой сенсационный, каким мог бы стать очерк о тайных перевозках наркотиков, но тоже - ничего, в ЦК, в отделе пропаганды на Старой площади такие положительные материалы любят куда больше, не зря за три мои очерка мне передали благодарность от Замятина, зав. идеологическим отделом ЦК, и теперь, когда борьба с подростковой преступностью и наркоманией стала чуть ли не государственной проблемой, пора и газете заговорить об этом, и именно такой материал, такой положительный материал может прорвать табу цензуры на эту тему.

Но я зря размечтался раньше времени. Сашка сказал: я - Это все уже поздно. Я уже взял у него деньги. я - Их можно отдать!

- Нет. Дело не в том - взять или отдать. Я уже посвящен, понимаете? Я два года работал на Генерала, но я не знал, что он приучил нас всех к наркотикам, чтобы нам же эти наркотики сбывать. А оказывается, и Толик Хачмас, и Магомед Гоголь, и все остальные торговцы берут наркотики у него же, у Генерала. Раньше я этого не замечал, а теперь - знаю. Даже если я отдам ему сейчас все деньги - это неважно, это даже еще хуже, потому что я еще не в замазке, а уже все знаю. Они меня пришьют в два счета, если я выйду теперь из игры. Нет, я уже в этом деле, спасибо моей матери, - он саркастически усмехнулся. - Андрей, я вам доверяю. Если вы можете мне помочь - помогите, а нет - я вам ничего не говорил, вообще. Иначе они пришьют и меня и вас. Это не какой-нибудь Мосол со старым браунингом, это мафия, имейте ввиду.