"Годы исканий в Азии" - читать интересную книгу автора (Мурзаев Эдуард Макарович)

После нескольких лет работы в Туркмении и многочисленных пересечений Каракумов я уже хорошо представлял себе пустыню, сдружился с туркменами, у меня появились друзья, с которыми мы нередко пили зелёный чай и беседовали о жизни в песках, о колодцах, верблюдах, делах прошедших и настоящих. Всё это позволяет мне коротко рассказать о Каракумах — самой большой песчаной пустыне СССР.

«Чёрные пески» —так дословно переводят это название[16]. Но пустыня совсем не чёрная, не злая, её ресурсы издавна используются человеком, — ещё первобытные люди населяли её. Они оставили в разных местах свои орудия, сделанные из твёрдого кремня, — скребки, ножи, наконечники стрел, шила.

Есть люди, влюблённые в пустыню. Мне она понравилась, когда я поработал несколько месяцев в песках и как следует оценил их. В песчаных пустынях много разнообразной растительности, тут всегда есть корм для животных и прекрасное топливо — саксаул. Лучших дров я не знаю. В понижениях между грядами нет холодного ветра, тут тихо и относительно тепло. На гребне гряды летом дует ветерок. В песках никогда не бывает грязи. Сколько бы ни шёл дождь, пески впитывают воду, на их поверхности всегда чисто. В Каракумах суше, чем в ближайших оазисах, меньше докучливых насекомых, совсем нет комаров и москитов, летняя жара в пустыне переносится легче, чем в городах и сёлениях.

Чудесные ночи бывают в Каракумах! Воздух чист и прозрачен, в нём совсем нет той мельчайшей лёссовой пыли, которая в предгорьях Средней Азии образует помоху — сухой туман или мглу. Каракумские летние ночи полны свежести. Тихий спокойный сон приходит к уставшему путнику, он не страдает от духоты, которая часто мучает горожан Туркмении.

Может быть, пески страшны? Ведь в них с непривычки очень легко заблудиться и погибнуть от жары и жажды. Я не видел людей, которые лучше ориентировались бы на местности, чем туркмены кумли — жители песков. Наши экспедиционные проводники всегда вызывали у нас восхищение искусством ориентировки. Они часто вели экспедиции без троп, взявши определённое направление. Так шли два-три дня и неизменно выходили к нужному колодцу, к намеченному урочищу. Едва заметные ориентиры, ускользавшие от нашего внимания, служили им для отыскания колодца среди однообразных песчаных бугров или гряд.

Туркмены живут в Каракумах издавна. Для них пустыня — родной дом. Здесь хорошие пастбища для овец и верблюдов. Но конечно, человек, впервые попавший в пески, не может понять их и привыкнуть к ним. Такие случаи бывали.

На пришельца пустыня сначала производит тяжёлое впечатление. Когда я впервые попал в Каракумы, то вспомнил многое, что прочитал раньше о пустынях. Вот как описывает пустыню Николай Тихонов: «Японский художник Хирошиги сказал когда-то: „В моих картинах даже точки живут“. Такими точками в пустыне рассеяны люди. Одна медицинская работница около Пальварта призналась мне совершенно откровенно: „Я заплакала, когда въехала в пески в первый раз, мне стало так жалко свою жизнь, оставленных в России детей и так мутно на душе, что я ревела, как сумасшедшая, целыми часами“.

Мой хозяин, закалённый пустыновед, рассказывал, как он, впервые пересекая пески до колодца Ширама, не мог удержаться от страха. «Страх охватил, — рассказывал он, — всё моё существо. Ты никогда не вернёшься назад, — говорил я сам себе, — ну, ты прожил сегодняшний день, а завтра к вечеру, наверное, погибнешь. Разве можно остаться живым в этих местах? И какая смерть: без пищи, без воды. А теперь пошёл уже пятый год, как я здесь, я ночью один шлялся в пустыне — ничего, только всякий раз, когда, с барханов возвращаясь, вижу культурную полосу, как-то легче дышится».

Пастухи же в пустыне проводят всю жизнь. Может быть, они от одиночества и однообразия выработали в себе привычку ничему не удивляться и ничего не желать? Вряд ли. У них желаний не меньше, чем у горожанина. Но поговорку: «Знакомый дьявол лучше незнакомого человека» — придумали, несомненно, они.

«Пустыня ужасна!» — стоит воскликнуть одному европейцу, как тотчас же другой закричит из своего угла: «Не лгите. Мало мест прекраснее пустыни». Я знал людей, влюблённых в ночи пустыни, в саксауловые леса, в ночные костры, в блуждание среди барханов, и знаю таких, чьи волосы в пустыне стали белее солончаков. Ощущения, несомненно, многообразны и противоречивы»[17].

И мои ощущения также менялись. В первые годы работ они были одни, а через несколько лет иные.

Мой спутник по многим каракумским маршрутам С. Ю. Геллер, ещё будучи студентом, поехал в пустыню. Он годы жил среди песков с пастухами. Ежедневно он наблюдал ветер, температуру, влажность воздуха. Молодой географ видел, как менялась жизнь в песках, как строились серные заводы в центре Каракумов, как прокладывалась к ним автомобильная дорога и в небе над пустыней появились самолёты. Он научился говорить по-туркменски, как туркмен, жил в юрте и пил чай, как настоящий кумли. Верхом на верблюде или осле Самуил Юльевич делал тысячи километров, изучая Каракумы, и через несколько лет не осталось такого глухого угла, где бы не был неутомимый исследователь. Жители Каракумов считали С. Ю. Геллера своим земляком и уважали его за то тонкое знание пустыни, которое достигается годами. Он научил меня смотреть на неё без страха, понимать её своеобразие и очарование, которое не увидишь неопытным глазом.

Песчаная пустыня не однообразна, в ней много неожиданного. Если посмотреть на пески Средней Азии, то кажется, что они застыли в каком-то хаотическом беспорядке. Но это только первое впечатление, которое исчезает у внимательного наблюдателя. В науке имеется разработанная классификация форм песчаного рельефа. Наиболее распространены пески грядовые, располагающиеся длинными параллельными грядами, бугристые, барханные. По окраинам пустынь сравнительно часто встречаются равнины, прикрытые тонким слоем песка, без заметных песчаных скоплений; их называют песчаными равнинами или песчаными степями, хотя последнее определение и малоудачно.

На окраинах Каракумов, там, где с песками граничат плато, сложенные коренными породами, можно видеть чинки — высокие обрывы. Среди песков нередки такыры. Это удивительная форма земной поверхности. Путешественник вдруг замечает гладкую, твёрдую глинистую площадку, лишённую или почти лишённую какой бы то ни было растительности. Такие площадки иногда достигают 70 километров в длину. Глинистая поверхность такыра растрескивается на отдельные многоугольные шашки, напоминающие сверху пчелиные соты. Такыры бывают так тверды, что лошади проходят по ним, не оставляя следов. Во время дождей глинистая корка размокает, делается вязкой и скользкой, а при больших дождях такие площадки, располагающиеся в котловинках между песками, превращаются на короткое время в озерки с мутной, но пресной водой.

Поверхность такыров — хорошая водосборная площадка, где скапливается дождевая вода, питающая колодцы.

Аулы по 5—20 юрт в каждом приурочиваются обычно к краю такыра, под защиту какой-либо высокой песчаной гряды и по возможности вблизи колодцев. Большие аулы, состоящие из многих десятков или сотен юрт, в Каракумах сравнительно редки, так как воды недостаточно, чтобы обеспечить население и принадлежащий ему скот. Для лучшего водоснабжения обычно на такырах копают по нескольку колодцев.

Другое интересное образование пустынь Средней Азии — это шоры, или соры. Слово это в форме «шур» в иранских языках означает «соль». В Восточной Сибири и в Казахстане говорят «сор», и сибиряки понимают под этим словом «мелкое озеро», а казахи — «солончак». И в Средней Азии «шор» значит «солончак». Среди песков или в глинистых пустынях, там, где близко залегает уровень грунтовых вод, питающих солончак, образуются такие шоры, иногда твёрдые с растрескивающейся корочкой, иногда мягкие или, как говорят, пухлые. Под солончаками залегают солёные грунтовые воды. Растительность на шорах редкая и представлена только одиночными кустиками солянок.

Как создались разнообразные формы песков? Какие факторы создали формы барханные, грядовые, бугристые? Как возникли большие, глубокие котловины в песках, гладкие глинистые такыры, поражающие своими твёрдыми паркетными днищами, пухлые солончаки, обрывистые стены останцовых плато и возвышенностей? Каков рельеф подстилающей материнской поверхности, на которой многометровым слоем лежит песок? Наконец, откуда сам песок в таком изобилии?

Стоит внимательно приглядеться к деталям, и ворох всех этих вопросов встаёт перед исследователем. Решать их нелегко, так как современная поверхность сильно изменилась вследствие работы ветра, дождя, резких колебаний температуры, деятельности человека и т. д.

Песчаный рельеф создавался главным образом работой ветра. Ветры в пустынях — хозяева, они приносят миллионы и миллиарды песчинок, откладывая их в определённых местах, создавая те или иные формы песчаного рельефа. Другим фактором, очень важным, является растительность. Кустики пустынных растений становятся иногда тем препятствием, которое способствует задержанию и накоплению песков, созданию бугра. Растительность, закрепляя пески, нейтрализует энергию ветров. Разные формы песков объясняются разными направлениями господствующих ветров. Но почему эти формы так разнообразны на сравнительно небольшой территории? Сочетание господствующих ветров, их смена в течение сезона, сила, изменение направления под влиянием гор — всё это приводит к пестроте в распределении различных форм песков. В последнее время некоторые исследователи стали объяснять происхождение наиболее распространённых типов песчаных скоплений деятельностью текучих вод — больших и многочисленных водных потоков, когда-то в далёком прошлом отлагавших гряды песков, похожих на речные дюны в дельтах современных крупных рек. Однако эта точка зрения не получила всеобщего признания и не имеет большого количества сторонников.

Барханные пески в Каракумах нередки, но они имеют сравнительно небольшую площадь распространения и приурочены к колодцам, к пограничным с оазисами районам, к долине Амударьи, где ширина полосы барханных песков достигает 50—100 километров. В большинстве случаев барханные пески образуются от чрезмерного выпаса и уничтожения растительности животными и человеком. Происхождение барханных песков в амударьинской полосе объясняют развеванием речных осадков Амударьи и энергичной деятельностью ветров, дующих здесь в разных направлениях. То же самое имеет место и в юго-западной Туркмении, где присутствие небольших массивов барханных песков связано с сильными местными ветрами.

Отличают барханные пески от барханов. В пустынях Средней Азии есть и те и другие. Барханные пески лишены растительности, они оголены, и верхний слой их перевевается ветрами, но основание их неподвижно, только гребень барханной гряды курится при ветре и меняет своё положение в течение года. Большие гряды таких песков, соединяясь, образуют барханные цепи, относительная высота которых в отдельных точках может достигать 20—40 метров, редко больше. Встречаются и одиночные очень большие барханы, пески по их окраинам и на гребне также перевеваются ветрами, но основание бархана остаётся всё время на одном месте.

Настоящий подвижный бархан в пустынях — это обычно небольшой песчаный холмик высотой всего 0,5—2,5 метра и только в редких случаях выше. Такой маленький бархан — подвижное образование, он весь двигается по направлению ветра, поэтому настоящие барханы встречаются только на твёрдых грунтах, особенно на такырах, лишённых растительности. Такие грунты оказывают очень слабое сопротивление движению бархана. Характерна его форма — серп, молодой месяц, причём подветренный склон у него крутой, наветренный пологий, а рожки месяца всегда обращены в ту сторону, куда дует ветер. Переменит ветер направление — и все барханы, как по команде, перестроятся, рожки серпов постепенно переместятся, а склоны их поменяются своими формами.

Барханы обычно встречаются группами. Они образуют своеобразную поверхность барханных полей. Если барханы расположены негусто, то по твёрдой поверхности такыра можно двигаться даже на автомобилях, лавируя между песками, а иногда с разгона перескакивая через них.

Кончается твёрдый грунт — исчезают барханы, и пески образуют бугристые, ячеистые, грядовые формы, в закреплении которых первая роль принадлежит растительности.

Мы часто видели барханы по окраинам Хорезмского оазиса, на востоке Сарыкамышской низменности, в юго-западной Туркмении.

Песчаные равнины занимают значительные пространства по окраинам Каракумов — в Сарыкамышской низменности, в междуречье Амударьи — Мургаба — Теджена. Особый ландшафт представляет равнина между Копетдагом и Каспием, где на ровной такырной поверхности, изрезанной во многих направлениях сухими руслами, располагаются окружённые солончаками острова песчаных массивов и возвышенностей, сложенных коренными породами.

Происхождение пустыни Каракумы объяснялось по-разному. Некоторые исследователи утверждали, что Каракумы — это не что иное, как дно большого моря. Поверхность этого дна позже была переработана выветриванием. Другие считали, что каракумский песок в течение очень длительного времени приносился в Туранскую низменность с гор, которые, разрушаясь, давали материал для образования песка. Сухой климат способствовал переносу и накоплению песка и лёссовой пыли, которая также обычна в Средней Азии, где образует плодородные лёссовые равнины.

Пески созданы реками. Казалось бы, какая связь между ними, что вообще общего у рек с безводными песками, раскинувшимися на сотни тысяч квадратных километров в Азии и Африке? И всё же именно реки сформировали громадные массивы песчаных пустынь.

Истоки рек, окружающих пустыни, лежат высоко в горах; зти реки питаются снегами и ледниками. Вырываясь с гор на равнины, реки теряют свои запасы. Одна часть воды уходит в рыхлые грунты; фильтруясь сквозь землю, она образует слой подземных вод. Другая часть расходуется на испарение, весьма значительное в сухом и жарком климате. А третья разбирается человеком для орошения оазисов, для снабжения больших и малых городов.

Нередко реки иссякают в борьбе с суровой природой и слепо кончаются в песках, образуя сухие дельты. Таковы, например, Мургаб и Теджен в Туркмении, Зеравшан и Кашкадарья в Узбекистане, Чу в Казахстане, Керия в Таримской впадине и много других. Только очень полноводные реки пересекают пустыни, но платят за это солидную пошлину. Так, великая центральноазиатская река Тарим доносит до озёр Лобнор и Карабуранкёль только 20 процентов той воды, которую она собрала в горах Тянь-Шаня и Куньлуня. Мощная Амударья несёт с гор в среднем за год 64 кубических километра воды, а в Аральское море она сбрасывает из них только менее 40 кубических километров, и с каждым годом это количество уменьшается. Разница между этими величинами приходится на естественные потери и забор воды человеком для орошения и обводнения. Почти половину запасов оставляет на своём пути и Сырдарья. Увеличение забора воды на орошение и водоснабжение городов и промышленности приведёт в конце концов к тому, что ни Амударья, ни Сырдарья не в состоянии будут снабжать Аральское море. С момента полного прекращения поступления воды в Аральскую котловину пройдёт всего каких-нибудь 40 лет, как от широкого моря останется относительно небольшой солончак или солёное озерко в самом глубоком месте. Они будут питаться выклиниванием подземных вод.

Все большие песчаные пустыни Азии располагаются в непосредственной близости от высоких и массивных гор, часто пески начинаются сразу у подошвы хребтов и тянутся на подгорных равнинах и в межгорных котловинах на сотни километров.

Песчаная пустыня Алашань протянулась между горами Нанынаня в Китае и Гобийским Алтаем в Монгольской Народной Республике. Пески Джунгарии занимают низменные места между горами Монгольского Алтая и Тянь-Шаня. В глубокой орографически изолированной Таримской впадине между Куньлунем и Тянь-Шанем простирается самая безводная в Азии пустыня Такла-Макан, голые пески здесь вовсе лишены растительного покрова.

И песчаные пустыни советской Средней Азии тоже располагаются у гор Тянь-Шаня, Парапамиза, Копетдага. Это пески Сары-Ишикотрау, Муюнкум, Кызылкум, Каракумы.

Теперь пески хорошо изучены, их вещественный состав исследован под микроскопом минералогами, выяснен гидрологический режим рек пустынной зоны, их русловые процессы, приводящие к блужданию русел по плоским равнинам, сложенным рыхлыми осадками. Все яснее и доказательнее кажется теперь теория накопления песков и происхождение песчаных пустынь.

В прошлом, когда реки, текущие в Средней и Центральной Азии с гор на равнины, были более мощными, они несли больше воды, скорость течения превышала современную. В ледниковую эпоху в горах Тянь-Шаня, Памира, Гиндукуша, Куньлуня, Алтая, Нанынаня скапливались громадные запасы льда и снега. В межледниковые периоды и после окончания оледенения происходило их энергичное таяние, и массы воды устремлялись с гор на окружающие равнины. Эти потоки размывали горные породы, они несли много мути, песка, мелкого камня и даже валуны. Более тяжёлые фракции осаждались близ гор или в межгорных котловинах, где энергия потоков падала, а пески и ил уносились дальше и откладывались на равнинах. Так накапливались песчаные толщи.

Современные реки Внутренней Азии тоже очень мутны. В летнее время, когда проходит 70—80 процентов всего годового стока, в одном кубическом метре воды содержатся десятки килограммов минеральных осадков. Так, река Каракаш в Таримской впадине во время паводка несёт до 40 килограммов взвеси в каждой тонне воды.

Гидрологи подсчитали, что в течение года со всей площади бассейна Вахша, на котором строится мощная Нурекская гидростанция, ежегодно смывается 2612 тонн материала с каждого квадратного километра. А куда же они переносятся? На равнины, расположенные под горами, в долину и дельту Амударьи.

Насыщенность твёрдыми осадками речной воды приводит к заиливанию неустойчивых русел с низкими берегами на плоской местности, переполнению илами и песками речного ложа. А это в свою очередь вызывает смещение водных потоков, выработку новых русел, их блуждание и миграцию рек. Этот процесс наблюдается и в наши дни, и с ним связаны перемещения озёр типа Лобнора, загадка которого в течение полувека занимала умы учёных, пока не была установлена причина, характерная для нижних дельтовых частей рек, протекающих по равнинам, сложенным речными рыхлыми и легко размываемыми осадками[18].

Если миграции рек, особенно чётко заметные в Таримской впадине, — обычное явление в нашу эпоху, то можно легко представить, каких масштабов достигали перемещения рек в прошлом. Тогда водные потоки были более обильными и несли воду, гораздо сильнее насыщенную твёрдыми осадками, чем современные реки. Такие миграции захватывали громадные площади, на которых водные потоки оставляли свой груз, накапливая пески, создавая песчаные массивы.

Интересно, что минералогический состав песков какого-то района в общем повторяет минералогический состав коренных горных пород, распространённых в бассейне реки, которая выносила с гор материалы для образования песчаных толщ именно данного района. Так, пески Каракумов, принесённые Амударьей, отличаются от песков, отложенных рекой Мургаб или Теджен.

В условиях влажного климата громадные скопления песков сразу стали бы субстратом для развития энергичных почвообразовательных процессов и растительности, как это имеет место в ряде районов Русской равнины, где на песках растут боровые леса и другие растительные сообщества. Но в условиях пустыни при её сухости почвообразование угнетено, растительность развивается слабо, а в тех местах, где осадки ничтожны (как, например, в Такла-Макане), её вообще нет. В таких случаях пески энергично перевеваются ветрами, которые собирают песчинки в ряды, барханы, создают и другие скульптурные формы. Перевевая пески, ветры также выносят тонкие пылеватые частицы и откладывают их на склонах ближайших гор, а если горизонт открыт, то пыльные воздушные потоки могут ощущаться за сотни километров от места их образования.

В Таримской впадине, где очень распространены пылеватые отложения и ничтожна растительность, даже слабые ветры вызывают пыльные туманы или помоху, которая держится сутками. Тогда видимость сильно ухудшается и кажется, что солнце на небе висит багровым диском. Тусклый свет его не может разорвать мглу.

Сильные ветры поднимают массу пыли, к мгла сгущается, а в приземном слое они несут и песчинки. По поверхность песчаной пустыни, плотно закреплённой растительностью, образующей крепкую дернину, практически не испытывает влияния ветра. В Каракумах на тех участках, где много осоки, злаков, различных кустарников, даже энергичные позднеосенние ветры не могут сколько-нибудь заметно запылить атмосферу и затемнить горизонт, он остаётся далёким, а воздух прозрачным.

Каракумы занимают примерно 80 процентов всей площади Туркменской ССР и простираются от Узбоя и Сарыкамыша на западе до Амударьи на востоке, от Хорезма на севере и до подгорных равнин Копетдага и предгорья Парапамиза на юге. В широтном направлении Каракумы пересекаются Унгузом — цепочкой сухих шоров и такыров, на север от которой мысами возвышаются обрывы материковых песчано-глинистых отложений. Высота североунгузских обрывов по отношению к впадинам Унгуза колеблется от 60 до 80 метров и на восток от Серного завода Достигает 220 метров над уровнем моря.

До последнего времени считалось, что область к северу от Унгуза, то есть Северные, или Заунгузскис, Каракумы, — это плато, или «плоская возвышенность». Как показали исследования нашей экспедиции, плато это уже сильно расчленено. Северные Каракумы представляют чередование меридионально вытянутых, порой очень узких, сложенных коренными породами гряд (кыров) с котловинами, расположенными между ними. Относительные высоты этих гряд 25—40 метров. На западе попадаются котловины, глубина которых по отношению к окружающим грядам доходит до 60—70 метров.

На самом севере кыровый рельеф уступает место грядовым пескам, характерным для южных Каракумов. Такыры на север от Унгуза очень редки и встречаются только в северо-западной части. Высоты Каракумов, как Северных (Заунгузских), так и Южных, примерно одни и те же: возрастают с севера на юг — от Хорезма к Унгузу, где резко падают, и опять увеличиваются к Копетдагу. Абсолютные высоты Туркменских Каракумов колеблются на западе от 0—80 метров до 300—350 метров в юго-восточных частях пустыни.

В Каракумах давно были известны запасы серы и нефти, но только при Советской власти началась их промышленная разработка.

В Западной Туркмении, среди обширных песков и солончаков близ горы Небит-Даг возник большой нефтепромышленный район. Туркменская нефть хорошего качества, и здесь имеются предпосылки для дальнейшего промышленного развития. В разных местах Каракумов открыты и очень большие месторождения газа. Ныне уже не работают серные заводы в центральной части пустыни. В юго-восточном углу Туркмении, близ Амударьи, открыты большие запасы хорошей серы в месторождении Гаурдак. Это название прямо указывает на наличие серы и расшифровывается так: Кукурт-Даг, то есть «серная гора». Оказалось гораздо более выгодным разрабатывать серу в Гаурдаке, чем в Каракумах. Но зато именно в Центральных Каракумах в 1959 году забил первый мощный газовый фонтан.

С тех пор в районе Серных бугров, у посёлка Дарваза (что в переводе значит «ворота») и во многих других местах пустыни было обнаружено немало газовых месторождений. Туркмения стала богатейшим резервуаром природного газа. А из посёлка Ачак в северо-восточной части Заунгузских Каракумов протянулась «голубая река» к центральным районам СССР — к Москве.

Каракумы на глазах моего поколения меняют своё лицо. Когда я их посетил впервые, тогда ещё ничего не знали о сокровищах, скрытых под песками, местами покрывающими коренные породы мощным слоем в 500 и даже 600 метров. А теперь кумли стали геологами, механиками, буровиками, ирригаторами. Они-то и меняют облик родной пустыни.

Пески с их пастбищами используются для выпаса верблюдов и особенно овец, в том числе каракульских.

В пустыне, в тех местах, куда достигают воды, текущие с гор Памира, Парапамиза и Копетдага, возникли оазисы. Это совсем особый ландшафт, которому присуща богатейшая культурная растительность. Резко выделяясь зелёными красками на фоне серовато-жёлтых пустынь, оазисы говорят о победе человека, отнявшего у скупой природы сухие территории и превратившего их в цветущие края. Борьба за расширение оазисов продолжается и поныне. С вступлением в строй новых оросительных сооружений территории, вчера ещё безжизненные и мёртвые, сегодня зацветают весёлыми красками полей и садов.

«Родит вода, а не земля» — говорит туркменская пословица. Советский человек изыскал новые источники, подвёл воду по каналам к безводным окраинам пустыни, где есть большие плодородные участки пустующих земель, тем самым расширив площади оазисов. Эта грандиозная работа продолжается.

Наступление на пустыню и рождение оазисов связаны с орошением. Самый мощный источник пресной воды в Туркмении — Амударья. Но она течёт по восточной окраине республики и далеко, очень далеко нужно перебрасывать речную воду в засушливые районы запада, где есть большие массивы хороших земель, годных для земледелия, и где стремительно развивается нефтяная промышленность и вырос город Небит-Даг (в переводе с туркменского — «нефтяная гора»).

В послевоенные годы возродился проект переброски вод из дельты Амударьи на юго-запад Туркмении с использованием древнего, ныне сухого русла Узбоя. Оно пересекает пустыню с востока на запад, чётко сохранилось в рельефе и оказалось уникальным образованием, которое уже давно привлекало внимание исследователей Средней Азии. Об Узбое писали географы, геологи, археологи, историки. О нём коротко расскажу и я.

Мне многократно приходилось видеть Узбой. Хорошо помню первое знакомство с ним. Как-то под вечер мы подошли к Узбою. Перед нами лежало сухое глубокое русло некогда протекавшей здесь реки. Голубыми оазисами на сером дне выделялись солёные озера. Белая кайма крепкой соли, точно свежевыпавший снег, окружала их прозрачную воду.

За ужином мы ели кашу — на зубах хрустел песок; мы пили чай — в нём ощущалась соль. От духоты и выпитого чая рубашки быстро пропитывались потом; когда они высыхали, то становились твёрдыми и гладкими, как накрахмаленные, а при сгибании лопались, как перепревшая кожа.

После трудового и жаркого дня, когда большие звезды зажглись на чёрном небе и начали свой путь вокруг «железного столба»—Полярной звезды, мы слушали у костра историю о попытках Петра I вернуть Узбою амударьинскую воду, чтобы воспользоваться им как водным торговым путём из России в сказочную далёкую Индию.

Внизу, у озера, во мгле белела соль. Казалось, что там беззвучно бушует море, ходят белые барашки волн. Дрожало пламя костра, освещая небритые лица, трещал огонь — сухие стволы саксаула горели прекрасно. Кругом на сотни километров расстилалась тихая пустыня. Спокоен и нетороплив был голос рассказчика.

В начале XVII века туркмен Ходжа Нефес добрался до Петербурга и сообщил царю, что в стране, лежащей при реке Аму, добывается песочное золото и что хотя река эта, впадавшая раньше в Каспийское море, узбеками отведена в Аральское море, но, перекопав плотину, можно обратить реку в её прежнее русло. Это сообщение заинтересовало Петра, и он приказал организовать большую экспедицию, которая должна была разыскать у берегов Каспийского моря прежнее устье Амударьи, построить здесь крепость, а после этого «ехать к хану хивинскому послом, а путь иметь подле той реки и осмотреть прилежно течение оной реки, также и плотины, ежели возможно, оную воду обратить в старый ток, к тому же прочие устья запереть, которые идут в Оральское море».

Так было положено начало изучению Узбоя и восточного берега Каспийского моря. В старину это море русские называли Хвалынским, то есть Хорезмийским. Важнейшая роль в этом изучении принадлежала обрусевшему кабардинскому князю Александру Бековичу-Черкасскому.

Сурово и неприветливо восточное побережье Каспия. Крутые скалистые берега стеной возвышаются над морем. Камень и скалы. Горе неопытному путешественнику, попавшему сюда: о предательские подводные камни разобьётся судно и пойдёт ко дну у самого берега.

А за этим!; белыми отвесными обрывами простирается на многие сотни километров обширная глинистая пустыня Устюрт. Редко-редко на горизонте виден бугор пли поставленный у тропы дорожный знак, сложенный из плит известняка. Издали заметён этот знак. На нём видны лоскутки прогнившей материи, куски кожи, дерева и другой рухляди, оставленной в виде жертвы злым силам суеверными и богобоязненными странниками.

На севере полуострова Мангышлак, на мысе Тюб-Караган, среди камней и воды в 1716 году была построена русская крепость, вторая крепость была построена на юге, близ нынешнего Красноводска. Эти крепости стали форпостами Русского государства в Средней Азии.

В 1717 году из Гурьевского городка по направлению к Хиве по новым, малоизвестным путям вышел большой отряд русских войск в 3 тысячи человек. Транспорт, обслуживавший этот поход, растянулся на несколько километров. Это и было посольство Бековича-Черкасского к хивинскому хану. Главным проводником экспедиции был калмык Манглай Кашка, а при нём десять его земляков, составлявших как бы совет проводников.

Потянулись длинные дни походной жизни. Падали верблюды, падали не привыкшие к солёной воде лошади. Как-то утром обнаружили исчезновение всех проводников и самого Манглая Кашки. Дальше вести отряд в Хорезм пришлось туркмену Ходже Нефесу. Шли по безводному Устюрту. Рядом с существующими колодцами приходилось рыть ещё по 30—40 новых колодцев, для того, чтобы напоить людей и большое количество караванных животных.

Между тем Манглай Кашка со спутниками спешно скакали в Хорезм, чтобы сообщить хивинскому хану о походе русских. В Хиве приготовились встретить отряд Бековича-Черкасского огнём и мечом. Хан собрал 15 тысяч джигитов, но, не рассчитывая разбить русских в открытом бою, пустился на хитрость. Хан пригласил Бековича-Черкасского к себе быть гостем и братом. Доверчивый князь согласился. Разделив русское войско на пять частей и расположив его в разных городах, хивинский хан приказал начать избиение всех русских одновременно в одну и ту же ночь. Самого Бековича настигла смерть в посёлке Порсу: его раздели догола и зарубили саблями. Мало кто остался жив после этого побоища. Ходжа Нефес, спрятавшись в телеге под шубами, пролежал там три дня, а затем, замаскировавшись и оседлав коня, он поскакал в Россию и первым принёс известие о трагической гибели отряда. Другой оставшийся в живых свидетель, уральский казак Михайло Белотелкин, получил немало ударов саблями по шее и плечам. Удар в голову свалил его на землю. Решив, что он убит, хивинцы оставили казака в покое. Ночью Михайло уполз в пойму реки, залез в густые кустарники и отлёживался там несколько дней, питаясь травами и ягодами. Затем он бежал. В пути Михайло встретился с таким же, как он, беглецом и вместе с ним добрался до Гурьева городка и Астрахани.

Так замысел Петра I разрушить плотины на Амударье, преграждавшие путь воде в Узбой и Каспий, запереть протоки, идущие в Аральское море, а также найти песочное золото у города Еркеть остался неосуществлённым.

Как мы теперь знаем, никаких искусственных сооружений типа плотины, о которой Петру I говорил Ходжа Нефес, не существовало. Считают, что Амударья закрыла свои выходы на запад собственными наносами, которые ежегодно отлагаются в большом количестве.

Амударья в последние столетия подмывает и рушит правый берег, отходит на восток. Правда, были «броски» неудержимой реки и на запад, но они были кратковременными. Перемещение реки на восток привело к тому, что многие западные рукава отчленились от неё, лишились питания, высохли. Население Хорезма должно было прилагать громадные усилия к поддержанию водоносности оросительных каналов.

Причиной исчезновения Сарыкамышского озера и Узбоя могло быть и понижение уровня Аральского моря, что привело к углублению основного русла Амударьи и усыханию западных её протоков. Вся вода ринулась в Арал. Высохла Сарыкамышская дельта Амударьи, высохло Сарыкамышское озеро, умер Узбой.

Уже погас костёр. На востоке показался яркий Сириус. Внизу, всего в нескольких десятках метров от нас, лежало сухое русло реки, которой так интересовались столетия назад и не перестают интересоваться и в наше время. Многие советские экспедиции вновь изучают русло Узбоя, Сарыкамышскую котловину и старые русла Амударьи.

Судя по некоторым историческим источникам, всего несколько столетий назад по Узбою действительно ещё текла прекрасная амударьинская вода, часть которой вытекала из Сарыкамышского озера в Каспий. Завоеватель Азии хромой Тимур отправлял суда от устья Узбоя вверх. В XVI веке купец Антоний Дженкинсон, один из немногих достигший в то время Хорезма, описывает большое пресное озеро там, где теперь пустыня. Из описаний некоторых восточных географов можно сделать вывод, что ныне сухие русла — это некогда полноводные реки, берега которых были густо населены.

Вот выдержка из труда хорезмийского автора Абульгазн: «…весь путь от Ургенча до Абуль-Хана[19] был покрыт аулами, потому что Амударья, пройдя под стенами Ургенча, текла до восточного склона горы, где река поворачивала на юго-запад, чтобы направиться затем на запад и излиться у Огурчи в Мезандеранское[20] море. Оба берега реки до Огурчи представляли сплошной ряд возделанных земель, виноградников и садов. Весной жители удалялись в горы, а во время комаров и слепней они отгоняли свои стада к колодцам, находящимся в расстоянии одного или двух дней пути от реки, к которой они приближались, лишь когда насекомые пропадали. Вся страна была очень многолюдна и в самом цветущем состоянии»[21].

В цитате речь идёт о начале XVI века. Это свидетельство хорезмийского писателя, как и показания других авторов, в течение долгого времени принималось за бесспорное доказательство жизни Узбоя в средние века, хотя единства мнений так и не было.

Для науки сейчас совершенно очевиден факт исчезновения реки, некогда протекавшей по Узбою. Амударья переменила русло, вся вода пошла в Аральское море, край стал пустыней. Только песчанки, лисицы да тонконогие каракумские антилопы нарушают покой мёртвых территорий.

Первым из учёных, доказавшим, что Узбой — это речное русло, был Владимир Афанасьевич Обручев. В 1886 году он уехал в Туркмению, или, как тогда писали, Закаспийский край. Это была первая экспедиция выдающегося геолога и географа, который показал, что Узбой был самостоятельной рекой, вытекавшей из Сарыкамышской впадины и впадавшей в Каспийское море. До экспедиции В. А. Обручева не было известно о происхождении Узбоя. Одни считали, что это морской пролив, по которому шёл обмен каспийскими и аральскими водами, другие утверждали, что Узбой — это овраг, созданный ливневыми потоками, каких много, например, в Сахаре, где арабы называют их вадями (уадями). Такой точки зрения придерживались К. Богданович и немецкий учёный И. Вальтер, много лет изучавший пустыни мира и написавший известный труд «Законы образования пустынь». Экспедиции Института географии Академии наук СССР 1934 года подтвердили представления В. А. Обручева.

Географы установили, что Узбой — действительно хорошо сохранившееся русло большой реки, некогда пересекавшей закаспийские пустыни, но что эта река и Амударья — не одно и то же. Амударья при своей величине не могла в узбойском русле вместить и половины своих вод. Узбой был самостоятельной рекой, имевшей начало в Сарыкамышском озере. Он впадал в Балханский залив Каспийского моря. Сарыкамышское же озеро питалось частью вод Амударьи. Таким образом, Узбой можно сравнить с Волховом или Свирью, то есть реками-протоками между озёрами.

Когда же прекратилось течение воды по Узбою, когда стала мёртвой его долина, так хорошо сохранившаяся по сей день?

Сухое русло Узбой и пески Каракумы

На этот вопрос помогли ответить археологи. Развалины городищ по Узбою, о которых много писали историки, оказались остатками караван-сараев, обслуживавших древний путь в Хорезм. «Водопровод» у большого такыра и колодца Акяйла, оказывается, функционировал тогда, когда в Узбое воды уже не было, жёлоб наклонно падал в сторону русла и не мог поднимать и подводить воду из Узбоя. Следы земледелия по Узбою небольшой давности — незначительные сельскохозяйственные участки, которые орошались водой из пресных узбойских озёр или путём сбора такырных вод. Не было больших ирригационных участков и в античное время. Так говорят археологи. «Вопросы Узбоя, мне думается, должны уйти из ведения историков и остаться сферой географов, геологов и археологов-первобытников», — пишет профессор С. П. Толстов[22].

В другой, более поздней работе этот же автор считает, что основной причиной смерти Узбоя явилось создание разветвлённой ирригационной системы в Хорезме в античное время, которая потребовала громадного количества воды, что и привело к усыханию Сарыкамышского озера. Таким образом, данные археологии говорят, что ещё к началу первого тысячелетия до нашей эры Узбой существовал как живая река. Античность была периодом его усыхания[23]. Свидетельства Абульгази, по мнению археологов, относятся не к Узбою, а к Дарьялыку[24], по которому действительно и в наше время прорывается амударьинская вода. Хорезмийский историк был прав, когда писал о густом населении, многочисленных стадах животных и зелёных пашнях, расположенных по долине Узбоя. По мнению С. П. Толстова, здесь базировались кочевья туркмен, уходивших время от времени в глубь пустыни.

Среди восточных писателей средневековья нет единого мнения о времени, когда вода текла по Узбою. Изучая хорезмийские и арабские источники и ссылаясь на Абульгази, известный русский востоковед В. В. Бартольд считал, что в средние века Узбой был живой рекой до 1573 года, когда течение воды прекратилось[25]. А вот географ XIV века Омари писал: «Джейхун[26] поворачивает в солёное озеро, в которое впадает река Шашская[27]. Кто же полагает, что Джейхун впадает в море Кользумское[28], тот ошибается; ему показалось, что только так вследствие величины этого озера».

Как же решается вопрос о том, в какие времена Узбой был живой рекой и в какие мёртвой. В последние годы учёные, работавшие в Сарыкамышской котловине, обнаружили на её склонах следы водоподъёмных сооружений и древнюю, но ясную сеть оросительных канавок. Какими водами могли земледельцы орошать пашни? Ведь кругом нет ни рек, ни пресных озёр. Жители могли брать воду только из древнего Сарыкамышского озера, которое, а это уж бесспорно, питалось Амударьей, отдававшей часть своих запасов через западные рукава.

Только в последние годы стала ясной картина недавней жизни Узбоя и Сарыкамышского озера. Действительно, в XV и XVI столетиях Амударья какую-то долю своей воды несла в Сарыкамышскую котловину. Когда уровень озера достигал сливного горизонта, вода поступала в Узбой, и река оживала. Таким образом амударьинская вода доходила до Каспийского моря. От того, сколько воды сбрасывала Амударья в Сарыкамыш, зависела жизнь Узбоя. Когда уровень Сарыкамышского озера падал, умирала река в Узбое, опять поднимался уровень — и вновь текла река к Каспию[29]. Таким образом, в Узбое вода была проточной только временами, непостоянно.

Этим и следует объяснить наличие следов оросительных систем на склонах Сарыкамышской котловины и отсутствие средневековых археологических памятников и следов древних пашен и арыков по долине Узбоя. Древняя Сарыкамышская дельта Амударьи орошалась её водами в средние века, здесь протянулись так называемые земли древнего орошения. А старые русла, лежащие на запад от Хорезма, русла древней дельты Амударьи, о которых мы писали, ещё несколько столетий назад действительно несли воду. Здесь сохранились большие городища и следы развитой архитектуры. И в наше время иногда река как бы вспоминает свой древний, покинутый ею путь. Во время особо больших паводков она прорывает берега, устремляется по старым руслам, орошая сухую, растрескавшуюся глину равнин, и порой доносит воду по руслу Кунядарьи (что по-туркменски значит «старая река») до самого Сарыкамыша. В 1878 году был очень сильный прорыв, когда вода затопила самые низкие части котловины и образовала озера глубиной до восьми метров. Прошёл паводок, снизился уровень реки, и всё осталось по-прежнему, как до наводнения. Под палящими лучами солнца высохла вода в Сарыкамыше, вновь появились солончаки; только колодцы в долине Кунядарьи ещё долго хранили вкусную прохладную воду.

Сравнительно недавно, в 1930 году, во время большого разлива амударьинские воды прорвались в староречье Кунядарьи и по нему дошли до Сарыкамышского озера.

Казалось бы, сколько хороших земель с плодородными почвами ждут своей очереди освоения на севере республики, в Ташаузской области — в древней Сарыкамышской дельте Амударьи, куда теперь не доходят воды этой реки. Если бы оросить многие пустынные места, расположенные на запад от оазиса Хорезма, то не одна тысяча гектаров бесплодной земли зацвела бы и дала плоды.

Но имеет ли смысл это делать? В последние годы раздаются голоса возражения против таких проектов. Однако не будем торопиться с их осуждением. Лучше послушаем «за» и «против».

Следует ли использовать землю древнего орошения в нашу эпоху, когда техническая вооружённость и научная мысль позволяют по-иному решать вопросы ирригации, чем это делали наши предки тысячу, две тысячи лет назад? Казалось бы, на такой вопрос ответ прост. «Да, следует!» — отвечают археологи и историки, изучавшие низовья Амударьи и Сырдарьи. Почему бы и нет, если эти земли давали сельскохозяйственную продукцию. Достаточно подвести воду из низовьев этих рек на пустующие поля, как они вновь зацветут ярким ковром зелени.

И тут возникают противоречия и сомнения. Прежде всего следует ответить на вопрос о целесообразности широкого использования земель древнего орошения в дельтах названных крупных рек Средней Азии и Казахстана в современную эпоху. Их низовья расположены на севере пустынной зоны; здесь тепловых ресурсов несравненно меньше, чем на юге Средней Азии, где за вегетационный период суммы эффективных температур достигают рекордных для СССР величин. В Хорезме сумма температур воздуха за период с устойчивой температурой выше 5° равна 4200—4500°, тогда как на крайнем юге Туркменистана, Узбекистана и Таджикистана она достигает 5600 — 5800 и даже 6000°. Именно в этих южных пограничных районах можно с успехом культивировать самые ценные позднеспелые сорта хлопчатника. Оказывается, что экономически более выгодно строить новые ирригационные системы не на землях древнего орошения в низовьях Амударьи и Сырдарьи, а в верхних и частично средних районах их бассейнов.

Земельных ресурсов в Средней Азии и Южном Казахстане немало, но невозможно оросить их имеющимися запасами влаги. Направляя речную воду для полива площадей в верхних и средних районах речных бассейнов, мы тем самым обрекаем на безводье или голодный паек их низовья. Одновременно ставится под сомнение возможность, а также целесообразность существования в будущем Арала.

Проблема ограниченности водных ресурсов и наиболее эффективного их использования в связи с ростом водопотребления в народном хозяйстве приобретает с каждым годом все большее значение. Уже сейчас мы строим новые каналы, которые орошают целинные земли на юге Туранской равнины. Это, конечно, более целесообразно с экономической и с физико-географической сторон. Самый грандиозный из каналов — Каракумский, который, начинаясь на востоке близ города Керки у селения Босага на Амударье, дойдёт на западе до Каспийского моря и тем самым пересечёт всю Туркмению на протяжении 1400 километров. Он уже в 1969 году потреблял более 7 кубических километров амударьинской воды в год, а с окончанием строительства его расход увеличится. Недаром этот канал туркмены любовно называют Каракумдарьей, то есть «каракумской рекой», «чудо-рекой». После завершения строительства он станет самым большим ирригационным и судоходным каналом на всём земном шаре.

Строительство Каракумского канала по существу уже определило и судьбу Узбоя. Теперь уже не возвращаются к идее об его использовании для пропуска амударьинских вод в юго-западную Туркмению.

Прошло четверть века после моей последней Каракумской экспедиции. Многое за это время изменилось в Туркмении. Это радует. В наших экспедициях 30-х годов не принимал участия ни один научный работник-туркмен, а теперь в Ашхабаде работает большой комплексный Институт пустынь.