"Моя политическая биография" - читать интересную книгу автора (Лимонов Эдуард)

глава XI. Региональные организации

Две первые — Ростовская и Екатеринбургская — появились у нас тотчас же после того, как сложилось московское интеллектуальное ядро партии. Из Ростова прислали письмо местные молодые лидеры Олег Гапонов и Иван Трофимов. Мы с Тарасом совершили путешествие в Ростов-на-Дону осенью 1994 года. Ещё висели, помню, в ростовских огородах помидоры, когда наш поезд приехал в Ростов. Гапонов был музыкант, некогда лидер довольно известной группы «Зазеркалье», если не ошибаюсь. Трофимов также был музыкант и автор текстов. Вместе они создали новую группу «Че Данс». Че, естественно, по имени Че Гевары, и «данс» — от dance — танцевать: «Чегеваровские танцы». Тексты их были далеки от весёлых танцев: «Делайте бомбы, убивайте банкиров», с припевом «ножи блестят путеводною звездою», — мы с Тарасом привезли эти тексты в Москву из Ростова, и они были достойно напечатаны в одном из первых номеров «Лимонки». Гапонов и Трофимов были очарованы тогда латиноамериканской революционной стихией: дома на стене у Гапонова висел вместе с флагом НБП — сандинистский флаг. Оба крепко дружили со студентами из Никарагуа, обучавшимися в местных вузах. Я бы сказал даже, что культ латиноамериканской революции царил в квартире Трофимова, где мы остановились.

Галонов и Трофимов собрали вокруг себя человек сорок или более единомышленников. Среди них даже был «бизнесмен» Олег Демьянюк — как полагается, с машиной, он владел небольшой фабрикой по пошиву обуви. В рядах партии был ещё один автовладелец — парень Костя. Нам с Тарасом ростовцы понравились. Правда, они были скорее кроваво-красные, крайне левые, но приятно было на них, здоровых молодых парней, смотреть, когда вечерами они допытывали у нас с Тарасом тонкости нового учения в квартире у Трофимова: гроздья людей сидели на полу вдоль стен, на стульях и кроватях. Лишь малая часть этих первых ребят остаётся сейчас в рядах партии. Остальные просеялись, ушли — текучесть кадров в политических движениях всегда была огромной. Я переживал текучесть кадров до тех пор, пока не прочёл где-то разительную статистику. Из 70 участников учредительного съезда партии Муссолини в марте 1919 года («сан-сепулькристи» — так их называли по имени церкви, в зале которой они собрались) в списки фашистской партии на выборах в июле 1921 года вошёл только один человек: Муссолини. Большинство участников 1-го съезда успело покинуть партию, ушли почти все футуристы — среди них впоследствии знаменитый режиссёр Тосканинни. Среди знаменитых участников революции 1905 года только Троцкий участвовал в большевистской революции 1917 года. А составы ЦК РСДРП или ВКП(б) менялись каждые несколько месяцев. Кто сейчас помнит о Дане или Мартове, портивших кровь Ленину так же, как мне портил её Дугин? Помнят только исследователи-историки. А между тем Дан был огромной проблемой для Ленина. А позднее — Мартов.

Россия — страна крайне централизованная, в этом, и только в этом, она похожа на Францию: там есть Париж и остальная Франция. И в России есть столица и вся остальная страна. Уже Германия или США устроены иначе. Страна чувствует притягательность и порочное очарование столицы, страна любит и ненавидит столицу. Российская же провинция устроена монотонно и однообразно. Областные города обычно с населением от 400 тысяч до миллиона всегда имеют ядро местной номенклатуры, — личный состав и резерв власти. Рядом с ядром власти есть ядро troublemakers — делателей неприятностей — местной оппозиции, конкурирующей с ядром власти. А помимо этого есть молодёжное ядро — молодёжная тусовка. Новизна нашей партии заключалась в том, что мы решили искать себе личный состав среди молодёжной тусовки, а не среди тусовки местной оппозиции. Скажем, Анпилов, или Терехов, или ЛДПР набирает себе людей из troublemakers-тусовки оппозиции. (Обычно это 30–50 человек на город, все друг друга знают и бегают из партии в партию. От Анпилова — к Жириновскому, от Жириновского — в «Конгресс русских общин», от КРО к ДПА и т. д.) Как устроен областной город и его политика, я понял ещё во время моих первых выборов в Твери. Притока свежих людей в число этих 30–50 личностей не происходило. Мы решили создавать партию из другого человеческого материала. Нас не смущало, что на первый взгляд молодёжная тусовка была в большинстве своём аполитична. Во всяком случае, таково было распространённое мнение, что аполитична. На поверку оказалось, что нет, совсем, ну совсем не аполитична. И вот мои прикидки, социальные наблюдения и вычисления начали сбываться. Ростовчане обратились к нам сами. Не беда, что они были крайне левые, мы добавили им правых взглядов. Впоследствии Гапонов и Трофимов не смогли тащить на себе груз партии. Уже года четыре руководителем партии в Ростовской области работает Костя Пудло, в мой первый приезд он был тоненьким малолеткой. Но, сменяя друг друга, камень на камень мы строим партию. Трофимов впоследствии сделался душой группы «Запрещённые барабанщики». Это он автор текста «Ай-яй-яй, убили негра». То есть таланты в НБП собрались неслабые.

Дима Волков, «самый высокий лидер регионального отделения Национал-большевистской партии», как я его шутя называл, был правый. Он знал Дугина ещё до партии, читал «Элементы», часто приезжал в Москву за правой литературой. В Екатеринбурге он общался с научной и гуманитарной интеллигенцией. (В 1997-м во время моего визита в Екатеринбург Волков, помню, познакомил меня с профессором Бакшутовым, учеником философа Лосева, а до этого присылал мне его книги.) При первой же встрече с Дмитрием Викторовичем Волковым я подумал, что он слишком хорош для нашей компании. Красивый, стройный гигант, с мужественным лицом, черноволосый, обычно одетый в костюм, он был на социальный класс выше обычного лидера нацболов. Наши региональные лидеры, позднее это выяснилось, были заведомо социально-неудовлетворённые личности: поэты, провинциальные журналисты, музыканты, панки, рабочие. Волков же выглядел вполне удовлетворённой личностью. Волков штудировал традиционализм: Эволу и Генона, мог довольно скучно говорить о традиционализме. До прихода к нам он уже успел побывать в РНЕ, но если для нас он был странен, то для серого состава РНЕ он был слишком блистателен. Я про себя обозвал Диму Волкова «плейбоем» и подумал, что он у нас долго не задержится. Но, на моё удивление, он задержался и даже без колебаний принял мою сторону в конфликте с Дугиным. Но он всё-таки ушёл, первое моё впечатление оказалось верным, он-таки был плейбоем, хорошо зарабатывал, ездил на автомобиле за 20 тысяч долларов, общался с богатой интеллектуальной богемой. Когда я приехал в 1997 году, он встретил меня на вокзале с кортежем из джипа и мерседеса. И тщательно контролировал, как потом оказалось, все мои контакты с национал-большевистскими массами. За те пять, кажется, лет, что он руководил екатеринбургским отделением НБП, ничего особенно героического отделение не совершало, а когда совершало, то без Волкова. Схватку с ОМОНом у здания университета, где студенты дрались под двумя флагами НБП, Волков проспал, схватку возглавил младший командный состав НБП. Отделение численно не очень выросло за годы, и это обстоятельство всегда вызывало у меня подозрения. Такой крупный центр, как Екатеринбург, мог дать куда больше рекрутов в НБП. При умелом руководстве численность могла достигнуть численности питерского и московского отделения, то есть многих сотен. Позднее, анализируя работу Волкова с ребятами из Екатеринбурга, с его помощником Русланом Фрольцовым, с товарищем Василием, я понял, что Волков держал отделение под контролем с помощью финансирования. Только у него были деньги, и он мог деньги достать. Потому против него не взбунтовался личный состав, как бывало в других регионалках. О деньгах здесь речь идёт лишь как о средстве работы партии: деньги на выпуск «Норд-Оста» — студенческой газеты НБП в Екатеринбурге, деньги на флаги, на помещения, пусть и небольшие, давал Волков. То, что красивый гигант-викинг руководил организацией в Екатеринбурге, на самом деле было нашим невезением. От какого-нибудь босоногого и невзрачного руководителя люди бы давно избавились. Он действовал магией своего тела, магией эрудиции. Он бросил НБП и даже остался должен деньги мне лично за многие тысячи экземпляров газет именно тогда, когда заниматься радикальной политикой стало опасно, в 1999 году. И ушёл в тот мир автомобилей, добродушных профессорских дискуссий о традиционализме, генеральских дочек и тёплой компании щебечущих о Геноне и Эволе интеллектуалов. Ну да и дьявол с ним. Страшный Суд над человеком происходит по результатам всей его жизни. Страшный Суд устраивает он над собой сам. И не один раз, и не один день, и не одну минуту длится этот Суд. И страшна собственная несостоятельность и ничтожность.

После этого лирического отступления уместно вспомнить ещё одну из первых наших организаций. Её создали наши ребята в городе Северодвинске: наши активисты, инженеры заводов «Звёздочка» и «Севмаш». Володя Падерин и Дима Шило. Создали в 1995 году и до сих пор успешно возглавляют. В 1996-м я ездил в Северодвинск инспектировать организацию и остался доволен. Володя Падерин, маленький, энергичный динамо-человек, сын рабочего-художника самоучки Анатолия Падерина — настоящий представитель рабочего класса. Причины, приведшие его в партию, ясны и конкретны. Он нагляделся на несчастье родного завода, видел, как в угоду договору с Америкой разрезают мощные подводные лодки, вырезают у них сердце — ядерный реактор, запаивают и отправляют в металлолом. Нагляделся, как ржавеют пустые стапеля заводов, не двигаются краны, как отправлены в досрочные отпуска за недостатком работы брезентоворобые роты и батальоны. Нагляделся, как пустеет Северодвинск, как из 250-тысячного города он съёжился до 150-тысячного, как бежит население из городков и посёлков Белого моря, на то, как умирают посёлки и города, запустевают и сливаются с вечным покоем северного пейзажа, — а наглядевшись, Володька вознегодовал. И вместе с Димой они создали отделение Национал-большевистской партии. Разрисовали город лозунгами. Стали распространять газету. Быстро сделались единственной живой радикальной партией Северодвинска. Испытали на себе гнев начальства. Когда к приезду американского министра обороны, явившегося на заводы с целью сладострастно испытать удовольствие от церемонии разрезания русской атомной подлодки, неизвестные умудрились начертать на лодке: «Yankee, go home!» — наши ребята подверглись гонениям ФСБ. Организация НБП в Северодвинске до сих пор существует под прежним руководством. По прошествии года или двух я понял технологию партстроительства.

Создать региональную организацию на самом деле значит прежде всего найти для неё лидера. Самое удобное взять уже готового молодёжного лидера из молодёжной тусовки, если свободного лидера нет, то можно взять энергичного фаната Лимонова, или Дугина, или Летова и назначить его руководителем регионального отделения. Нужно, чтобы кто-то начал. Нужно слепить вместе три-четыре человека, а дальше пойдёт. Если «фанат» способен пронести знамя Партии только год или полгода, то всё равно хорошо. Бывало, что не оказывалось лидера в молодёжной тусовке — то есть авторитета, того, на вкусы кого равняются, к словам прислушиваются, а мнение его много значит, вокруг которого всегда люди. Бывало, что не было под рукой фанатов Лимонова, Дугина, Летова. Тогда мы брали из местной оппозиции кого угодно: правого, реакционного, православного, левого анпиловца, случалось, и какого-нибудь жидоеда. На пока. На время. То есть иногда наши организации на местах начинали «старые правые» или «старые левые». Таких случаев было, впрочем, не более пяти.

Россия страна старая. Каждый город давно поделен номенклатурой. Молодёжи в своём городе места нет. Она должна добиваться достойного места под солнцем, действуя по правилам номенклатуры. Тогда после 20 лет борьбы, постарев, молодёжь получит часть власти. Но она уже будет не молодой. Вне пределов и вне досягаемости власти молодёжь существует в каждом городе в своём мире. Те, кто не встраивается в традиционное русское общество власти, ментов, криминалов и работяг, существуют вне его или на его границе — «en marge» — по-французски, отсюда совершенно правильное название «маргиналы», однако приобретшее в России пренебрежительный смысл. Партия рано поняла, что маргиналы — это социально неудовлетворённые личности, те, кто претендует на более высокое место в обществе, и уже поэтому они нужны нам, национал-большевикам.

Маргиналов, альтернативщиков мы стали собирать в партию. Впоследствии якобы Дугин взглянул на монстра — НБП — дело рук своих и ужаснулся. Но Дугин сам — маргинал. Во всяком случае был до 37-летнего возраста. И это лучшее в нем. Разумеется, мы не могли поехать в каждый регион и какое-то время оставаться там, изучать местную молодёжную тусовку и выбирать. Россия огромная страна, это не Германия, где Гитлер посылал Грегора Штрассера или Геббельса на север, и тот в два месяца делал организации в трех землях и основывал две газеты. У нас 89 регионов, громадные расстояния, ледяные пространства. Потому мы забрасывали в регионы удочку «Лимонки» и ждали. Клевало почти тотчас. Но срывалось десятки раз. Я предлагал работать с нами, организовать ячейку НБП каждому более или менее разумному адресату. Кто-то не соглашался сразу, многие соглашались, но оказывались неспособны, попадались люди вроде Логунова (надеюсь, я правильно помню фамилию и не обижаю какого-то другого человека). Этот парень продавал наши газеты, курсируя от Кисловодска до Минеральных Вод, прислал нам сотни анкет-заявлений о вступлении в партию, организовывал от нашего имени забастовки в городах Северного Кавказа в 1995 году, чтобы затем прислать нам письмо с Соловецких островов. Подписано было им, но к имени добавился ранг епископа. Епископ остался нам должен деньги за тысячи газет. На эти деньги он совершил паломничество с Северного Кавказа на Соловецкие острова. В чём он передо мной покаялся, завершив покаяние сообщением, что у него рак. Умер он от своего рака или нет — мне не известно.

То, что вокруг живого коллектива появляются мошенники — ничего удивительного. Раса мошенников — живая раса. Я даже не думаю, что этот Логунов был мошенником. Он был свихнувшимся молодёжным лидером.

Вокруг живого коллектива появляются и «чайники». В 1996-м начал усиленно посещать наши собрания по понедельникам некто Дима Ревякин. Тарас Рабко разъяснил мне, что Ревякин очень известный молодёжный идол — певец группы «Калинов мост», что я должен его поощрять. Я поощрил. Остановил его в штабе, сказал: «Ходите к нам? Ходите. И читайте нашу газету». Ещё что-то поощрительное добавил. Спустя некоторое время Ревякин попросился в партию. На День Нации я вручил Ревякину членский билет НБП у памятника Кириллу и Мефодию, под взглядами телекамер. Он был счастлив и пел в микрофон вместе с ещё одним певцом партии Сашей Непомнящим.

Спустя несколько дней дежурный постучался ко мне в кабинет. «Эдуард Вениаминович, Ревякин хочет поговорить».

«Чем могу, Дима? Садитесь». — «Я тут подумал. Задание Сибирского военного округа я выполнил. Я тут принёс вам заявление об уходе. Я выхожу из партии». Он протянул мне кусок бумаги. То, что он сказал, то там было и написано. Я посмотрел в его глаза. Они были абсолютно пустыми.

«Идите отсюда со своим заявлением. Здесь вам не продбаза. Будете состоять в партии вечно. Никакого ухода. Привет Сибирскому военному округу…» — «Но как же…» — «Идите-идите…»

Через несколько дней он угодил в психушку. Бракованный певец попался. Сейчас, говорят, опять успешно концертирует.

С самого дня основания к нам ломились музыканты. Отличные, здоровые парни, их вклад в партию неоценим. Егор Летов — билет № 4, покойный Сергей Курёхин — билет № 418, Селиванов («Красные Звёзды») — № 13, Игорь Жевтун — № 43, Сергей Троицкий («Паук») — № 14, наш старейший член НБП Сашка Аронов («День Донора»), Непомнящий и нет им числа. Даже ставшая недавно модной группа «Нож для Фрау Мюллер» — многолетние члены партии. О «Че Данс», Гапонове и Мартынове и «Запрещённых барабанщиках» я только что упоминал. Попутчиков же тьма: Вадим Степанцов, Тегин, даже группа «Ленинград». В партии уже с год состоит Сантим («Банда четырёх»). На этом остановимся. Вернёмся к «Лимонке».

Та обыденная коллективная работа по созданию «Лимонки», по её производству, по транспортировке на вокзалы, доставке теперь уже в 67 городов по России и СНГ на самом деле и создала нам партию. Я множество раз говорил на собраниях: «Какой бы обыденной не казалась вам работа по рассылке газеты, ребята, помните, с каким нетерпением ждут газету в мёрзлых российских городах. Официальная пресса никогда не скажет той радикальной правды, какую найдёт в нашей газете молодёжь России». Перед Первым всероссийским съездом я порой писал до 20 писем ежедневно. Хватаясь за малейшую возможность создать ячейки партии в тех регионах, где их еще не было, — подбивал на создание партии самых случайных людей. Порой, после обмена пятью-шестью письмами, выяснялось, что я попал в тупик. Тогда я или просил того, кто оказался неспособен, создать ячейку партии, порекомендовать энергичного парня в регионе. Или ловил другого человека и начинал все сначала. Адская работа.