"Иностранец в Смутное время" - читать интересную книгу автора (Лимонов Эдуард)

С врагами народа

Протиснувшись между автобусами телевидения, исходящими паром, словно кузнечные машины, он выбрался вместе с другими в снег. К природе. Бушлат расстегнут, матросское кепи в руке. Высокий Яша в очках, заместитель Соленова в возрасте Индианы, по виду совсем американец, посоветовал ему надеть кепи и застегнуть бушлат. «Вы отвыкли от наших морозов. Простудитесь и не заметите». Индиана послушался. Небольшая толпа сотрудников организации топталась на снегу, пытаясь распределиться по имеющимся автомобилям. Вышел Соленов в длинном черном пальто и в скандинавской мелкой шапочке, выглядевшей чужеземно на котле его большой головы, взял под руку Викторию в шубе и с цветами в руке и побрел с нею, разговаривая, ведомый шофером Василием Ивановичем. И Индиана предпочёл устремиться за главным персонажем. Народ успел исчезнуть (как и куда они вылились?), и только небольшие команды любопытных подростков, прячась за автомобилями, наблюдали за актрисой, Соленовым и Индианой, — за знаменитостями. Индиана подумал, что любой из этих подростков может, если захочет, запросто выстрелить в них троих, уложить любую знаменитость, если захочет, но Соленов по-видимому не разделял его опасений. Посему он себе молчал, слушая, как снег хрустит под его французскими туфлями. Индиана забыл, как хрустит снег, и разучился ходить по снегу при минусовой температуре… Они влезли в свой мини-автобус, отыскав его.

Ругая шофера за то, что другие персонажи только что проигранного на сцене спектакля исчезли («Еб твою мать, Василий Иванович, да что ж ты смотрел…») тотчас извиняясь («Извини, Василий Иванович…»), чтобы опять изругать его за то, что он не знает дороги («Да еб же ж твою мать, Василий Иванович, ты же не первый раз туда едешь…»), советский феодал вел себя, как ведут себя американские и французские феодалы. Индиану всегда притягивали такие типы, энергичные и не устающие от возни с людьми, вечно командующие няньками, бабками, телохранителями, шоферами и сотрудниками, женами и детьми. Сам Индиана мог кричать и общаться с людьми не менее энергично, чем Соленов, но обыкновенно скоро уставал от толпы и нуждался в большой порции одиночества. «Не забудь, что дорога там перекрыта, Василий Иваныч…»

Сидя на ближайшем к шоферу сидении, Индиана догадался вдруг, что мимо проплывают знакомые стены и башни. «Новодевичий?!» — вскричал он к шоферу. «Ну да… Узнали?» «Я жил тут рядом, Василий Иванович, на Погодинской». Быстро побежал рядом с мини-автобусом заснеженный бульвар, забранный в невысокие решетки. По ту сторону бульвара жила когда-то чужая жена-девочка (он успел увидеть меж черными деревьями призрак многоквартирного дома), и была у нее собака — большой белый пудель и старый муж. Старому мужу было, о ужас, столько же лет, сколько Индиане сейчас. Потом девочка была некоторое время женой Индианы… Арифметика воспоминаний смутила Индиану, и весь остальной путь он молчал, погруженный в мысли о времени. О том, что город этот населен помимо живых людей еще и толпами призраков.

Дорогу перерезала ограда. Вышел мрачный тип в кожаном пальто, с красной повязкой на рукаве, каждая рука как бревно. Соленов, оторвавшись от актрисы, высунулся в приоткрытую шофером дверь. «СОЛЕНОВ! Узнаешь?» Бревнорукий узнал, отвел створку ворот, и мини-автобус помчался по еще более заснеженной и густо поросшей елями территории спортивного комплекса «Лужники».

В вестибюле ресторана находилось четверо мусоров в сапогах и шинелях и с пистолетами. Эти милиционеры не потребовали у прибывших автографов, но во все глаза глядели на вопиюще иностранную, не по-советски худую актрису. Отдавая свой жиденький бушлат в гардеробную, красивому мужчине средних лет, Индиана засомневался в себе, подумал, что облик матроса, лишившегося благосклонности океана, был выбран им возможно ошибочно. Следовало остричь череп не на 2/3, но весь — а ля «скинхэд» и одеться в маскировочные брюки, высокие ботинки и куртку парашютиста. Возможно, на него было бы обращено больше агрессивного внимания, но он выглядел бы суровее. Матрос, лишившийся благосклонности океана, может вызвать у них мягкие ассоциации с матросом Пазолини, в том случае, если они читали Пазолини, разумеется… В конце концов Индиана оправдал свою матросскость, ибо целью ее было замаскироваться и не выделяться на улицах, оставаясь однако Индианой. Соленов уже прилегал на груди нескольких мужчин, оказавшихся в вестибюле. Представил мужчинам актрису и Индиану. Зная, что у него мускулиста, в мозолях от перекладины (проделав дыры в шкафу квартирной хозяйки и в стене, Индиана установил перекладину), ладонь, Индиана с удовольствием тряс их крепкие ладони. Актриса, Соленов и последним Индиана, вошли наконец в зал «Олимпа» и оказались… в русском ресторане в Бруклине.

Ближе к двери, на худших местах сидели бандиты помоложе. Они с нескрываемой завистью проводили глазами проход САМОГО ПАХАНА СОЛЕНОВА с друзьями и женщинами. Им предстояло еще множество лет быстро бегать, высоко прыгать и выполнять черную работу дробления носов и челюстей и исчезновения трупов, прежде чем они смогут передвинуться к центру зала. СОЛЕНОВА С ДРУЗЬЯМИ провели к эстраде, где уже сидели за длинным, уставленным закусками и цветами столом, десяток приглашенных, добравшихся в «Олимп» индивидуально. Американский певец Токарев с молоденькой дочерью еврейского народа («его советская любовь», — прошептал Пахан Индиане), среди других. В Париже газеты писали о нехватке продуктов питания в советской Империи, но как в подпольном парижском ресторане времен немецкой оккупации, стол СОЛЕНОВА в «Олимпе» нес на себе отменную пока еще лишь закуску: вялено-перченое азиатское мясо бастурма, холодная свинина, заливные по-еврейски карпы, или сомы, или налимы. Разумеется, была икра. И множество кавказской зелени в чашах.

Пахан заговаривал актрису по другую сторону стола. Скромно примостившийся на углу стола шофер Василий Иванович разливал боссу водку. И вежливо налил Индиане. Соленов захотел пожать руку Индианы и сделал это через стол. Выпил с Индианой. «За твой приезд на Родину!» Стал рассказывать актрисе, как он познакомился с Индианой в Париже на парти у американца по имени Джим Хайнц. «Джим Хайнц, Викуля, он знает всех! Он хорошо знал Джона Леннона!» Тотально счастливый Соленов любил своих друзей и весь мир. Соленов парил в мире, как хотел, то переворачивался на живот, то просто лежал себе, не двигая руками и ногами, лежал в мире и не падал. Ему было очень хорошо, потому что он неведомо как научился уже очень давно левитировать и левитировал теперь по желанию, когда ему было угодно. Лет сорок назад был он круглоголовым и робким молодым человеком с еврейской фамилией, тяжелым и неумеющим левитировать. Но того еврейского молодого человека ему пришлось спрятать, затоптать, загнать внутрь брюха, дабы существовал ХОЗЯИН СОЛЕНОВ, БОЛЬШОЙ БОСС СОЛЕНОВ, ПАХАН СОЛЕНОВ. Молодому автору «Дзержинки 32», книги во славу чекистов, ему позвонил в шестидесятых годах еще сам Андропов, дабы поздравить с книгой. С тех пор он написал несколько десятков и продал 30 миллионов. В семидесятые годы он брал интервью у Отто Скорцени, несколько месяцев тому назад у директора ФБР. Час назад он сидел за столом на сцене, рядом с главным «мусором» Союза, предоставляя ему слово, и он же только что обнимался в вестибюле с типами, на которых у главного мусора наверняка заведены толстые досье на каждого. Время от времени красноватые глазки на круглом черепе вспыхивали восторгом. Это тот молодой человек — сын папы Наума, старого большевика, заместителя Троцкого, сын «врага народа», вдруг выглядывал в мир (Пахан позволял ему время от времени выглядывать) и ошалевал от восторга. С какими людьми сижу, и следовательно сам я какой! Нескромный Индиана проницательно понимал, что сын Наума в восторге и от знакомства с ним тоже, с таинственным Индианой, проведшим множество лет в сомнительных приключениях в странах Запада, с Индианой, — автором смелых книг и мужем красивых и талантливых женщин. И Индиана честно платил Пахану тем же: Соленов вызывал в нем любопытство и уважение. Еще в Париже несколько засранцев и трусов, узнав, что его печатает СОЛЕНОВ пытались предостеречь его от сближения: «Певец чекистов, ты разве забыл, и поговаривают, что генерал КГБ…» Индиана презрительно посылал их на хуй, советчиков. Да Индиана еще мальчиком мечтал дружить с генералом КГБ! Его немного смущало, что он познакомился с уже «перестроившимся» Соленовым, он предпочел бы его «пюр э дюр» генералом, но ничего, можно и таким. Индиана уважал «паханов» — феодальных лидеров и всегда легко и без проблем с ними общался. Он их понимал, не сближаясь с ними до конца, дабы сохранить независимость, он любил феодалов. В Нью-Йорке он работал батлером у феодала. В Париже он писал для газеты феодала.

«Индианка, милый, ну ты доволен, что приехал?» — прохрипел «феодал» со своей стороны стола. Выпив несколько водок кряду, он был похож теперь на старого каторжника с седой щетиной на щеках и на котле головы.

Индиана заявил, что да, доволен. Что спасибо ему, Соленову, отцу родному, дядьке Черномору, «Папийону»…

Округ их стола, разумеется, творилось и происходило. Конферансье, рыжий молодой человек в черных брюках с подтяжками, в котелке и перчатках, ловко подбросил трость, поймал ее заперчатаченной ладонью и поклонился публике. Выскочили четыре девушки в черных чулках и галстуках, взмахнули ногами на каблуках, и поместились за Рыжим. «Шоумэн Игор», как хвастливо объявляла афиша на стене за Индианой, был выписан на гастроли прямиком из Бруклина, с Брайтон-Бич. Пока Индиана писал свои книги в Париже, они успели наладить международные связи. Глядя на Рыжего, прошедшего по сцене колесом и втаптывающего в нее нью-йоркские ритмы свободно и без натуги, Индиана признал, что Рыжий — хорошего класса профессионал. И кобылицы в чулках топтались и вертели крупами в лад, в ритм, и вовремя срывали с голов цилиндры. Из-за соседнего, за плечами Пахана стола раздались сдержанные аплодисменты. Стол, чуть короче соленовского, был редко усажен пожилыми мужчинами в серых костюмах. Половина их была в темных очках. В компании, подсчитал Индиана, только, один череп прикрывали темные волосы. Обладателем черепа и крупного туловища, затянутого в кожанку, был грузин. Седовласые, догадался Индиана, принадлежали к одному с ним племени, но возраст снял с них большую часть национальных деталей и результат был: собрание средиземноморских стариков. Такие могли быть и сицилийцами, и испанскими стариками, и греками, и бейрутцами.

«Очень важные люди», — сказал очкастый заместитель Соленова, только что прибывший и поместившийся подле Индианы. «За тем столом, куда вы смотрите. Очень большие люди. Наши мафиози». Так как Индиана лишь кивнул головой, то заместитель выдвинул голову к вазе с цветами и уточнил надежность источника информации, подчеркнув, что он свой. «Это я вам звонил, помните, в Париж по поводу ваших текстов».

На эстраду вышли и смешно затанцевали пары. Индиана пережил множество подобных вечеров в подобном интерьере в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, где русские евреи открыли десятки таких вот «Олимпов». Очень преступных Олимпов или слегка преступных. Тут на его исторической Родине население стремилось подражать стилю жизни мелких криминалов Бруклина. Имеют право. Однако почему они не пытаются подражать стилю отеля «Плаза»?

Он проговорил весь вечер с заместителем Соленова, энтузиастски отмечавшим обилие мафий в новой советской жизни. Заместителю мафии виделись ростками и побегами молодой советской демократии. Доктор Индиана был уверен, что «мафии» — явление отрицательное, чрезвычайно вредное для здоровья советского государства, но развивать тему «мафий» отказался. Он не желал обидеть пригласившего его Пахана и его Организацию, — одну из мафий, пусть и легальную.

Соленов познакомил актрису и Индиану со средиземноморскими старцами. И еще с десятком подобного же типа мужчин. Индиана запомнил лишь своего читателя по имени Рустамбеков. Тот оказался кинематографистом и депутатом от Азербайджана в новом советском парламенте. И читателем книг Индианы!

В глубине зала располагался стол с несколькими особыми женщинами. К столу время от времени приходил тучный хозяин ресторана и посылал дам на задания.

Дамы, оправляя платья, подымались и приглашали танцевать указанного хозяином темноочкастого. Разговаривая с зам-Соленова, Индиана развлекался, наблюдая этих женщин. Падшие женщины на заданиях всегда привлекали его, по сути дела он всегда и жил с падшими. Может быть, потому что мать Индиане досталась очень приличная? Зигмунд Фрейд давно умер, авторитеты поменьше Индиану не убедили бы, спросить было некого. Но то, что он — «мовэ гарсон» — предпочитает «фий пердю», Индиана знал твердо, и потому без сюрприза обнаруживал, что косит глазами на их стол. В частности, его взгляд привлекла темноволосая стерва в платье из блестков, как бы из рыбьей чешуи. Однако его исчезнувшая здесь в Москве подруга наверняка их всех… он поискал слово… стервее. Командировочное приключение в перспективе показалось ему пошлой ненужностью. Глубоко заполночь, когда рыжий Игор, лежа под декорацией пальмы, пел нечто монотонно-жгучее в микрофон, Соленов взобрался на сцену, пошатываясь, и лег рядом с ним, ногами в зал. Присутствующие советские дамы и господа спокойно внимали песенному диалогу. Двое согласно спели подхваченную тотчас оркестром любимую песню седого кактуса из телесерии «Семь последних Дней». Соленов был автором и романа и серии.

Возвратившись к столу, Пахан потребовал счет. Обнаружилось, что за стол на пятьдесят персон уже заплатил некий Фима, — поклонник певца Токарева! Сам певец исчез рано, весь вечер он вел себя тихо, обнимался и целовался с юной еврейкой, но Фима ехидно поднял руку от своего стола. Мол, я тут! Индиана, никогда не побывавший в шкуре босса, платящего за всех (за него, всегда приглашенного, всегда платили), насмешливо наблюдал за разочарованной физиономией пахана, лишенного удовольствия заплатить. Они выбрались из ресторана, загрузились в автобус и поехали сквозь снега «домой» в «Украину»… В автобусе Пахан задремал. Соленовская голова подпрыгивала на плече актрисы, шапка свалилась на пол. Актриса сказала вдруг, ни к кому не обращаясь в темноте: «Устал, старый…» Американская актриса, отметил Индиана, все чаще выражалась на языке русской девушки. И ночью отель был окружен кольцом стервятников, ждущих, когда тело советской власти обессилеет. Трое, они прошли сквозь строй, игнорируя мелких преступников. Пахан ушел спать к актрисе.

Индиане приснилась его подруга в совсем непристойном виде. Силы сна предпочли представить ему ее в порносцене, заимствованной из некогда виденного Индианой порнофильма. Сидя на члене лежащего под ней мужчины, подруга приняла член номер два (мужчины номер два) в другое отверстие, выше первого, вовсе природой для этой цели не предназначенное. Сон разбудил его, и Индиана долго лежал в тоске, хмурый и неприятно возбужденный… Под утро он засомневался в правильности толкования им своего сна. Не Родина ли это послушно получает удовольствие меж владеющих ею мафий?