"Сияющая Цитадель" - читать интересную книгу автора (Eddings David)

ГЛАВА 20

Император Сарабиан со странной отрешенностью взирал на жалкое зрелище, которое представляло собой его правительство. Одни чиновники были так потрясены, что не могли сдвинуться с места; другие, возбужденно лопоча, бесцельно метались по залу, третьи толпились у главного выхода, умоляя рыцарей выпустить их отсюда.

Оскайн с невозмутимым лицом истинного дипломата подошел к возвышению.

– Поразительный поворот событий, – заметил он таким тоном, словно речь шла о неожиданном летнем ливне, и прилежно оправил свою черную мантию, все больше и больше становясь похожим на судью.

– О да, – согласился Сарабиан, все еще погруженный в задумчивость. – Однако, я полагаю, мы сможем обернуть его себе на пользу. Спархок, темница в подземелье замка пригодна для своего назначения?

– Да, ваше величество. Архитектор, строивший замок, был весьма дотошен.

– Отлично.

– Что у тебя на уме, Сарабиан? – спросила Элана. Император ухмыльнулся ей, и его лицо стало почти мальчишеским.

– А вот и не скажу, дорогуша, – ответил он, чудовищно подражая простонародному говору Кааладора. – Неохота портить сурпрыз, ясно?

– Ради Бога, Сарабиан, – устало вздохнула она.

– Все путем, ваш-ш-величество. Состряпаю махонький такой переворотик – и вся недолга.

– Сарабиан, я рассержусь.

– Разве ты больше не любишь меня, матушка? – весело осведомился он.

– Мужчины! – вздохнула Элана, закатив глаза.

– Я начну, господа, а вы подхватывайте, – сказал император. – Посмотрим, как хорошо я выучил ваши уроки. – Он поднялся. – Лорд Вэнион! Не будешь ли ты так любезен вернуть наших гостей по местам?

– Сию минуту, ваше величество, – отозвался Вэнион. Поскольку он заранее знал о предательстве Заласты, то теперь владел собой лучше других. Он бросил несколько отрывистых повелительных слов, и рыцари церкви без особых церемоний сопроводили смятенных чиновников к креслам.

– Что это нашло на Заласту? – напряженным шепотом спросила Элана у своего мужа. – Почему он хотел убить Данаю?

– Вовсе нет, любовь моя, – ответил Спархок, на ходу соображая, как лучше ответить. – Заласта метил в Афраэль. Разве ты не видела ее? Она стояла рядом с Сефренией.

– В самом деле?

– Конечно. Я-то думал, что ее видят все, а оказывается, только я – и само собой, Заласта. Почему, ты думаешь, он так проворно спасся бегством? Афраэль уже готова была вырвать из его груди сердце и съесть прямо у него на глазах.

Элана содрогнулась.

Император Сарабиан вновь подошел к краю возвышения.

– Придите в себя, господа, – сухо велел он. – Мы еще не покончили с делами. Полагаю, вас потрясло открытие истинного облика Заласты – во всяком случае, некоторых из вас. Я разочарован в вас, господа мои: большинству из вас недостает самой обыкновенной проницательности, а остальным даже в голову не пришло, что и Заласту, и вас я вижу насквозь. Одни из вас – предатели, другие просто тупы, как пробки. В тех и других я совершенно не нуждаюсь. С нескрываемым удовольствием я объявляю вам, что сегодня на рассвете по всей Империи атанские гарнизоны покинули свои казармы и заменили всех имперских чиновников своими офицерами соответствующего ранга. Сейчас вся Империя, за исключением Материона, находится на военном положении.

Чиновники таращились на него, не в силах выдавить ни слова.

– Атан Энгесса, – позвал император.

– Слушаю, Сарабиан-император.

– Не будешь ли так добр устранить это исключение? Введи своих атанов в город и возьми в свои руки власть в столице.

– Сию минуту, Сарабиан-император, – широко ухмыльнулся Энгесса.

– Будь тверд, Энгесса. Покажи моим подданным, что я не шучу.

– Как прикажешь, Сарабиан-император.

– Славный парень, – довольно громко пробормотал Сарабиан, когда огромный атан направился к дверям.

– Но, ваше величество… – приподымаясь в кресле, слабо запротестовал пондия Субат.

Император одарил своего первого министра поистине ледяным взглядом.

– Я сейчас занят, Субат, – процедил он. – Нам с тобой еще предстоит очень долгий разговор. Уверен, что ты сумеешь весьма увлекательно объяснить, каким образом все это могло происходить у тебя под носом и даже не потревожить твоего сладкого сна. А сейчас сядь и заткнись.

Первый министр опять обмяк в кресле, вытаращив глаза.

– Итак, – снова обратился император к своим чиновникам, – Империя отныне на военном положении. Поскольку вы столь позорно продемонстрировали свою полную несостоятельность, мне пришлось самому взяться за дело. В вас я больше не нуждаюсь, так что все вы уволены.

Чиновники так и ахнули, а те из них, кто дольше других занимал свой пост и прочно уверился в своей почти божественной власти, разразились протестующими воплями.

– Более того, – оборвал Сарабиан их протесты на полуслове, – предательство Заласты ставит под сомнение преданность каждого из вас. Если я не могу доверять всем, мне приходится подозревать всех. Я хочу, господа, чтобы нынче ночью все вы побеседовали со своей совестью, потому что завтра мы будем допрашивать вас и потребуем правды, исключительно полной правды. Нам некогда выслушивать ложь, оправдания, попытки увернуться от вины или от ответственности. Я от всего сердца советую вам пойти нам навстречу. Последствия лжи либо уверток будут весьма плачевны.

Улаф вынул оселок и принялся неспешно водить им по лезвию топора. Раздался режущий ухо скрежет.

– В доказательство своего благоволения, – продолжал Сарабиан, – я велел приготовить всем вам место для ночлега в стенах замка и обеспечить вам полное уединение, дабы в тишине и покое вы вспомнили всю свою жизнь и приготовились правдиво отвечать на наши вопросы. Лорд Вэнион, не могли бы твои рыцари сопроводить наших гостей в отведенные им покои? – Сарабиан импровизировал вовсю.

– Сию минуту, ваше величество, – ответил Вэнион, гулко стукнув себя по стальному нагруднику кулаком в кольчужной рукавице.

– Одну минуту, лорд Вэнион, – вмешалась Элана.

– Слушаю, моя королева.

– Недурно было бы обыскать наших гостей, прежде чем развести их по спальням. Мы ведь не хотим, чтобы кто-нибудь из них последовал печальному примеру министра финансов?

– Отличная мысль, ваше величество, – согласился Сарабиан. – Лорд Вэнион, отбери у наших гостей все игрушки. Пусть ничто не отвлекает их от мыслей о завтрашнем покаянии. – Он на миг задумался. – Мне тут пришло в голову, лорд Вэнион, что нашим гостям было бы куда проще сосредоточиться, если бы их нынешнее положение подчеркивалось чем-то осязаемым. Я, помнится, читал, что в эленийских тюрьмах заключенные носят некое подобие формы.

– Совершенно верно, ваше величество, – глазом не моргнув, согласился Вэнион. – Это рубаха без рукавов из серой дерюги, с красной полосой на спине, чтобы узнать по ней узника, если ему удастся бежать.

– Как по-твоему, сумеешь ты найти нечто подобное для наших гостей?

– Если и нет, ваше величество, мы сами что-нибудь придумаем.

– Отлично, лорд Вэнион, – и, кстати, заберите у них драгоценности. С драгоценностями человек чувствует себя важной персоной, а я хочу, чтобы мои гости осознали полную свою ничтожность. Лучше покормите их. Что обычно едят в тюрьме?

– Хлеб и воду, ваше величество. Иногда немного похлебки.

– Превосходный рацион. А теперь, Вэнион, убери их отсюда. Меня мутит от одного их вида.

Вэнион рявкнул приказ, и рыцари направились к низложенному правительству.

Каждому чиновнику достался почетный караул из воинов в доспехах, которые увели – а порой и уволокли – его в темницу.

– Э-э… одну минутку, Теовин, – любезно окликнул император главу тайной полиции. – Ты, кажется, что-то хотел мне сказать?

– Нет, ваше величество, – угрюмо ответил Теовин.

– Ну же, старина, не стесняйся. Мы здесь все старые друзья. Если тебя как-то задело то, что я сегодня здесь устроил, валяй, высказывайся. Милорд Стрейджен будет счастлив одолжить тебе свою шпагу, и тогда мы с тобой сможем все обсудить. Уверен, что ты найдешь мои объяснения весьма доходчивыми. – Мантия соскользнула с плеч Сарабиана на пол. Холодно улыбнувшись, он обнажил шпагу. – Так как же?

– Угрожать оружием вашему величеству – это государственная измена, – промямлил Теовин.

– Бог ты мой, Теовин, да с какой стати тебя это должно волновать? Так или иначе ты уже несколько лет занимаешься тем, что именуют государственной изменой, так неужели тебе помешают какие-то мелкие формальности? Бери шпагу, приятель. Хотя бы раз – в первый и последний раз в жизни – выступи против меня открыто. Я дам тебе урок фехтования, который ты запомнишь до конца своих дней – не так уж и надолго.

– Я не подниму руки на своего императора! – объявил Теовин.

– Какой позор! Ты меня сильно разочаровал, старина. Можешь идти.

Вэнион крепко взял главу тайной полиции за плечо и почти выволок его из тронного зала.

Император восторженно вскинул над головой шпагу, поднялся на цыпочки и исполнил небольшой, но пылкий пируэт. Затем он вытянул вперед одну ногу и отвесил Элане экстравагантный поклон, изящно отведя вбок шпагу.

– Вот так, матушка, – сказал он, – и свергают правительство.

– Нет, леди Сефрения, – категорически ответила королева, когда полчаса спустя все опять собрались в королевских покоях, – мы не даем тебе дозволения уехать. Ты состоишь в королевском совете Элении, и мы нуждаемся в тебе.

Бледное, искаженное горем лицо Сефрении окаменело.

– Как прикажет ваше величество.

– Брось, Сефрения. Наши дела не терпят отлагательств, и нам не до личных огорчений. Заласта предал нас всех, не только тебя, и теперь нам предстоит подумать, как возместить причиненный им вред.

– Ты несправедлива, мама, – упрекнула Даная.

– Я и не старалась быть справедливой. Когда-нибудь ты будешь королевой, Даная. А сейчас – сиди, молчи и учись.

Даная опешила, но тут же овладела собой и, вздернув подбородок, присела в реверансе:

– Слушаюсь, ваше величество.

– Так-то лучше. Я еще сделаю из тебя королеву. Сэр Бевьер!

– Да, ваше величество?

– Поставь своих сириникийцев к катапультам. Вэнион, расставь остальных рыцарей на стенах и прикажи им, чтобы грели смолу. Заласта на свободе. Он потерял всякую власть над собой, и мы не знаем, какие силы ему подвластны. В нынешнем своем состоянии он способен прибегнуть к чему угодно, а посему будем наготове – на всякий случай.

– Ты говоришь как фельдмаршал, Элана, – заметил Сарабиан.

– Я и есть фельдмаршал, – рассеянно ответила она. – Это один из моих титулов. Спархок, сможет ли Беллиом отразить нападение, если Заласта прибегнет к магии?

– Запросто, моя королева. Однако Заласта, скорее всего, этого не сделает. Ты сама видела, что случилось, когда Беллиом рассеял облако. Когда разрушают заклинание, тому, кто его сотворил, это причиняет немалые муки. Сефрения знает Заласту лучше, чем я. Она могла бы сказать, рискнет ли он так скоро вновь прибегнуть к магии.

– Так как же, Сефрения? – спросила Элана.

– Не знаю, ваше величество, – помолчав, ответила маленькая стирикская женщина. – Таким я прежде никогда его не видела. Мне кажется, что он сошел с ума. Он способен почти на все.

– Тогда нам лучше быть готовыми ко всему. Миртаи, скажи Келтэну и Улафу, чтобы привели сюда Колату. Узнаем, как далеко зашел этот заговор.

Спархок отвел Сефрению в сторонку.

– Как Заласта узнал, кто такая на самом деле Даная? – шепотом спросил он. – Ему явно все известно. Это ты сказала ему?

– Нет. Афраэль велела мне молчать.

– Занятно. Я потом поговорю с ней и выясню почему. Может быть, она уже тогда что-то заподозрила – или это один из ее знаменитых намеков. – Спархок задумался. – Или, может быть, он хотел убить Внешне казалось, что он бросил этот огненный шар в Данаю, но, возможно, на самом деле метил в тебя.

– В это я никогда не поверю, Спархок.

– Сейчас я почти готов поверить во что угодно. – Спархок на мгновение замялся. – Понимаешь, Ксанетия знала, что Заласта предатель. Она сказала нам об этом еще раньше.

– Почему ты не предупредил меня? – Сефрения была потрясена до глубины души.

– Потому что ты бы ей не поверила. Ты не склонна доверять ее словам, Сефрения. Тебе нужно было собственными глазами убедиться в предательстве Заласты. Да, кстати, Ксанетия ведь спасла тебе жизнь. Может быть, тебе захочется поразмыслить над этим.

– Не распекай меня, Спархок, – вяло усмехнувшись, попросила она. – Мне и так нелегко.

– Знаю, матушка, и боюсь, что в этом тебе никто не в силах помочь.

Колата проявил небывалую готовность к откровенности. Недели заключения сломили его дух, а явное стремление Заласты убить его уничтожило всякое подобие преданности бывшему сообщнику.

– Этого я не знаю, – отвечал он на вопрос Оскайна. – Спросите у Теовина. Именно он обратился ко мне с предложением от имени Заласты.

– Разве ты не ввязался в это дело еще тогда, когда занял пост министра?

– Не думаю, чтобы «это дело», как ты его называешь, началось так давно. Не могу сказать наверняка, но мне сдается, что начало ему было положено всего пять-шесть лет тому назад.

– Однако ты и до того подбирал себе союзников.

– Ну, Оскайн, это же обычная тамульская политика. Я понял, что первый министр болван, как только возглавил министерство. Единственным по-настоящему опасным моим противником был ты. Я подбирал себе союзников, чтобы противодействовать тебе – и твоей бессмысленной идее, что королевства, входящие в Империю, – иностранные государства, а не часть метрополии.

– Юридические проблемы мы можем обсудить и позже, Колата. Стало быть, это Теовин свел тебя с нашим врагом?

– Теовин и некий пьяница с сомнительной репутацией по имени Крегер. Крегер эозиец и, насколько я понимаю, и прежде имел дело с принцем Спархоком. Он знаком со всеми, кто входил в наше многочисленное сообщество, а потому из него вышел идеальный посланец – конечно, когда он бывает трезв.

– Да уж, это очень похоже на Крегера, – заметил Келтэн.

– Что именно Заласта посулил тебе, Колата? – спросил Оскайн.

– Власть, богатство – как обычно. Ты и сам министр, Оскайн. Ты знаешь правила игры и ставки, по которым мы играем. Мы все считали, что император только символическая фигура, что он легкомыслен и плохо осведомлен о том, что происходит на самом деле, – извините, ваше величество, но у нас сложилось именно такое мнение.

– Благодарю за комплимент, – ответил Сарабиан. – Именно этого я от вас и добивался. Что меня удивляет до сих пор – как вы могли не придать значения тому, что атаны верны мне лично. Неужели ни одному из вас это не пришло в голову?

– Мы недооценили вас, ваше величество. Нам казалось, что вы не в состоянии постигнуть все значение этого факта. Если б мы хоть на миг могли подумать, что вы понимаете, как много у вас на самом деле власти, – мы бы давно уже расправились с вами.

– Так я и думал. Именно поэтому я и притворялся простаком.

– Заласта говорил тебе, кто истинный вдохновитель этого заговора? – спросил Оскайн.

– Он утверждал, будто говорит от имени Киргона, – ответил Колата. – Мы, конечно, не принимали этого всерьез. Стирики странный народ. Они вечно стремятся уверить окружающих, будто представляют какую-то высшую силу, точно им не хочется самим нести ответственность за свои дела. Насколько мне известно, и идея, и воплощение заговора были делом рук Заласты.

– Думаю, пора нам выслушать и самого Заласту, – сказал Вэнион.

– Ты спрятал его в рукаве, Вэнион? – осведомилась Элана.

– В переносном смысле – да, ваше величество. Келтэн, почему бы тебе не отвести министра внутренних дел в его комнату? По-моему, он слегка утомился.

– У меня еще остались вопросы, лорд Вэнион, – возразил Оскайн.

– Мы добудем тебе все ответы на них, старина, – заверил его Итайн, – куда скорее и намного подробнее. Ты, Оскайн, слишком дотошен и неповоротлив. Это один из твоих недостатков. Мы просто слегка ускорим ход событий.

Вэнион подождал, пока Келтэн и Улаф не выведут Колату из комнаты.

– Мы уже в общих чертах говорили вам, что Ксанетия может узнать, что думают другие. Это не значит, что она способна уловить какие-то неясные чувства или настроения. Если она пожелает, то может повторить чужие мысли слово в слово. Большинство из вас, вероятно, усомнится в этом, так почему бы ей просто не показать нам, как это делается, чтобы не переливать из пустого в порожнее? Скажи нам, анара, что думает сейчас королева Элана.

– Как пожелаешь, лорд Вэнион, – отозвалась дэльфийка. – Ее величество сейчас весьма довольна происходящим, однако досадует на тебя за то, что ты помешал допросу. Далее, она рада тому, что император Сарабиан оказался способным учеником, полагая, что ныне вправе ожидать от него поступков здравых и действенных. Лелеет она также некие замыслы интимного свойства касательно своего супруга, ибо дела политические обыкновенно возбуждают и эту сторону ее натуры.

Элана вспыхнула до корней волос.

– Прекрати немедленно! – закричала она.

– Прошу прощения, ваше величество, – извинился Вэнион. – Последнего пассажа я не мог предвидеть. Ксанетия верно прочла твои мысли?

– Ты отлично знаешь, Вэнион, что на этот вопрос я не отвечу! – Лицо королевы все еще пылало.

– Но ты признаешь хотя бы, что она может проникнуть в чужие мысли?

– Я слыхал об этом даре, – задумчиво проговорил Сарабиан, – но полагал, что это тоже бредни из числа тех, которые рассказывают о дэльфах.

– Беллиом подтвердил, что это правда, ваше величество, – заверил его Спархок. – Ксанетия читает чужие мысли с той же легкостью, с какой вы – открытую книгу. Полагаю, что Заласту она прочла от корки до корки, и сможет рассказать нам все, что мы хотели бы о нем узнать. – Он взглянул на Ксанетию. – Не расскажешь ли ты нам вкратце о жизни Заласты, анара? Сефрения особенно опечалена тем, что вышло наружу в тронном зале. Если она узнает, что побудило Заласту стать предателем, быть может, ей будет легче принять то, что произошло.

– Я и сама могу говорить за себя, Спархок, – язвительно заметила Сефрения.

– Конечно, матушка. Я просто решил послужить вам посредником. Вам с Ксанетией трудно общаться напрямую.

– А в чем дело? – быстро спросил Сарабиан.

– Древняя вражда, ваше величество, – пояснила Ксанетия, – столь древняя, что никто из живущих ныне уже не помнит истинной ее причины.

– Я помню, – сквозь зубы процедила Сефрения, – и эта причина отнюдь не из древних.

– Возможно, однако внемли рассказу о Заласте, прочитанному в мыслях его, а затем уж суди сама, Сефрения из Илары.

Вернулись Келтэн и Улаф и тихонько заняли свои места.

– Заласта родился несколько столетий назад в стирикском селении Илара, что находилось в лесу близ города Каная, в Северном Астеле, – начала Ксанетия. – На седьмой год его жизни появилась на свет в том же селении та, которая ныне известна нам как Сефрения, одна из Тысячи Стирикума, наставница рыцарей Пандиона в тайнах Стирикума, член Королевского совета Элении и возлюбленная магистра Вэниона.

– Уже нет, – резко бросила Сефрения.

– Я говорю о чувствах, кои лорд Вэнион испытывает к тебе, Сефрения, – не о твоих. Семья Заласты дружила с родителями Сефрении, и согласились они меж собою, что когда Сефрения и Заласта достигнут надлежащего возраста, заключат они меж собою брак.

– Я совсем забыла об этом, – вырвалось у Сефрении. – Заласта всегда был мне другом – не более того.

– Поверь, однако, что для него сие стало средоточием всей его жизни. Когда пошел тебе девятый год, мать твоя понесла, и дитя, кое она произвела на свет, оказалось не кем иным, как Афраэлью, Богиней-Дитя, и в миг рождения ее все мечты и надежды Заласты обратились в прах, ибо жизнь твоя всецело принадлежала теперь твоей малой сестре. Гнев Заласты был беспределен, и скрылся он один в лесной чащобе, ибо самое лицо его выдавало его затаенные мысли. Много он странствовал, выискивая могущественнейших магов Стирикума, даже подвергая опасности душу свою, отверженных и проклятых. Искал он лишь одного – средства, коим человек смертный мог бы уничтожить бога; ибо отчаяние породило в нем непостижимую ненависть к Богине-Дитя, и неустанно искал он ее гибели.

Принцесса Даная громко ахнула.

– Молчи и слушай, – строго сказала ей мать.

– Я просто удивилась, мама.

– Никогда не показывай этого. Всегда старайся сдерживать свои чувства.

– Хорошо, мама.

– Шел шестой год жизни Богини-Дитя в сем новом воплощении, – продолжала Ксанетия, – когда Заласта, обезумевший от безнадежности, ибо все, с кем ни говорил он, твердили ему, что цель его недостижима для смертного, обратился к более простым средствам. Надеясь, быть может, что Богиню-Дитя можно застичь врасплох или же что в нежных своих летах не обрела она еще полного могущества, замыслил он безрассудный план одолеть ее простою силой. Хотя сама Богиня бессмертна, мыслил он, быть может, смертно ее воплощение, и, буде удастся убить его, принуждена будет Богиня искать иной сосуд для духа своего.

– И это сработало бы? – спросил Келтэн у Спархока.

– Почем мне знать? – Спархок осторожно взглянул на дочь.

Даная медленно, как бы между прочим, покачала головой.

– Во исполнение своего отвратительного замысла принял Заласта облик эленийского священника и пришел в нищие хижины тамошних крестьян, и всяко чернил перед ними стириков родного своего селения, выставляя их идолопоклонниками и почитателями демонов, коих черные обряды требуют крови эленийских девственниц. Так сильно воспламенил он их лживыми своими наветами, что в некий день собрались невежественные крестьяне и обрушились на мирное стирикское селение, убивая всех, кто попадался им на пути, и предавая огню все жилища.

– Но ведь там же был и дом Сефрении! – воскликнула Элана. – Как он мог быть уверен, что и ее не убьют?

– Сие было ему безразлично, королева Элении. Воистину мнилось ему, что лучше бы Сефрения умерла, нежели досталась Афраэли, – лучше горе, что когда-нибудь минет, чем бесплодное стремление к невозможному. Вышло, однако, так, что утром того самого дня Богиня-Дитя уговорила сестру свою пойти в лес за цветами, а потому, когда эленийские крестьяне разоряли селение, ни Сефрении, ни Афраэли там не было.

– Заласта рассказывал мне эту историю, – перебил ее Спархок. – Он сказал, что был в лесу вместе с Сефренией и Афраэлью.

– Сие не правда, Анакха. Был он тогда в селении, разыскивая их обеих.

– С какой же стати он солгал?

– Быть может, лгал он даже и перед самим собою. Деяния его в тот день были чудовищны, а природе людской свойственно таить сотворенные мерзости даже от самих себя.

– Может быть и так, – согласился он.

– Постигнешь ты глубже всю силу ненависти и отчаяния, владевших Заластой, узнав, что и родные его погибли в тот же день, – продолжала Ксанетия. – Истинно так, и отец, и мать, и сестры его пали под дубинками и косами беснующихся дикарей, коих сам же Заласта и привел в селение, пали на его же глазах.

– Я не верю тебе! – с отчаянием воскликнула Сефрения.

– Беллиом свидетель того, что я говорю правду, Сефрения, – спокойно отвечала Ксанетия, – и, ежели я нарушила клятву свою ложью, сэр Келтэн лишит меня жизни. Подвергни меня испытанию, сестра.

– Заласта говорил, что крестьян подбили напасть на наше селение твои соплеменники – дэльфы!

– Он лгал тебе, Сефрения. Велико было его разочарование, когда узнал он, что Афраэль – и ты также – уцелели. Схватившись за первую мысль, пришедшую ему на ум, переложил он собственную вину на моих сородичей, рассудив, что ты тем более охотно поверишь худшему о тех, кого уже привыкла ненавидеть. Он обманывал тебя с детских твоих лет, Сефрения из Илары, и обманывал бы поныне, если бы Анакха не вынудил его сбросить личину.

– Так ты поэтому так ненавидишь дэльфов, Сефрения? – догадалась Элана. – Ты считала, что они виноваты в гибели твоих родителей.

– И Заласта, силясь сокрыть собственную вину, не терял ни единой возможности напомнить ей об этой лжи, – сказала Ксанетия. – Столетиями отравлял он мысли ее ненавистью к дэльфам, наполняя враждой ее сердце, только бы не усомнилась она в его к сему непричастности.

Лицо Сефрении исказилось, она уткнулась лицом в ладони и разрыдалась.

Ксанетия вздохнула.

– Открывшаяся ныне истина разбередила в ней давнее горе. Она оплакивает родных своих, коих нет на свете уже много веков. – Она взглянула на Алиэн. – Уведи ее отсюда, милое дитя, и утешь. Сефрения более всего нуждается сейчас в женском сочувствии и утешении. Скоро выльются все ее слезы, и горе тогда Заласте, буде он когда-нибудь попадется в ее руки.

– Или в мои, – угрюмо вставил Вэнион.

– Кипящее масло, мой лорд, – деловито предложил Келтэн. – Свари его в масле живьем.

– Хороши также крючья, – прибавил Улаф. – Длинные крючья со славными острыми зубьями.

– Это обязательно? – содрогнувшись, осведомился Сарабиан.

– Ваше величество, – сказал Келтэн, – Заласта причинил боль Сефрении. Двадцать пять тысяч пандионцев – не считая рыцарей из других орденов – сочтут, что это касается их лично. Заласта может водрузить над своим логовом целый горный хребет, но мы все равно до него доберемся. Рыцарей церкви нельзя назвать особо цивилизованными людьми, и, когда кто-то причиняет боль тем, кого мы любим, это будит в нас худшие инстинкты.

– Отменно сказано, – пробормотал Спархок.

– Мы отвлеклись, господа, – напомнила им Элана. – Казнь Заласты мы успеем обсудить, когда поймаем его. Ксанетия, когда и как он оказался замешанным в нынешних событиях? Он действительно заключил союз с Киргоном?

– Союз сей истинно был заключен, королева Элении, причем по воле Заласты. Поражение, что потерпел он в астелийских лесах, и тягость легшей на него вины ввергли его в чернейшее и глубочайшее отчаяние. Скитался он по свету, то погружаясь в дичайший разврат, то десятилетиями живя одиноким отшельником в пустынных землях. Выискивал он всех стирикских магов, кои славились своими умениями, – будь то даже гнуснейшие отступники – и выведывал у них тайны их мастерства. Воистину, из всех стириков, что жили на земле в минувшие сорок тысячелетий, Заласта – искуснейший маг. Однако лишь одних познаний было ему недостаточно. Афраэль по-прежнему существовала, и Сефрения все так же крепко была связана с нею.

Однако неограниченные познания Заласты и подсказали ему, где искать средство, коим мог бы он разорвать сию связь. На заре времен, в далекой Талесии тролль по имени Гвериг облек в форму Беллиом, и ведомо стало Заласте, что с помощью Беллиома сумеет он исполнить давнишнее свое желание.

Затем появился на свет Анакха, и было сие знаком, что скоро и сам Беллиом покинет свое тайное укрытие, и по различным знамениям и предсказаниям узнали стирики-отступники о рождении Анакхи, и дали совет Заласте отправляться в Эозию и не спускать глаз с Анакхи во все его детство и юность, дабы узнать его лучше, – ибо надеялся Заласта, что в день, когда Анакха вернет в мир Беллиом, сумеет он отнять у него Сапфирную Розу и тем победит наконец Богиню-Дитя. Однако в день, когда Анакха унаследовал известное вам кольцо, осознал Заласта свою ошибку. Весьма мудро поступили Тролли-Боги, велев Гверигу придать Беллиому облик Сапфирной Розы. Человек по природе своей изменчив и непостоянен, и алчность извечно таится в его душе, а тролли суть скопище худших человеческих черт. Потому и сделали Тролли-Боги кольца ключом к могуществу Беллиома, иначе же всякий, кто обладал бы силой, мог бы повелевать им. Оттого Афраэль похитила кольца у Гверига и тем лишила его власти над Беллиомом, и сделала так, что ни один смертный не мог им повелевать. Тролли-Боги же, полагая свою власть непревзойденной, мало интересовались Камнем-Цветком и, не доверяя друг другу, наложили на него чары, дабы ни один из них не мог, помимо прочих, наложить руку на Беллиом. Лишь совместно могли они повелевать им, и устроили они так, чтобы они, боги, действуя вместе, могли управлять силой Беллиома без колец. – Она замолчала, размышляя, быть может, над странностями Троллей-Богов.

– Воистину, – продолжала она, – Тролли-Боги суть стихии, а потому, взятые отдельно, ограничены так, что разум одного из них нельзя счесть целым и завершенным. Лишь объединившись, что случается весьма редко, способны они достичь той завершенности и целостности, что доступна и уму обычного человеческого дитяти. С другими богами, однако, дело обстоит иначе. Разум Азеша, как бы ни был он уродлив и мерзок, был однако целостен, и в целостности своей мог бы он повелевать Беллиомом без колец. Вот какова была опасность, грозившая тебе, Анакха, когда предпринял ты путешествие в Земох, дабы сойтись в поединке с Азешем. Случись Азешу отнять у тебя Беллиом, он силой принудил бы камень подчиниться ему и слить его силу со своею.

– Это было бы не слишком приятно, – пробормотал Келтэн.

– Что-то я не понимаю, – сказал Телэн. – В последнее время Спархок несколько раз заставлял Беллиом исполнять его приказы без помощи колец. Это значит, что Спархок – бог?

– Нет, юный господин, – улыбнулась Ксанетия. – Анакха – создание Беллиома, а посему в некоей мере является частью его – равно как и кольца. Потому Анакха не нуждается в кольцах. Заласта понял сие. Когда Анакха убил Гверига и взял в руки свои Беллиом, Заласта усилил надзор за ним, следуя за кольцами. Так надзирал он за продвижением Анакхи, таким же образом следил и за его подругой.

– Отлично, Спархок, – зловещим тоном проговорила Элана. – Как ты добыл мое кольцо? И что такое вот это? – Она вытянула руку, на пальце которой красовалось кольцо с рубином. – Дешевая стекляшка?

Спархок вздохнул.

– Твое кольцо похитила для меня Афраэль, – сознался он. – Она же и принесла замену. Сомневаюсь, чтобы она стала использовать стекло.

Элана сорвала с пальца подмененное кольцо и швырнула его через всю комнату.

– Верни мне мое кольцо! Немедленно верни мне мое кольцо, вор!

– Я его не крал, Элана, – возразил он. – Это сделала Афраэль.

– Но ты взял у нее кольцо, верно? Значит, ты – соучастник кражи. Верни мне мое кольцо!

– Хорошо, любовь моя, – покорно ответил он. – Я и сам собирался это сделать, да как-то вылетело из головы. – Он вынул шкатулку и велел:

– Откройся!

Он не стал при этом прикасаться к крышке кольцом, решив проверить, подчинится ли шкатулка его приказу.

Она подчинилась. Спархок вынул кольцо своей жены и протянул его ей.

– Надень его туда, где ему надлежит быть, – потребовала она.

– Хорошо. Подержи вот это. – Спархок передал Элане шкатулку и сам надел кольцо на ее палец. Затем он протянул руку за шкатулкой.

– Нет, подожди. – Элана отдернула шкатулку и взглянула на Сапфирную Розу. – Он знает, кто я такая?

– Думаю да. Почему бы тебе самой не спросить у него об этом? Назови его «Голубая Роза». Так звал его Гвериг, и он привык к этому имени.

– Голубая Роза, – сказала Элана, – ты знаешь меня?

Лазурное сияние Беллиома на миг померкло и вновь усилилось.

– Анакха, – прозвучал неестественно-ровный голос Телэна, – желаешь ли ты, чтобы я отвечал на вопросы твоей подруги?

– Я был бы доволен, если бы ты ответил ей, – сказал Спархок. – Наши с нею жизни сплетены так тесно, что мы разделяем с нею одни на двоих мысли. Желаем мы того или нет, но нас трое, и вам с ней следует узнать друг друга ближе.

– Сего не было в моих замыслах, Анакха, – в голосе Телэна прозвучала легкая нотка упрека.

– Мир изменчив, Голубая Роза, – сказала Элана, – и нет замысла столь совершенного, чтобы его нельзя было исправить. – Ее речь, как и речь Спархока, стала торжественно-архаичной. – Говорили мне, будто бы подвергну я свою жизнь опасности, буде пожелаю коснуться тебя. Истинно ли это?

На оцепеневшем лице Телэна появилось выражение мрачной решимости.

– Воистину так, подруга Анакхи. – Голос Телэна был тверд и холоден как сталь. – Однажды и лишь однажды, истомившись несчетными веками заточения в теле земли, дозволил я Гверигу взять меня в руки; тогда-то и обрел я облик, что так приятен тебе. Жестокими алмазными резцами и проклятым жгучим железом истерзал мою живую плоть Гвериг, придав ей сию нелепую форму. Должен я подчиниться касанию бога; охотно подчиняюсь я касанию Анакхи в надежде, что некогда он освободит меня от облика, ставшего моею темницей. Для всех прочих прикосновение ко мне суть гибель.

– И ты не можешь… – она не закончила фразу.

– Нет. – Ответ был холоден и непреклонен. – Не вижу я причины доверять существам сего мира. Гибель, что несет касание ко мне, останется неизменной, и так же неизменен останется соблазн коснуться меня у тех, кто меня узрит. Едва узрев меня, возжаждет любой меня коснуться – и найдет свою смерть. Мертвый не возжелает поработить меня; живым я не доверяю.

Элана вздохнула.

– Ты суров, Голубая Роза.

– Не без причины, подруга Анакхи.

– Быть может, когда-нибудь научимся мы доверять друг другу.

– В сем нет нужды. Достижение цели нашей от сего не зависит.

Элана вновь вздохнула и вернула шкатулку мужу.

– Продолжай, Ксанетия. Так значит, тенью, которая преследовала меня и Спархока, был Заласта? Мыто думали вначале, что это Азеш, а потом грешили на Троллей-Богов.

– Тенью сей был разум Заласты, королева Элении, – пояснила Ксанетия. – Стирикское заклятье, ведомое лишь немногим, позволяло ему незримым слышать и узнавать многое.

– Я бы не сказала, что незримым. Я всякий раз видела эту тень. Видно, это не слишком прочное заклятье.

– Сие было деяние Беллиома. Искал он предостеречь Анакху о присутствии Заласты, делая его отчасти зримым. Поскольку одно из колец было на твоей руке, ты также могла видеть тень разума Заласты. – Ксанетия помолчала. – Заласта терзался страхом, – продолжала она. – Приспешники Азеша замыслили заманить Анакху – вместе с Беллиомом – в Земох, где Азеш сумел бы отнять у него камень. Случись сие, и надежда Заласты уничтожить Афраэль и завладеть Сефренией навеки обратилась бы в ничто. Воистину, Анакха, все помехи, воздвигаемые на твоем пути в Земох, были делом рук Заласты.

– Я и прежде ломал над этим голову, – задумчиво проговорил Спархок. – Мартэл был человек непоследовательный, и на него это было не слишком-то похоже. Мой бывший братец был прямолинеен, как лавина. Мы, однако, полагали, что это Тролли-Боги. У них тоже была причина не хотеть, чтобы Беллиом попал в руки Азеша.

– Заласта желал, чтобы ты именно так и полагал, Анакха. Сие было еще одно средство, коим мог он скрыть от Сефрении свое двуличие, а ее доброе мнение о нем было для него весьма важно. Однако вопреки всему ты преодолел дорогу в Земох, сразился с Азешем и уничтожил его – вкупе с многими другими.

– Это верно, – проворчал Улаф, – «других» там было даже слишком много.

– Тогда Заласта сильно встревожился, – продолжала Ксанетия, – ибо Анакха осознал свою силу и власть над Беллиомом, а сие делало его столь же грозным, как бога. Заласта не более мог бросить открытый вызов Анакхе, нежели Афраэли. Тогда удалился он от людей, дабы обдумать, что ему делать дальше, и держал совет с другими отступниками. Гибель Азеша укрепила их в мысли, что Беллиом в силах одолеть и уничтожить бога. Средство, коим можно бы убить Афраэль, существовало, сумей Заласта лишь завладеть им. Предмет сей, однако, находился в руках опаснейшего человека в мире. Истинно, ежели хотел Заласта достичь своей цели, принужден он был заключить союз с богом.

– С Киргоном? – предположил Келтэн.

– Истинно так, мой охранитель. Старшие боги Стирикума, как всем вам ведомо, бессильны, ибо нет более их почитателей. Тролли-Боги заключены в Беллиоме, эленийский Бог и Эдемус недоступны. Тамульские боги чересчур легкомысленны, а бог атанов недружелюбен ко всем, кроме собственных своих детей. Оставался лишь Киргон, и Заласта и его приспешники тотчас угадали, каким средством могут они склонить бога киргаев на сей союз. Владея Беллиомом, сумел бы Киргон уничтожить стирикское заклятие, что преградило путь в мир его подданным, и выпустить их на волю – грабить и убивать. Взамен, как полагал Заласта, Киргон позволил бы ему с помощью Беллиома убить Афраэль или нее сам убил бы ее своею божественной рукой.

– Разумная основа для начала торга, – признал Оскайн. – Я бы, во всяком случае, согласился с таким условием сесть за стол переговоров.

– Возможно, – с сомнением отозвался Итайн, – но прежде нужно бы добраться до этого стола живым и невредимым. Не думаю, что появление стирика в Кирге вызвало бы у местного населения бурный восторг.

– Истинно так, Итайн из Материона, то было опаснейшее предприятие. Различными средствами ухитрился Заласта проникнуть в храм Киргона, и там предстал он перед пылающим духом самого бога и остановил его мстительную длань предложением освободить киргаев от стирикского заклятия. В один миг враги сделались друзьями, обнаружив общность своих устремлений, и согласились они, что Анакху следует заманить в Дарезию, ибо не рискнули бы они открыто столкнуться с Богом эленийцев, чья власть, имея в виду его бесчисленных почитателей, весьма велика. Составили они тогда хитроумный план, как устроить в Тамульской империи беспорядки и бедствия, дабы имперскому правительству пришлось искать помощи, и тогда Заласта, коему в Империи безгранично доверяли, сумел бы направить внимание правительства к Анакхе и предложить соглашение с Церковью Чиреллоса. Нетрудно было Заласте и его приспешникам сотворить сверхъестественные явления, ввергнувшие в страх всю Империю, нетрудно было и Киргону обмануть троллей, убедив их, что их боги велят им перейти полярные льды и явиться на северное побережье Дарезии. Более важны для их замысла были, однако, гражданские волнения, что так жестоко нарушили мир в Империи за недавние годы. Дабы волнения сии увенчались успехом, следовало их строго направлять, ибо случайные мятежи обычно легко подавляются. Изучение истории убедило Заласту, что ключом к их успеху должен стать человек, способный объединить различные народы империи и воспламенить своей силой и ревностностью. Залаете не понадобилось долго искать подобного человека. Покинув Киргу, отправился он в Арджуну и там изложил свой замысел некоему мужу по имени Скарпа.

– Погоди-ка! – вмешался Стрейджен. – План Заласты с самого начала предполагал государственную измену, не говоря уже о преступлениях, которых мы еще не упоминали, – «сговор с силами Тьмы» и тому подобное. Откуда он знал, что может доверять Скарпе?

– У него были на то причины, Стрейджен из Эмсата, – ответила дэльфийка. – Ведал Заласта, что именно Скарпе может он довериться, как никому иному. Скарпа не кто иной, как сын Заласты.