"Сияющая Цитадель" - читать интересную книгу автора (Eddings David)

ГЛАВА 12

Кринг задумчиво смотрел на лужайку.

– Это налетело на меня, как безумие, атан Энгесса, – говорил он своему огромному другу. – С той минуты, когда я впервые увидел ее, я уже не мог и думать ни о какой другой женщине.

Они стояли в тени неподалеку от здания министерства внутренних дел.

– Ты счастливчик, друг Кринг, – заметил Энгесса своим низким мягким голосом. – Многие люди проживают жизнь, так и не изведав такой любви.

Кринг мрачновато усмехнулся:

– Уверен, что без этой любви моя жизнь была бы намного проще.

– Так ты жалеешь, что это случилось?

– Нисколько. Я считал, что живу полной жизнью. Я был доми своего народа и знал, что в надлежащий час моя мать, согласно нашим обычаям, подыщет мне достойную жену. Я женился бы и стал отцом множества сыновей, и все шло бы так, как должно. Потом я встретил Миртаи и лишь тогда понял, как пуста была прежде моя жизнь. – Он провел ладонью по обритой макушке. – Боюсь только, что мои соплеменники не сразу примут ее. Она так не похожа на женщин, с которыми мы привыкли иметь дело. Все было бы гораздо легче, не будь я доми.

– Не будь ты доми, друг Кринг, она вряд ли согласилась бы стать твоей женой. Миртаи горда. Она рождена, чтобы стать супругой правителя.

– Я знаю. Я не осмелился бы и подойти к ней, если б не был доми. И все-таки я предвижу трудности, которых не избежать. Она чужеземка и совсем не похожа на пелойских женщин. Наши женщины весьма высоко ценят свое положение, а Миртаи принадлежит к другой расе, она выше ростом самого высокого пелойского воина и прекраснее всех женщин, каких я видел в своей жизни. Одно это заставит сердца пелойских женщин сжаться от зависти. Ты ведь видел, какими глазами смотрела на нее Вида, жена Тикуме? – Энгесса кивнул. – Женщины моего народа невзлюбят ее еще сильнее, потому что я – доми. Она будет домэ, супругой доми, и по праву станет первой среди наших женщин. Что еще больше ухудшит дело, она будет богаче всех пелоев.

– Не понимаю.

– Мои дела шли хорошо. Стада мои росли, в кражах мне сопутствовала удача. Все мое имущество будет принадлежать Миртаи. Она будет владеть огромными отарами овец и стадами другого скота. Только табуны коней останутся моими.

– Таков пелойский обычай?

– О да. Овцы, козы, коровы – пища, а потому они принадлежат женщинам. Женщины владеют также шатрами, постелями и фургонами. Золото, которое платит нам король за уши земохцев, принадлежит равно всему народу пелоев, так что единственное, чем владеем мы, мужчины, – это оружие и кони. Если задуматься, женщинам принадлежит почти все, а мы всю жизнь оберегаем их имущество.

– У вас странные обычаи, друг Кринг. Кринг пожал плечами.

– Мысли мужчины не должны быть заняты заботой об имуществе. Это отвлекает его во время боя.

– Да, друг мой, это мудро. Кто же владеет твоим имуществом, пока ты еще не женат?

– Моя мать. Она разумная женщина, и то, что у нее будет такая дочь, как Миртаи, многократно возвысит ее. Она пользуется большим почетом среди пелойских женщин, и я надеюсь, что она сумеет утихомирить слишком ретивых – по крайней мере, моих сестер. – Кринг вдруг хохотнул. – Воображаю, с каким удовольствием я буду любоваться лицами моих сестер, когда представлю их Миртаи, и они должны будут кланяться ей! Я не слишком-то люблю их. Все они каждый вечер молятся о моей смерти.

– Твои сестры?! – Энгесса был потрясен.

– Разумеется. Если я умру, не успев жениться, все, что я добыл, станет собственностью моей матери, и мои сестры унаследуют все это богатство. Они уже считают себя богачками. Они отвергли многих достойных поклонников, потому что гордятся своим высоким положением и будущим богатством. Я был слишком занят войнами, чтобы подумать о женитьбе, и с каждым годом мои сестры все увереннее чувствовали себя владелицами огромных стад. – Он ухмыльнулся. – Боюсь, нежданное появление Миртаи повергнет их в ярость. Один из обычаев нашего народа требует, чтобы невеста провела два месяца в шатре матери своего нареченного: ей предстоит за это время узнать о нем всякие мелочи, которые следует знать жене до того, как они заключат брак. За это время моя мать и Миртаи должны также выбрать мужей всем моим сестрам. Нехорошо, когда в одном шатре живет слишком много женщин. Вот уж это взбесит моих сестер не на шутку. Надеюсь, они попытаются убить Миртаи. Я их, конечно, предостерегу, – прибавил он с благочестивым видом. – В конце концов, я их брат. Но я уверен, что они не станут слушать моих предостережений – во всяком случае, пока Миртаи не прикончит двух-трех. Как бы то ни было, у меня слишком много сестер.

– Сколько? – спросил Энгесса.

– Восемь. Как только я женюсь, их положение среди пелоев сильно изменится. Сейчас они все богатые наследницы, а после моей свадьбы станут нищими старыми девами, нахлебницами Миртаи. Думаю, они горько пожалеют о всех тех поклонниках, которых отвергали до сих пор. Кажется, в тени под стеной кто-то крадется?

Энгесса всмотрелся в здание министерства.

– Похоже на то, – согласился он. – Пойдем спросим, что ему здесь нужно. Мы ведь не хотим, чтобы кто-нибудь пробрался в здание, пока там атана Миртаи и воры.

– Верно, – согласился Кринг. Он вытащил саблю из ножен, и странная парочка бесшумно двинулась по лужайке, чтобы перехватить крадущуюся под стеной тень.

– Сарабиан, сколько лиг от Материона до Тэги? – спросила Элана, подняв глаза от письма Спархока. – Я имею в виду, по прямой?

Сарабиан снял камзол и выглядел просто великолепно в облегающих штанах и рубашке из тонкого полотна с длинными рукавами. Стянув ремешком на затылке черные до плеч волосы, он упражнялся в выпадах, целя шпагой в золотой браслет, свисавший на длинной веревочке с потолка.

– Примерно полторы сотни лиг, а, Оскайн? – отозвался он, старательно принимая боевую стойку. Затем он сделал выпад – кончик шпаги задел краешек браслета, и тот злорадно завертелся и закачался на веревочке. – Ч-черт! – пробормотал император.

– Скорее сто семьдесят пять, ваше величество, – поправил Оскайн.

– Неужели там может идти дождь? – спросила Элана. – Здесь погода прекрасная, до Тэги всего сто семьдесят пять лиг – не так уж много, – а Спархок пишет, что там всю минувшую неделю шел дождь.

– Кто скажет, чего можно ждать от погоды? – Сарабиан вновь сделал выпад, и его клинок, ничего не задев, проскользнул в браслет.

– Хороший удар, – рассеянно заметила Элана.

– Благодарю, ваше величество! – Сарабиан отвесил ей поклон, изящно отсалютовав шпагой. – Ей-богу, это так занятно! – Он театрально пригнулся и с воплем: «Получай, собака!» – сделал яростный выпад, целя в браслет, и – промахнулся на несколько дюймов. – Ч-черт!

– Алиэн, дорогая, – сказала Элана камеристке, – узнай, здесь ли еще тот матрос, который привез письмо?

– Сию минуту, моя королева.

Сарабиан вопросительно взглянул на свою гостью.

– Матрос только что прибыл с Тэги. Я хотела бы услышать его мнение о тамошней погоде.

– Но, ваше величество, не думаете же вы, что ваш супруг может вас обманывать? – возразил Оскайн.

– Почему бы и нет? Я бы обманула его, если б у меня была на то веская политическая причина.

– Элана! – Сарабиан был явно потрясен до глубины души. – Я полагал, что ты любишь Спархока.

– Причем тут любовь? Конечно же, я люблю его. Люблю с тех пор, как была ровесницей Данаи, но любовь и политика – совершенно разные вещи, и их никогда не следует смешивать. Спархок что-то затеял, Сарабиан, и твой замечательный министр иностранных дел, по-моему, знает, что именно.

– Я? – мягко возразил Оскайн.

– Да, ты. Русалки, Оскайн? Русалки?! Неужели ты полагал, что я так доверчиво клюну на эту сказочку? Признаться, я в тебе слегка разочаровалась. Неужели это лучшее, что могло прийти тебе в голову?

– Меня подгоняло время, ваше величество, – слегка смущенно сознался он. – Принц Спархок торопился уехать. Что же нас выдало – погода на Тэге?

– И это тоже, – ответила она и помахала письмом. – Впрочем, мой любимый перехитрил самого себя. Мне и прежде доводилось читать его письма. Понятие «легкости стиля» совершенно неприменимо к Спархоку. Его письма обычно выглядят так, словно он вырубал их мечом. Однако это письмо – как и другие с Тэги – отполированы до блеска. Я тронута, что он истратил на них так много сил, но я не верю ни одному написанному в них слову. Итак, где он сейчас? И что на самом деле задумал?

– Этого он мне не сказал, ваше величество. Он сказал лишь, что ему нужен предлог на несколько недель уехать из Материона.

Элана мило улыбнулась ему.

– Отлично, Оскайн, – сказала она. – Я узнаю все сама. Так будет даже забавнее.

– Это здание не из маленьких, – говорил на следующее утро Стрейджен. – Мы ухлопаем уйму времени на то, чтобы обшарить его, дюйм за дюймом. – Он, Кааладор и Миртаи только что вернулись с очередной – и вновь неудачной – ночной вылазки.

– И насколько же вы продвинулись? – спросил Сарабиан.

– Мы целиком осмотрели два верхних этажа, ваше величество, – ответил Кааладор. – Сегодня ночью примемся за третий. – Он растянулся в кресле с безмерно усталым видом. Как и его спутники, он все еще был облачен в облегающий черный костюм. – Боже, до чего я устал, – пробормотал он. – Староват я стал для такой работенки.

Стрейджен развернул пожелтевшие от времени чертежи.

– И все же я уверен, что разгадка где-то здесь, – пробормотал он. – Вместо того чтобы открывать двери и простукивать полы, нам бы стоило сверить размеры комнат с этими чертежами.

– Все шуруешь в энтой мазне, потайные ходы вынюхиваешь? – зевая, промурлыкал Кааладор. – У тебя паршивый литературный вкус, старина. – Сарабиан озадаченно взглянул на него. – Талесийцы обожают истории о привидениях, ваше величество, – пояснил Кааладор.

– Это дает заработок переписчикам в Эмсате с тех пор, как они исчерпали весь запас хороших книг, – пожал плечами Стрейджен. – Талесия наводнена сочиненными на убогих чердаках творениями, которые пользуются небывалым успехом, – сплошь зловещие истории, где дело происходит на кладбище или в доме с привидениями и непременно в темную бурную ночь. Эмсатские шлюхи в восторге от этих книжонок. Полагаю, что местным полицейским эти истории тоже пришлись бы по вкусу. Чем, в конце концов, полицейский отличается от шлюхи?

– Я не поняла, что ты имеешь в виду, – сказала Миртаи, – да и понимать не хочу. У тебя извращенное мышление, Стрейджен. Кааладор, прекрати зевать. Твои челюсти распахиваются, точно дверь амбара.

– Дак мне ж спать охота, дорогуша. Мне давно пора на боковую, а вы меня по чердакам таскаете.

– Ну так отправляйся спать. При одном виде твоей пасти у меня ноют челюсти.

– Вам всем следует выспаться, – строго сказала Элана. – Вы теперь королевские взломщики, и я буду крайне огорчена, если вы уснете беспробудно в разгар своей работы.

– Может, нам пора подойти к делу разумно? – спросил Кааладор, выбираясь из кресла. – Я могу хоть сегодня вечером доставить сюда пару десятков профессионалов, и к утру они поднесут нам все тайны министерства на тарелочке.

– А к полудню министерство будет знать, что эта тарелочка в наших руках, – добавил Стрейджен. – Наша шпионская сеть, Кааладор, не слишком-то надежна. Мы еще не успели выловить всех осведомителей Крегера.

– Нам так или иначе некуда спешить, господа, – вмешалась Элана. – Даже если мы найдем документы, которые так усердно прячут от нас в министерстве, мы ничего не сможем сделать, покуда мой загулявший супруг не вернется домой.

– Элана, почему ты так уверена, что Спархок обманывает тебя? – спросил Сарабиан.

– Потому что это согласуется с его характером. Спархок всю свою жизнь посвятил тому, чтобы оберегать и защищать меня. Это очень мило, хотя порой дьявольски неудобно. Он все еще считает меня маленькой девочкой – хотя я уже неоднократно доказывала ему, что выросла. Сейчас он занят каким-то опасным делом и не хочет, чтобы я тревожилась за него. На самом-то деле ему нужно было только рассказать мне, что он задумал, и привести доводы, почему это необходимо сделать. Знаю, вам, мужчинам, трудно в это поверить, но женщины тоже умеют думать, а уж здравого смысла у них гораздо больше, чем у вас.

– Элана, ты безжалостна, – укоризненно сказал Сарабиан.

– Нет, я просто умею трезво мыслить. Что бы я ни говорила, Спархок всегда делает то, что считает нужным, и я привыкла смиряться с этим. Вот что, собственно, я хотела сказать: что бы мы ни обнаружили в стенах и полах министерства внутренних дел, мы не можем пустить это в ход, пока Спархок со своим отрядом рыскает где-то по континенту. Мы хотим разогнать министерство внутренних дел и бросить в тюрьму добрую четверть имперской полиции. Затем мы введем во всей империи военное положение и выпустим атанов. Дарезия станет похожа на муравейник, по которому прошлась атакующая конница. Я не знаю, чем занят Спархок, а потому не представляю, как этот хаос отразится на его делах. Я не намерена подвергать его большей опасности, чем та, которой, я думаю, он уже подвергается.

– Знаешь что, Элана? – сказал Сарабиан. – Ты трясешься над Спархоком даже больше, чем он над тобой.

– Разумеется. В этом и состоит брак.

– Только не для меня, – вздохнул он.

– Потому что у тебя слишком много жен, Сарабиан. Твои нежные чувства распылены. Каждая из твоих жен отдает тебе ровно столько любви, сколько получает от тебя.

– Насколько я убедился, так безопаснее.

– Зато намного скучнее, друг мой. Пылать страстью к одному-единственному человеку – это очень волнующе. Все равно что жить на вулкане.

– До чего изнурительно, – пробормотал он, содрогнувшись.

– Зато весело, – улыбнулась она.

Баронесса Мелидира, сославшись на головную боль, рано удалилась к себе. Не то чтобы она находила обязанности фрейлины королевы Эланы утомительными, но ей нужно было принять важное решение, и она знала, что чем дольше будет его откладывать, тем труднее будет принять его. Откровенно говоря, баронесса достигла той стадии, когда нужно было решить, что делать со Стрейдженом.

Надо честно признать, что Мелидира не была невинной девушкой. Невинные девушки при. дворе – явление редкое. Для невинной девушки существует лишь один путь в отношениях с противоположным полом. Для девушки более светской и искушенной есть два пути, и в том-то и состояла суть затруднений Мелидиры. Стрейджен, конечно, мог стать идеальным любовником. Он был привлекателен, изыскан, обладал отточенными манерами. Репутация Мелидиры при дворе отнюдь не пострадала бы от такой связи – скорее наоборот. Изначально ее намерение было именно таково, и настало время пригласить его в свою спальню и довести дело до логического конца. Связь может быть короткой или же долгой и будет возобновляться всякий раз, когда Стрейджен появится в Симмуре. Это придало бы их роману определенный статус, а между тем оба могли бы без помех искать развлечений на стороне, что считалось естественным в таком положении. Мелидира, однако, не была уверена, что хочет именно этого. В последнее время она все чаще и чаще задумывалась о более прочных отношениях, отсюда и возникали затруднения.

В сердечных делах, почти как в приливах и отливах, существует собственный ритм. Когда прилив достигает высшей точки, женщина должна подать своей добыче определенного рода знаки. Одни знаки указывают на постель, другие – на алтарь. Мелидира не могла больше откладывать. Она должна была решить, какие сигнальные флаги поднять на мачте своего корабля.

Стрейджен интриговал ее. В нем была некая опасная притягательность, и Мелидиру, придворное существо, эта черта весьма привлекала. Это было опьяняюще, волнующе – однако Мелидира вовсе не была уверена в том, что эта притягательность не поблекнет с годами.

Проблемой был и сам Стрейджен. Его незаконное происхождение и неопределенное положение сделали его чересчур чувствительным, и он постоянно усматривал пренебрежение к своей особе – по большей части на пустом месте. Он маячил при дворе Эланы, словно незваный гость на пиру, который все время втайне опасается, что его сейчас вытолкают взашей. Как надлежит чужаку, он трепетал перед аристократией, порой считая дворян чуть ли не существами иной породы. Мелидира понимала, что, если она решит повести Стрейджена к алтарю, первым делом ей придется атаковать именно эту цель. Она-то знала, что титулы – бесполезный хлам, что их можно купить, но вот как убедить в этом Стрейджена? Она могла бы купить ему титул и превратить бастарда в аристократа, но для этого пришлось бы раскрыть тайну, которую она хранила с детства. Мелидира всегда тщательно скрывала то, что она принадлежит к первым богачам страны – главным образом потому, что ее богатство было незаконного происхождения.

Вот оно! Мелидира едва не рассмеялась вслух, осознав наконец, насколько все просто. Если она хочет стать женой Стрейджена, ей довольно всего лишь поделиться с ним своей тайной. Это поставит их на одну доску и напрочь сметет воображаемый барьер между ними.

Мелидира была баронессой, но этот титул принадлежал ее семейству не так уж давно. Ее отец, широкоплечий здоровяк с копной курчавых светлых волос, начал свою жизнь простым кузнецом в Кардосе и сколотил состояние с помощью простенького устройства, которое сам придумал и воплотил в жизнь в собственной кузнице. Большинство людей относится к золотым монетам как к деньгам – то есть предмету, которому присуща внутренняя неизменная цена. Есть, однако, и такие, кто понимает, что цена монеты заключается в готовности общества признать, будто монета стоит столько, сколько на ней выбито слов и цифр. Слова не меняются, даже если по ребру монеты пару раз провести острым кинжалом. Полученные таким образом мельчайшие частички золота ничтожны, если произвести подобное действие над одной монетой. А если обработать тысячу монет? Власти, пытаясь помешать такой предприимчивости, во время чеканки гуртят монеты – то есть наносят на ребро зазубринки, и, если монету поцарапать или обрезать, этo тут же становится заметно. Отец Мелидиры изобрел способ обойти эту хитрость. В своей кузне он со всей возможной тщательностью изготовил набор штампов, которые восстанавливали гурт на ребре монеты, – по одному штампу на монету каждого достоинства. Кузнецу, конечно, в жизни было бы не пропустить через свои руки столько монет, чтобы разбогатеть, используя это хитроумное изобретение, – но отец Мелидиры был гением. Он изготовил штампы не для себя и не на продажу. Он попросту давал их напрокат за небольшой процент с прибыли.

Мелидира улыбнулась. Она была точно уверена, что очень немногие золотые монеты в Эозии сохранили свой истинный вес, и знала также, что пять процентов разницы между настоящей и фальшивой ценой сложены в виде золотых слитков в потайном подвале ее родового поместья неподалеку от Кардоса. Как только ей удастся убедить Стрейджена, что она – более солидный и удачливый вор, чем он сам, все остальное будет уже просто. Его иллюзии относительно ее высокородной крови сменятся почти что религиозным преклонением перед ее непревзойденной бесчестностью. Она могла бы даже показать ему источник своего богатства, потому что всегда хранила при себе самое дорогое напоминание о детстве – первый набор штампов, изготовленный ее отцом. Они и сейчас покоились на бархатном ложе в резной шкатулке из палисандрового дерева, стоявшей на ее туалетном столике, – стальные драгоценности во сто крат ценнее алмазов.

И когда Мелидира осознала, что у нее есть средство подвигнуть Стрейджена к законному браку, – она поняла, что уже приняла решение. Она станет его женой. При следующей же встрече она поднимет на мачте флаги, намекающие именно на это.

Затем она подумала кое о чем другом. Деятельность ее отца ограничивалась Эозией. Вся Тамульская империя буквально наводнена золотыми монетами, не ведавшими прикосновения кинжала. Как только Стрейджен сообразит это, он не пойдет – побежит к алтарю.

Мелидира улыбнулась и взяла в руки гребешок. Расчесывая длинные волосы золотисто-медового цвета, она что-то тихонько напевала себе под нос. Как положено истинной эленийке, она подошла к своей проблеме логически, и логика, как бывало почти всегда, победила. Логика – штука приятная и удобная, особенно если не хочешь связываться с нравственностью.

– Стойте! – прошипел Стрейджен, когда трое взломщиков начали спускаться по широкой лестнице на третий этаж. – Внизу кто-то есть.

– Что он здесь делает так поздно? – спросила Миртаи. – Все давно разошлись.

– Пойдем да спросим у него, – предложил Кааладор.

– Не говори чепухи. Это стражник?

– Не знаю, – ответил Стрейджен. – Я его не видел. Я только заметил отблеск свечи. Кто-то внизу открыл дверь.

– Скорее всего, какой-нибудь усердный писарь, – пожал плечами Кааладор.

– Что теперь? – спросила Миртаи.

– Подождем, – Кааладор уселся на верхнюю ступеньку.

Стрейджен задумался.

– Оставайтесь здесь, – сказал он, – а я пойду гляну, в чем дело. Если он решил остаться на всю ночь, нет смысла отсиживаться здесь до утра.

Он спустился по лестнице, бесшумно ступая по перламутровым плиткам ногами, обутыми в мягкие кожаные туфли. Дойдя до коридора, он заметил, что из-под двери в дальнем конце его выбивается тонкая полоска света. Стрейджен стремительно двинулся туда с уверенностью, которую давал ему немалый опыт. Дойдя до двери, он услышал голоса.

Стрейджен даже и не подумал подслушивать под дверью. Это было бы чересчур по-любительски. Он проскользнул в комнату, примыкавшую к нужной, на ощупь осторожно добрался до стены и приложил к ней ухо.

И не услышал ни единого звука. Выругавшись про себя, Стрейджен вернулся в коридор. Миновав на цыпочках освещенную комнату, он нырнул в соседнюю дверь – и тут же услышал, как разговаривают двое.

– Наш почтенный первый министр понемногу начинает понимать, что к чему, – говорил скрипучий голос. – Хотя и не без труда. Пондия Субат вообще мыслит с трудом, когда сталкивается с чем-то новым для себя.

– Этого более или менее следовало ожидать, ваше превосходительство. – Второй голос был знаком Стрейджену. Он принадлежал Теовину, главе тайной полиции. – Первый министр – такая же пешка, как и сам император.

– А, ты заметил это, – отозвался первый голос.

– Субат не станет задавать слишком много вопросов. Поскольку он знаком с ситуацией в целом, то скорее всего предпочтет, чтобы мы сами управлялись с делом, и не станет лично вникать в подробности. Это дает нам полную свободу действий, чего мы в первую очередь и добивались. Как продвигается с остальными?

– Мало-помалу. Сам понимаешь, мне приходится быть крайне осторожным. Эленийская шлюха завела при дворе немало друзей. Впрочем, все они охотно прислушиваются ко мне. В моих руках ключи от казны, и это помогает мне привлечь их внимание. Большинство министерств не имеет особого веса, а потому я не тратил времени на тех, кто их возглавляет. Министерство культуры, например, вряд ли будет нам полезно, то же относится и к министерству просвещения.

– Вот в этом я бы не был так уверен, ваше превосходительство. Министерство просвещения ведает университетами. Мы должны думать не только о делах насущных. Не думаю, чтобы мне или вам приятно было бы войти в историю заговорщиками и изменниками. Юридически-то мы действуем против воли императора.

– Пожалуй, это так, но министерство внутренних дел ведает полицией, а министерство финансов устанавливает и собирает налоги. Что бы мы ни делали, мы никогда не будем пользоваться у народа особой любовью. Впрочем, ты скорее всего прав. Если университетские профессора начнут втолковывать студентам, что мы с тобой изменники, люди могут счесть, что их патриотический долг – не подчиняться служителям закона и не платить налоги.

– Это наводит меня на весьма любопытную мысль, министр Гашон, – задумчиво проговорил Теовин. – У вас ведь тоже имеется нечто вроде полиции, не так ли? Я имею в виду мускулистых ребят, которые сопровождают сборщиков налогов, дабы убеждать злостных неплательщиков.

– Да, верно. Так или иначе, а налоги платят все. Я получаю деньги – либо кровь.

– Выслушай меня внимательно. Эленийцы скорее всего знают, что министерство внутренних дел – и почти наверняка армия – относятся к ним враждебно, а потому приложат все усилия, чтобы нарушить нашу работу. Мне бы хотелось укрыть некоторых моих наиболее ценных сотрудников. Могу ли я, скажем, перевести их в твое ведомство? Таким образом у меня под рукой останутся нужные люди – даже если эленийцы примутся громить полицейские участки.

– Это можно устроить, Теовин. Что еще тебе нужно?

– Деньги, министр Гашон. Воцарилась страдальческая тишина.

– Может быть, примешь взамен вечную дружбу?

– Боюсь, что нет, ваше превосходительство. Мне ведь нужно раздавать взятки. – Теовин помолчал. – А кстати, вот о чем я подумал. Во многих случаях я мог бы использовать в качестве взятки налоговый иммунитет.

– Я не помню, что означает этот термин.

– Мы дадим людям освобождение от налогов – в обмен на их сотрудничество.

– Это безнравственно! – сдавленно воскликнул Гашон. – Я в жизни не слыхивал ничего более чудовищного!

– Я ведь только предложил.

– Не смей даже заикаться ни о чем подобном, Теовин! При одной мысли об этом у меня кровь стынет в жилах. Не могли бы мы уйти отсюда? В полицейских учреждениях мне всегда отчего-то не по себе.

– Разумеется, ваше превосходительство. Думаю, что мы уже обсудили все, что должно оставаться между нами.

Стрейджен замер в темном кабинете, прислушиваясь к тому, как двое собеседников отодвинули кресла и вышли в коридор. Затем он услышал, как Теовин поворачивает ключ в замке своего кабинета. Светловолосый вор выждал минут десять, а затем вернулся к подножию лестницы.

– Они ушли, – громко прошептал он, адресуя свои слова наверх, в темноту.

Миртаи и Кааладор спустились к нему.

– Кто это был? – спросил Кааладор.

– Глава тайной полиции и министр финансов, – ответил Стрейджен. – Беседа была весьма поучительная. Теовин собирает себе на подмогу другие министерства. Они не знают, что он задумал на самом деле, но некоторых ему удалось убедить, что поддержать его в их же собственных интересах.

– С политикой разберемся позже, – сказал Кааладор. – Уже почти полночь. Давайте-ка приступим к делу.

– Зачем? – пожал плечами Стрейджен. – Я уже нашел то, что мы искали.

– Разве это не отвратительно? – обратился Кааладор к золотокожей великанше. – Говорит себе так, между делом, будто это какой-то пустяк. Ну ладно, Стрейджен, ошеломи нас своей гениальностью. Сделай так, чтобы у меня глаза полезли на лоб, а Миртаи лишилась чувств от восхищения.

– Это, в общем-то, не моя заслуга, – признался Стрейджен. – Я наткнулся на разгадку совершенно случайно. Тем не менее я был прав – это потайная комната. Конечно, надо еще обнаружить дверь и убедиться, что документы, которые мы искали, спрятаны именно там, но комната находится в самом подходящем месте. Мне бы следовало сообразить это с самого начала.

– Где она? – спросила Миртаи.

– Рядом с кабинетом Теовина.

– Да, это вполне логично, – согласился Кааладор. – Как ты ее обнаружил?

– Ну, я ее пока еще не обнаружил. Я ее вычислил.

– Кааладор, не спеши выбрасывать мягкие туфли и черный костюм, – посоветовала Миртаи.

– Любовь моя, ты ранишь мое сердце! – запротестовал Стрейджен.

– Мне и прежде доводилось видеть, как эленийцы попадали пальцем в небо со своими вычислениями. Может быть, поделишься с нами ходом своих мыслей?

– Я хотел заняться подслушиванием по всем правилам и вошел в комнату, примыкающую к кабинету Теовина, чтобы оттуда слушать его разговор с министром финансов Гашоном.

– И что же?

– Я не услышал ни единого слова.

– Здесь каменные стены, Стрейджен, – заметила Миртаи, – да еще покрыты ракушками.

– Миртаи, стен, которые не проводят звук, в мире попросту не существует. В стене всегда остаются трещинка и каверны, в которые не попадает известка. Как бы то ни было, когда я пробрался в комнату по другую сторону кабинета, я услышал все. Поверьте мне, ребята, между первой комнатой и кабинетом Теовина есть еще одна комната.

– Знаешь, дорогуша, а вроде как все сходится, – сказал Кааладор Миртаи. – Где же еще быть этой двери, как не в кабинете Теовина? Бумаги-то важные, и вряд ли он захочет, чтобы до них мог добраться кто угодно. Если б мы дали себе труд немножко подумать, мы сберегли бы немало времени.

– Мы и так не истратили его совсем уж зря, – улыбнулась Миртаи. – Я научилась ремеслу взломщика, и мне выпал случай понежиться в ваших теплых чувствах. Вы оба доставили мне столько счастья, что я и сказать не в силах. Но знаете ли, дверь кабинета наверняка заперта.

– Проще простого, дорогуша, – ухмыльнулся Кааладор, показывая ей тонкий, как игла, инструмент с крючком на конце.

– Начнем, пожалуй, – сказал Стрейджен. – Уже полночь, и, быть может, весь остаток ночи уйдет у нас на то, чтобы отыскать дверь в эту потайную комнату.

– Ты шутишь! – сдавленно хихикнула Элана.

– Шоб у меня язык отсох, ежели вру, ваш-ш-величество! – Кааладор помолчал и прибавил:

– Ужасно, не правда ли?

– Что-то я ничего не понял, – сознался Сарабиан.

– Это стереотип, ваше величество, – пояснил Стрейджен, – и он распространен в литературе, весьма популярной в Эозии.

– Неужели ты и вправду хочешь польстить этому мусору, называя его литературой? – пробормотала баронесса Мелидира.

– Она утоляет нужды умственно отсталых, баронесса, – пожал он плечами. – Как бы то ни было, ваше величество, подобная литература состоит по большей части из историй о привидениях. Там непременно присутствует замок с призраками, а также потайными комнатами и ходами, причем вход в такую комнату, как правило, замаскирован книжным шкафом. Это старая и всем наскучившая подробность – до такой степени наскучившая, что я о ней и не подумал. В жизни не поверил бы, что кто-то способен действовать так банально. – Он рассмеялся. – Интересно, Теовин сам все это придумал или стащил из книги? Если стащил, то у него чудовищный литературный вкус.

– Неужели в Эозии книги настолько доступны? – спросил Оскайн. – У нас они на редкость дороги.

– Это одно из следствий того, ваше превосходительство, что в минувшем веке наша Святая Матерь стремилась ко всеобщей грамотности, – пояснила Элана. – Церковь желала, чтобы верующие могли сами читать ее послания, а потому приходские священники приложили немало усилий, чтобы обучить грамоте всю свою паству.

– Но послания Церкви читаются быстро, – прибавил Стрейджен, – и толпе грамотных людей не к чему приложить свою грамотность. Правда, этому литературному взрыву способствовало изобретение бумаги. На переписывание книги тратится не так уж мало времени и средств – дорог именно пергамент. Когда появилась бумага, книги стали дешевле. В крупных городах есть конторы, в которых трудятся целые полки переписчиков, производя книги тоннами. Это весьма выгодное занятие. В книгах нет ни рисунков, ни буквиц, написаны они не слишком аккуратно, но их можно читать – и они дешевы. Не у всех, кто владеет грамотой, отменный вкус, а потому множество отвратительной писанины выходит из-под пера людей с полным отсутствием таланта. Они пишут приключенческие романы, истории о привидениях, героические сказки и мерзкие книжонки, которые ни один человек не выставит напоказ в своем книжном шкафу. Церковь поощряет жития святых и скучнейшие религиозные вирши. Их, конечно, тоже пишут, но подобных книг никто не читает. Зато в моде истории о привидениях – особенно в Талесии. Думаю, это как-то связано с нашим национальным характером. – Он поглядел на Элану. – Боюсь только, ваше величество, что добывать информацию из потаенной норки Теовина будет долго и утомительно. Там горы документов, а я не могу каждую ночь водить по крыше толпы народа, чтобы рыться в бумагах. Миртаи, Кааладору и мне придется самим читать все от корки до корки.

– Не думаю, милорд Стрейджен, – улыбнулась Элана светловолосому вору. – Я полностью доверяю твоей бесчестности, мальчик мой, а потому знала, что рано или поздно вы отыщете то, за чем мы охотимся. Я долго ломала голову над проблемой, которую ты сейчас упомянул, а потом вспомнила о том, что как-то рассказывал мне Спархок. Он с помощью заклинания поместил облик Крегера в таз с водой, чтобы Телэн смог нарисовать его портрет. Я поговорила с одним из наших пандионцев – его имя сэр Альвор. Он рассказал, что, поскольку Сефрения не желает читать по-эленийски, она и Спархок придумали способ обойти это препятствие. Она может взглянуть на страницу – а потом воспроизвести ее в зеркале или в тазу с водой спустя несколько часов или даже несколько дней. Сэр Альвор знает это заклинание. Он молод, гибок и без труда проберется с вами по крыше. Возьмите его с собой, когда отправитесь в здание министерства, и запустите его в потайной чулан Теовина. Думаю, он вынесет оттуда весь архив за одну ночь.

– А это и вправду сработает, ваше величество? – с некоторым сомнением осведомился Кааладор.

– О да, и еще как! Я сама дала Альвору книгу, которую он прежде в глаза не видел. Он несколько минут листал ее, а затем воспроизвел вот в этом зеркале – всю, до последней страницы. Я сверила изображение в зеркале с оригиналом, и оно оказалось абсолютно точным – даже жирные пятна были те же.

– Стал-быть, энти пандионские ребята тоже на кой-что сгодятся, – признался Кааладор.

– Знаешь ли, – улыбнулась Элана, – я и сама это заметила: один пандионец оказался мне особенно полезен.