"Мой голос останется с вами." - читать интересную книгу автора (Эриксон. Милтон)

2. Мотивирующие истории.

Эриксон часто пользовался описаниями развития ребенка в раннем детстве – как он учится узнавать свою собственную руку, вставать, ходить и говорить – для того, чтобы вызвать у пациента ощущение процесса его собственного развития. Когда он рассказывал мне истории, возвращавшие меня к моему самому раннему опыту научения, то я в состоянии транса мог пережить заново колоссальные усилия и частые неудачи, сопровождающие решение новой задачи или приобретение нового навыка. В то же время я прекрасно осознавал, что мне удалось приобрести эти навыки. Практический вывод состоял в том, что я могу научиться преодолевать другие трудности в моей сегодняшней жизни.

Как пишет Джей Холл в своей «Нестандартной терапии», у Эриксона был четкий и ясный взгляд на нормальное развитие. Это не значит, что он стремился подогнать всех людей под один образец, скорее он считал, что у каждого человека есть нормальное, здоровое ядро, нечто подобное тому, что Хорни называла "реальным "я". Он знал, что рост и развитие могут быть искажены и направлены по ложному пути множеством способов, но он чувствовал, что задача терапевта в том и состоит, чтобы вернуть человека на его собственный «истинный путь».

В этой связи он рассказал историю о лошади, которая забрела во двор его дома, когда он был молодым человеком. У лошади не было характерных примет, по которым ее можно было бы опознать. Эриксон предложил вернуть лошадь хозяевам. Чтобы сделать это, он просто сел на нее верхом, выехал на дорогу и предоставил лошади самой выбирать путь. Он вмешивался только тогда, когда лошадь сходила с дороги, чтобы попастись или побродить по полям. Когда лошадь, наконец, пришла во двор соседа, жившего в нескольких милях пути, сосед спросил Эриксона: «Как вы узнали, что лошадь пришла отсюда и что она наша?»

Эриксон ответил «Я не знал, а вот лошадь знала. Все, что мне нужно было сделать, так это не дать ей сойти с дороги».

Начиная курс терапии или обучения, часто бывает полезно вернуться к началу настоящего пути. Пример того, как это бывает, можно найти – в обучающем рассказе Эриксона «Научитесь вставать».

Мы многому учимся на сознательном уровне, а потом забываем то, чему научились, и используем автоматический навык. Понимаете, у меня было огромное преимущество перед другими. У меня был полиомиелит, я был полностью парализован, а воспаление было таким, что ощущения были тоже парализованы. Я мог двигать глазами и слышать. Мне было очень одиноко лежать в кровати будучи не в состоянии двигаться и только смотреть по сторонам. Я лежал в изоляции на ферме, где кроме меня были семь моих сестер, брат, двое родителей и сиделка. Что я мог сделать, чтобы хоть как-то развлечь себя? Я начал наблюдать за людьми и всем, что меня окружало. Я скоро узнал, что мои сестры могут говорить «нет», имея в виду «да». И они могли сказать «да», подразумевая в то же самое время «нет». Они могли предложить одна другой яблоко и взять его обратно. Я начал изучать невербальный язык и язык движений тела.

Одна из моих сестер была младенцем и только начала ползать. А мне так хотелось научиться вставать и ходить. Можете себе представить, как жадно я смотрел, как моя сестра подрастает и учится уже не ползать, а вставать. Но вы не знаете, как вы сами когда-то научились вставать. Вы даже не знаете, как вы ходили. Вы можете представить себе, что если ни пешеходы, ни машины не помешают вам, то вы пройдете по прямой линии шесть кварталов. Но вы не знаете о том, что вы не могли уверенным шагом пройти по прямой. Вы не отдаете себе отчета в том, как вы ходите. Вы не помните, как вы научились вставать на ноги. Вы научились делать это, подтягиваясь на руках. Вся нагрузка ложилась на ваши руки, и случайно вы обнаружили, что можете переложить вес на свои ноги. Ох, как это было сложно, когда ваши коленки начинали подгибаться сами, а когда вы научились держать их прямо, то начинали сдавать бедра. Тогда вы – садились, скрестив ноги. И вы не могли встать, потому что и коленки, и бедра подвели бы вас. Вы сидели, скрестив ноги – и вскоре научились хвататься руками за что-либо – вы подтягивались вверх – и тогда нужно было научиться держать обе ноги прямо, чтобы они не подгибались в коленях, и как только вы научились делать это, нужно было научиться следить за своими бедрами, чтобы они тоже не подгибались. Затем вы обнаружили, что надо научиться фиксировать свое внимание на том, чтобы и колени, и бедра были прямыми, а ноги разведены! И тогда, наконец, вы смогли стоять, широко расставив ноги и держась руками.

Затем пришел черед выучить следующий урок, состоящий из трех этапов. Вы распределяете вес на обе ноги и одну руку, отпустив другую, которая вас уже не поддерживает. (Эриксон поднимал левую руку.) Это по-настоящему трудная работа, дающая вам возможность научиться стоять прямо, не подгибая коленок и бедер, расставив ноги и твердо опираясь на руку (на правую). Затем вы обнаруживаете, как изменяется равновесие тела. Вы изменяете равновесие тела, поворачивая голову, поворачивая корпус. Вам нужно научиться сохранять равновесие при всех движениях вашего тела – когда вы двигаете рукой, поворачиваете голову, плечо или корпус, а затем вам нужно выучить все заново, но уже с другой рукой. Затем наступает самое трудное – научиться, отпустив обе руки и двигая ими в разных направлениях, стоять только на ногах, широко расставив их в стороны. И продолжать удерживать в прямом положении бедра, колени, распределив внимание своего ума так, чтобы удерживать в его поле колени, бедра, левую руку, правую руку, вашу голову, ваше тело. И наконец, выработав достаточный навык, вы попытались сохранить равновесие, стоя на одной ноге. Это была адская работа!

Как вам удается сохранить свое тело в таком положении, что ваши бедра прямые, ваши колени прямые, и вы чувствуете движение рук, головы, корпуса? А затем вы ставите одну ногу вперед и переносите Центр тяжести тела! Ваши колени согнулись, и вы сели. Вы снова встали и сели еще раз. Наконец вы научились выставлять вперед одну ногу, сделали шаг, и он, похоже, получился. Вы повторили его – и снова получилось. Затем третий шаг – той же ногой – и вы упали! Потребовалось много времени, чтобы научиться чередовать ноги: правой – левой, правой – левой, правой – левой. Теперь вы получили возможность размахивать руками, поворачивать голову, смотреть направо и налево идти, не обращая ни малейшего внимания на то, как вы держите колени и бедра прямыми.

Мысль Эриксона состоит в том, что увечье может дать человеку преимущество, «страшное преимущество перед другими». Он полагает, что научение является одним из лучших видов развлечения. Когда герой рассказа оказался полностью парализованным, он спросил: «Как я могу развлечь себя?» И он объясняет, как, показывая развитие своего умения наблюдать. Затем он рассказывает об удовольствии от дальнейшего научения – научения тому, что обычно остается за пределами сознания – и дает пример наших бессознательных действий и движений при ходьбе по улице.

Когда он рассказывает о том, как человек на самом деле учится стоять, то значительный акцент делается на осознании кинестетических ощущений, и слушающий невольно сосредотачивается на своих внутренних мышечных ощущениях. Неуклюжесть попыток встать, сопровождающаяся сидением со скрещенными ногами и тому подобным, сродни той неловкости, которую мы все испытываем, обучаясь чему-то новому.

Описывая то, что ребенок испытывает, когда учится вставать и ходить, он стимулирует регрессию слушающего к младенческому возрасту. На самом деле, почти каждый, слушая эту историю, войдет в гипнотический транс, сопровождающийся регрессией. Смысловой акцент рассказа делается на том, что обучение базовым навыкам сперва происходит сознательно, а затем становится бессознательным. Когда этот рассказ используется в качестве инструмента гипнотической индукции, он провоцирует регрессию и проявление автоматизмов. Интересно заметить, что негативные утверждения (напр. «вы упали») Эриксон употребляет в прошедшем времени. Он переходит на настоящее время, чтобы дать позитивные внушения («вы меняете равновесие вашего тела»).

Этот «рассказ-установка первичного научения» полезен в начале любого терапевтического курса, поскольку возвращает человека к периоду, когда его невротических проблем еще не было, разрушая тем самым хотя бы на время его фиксированные психические установки. Он также напоминает пациенту, что хотя научение трудно или было трудным, но он может научиться, если будет настойчив. По крайней мере он знает, что теперь он может ходить без усилий.

Эриксон также указывает, что мы заложили основы и что эти основы мы возьмем с собой в будущее. Будучи еще мальчиком и живя на ферме, Эриксон всегда был озабочен посадкой урожая, который можно будет собрать в будущем. В этой истории Эриксон закладывает основы для терапии, рассказывала как люди учатся. Он лишает процесс научения угрозы и делает его интересным. Он также начинает иллюстрировать некоторые положения, к которым будет возвращаться в других рассказах, – это значит, что наблюдать он умел очень тонко. Он учился, наблюдая других. «Ты здесь для того, чтобы учиться», – подсказывает он всем смыслом своего рассказа и стимулирует «установку на обучение» – готовность учиться. Паралич лишает возможностей, и пациент имеет дело с вещами, которые парализуют. Эриксон превращает паралич в нечто полезное. Он был один, и ему не на кого было положиться, кроме самого себя, и он начал наблюдать.

Когда он говорит, что одна из его сестер могла предложить другой яблоко и забрать его обратно, имеет ли он в виду, что он сам может предложить яблоко – научение – и не дать его? Или что вы сами можете предложить нечто от себя и не давать этого? Он не предлагает той или иной конкретной идеи; то, что он хочет донести до нас) имеет много уровней смысла. И яблоко мысленно возвращает нас к Эдему – к началу, к развитию.

«И вы можете представить себе, как жадно я наблюдал.’» Здесь он подчеркивает слово «представить», «вообразить». Конечно, это показывает путь, по которому пойдет его работа с гипнозом, – это работа с образами, с воображением. Одновременно он начинает будить и концентрировать внимание слушателя.

Джефф Зиг так прокомментировал этот рассказа «Эриксон имел способность играть с вашим вниманием и со своим собственным. Он всю дорогу шутил, рассказывая свои истории. Он собирался посмеяться и вызывал вас на игру. Если вы не хотели играть, то это была ваша проблема. Он бы продолжал делать свои попытки, но он не собирался становиться объектом агрессии, если вы их отвергали. Мы пока еще коснулись только того, что лежит на поверхности. Я чувствую, что достаточно хорошо понимаю процесс работы Эриксона, и все же, начни мы с ним обсуждать, что он делал, мы бы обнаружили, что затронули только поверхностный уровень, или, может быть, чуть глубже. А он бы держал в голове два еще более глубоких уровня. Он видел эти два или три уровня, когда давал символ яблока. Это было бы так: „Что думает о яблоке маленький ребенок?“ или: „Что вы станете делать с яблоком, будь вы маленьким ребенком?“ Вы приносите яблоко учителю. И это символ благосклонности. Эриксон хорошо понимал человеческое бессознательное и знал, что если вы даете такое-то слово или символ, то можете ожидать такие-то возможные ассоциации. Наблюдая человека, вы могли ухватиться за любые ассоциации, которые давал этот человек и прослеживал их до конца. Такая глубина действительно не имеет себе равных. Итак, вы не знаете, как вы научились вставать на ноги. Но у вас есть эта информация».

Это и был один из важнейших принципов Эриксона – в процессе своего естественного развития люди выработали потенциалы, помогающие им решать проблему, средств решения которой они ищут. В этом рассказе он напоминает людям, что у них есть ресурсы, о существовании которых они еще не подозревают. Когда он использовал такие фразы, как «вся нагрузка ложилась на ваши руки, и случайно вы обнаружили, что можете переложить вес на свои ноги», то это было его способом донести свою мысль об использовании «запрограммированных случайностей» в психотерапии.

Вы создаете пациенту ситуацию, а он должен найти решение – если, конечно, он ее вообще осознает.

«Это очень сложная вещь, потому что ваши коленки будут подгибаться, а когда вы будете держать их прямо, то подведут тазобедренные суставы». Он дает «бессознательному» подсказки с помощью токах слов, как «прямо» и «вставать». Позже, когда эти слова или фразы будут введены в терапию, будет автоматически включаться целостная установка на научение и то отношение к обучению, которое было выработано.

Я закончил школу в 1919 году. В.августе я услышал, как трое врачей в соседней комнате говорили моей матери: «К утру мальчик умрет». (Эриксон первый раз заболел полиомиелитом, когда ему было семнадцать лет.)

Будучи нормальным ребенком, я не поверил этому. Наш сельский врач вызвал из Чикаго двоих своих коллег для консультации, и они говорили моей матери: «К утру мальчик умрет».

Я был вне себя от гнева. Подумать только, сообщить матери, что ее сын к утру будет мертв! Это неслыханно!

Когда после этого мать вошла в комнату, на ней не было лица. Она подумала, что я помешался, потому что я настоятельно просил ее передвинуть в моей комнате большой сундук так, чтобы он стоял под другим углом к кровати. Она двигала его у кровати, а я просил ее еще пододвинуть его, так и эдак, пока он не занял того положения, какого мне хотелось. Этот сундук закрывал мне пейзаж за окном, и – разрази меня гром – я не хотел умереть, не увидев заката! Я увидел его только наполовину. Я был без сознания три дня.

Я ничего не сказал моей матери. Она ничего не сказала мне.

Эриксон рассказал мне эту трогательную историю в 1970 году, когда я приехал к нему с просьбой помочь мне улучшить память на имена и воскресить в памяти детские воспоминания. Я немедленно вспомнил некоторые детские впечатления – о том, как сам боролся со страшным заболеванием, скарлатиной. Но моему желанию иметь лучшую память на имена не суждено было сбыться. Только позже я понял, что он косвенно давал мне установку принять это ограничение. Его внушение было облечено в форму рассказа о высказывании его отца на похоронах его матери.

"И на похоронах моей матери отец сказал: «Как это было прекрасно, семьдесят четыре раза отмечать годовщину свадьбы с одним человеком. Было бы еще более прекрасно отметить семьдесят пятую, но невозможно иметь все, что хочешь».

С помощью этого и предыдущего рассказов он косвенно говорит нам, что жить – это уже счастье.

Обращаясь к эпизоду с сундуком и закатом, он фактически сообщал нам одно из своих любимых указаний – как радоваться жизни, может быть даже продлять ее! «Всегда ставьте себе реально выполнимую цель в ближайшем будущем». В данном случае его целью было увидеть закат. Конечно, чтобы достичь этой цели, нужно было убрать препятствие. А поскольку Эриксон не мог сделать этого сам, то нужно было попросить мать сделать это. Знаменательно, что он не сказал ей, зачем ему нужно было сдвигать сундук. Не всегда нужно, чтобы другие знали мотивы наших действий. Но необходимо, чтобы мы имели цели – конкретные и достижимые.

Эриксон никогда не ждал чуда от гипноза. Тем не менее, он постоянно указывал, что мы все имеем силы, естественные силы, которые не используем. При помощи соответствующих мотивирующих внушений и указаний, часто можно эти силы применить к делу и использовать. Когда в ответ на вопрос, «полезен ли гипноз при лечении рака», он рассказал следующую историю, то прежде всего он имел в виду ценность гипноза для снижения боли. Некоторые тогда полагали, что гипноз, наряду с традиционными методами лечения, такими, как хирургия, может увеличить шансы больных на выживание.

Я думаю, что можно многое сделать. Президент государственного медицинского общества хирург направил ко мне женщину. Он оперировал ей рак матки, а затем оперировал рак толстой кишки, но уже другой природы (т. е. разновидности).

У нее развились спазмы прямой кишки. Дефекация была чрезвычайно болезненной, и она пришла к нему на прием, чтобы он медленно и постепенно расширил сфинктер. Ведь она страдала от такой ужасной боли. Он спросил меня: «Вы можете помочь этой женщине с помощью гипноза? Я не хочу делать ей третью операцию».

Итак, я погрузил ее в транс. Я сказал женщине, что у нее было два различных типа ракового заболевания; теперь она страдает болезненными спазмами заднего прохода. И это действительно очень больно, и спазм действительно надо снять. Я сказал ей, что если она возьмет автомобильную камеру, положит ее на воду в бассейне и, одев купальник, будет ежедневно плавать, сидя на камере и наслаждаясь расслабляющей обстановкой бассейна и прикосновениями воды, то расширение сфинктера будет гораздо менее болезненным. И она делала это каждый день. Врач сказал, что расширение восстанавливается неожиданно быстро, гораздо быстрее, чем обычно. Он сказал, что женщина продолжает жаловаться на боль, но тон ее голоса стал уже другим. Он считал, что она испытывает боли уже не в такой степени.

Примерно через год эта женщина приехала, обняла и поцеловала меня и рассказала, какой прекрасной стала теперь ее жизнь. Ее прямая кишка зажила, врач сказал, что там все в порядке. Он удалил оттуда опухоль. Рак не повторился.

Мысль. Эриксона состоит в том, что «расширение» будет гораздо менее болезненным, если человек предпримет какое-либо действие – например, возьмет камеру, сядет на нее и, расслабившись, будет плавать на ней в бассейне. Он создает настроение для психотерапии, которая последует дальше, наводя на мысль о том, что ее можно провести в относительно уютной атмосфере. Он также подразумевает, что она «пойдет необычно быстро, гораздо быстрее». И последняя установка, которую он создает, заключается в том, что терапия будет успешной, как она была успешной в случае с этой женщиной, хотя болезнь, от которой она страдала, часто кончается трагически. Поскольку инструкции, в данном случае домашнее средство от боли, даются в гипнозе, то они будут действовать сильнее, чем если бы давались в бодрствующем состоянии.

Эриксон мог рассказать такого рода историю, чтобы донести свою мысль до кого-нибудь из членов группы, кто, по его ощущениям, имел эмоциональные или интеллектуальные «зажимы». Он мог дать понять, что сообщение адресовано данному конкретному человеку, направляя взгляд в одну сторону, а голос в другую, или изменяя интонацию голоса, когда смотрел прямо на этого человека, или тем, что избегал на него смотреть.

Бывший пациент из Филадельфии, которого я вылечил от головной боли, прислал ко мне своих дядю и тетю. Он сказал: «Эти двое ссорятся каждый день своей супружеской жизни. Очи прожили вместе уже свыше тридцати лет».

Они приехали ко мне. Я сказал: «Разве вам уже не достаточно ссор? Почему бы не начать радоваться жизни?» И с тех пор их жизнь стала очень приятной. А тетя моего бывшего пациента пыталась убедить свою сестру приехать ко мне, потому что его мать была очень несчастна.

В этом рассказе Эриксон в свойственной ему косвенной манере отвечает своим критикам, которые спрашивали его о завершении терапии и ее результатах. Он ясно дает понять, что лечение головной боли было успешным, говоря, что «бывший пациент из Филадельфии» послал к нему на прием своих дядю и тетю. Также очевидно, что их отношения изменились к лучшему, поскольку тетя почувствовала, что Эриксон может помочь ее сестре. Эриксон часто начинает рассказывать о случаях с больными, ссылаясь на предыдущего пациента, которого удалось успешно вылечить.

Этот рассказ Эриксон мог бы рассказать тогда, когда кто-то в группе внутренне спорит с ним или с самим собой. Он выделяет фразу: «Разве не достаточно вам уже ссор?»

Эта история может показаться неправдоподобной. Однако я оставляю ее здесь ради той притягательной силы, которой обладает ее простота.

Я попросил Эриксона рассказать нам побольше о той ситуации, в которой давались эти простые внушения. Сколько времени ему понадобилось, чтобы установить раппорт? Погружал ли он эту пару в гипноз?

Он ответил: «Я просто использовал транс в бодрствующем состоянии, который потом достиг чуть более глубокой степени легкого транса… Я спросил их: „Почему бы не радоваться жизни? У вас за плечами уже свыше тридцати лет ссор. Я думаю, что брак должен приносить радость. А у вас осталось не так много времени, чтобы радоваться совместной жизни.“ И они оценили эту мысль».

Слишком многие терапевты считают, что они должны помогать пациенту изменяться и направлять эти изменения. А психотерапия похожа на снежный ком, катящийся с горы. Катясь вниз, он становится все больше и больше, превращаясь в лавину, которая сравнима уже с самой горой.