"Мария кровавая" - читать интересную книгу автора (Эриксон Кэролли)

ГЛАВА 2

Через два года после смерти «новогоднего мальчика» Генрих VIII надумал воевать с французами, для чего собрал большую армию и пересек Ла-Манш. Уже давно миновал траур по трагедии, Генриху шел двадцать первый год, страной по-прежнему правили его советники, но и он сам начинал все заметнее проявлять волю. Взять хотя бы этот поход на Францию. Английская армия на памяти его современников еще ни разу не вторгалась на континент. Вся политика отца Генриха основывалась на дипломатических переговорах; больше всего на свете он страшился начать войну. Советники убеждали молодого короля не втягивать Англию в военную авантюру, но в их доводах он находил мало логики. Сердцу Генриха были ближе другие соображения.

Дело в том, что в начале XVI века главным и основным занятием рыцаря считалась война. С молоком матери Генрих впитал в себя, что» великий король — это прежде всего рыцарь, а уже потом государственный деятель. Тому примером могли служить почти все знаменитые предшественники Генриха — от Эдуарда I, воевавшего в Уэльсе, до Эдуарда III и его сыновей, принимавших участие в Столетней войне. Феодальное общество, породившее военную аристократию, распалось несколько поколений назад, но личные качества рыцарства: отвага и мужество в бою, неукротимая воля к победе, великодушие и благородство — одинаково по отношению как к союзникам, так и к врагам, — верность принципам кодекса чести — все это по-прежнему высоко ценилось, хотя военной пользы от рыцарства в его чистом виде становилось все меньше и меньше. И сейчас тоже, как и во времена Ричарда Львиное Сердце и Саладина, было достаточно героев-рыцарей, демонстрирующих необыкновенную личную доблесть, которые служили прекрасным примером для подражания. И главным среди них был знаменитый шевалье де Баярд, чьи подвиги в итальянских войнах были хорошо известны при дворе Генриха. Говорили, что однажды, обороняя мост, он один сражался против двух сотен испанских солдат, а в другой раз великодушно отказался от награды в двадцать пять сотен дукатов, предложенных благодарным вельможей, жену и дочь которого Баярд спас от бесчестья. Генриха вдохновляло стремление снискать себе похожую славу, и вот весной 1513 года он замыслил войну.

В июне были собраны и погружены на суда тысячи луков со стрелами, а также сотни бочонков с мукой и пивом. Из оружейных мастерских Северной Италии прибыли сделанные по заказу воинские доспехи. Были сшиты сотни шатров, причем на больших были начертаны имена: «Белый олень», «Борзая», «Перо», «Золотая чаша», «Гора», «Золотая олени ха», «Мир», «Цветок лилии». Малым, средним и тяжелым пушкам всем также были присвоены названия — «Корона», «Подвязка», «Роза», «Амазонка», «Восходящее солнце». Серпентины (полуфунтовые пушки) носили геральдические наименования: «Сирена», «Грифон», «Оливенит» и «Антилопа». Самые большие орудия, процесс заряжения которых девяностокилограммовыми железными ядрами длился так долго, что они могли выстрелить не больше тридцати раз в день, назывались «Двенадцать апостолов».

Было найдено подходящее название и для военной кампании Генриха — она была объявлена крестовым походом. Гнев папы Юлия II на французского короля был столь велик, что в конце концов он издал специальное послание, предписывающее отобрать королевство у Людовика и передать его Генриху. Разумеется, выполнить это можно было лишь в том случае, если Генрих сумеет завоевать Францию. В конце июля войска Генриха, за три недели до того занявшие плацдарм в районе принадлежавшего Англии города Кале, начали выдвижение на юго-восток. При отвратительных погодных условиях (то проливной дождь, то удушающая жара) они двинулись на Теруанн. Пушки и ядра везли в крытых повозках, движение которых определяло скорость передвижения всего войска. Следом под знаменем Троицы шел обоз с королевской охраной, за ним — герцог Бакинцем с четырьмя сотнями солдат, а дальше — три церковные роты под командованием епископов Дарэмского, Винчестерского и Вулси, который ведал при короле раздачей милостыни. Под стягом самого Генриха шли шесть сотен отборных гвардейцев, за которыми следовали священники и певчие из его капеллы (достаточно крупное подразделение численностью в 115 человек), потом королевские секретари, кухонная челядь, постельничьи и королевский лютнист. Позади всех шагало многочисленное войско под командованием лорд-гофмейстера и графа Нортумберленда.

Кроме неприятного случая, произошедшего с престарелым сварливым епископом Винчестерским, которого в пути лягнул мул, к стенам Теруанна армия прибыла без происшествий. Город был осажден, а вскоре появился и отряд бургундцев под командованием императора Максимилиана, который предложил Генриху помощь, если, конечно, тот заплатит солдатам. С прибытием габсбургского союзника армия Генриха приобрела характер объединенных международных сил, игнорировать которые Франция уже не могла себе позволить. Это выглядело совсем не так, как год назад, когда английские войска предприняли неудачный поход в Испанию, подорвав тем самым престиж державы.

Операция тогда задумывалась следующим образом: английские войска под командованием маркиза Дорсета направлялись на кораблях в Испанию, где, соединившись с силами Фердинанда Испанского, должны были предпринять поход на север, во Францию, чтобы возвратить потерянные Англией земли в районе города Гюйенн. Однако с самого начала это предприятие было безнадежным из-за бездарно составленного плана и пресловутой капризности Фердинанда. Не было палаток, не было пива да и другой провизии тоже не было. Жаркая погода подорвала силы англичан, а высокие цены на местные товары быстро опустошили карманы. Фердинанд неожиданно заявил, что желает идти не на Гюйенн, а на Наварру, и оставил англичан сражаться одних. В английской армии началась эпидемия, причем заболел и сам Дорсет, солдаты стали бунтовать, требуя увеличения жалованья. Бунт был вскоре подавлен, по боеспособность войска, и до того весьма сомнительная, была подорвана окончательно. Началось массовое дезертирство. К сентябрю разногласия среди командного состава достигли таких масштабов, что некоторые военачальники начали действовать самостоятельно. Они наняли корабли, напекли достаточно хлеба и уплыли домой. Узнав об этом, Генрих пришел в ярость, но к тому времени, когда его непокорная армия достигла родных берегов, он сделал вид, что этого позорного эпизода никогда не было.

Теперь же он сам командовал преданным, хорошо обеспеченным и уверенным в своих силах войском, успехи которого должны были компенсировать неудачу Дорсета. Первая возможность появилась на третью неделю осады Теруанyа. Отряд французских рыцарей попытался отбросить англичан от города. Пушки Генриха заставили французов отступить к деревне Гвингат, где их атаковали английские рыцари. Англичане потом похвалялись, что французы в панике растеряли свои шпоры, и эта короткая стычка в истории получила название «Сражение за шпоры». Французы действительно потерпели серьезное поражение. Они потеряли несколько знамен, много французских рыцарей было взято в плен. Среди них оказался и сам несравненный Баярд, который в знак победы англичан вручил свой меч удивленному английскому рыцарю. Не желая уступать в благородстве галантному Баярду, Генрих освободил его на следующий день после сражения.

Затем пришли и другие победы. Причем довольно быстро. Через несколько дней пал Теруанн. Генрих с триумфом въехал в город, а спустя короткое время передал его Максимилиану, по приказу которого здесь были разрушены все здания, кроме старой церкви. Турне продержался в осаде англичан только восемь дней. Этот трофей Генрих оставил для себя, решив на этом военную кампанию завершить. Он возвращался домой, взяв два города и захватив большое количество знатных французских пленников, за которых родственники должны были заплатить немалый выкуп, что могло существенно восполнить затраты на войну. Это был довольно выгодный и даже приятный поход — в перерывах между осадами городов Генрих на несколько недель останавливался, чтобы развлечься при дворе регентши Фландрии, а па обратном пути в Кале снова заехал туда. Самым важным тут было то, что этот поход создал Генриху репутацию воина, в которой тот сильно нуждался. Штандарты и шпоры французских рыцарей — для начала это было совсем неплохо. В следующий же раз корона па голове французского короля может и не удержаться.

Парадоксально, но самые убедительные победы англичан в 1513 году случились в отсутствие Генриха, под номинальным предводительством Екатерины. Отправляясь в июне на континент, он назначил ее регентшей, то есть главой своего правительства и оставшихся войск. Генрих знал, что его отъезд может вдохновить воинственных шотландцев на решительные действия, потому что уже в начале февраля лорд Дакр, охраняющий северную границу, предупредил Генриха, что король Шотландии Яков IV собирает силы для вторжения. Было известно, что шотландский король располагает современной осадной артиллерией; он едва не пострадал, когда в Эдинбургском замке при испытании взорвалась отлитая незадолго до этого пушка.

Во время осады Теруанна к Генриху прибыл Росс Геральд с вестью о новом осложнении обстановки на севере. Король тут же послал в Лондон епископа Дарэмского надзирать за организацией обороны северной границы, но главную ответственность возложил на Екатерину и наместника северных земель, лорд-казначея Суррея. Екатерина лично разработала большую часть плана обороны и усадила своих фрейлин шить знамена для рыцарских отрядов, которые формировались под командованием Суррея. Королева была очень умная и способная женщина, гордая тем, что ей довелось руководить военной кампанией. «Мое сердце очень расположено к этому», — писала она Генриху. 9 сентября вторгшиеся на территорию Англии шотландцы встретили войско Суррея на холмах под Флодденом и в течение трехчасового сражения были разбиты наголову. Бойня была ужасная. Предводители шотландского войска — графы, видные церковники и сам король, — сознавая, что безнадежно уступают англичанам, все же решили сражаться не на жизнь, а на смерть. К концу битвы все Флодденское поле было усеяно телами погибших; среди них был и король Яков, павший рядом со своим знаменем. Епископ Дарэмский наградил Суррея и его людей, приписав его триумф покровительству святого Гутберта, под чьим знаменем сражались воины епископа. Победа привела Екатерину в восторг. Вскоре супруг получил от нее подарок — военный трофей, окровавленную рубашку шотландского короля.

Через неделю после кровавой бойни при Флоддене Екатерина родила мертвого мальчика. Спустя год с небольшим она вновь родила мальчика, который умер через несколько дней. Отец Екатерины, терпение которого уже давно было на пределе, желая обеспечить жизнь будущим внукам, прислал в Англию своего лекаря и испанскую повивальную бабку. Как они пользовали королеву, нам неизвестно, но общие методы лечения бесплодия включали в себя питье мочи коз и овец, когда те находятся на сносях, а также лечение шейки матки паром, получаемым от медной лампы, который поступал в вагину через воронку. Народные средства лечения рекомендовали женщине носить травы с заклинаниями. Например, к руке привязывали семена щавеля с написанными па повязке магическими заклинаниями или молитвами. Пальцы и анус мертворожденного ребенка следовало подвешивать на поясе, надеваемом под одежду. Какие бы лечения ни предлагали лекари, Екатерина непременно добавляла к ним страстные молитвы Господу, чтобы он даровал ей сына. И Генрих, чья набожность была не столь ревностной, как у Екатерины, но не менее искренней, тоже молился, прося у Всевышнего долгожданного наследника.

Вся вина за потерю детей по привычке возлагалась на жену, но при желании Генрих мог обратить внимание на определенные ненормальности в этом плане и в его собственном роду. Из семерых детей короля Генриха VII (три мальчика и четыре девочки) трое умерли в младенчестве, а четвертый, принц Артур, едва дожил до юности. Конечно, младенцев в те времена теряли многие женщины, но Екатерина потеряла всех. А ей уже было в то время почти тридцать.

Беременность королевы в 1515 году по всем показателям проходила нормально. Роды ожидались на следующий год в феврале, и эта новость широко обсуждалась в дипломатических кругах. Новый король Франции Франциск I (Людовик XII к тому времени уже умер) чувствовал себя задетым тем, что Генрих пригласил его прислать представителя на крестины не лично, а через своего зятя, Суффолка. Франциск объявил, что не пошлет никого, и теперь уже оказался задетым Генрих. Венецианский посол Юстиниан, всегда заботившийся, чтобы между Генрихом и другими монархами сохранялись добрые отношения, в попытке смягчить обиду специально встречался с главным советником Генриха, Вулси.

Ребенок Екатерины был рожден на рассвете в понедельник, 18 февраля. На свет появилась девочка, но тут было не до разочарований — дитя не умерло немедленно, и то хорошо. Спустя три дня королевскую дочь окрестили в монастырской церкви близ дворца Гринвич. Для королевских крестин в церковь доставили серебряную купель. Крестные отец и мать были знатного рода, однако в остальном церемония была обычной. Грязную землю вначале покрыли толстым слоем гравия, а затем тростником; по обеим сторонам дорожки, по которой должна была двигаться процессия (от дворцовых ворот до самой церкви), устроили подмостки. Принцессу несла крестная мать. По причине холодной погоды младенец был так укутан, что никто из собравшихся не видел его лица. Перед церковной дверью специально возвели покрытый гобеленами деревянный низкий арочный вход. Под ним крестные родители остановились, после чего священник благословил девочку и дал ей имя. Она была наречена Марией в честь любимой сестры Генриха, прекрасной Розы Тюдоров[8].

По окончании первой части церемонии для продолжения ритуала процессия направилась в церковь, стены которой были задрапированы дорогими вышитыми тканями, украшенными жемчугом и драгоценными камнями. Знатные аристократы и пэры Англии торжественно прошли к высокому алтарю, где было собрано все необходимое для крещения: купель, тонкие восковые свечи, соль и елей. Над принцессой, которую в тот момент держала графиня Суррей, четыре рыцаря несли золотой королевский балдахин. Все ее восприемники и крестные родители были королевской крови или ранга герцога: тетя Генриха VIII, Екатерина Плантагенет, последняя из отпрысков Эдуарда IV; племянница Эдуарда IV, Маргарет Планта-генет, графиня Солсбери; дядя ребенка, супруг Розы Тюдоров, Чарльз Брэндон, герцог Суффолк, а также герцог и герцогиня Норфолк. Сразу же после крещения прошла церемония посвящения, или конфирмации. В заключение перед церковью собрались герольды и громко объявили титул Марии и ее звание:

Венецианский посол Юстиниан позднее поздравил отца новорожденной от имени венецианского дожа. «Будь это сын, — писал он дожу, — поздравления были бы более уместными». Дочь — другое дело. Спустя неделю после рождения Марии посол испросил у Генриха аудиенции и пожелал доброго здоровья ее величеству королеве и принцессе. Одновременно он намекнул, что дож был бы счастливее, если бы у его величества родился принц, добавив заранее заготовленную серию трогательных выражений в том смысле, что Генрих, наверное, и сам был бы больше удовлетворен появлением на свет сына, но следует примириться с непостижимой волей Господней. Генрих прервал его витиеватую речь замечанием, что поскольку он и королева еще молоды (в отношении Екатерины такое утверждение было явно сомнительным), то еще есть надежда.

— На сей раз Господь подарил нам дочь, но за ней, по его воле, последует и сын, — закончил король и тут же перешел к обсуждению вопросов, которые волновали венецианца, касающихся отношений Англии с Францией и «Священной Римской империей».

Мария Тюдор явилась в мир во время траура. Болевший некоторое время король Фердинанд в конце января умер. Это известие достигло Англии как раз перед родами Екатерины. До появления на свет Марии о смерти отца королеве не сообщали, а потом она безутешно горевала, что он так и не узнал о рождении принцессы. Екатерина отца не любила. Она не видела его двадцать лет, и он относился к ней скорее не как к дочери, а как к предмету купли-продажи. Но Екатерина была человеком долга и ко всему прочему его боялась. Кроме того, смерть Фердинанда разорвала ее связи с Испанией, которая воплощала светлую память о матери. Надо заметить, что последняя болезнь Фердинанда Испанского явилась событием в известной мере трагикомическим и хотя бы поэтому ее последствия глубокой скорби вызвать не могли. Несколько лет назад он вознамерился завести сына от своей второй жены, Жермены де Фуа. К тому времени ему было уже за шестьдесят, а подобная задача, понятное дело, требовала значительного напряжения сил. И вот, чтобы прибавить ему этих сил, супруга добавляла в пищу королю Фердинанду средство, усиливающее потенцию. От этого у него случались судороги и слабел рассудок. Прошло два года. Жермена по-прежнему была бездетной, а вот Фердинанд все слабел и слабел, не прекращая, однако, своего любимого занятия — охоты, мобилизуя для этого все оставшиеся силы. Наконец в январе 1516 года «он угас, — как написал гуманист Питер Мученик, — от охоты и супружества, а занятия эти для большинства мужчин в возрасте за шестьдесят являются фатальными».

Фердинанд был последним дедушкой Марии, которого она еще могла увидеть. Такой шанс существовал, по крайней мере теоретически. Второй дедушка и две бабушки давно умерли Но она никогда не забывала о своих предках. Ее испанские дедушка с бабушкой были самыми романтичными и самыми знаменитыми. Фердинанд, наследник средиземноморского Арагонского королевства, провел молодость рядом с отцом в сражениях гражданской войны против восставших каталонцев. В восемнадцать лет он женился на наследнице кастильского престола Изабелле и опять начал воевать, помогая ей прийти к власти. Хотя Фердинанд был весьма способным воином и правителем, всю жизнь ему было суждено пребывать в тени своей необыкновенной супруги. Воительница, победительница мавров, неутомимая правительница, покровительница культуры и науки (причем большую часть знаний она получила, занимаясь самостоятельно), Изабелла Кастильская обладала интеллектом феодального короля. Она воплощала в себе квинтэссенцию самых высокочтимых испанских идеалов, которые коротко можно определить как традиции крестоносцев. Ее брат, Генрих IV, умер, не оставив законных наследников. Изабелла отказалась признать права его племянника на престол и упорно сражалась с ним, пока не изгнала из страны. Ее брак с Фердинандом не давал последнему права управлять ее королевством. Она и после замужества оставалась независимой королевой и смело правила, подавляя мятежи, умиротворяя гордую кастильскую аристократию и занимаясь ежедневной рутиной. Когда Изабелла не воевала, то принимала посланников, заседала в Совете, с утра до вечера решая вопросы войны и мира, а большую часть ночи проводила, диктуя секретарям. Хотя ее никогда не обучали управлению государством, со своими обязанностями она справлялась великолепно. Правда, ее латинский был не лишен недостатков, и в свободное время она его упорно совершенствовала. Особо глубокими познаниями Изабелла отнюдь не обладала, однако ученость очень уважала и всегда была готова ее поддержать. Например, купила много рукописей в дар монастырской библиотеке в Толедо.

Возможно, для самой Изабеллы эта благотворительность и представлялась важной, однако ее окружение практически не придавало этому значения, потому что для них она прежде всего была воительницей в доспехах, победительницей мавров. Начиная со средневековья христианские королевства Испании вели непрерывную борьбу с засильем мавров на Пиренейском полуострове, и постепенно ими были отвоеваны почти все земли. На долю Изабеллы осталась только Гранада. Десять лет осад и штурмов под знаменем королевы — с единственным перерывом на роды четвертого ребенка, Екатерины, — наконец закончились в 1492 году падением Гранады. Образовав брачный союз, «католические короли» (так назвали Фердинанда и Изабеллу) создали единую Испанию, причем полностью католическую. Здесь нужно только добавить, что оба они были весьма склонны к фундаментализму. Именно Фердинанд и Изабелла, чтобы сокрушить ересь, породили инквизицию и изгнали евреев.

В последние годы жизни Изабелла превратилась из легендарной героини в меланхоличную затворницу. Она стала медлительной и угрюмой. Часто плакала, то ли от избытка религиозных чувств, то ли из-за супружеской неверности Фердинанда. Поверх грубой монашеской одежды послушницы Третьего Ордена францисканцев она теперь надевала только черные одеяния. Из четырех ее дочерей старшая умерла, младшая была далеко в Англии, третья — в Португалии. Четвертой дочери, Иоанне, самой красивой и одухотворенной, вскоре было суждено сойти с ума.

Дедушка Марии по отцу, Генрих VII, разговаривая с Фердинандом и Изабеллой, в знак уважения никогда не забывал касаться рукой шляпы. После женитьбы Артура па Екатерине он любил повторять, что он и его супруга теперь стали с Фердинандом и Изабеллой «братом и сестрой», а в присутствии испанского посла торжественно поклялся, положив руку на сердце: «Если я услышу от любого из приближенных какие-то слова против католических королей, то всем сердцем ручаюсь — больше такого человека никогда уважать не буду». Маловероятно, чтобы в своем неимоверном восхищении Фердинандом и Изабеллой Генрих был совершенно искренним, но, будучи королем-выскочкой, к тому же из маленькой страны, он остро чувствовал разницу в положении.

Когда в 1485 году Генрих завладел английским престолом, на нем еще сохранялось клеймо отверженного — ведь совсем недавно он был лишен всех титулов и земель. На корону Генрих претендовал благодаря династической линии, идущей от матери, но у него не было ни денег, ни поддержки. Изгнанный на континент узурпатором, Генрих (ему тогда было двадцать восемь лет) долго собирал силы для сражения с королем Ричардом III, которое наконец состоялось при Босвор-те. Справедливость как будто бы восторжествовала, Генрих был коронован, и парламент объявил, что все, кто воевал против него при Босворте, предатели, но все равно его положение было пока ненадежным. Чтобы сохранить титул, нужно было победить главную угрозу, исходящую от Перкина Уор-бека[9], который осаждал большинство правителей Европы, утверждая, что он младший из двух умерщвленных сыновей Эдуарда IV, и сокрушить меньшую, исходящую от ирландского претендента на престол, Ламберта Симнела, который называл себя Эдуардом VI. Необходимо было также ухитриться уцелеть среди разнообразных интриг, какие плели разного рода заговорщики. Они дошли до того, что наносили на стены коридоров дворца мазь, полученную от римского астролога, что должно было привести к неминуемой смерти короля «от руки тех, кто его больше всего любит». И помимо всего прочего, в Англии необходимо было создать новый образ монархии.

Вот к этому Генрих был вполне готов. Он был пригож, статен, с выражением вдохновенной уверенности на лице. У него был бесценный дар — умение завоевывать сердца воинов, советников и простых людей, которые, чтобы увидеть его выезд, толпами собирались на улицах и залезали на крыши домов. «Вид у него веселый и бравый, волосы рыжие, сияют, как золото, а серые глаза живые и светятся» — так написал о нем хронист Холл в день битвы при Босворте. А когда он скакал через Йорк вскоре после коронации, «огромная толпа жителей», радуясь его восхождению на престол, осыпала своего любимца лепешками и засахаренными фруктами, крича: «Король Генрих! Король Генрих! Боже, храни нашего прекрасного короля!» Новый образ монарха, как его представлял себе Генрих, должен был основываться на символах королевской власти и великолепии облика. На убранство и наряды для коронации потратили свыше полутора тысяч фунтов. В течение трех педель двадцать один портной и пятнадцать скорняков не покладая рук работали, создавая наряды для рыцарей и оруженосцев. Генрих образовал свою личную гвардию лучников и завел при дворе изысканные церемонии по примеру тех, что наблюдал во Франции. К концу правления он создал наконец видимость порядка и крепкой руки, завещая сыну все это хранить наряду с полной казной. За умелое правление, популярность в народе и личную смелость его прозвали «чудом среди мудрецов».

Супруга Генриха VII, Елизавета Йоркская, вела строгую жизнь средневековой королевы, исправно вынашивая детей. Ее знатность (она была дочерью Эдуарда IV) играла существенную роль в деле повышения престижа супруга. На церемонию коронации она ехала в паланкине, отделанном золотой парчой, в богатом наряде и с драгоценной диадемой, увенчивающей «прекрасные рыжие волосы, спадающие сзади на спи-ну». Правда, потом почти сразу же она выбрала для себя девиз «Смирение и послушание», удалившись в добровольное заточение королевских покоев. Двое ее детей умерли в младенчестве, а при родах последнего ребенка — крошечной, слабенькой принцессы, которой суждено было прожить меньше года, — королева умерла сама.

Из всех детей Генриха VII и Елизаветы.Йоркской самым крепким оказался второй мальчик, которого в детстве прозвали принц Хэл. Когда этому круглолицему румяному ребенку был всего год от роду, он уже имел титулы Правителя Пяти портов[10] и Коменданта Дуврского замка, а в три года принц Хэл был произведен в рыцари Бани и кавалеры ордена Подвязки. К четырем годам он уже мог достаточно уверенно сидеть в седле, чтобы проскакать на коне до Вестминстерского аббатства, где его произвели в герцоги Йоркские, как раз в то время, когда Перкин Уорбек, претендовавший на этот же титул, готовил свой мятеж. Эразм Роттердамский, видевший юного принца в возрасте восьми лет, признавал, что этот мальчик достоин быть королем, и считал, что у него большое будущее. Но Генрих был младшим сыном и потому наследником не являлся. В каком-то смысле это было для пего даже хорошо, потому что он с младенчества не испытывал того морального гнета, которому всегда подвергается наследный принц, однако судьба распорядилась иначе. Старший брат умер, когда Генриху исполнилось десять с половиной лет, и все резко изменилось. Генрих стал принцем Уэльским. С этого момента он начинает овладевать рыцарскими навыками и готовится стать королем. В шестнадцать лет принц Хэл уже перерос отца, а «конечности у него, — как писали современники, — были гигантских размеров». Испанский посол утверждал, что «принц Уэльский был самым красивым юношей во всем мире». А другой наблюдатель писал о нем так: «Из всех принцев приятной наружности Генриха следовало бы поставить на первое место». Люди, любившие Генриха VII, обожали и его сына. Сочинялись баллады (в те времена они были очень популярны), повествовавшие о том, как принц Хэл, нарядившись в скромную одежду, отправлялся искать компании простых людей; конечно, его сразу же узнавали, воздавали всяческие почести, а затем он, окруженный верными подданными, торжественно возвращался во дворец. Крепкий мальчик стал энергичным, живым и привлекательным юношей. Он подавал большие надежды на то, чтобы стать незаурядным королем.

Сестры Генрика — тетки Марии — были разительно не похожи одна на другую. Маргарет (она была на два года старше Генриха) отличалась завидным здоровьем и острым умом. Отец выдал ее за Якова IV Шотландского, когда девочке едва исполнилось четырнадцать лет. Якову было двадцать восемь, и он не пропускал пи одну хорошенькую женщину, с которыми не очень церемонился. (Во время переговоров по поводу его женитьбы на Маргарет Тюдор его любовница, прекрасная леди Маргарет Драммонд, умерла при невыясненных обстоятельствах.) Маргарет с трудом смирилась со своим замужеством. Скучая по дому и унижаемая мужем, она писала жалобные письма отцу в Англию. Гибель Якова IV в битве при Флоддене освободила ее от этого тягостного брака, но во время ее второго замужества, за графом Энгюсом, конфликт между Англией и Шотландией усугубился и в конце концов привел к гражданской войне. К этому времени Маргарет, став женщиной независимой, превратилась в дородную матрону внушительных размеров. В придачу к супругу, графу Энгюсу, она постоянно имела несколько любовников, один из которых, лорд-канцлер Генрих Стюарт, впоследствии стал ее третьим мужем.

Если Маргарет в личной жизни, по крайней мере поначалу, очень не везло, то младшая сестра Генриха, Мария, наверное, была в семье самой счастливой женщиной. Ее портреты подтверждают единодушное мнение современников о необыкновенной красоте Марии: высокий лоб и правильные, утонченные черты лица, великолепная фигура. Правда, она была несколько бледновата, но это ее не портило. В отличие от Генриха глаза и волосы у Марии были темные. Девочкой она была послушной и с приятным, легким характером, однако волю имела сильную, а сознание того, что она является одной из самых привлекательных принцесс в Европе, придавало ей уверенности. Мария согласилась выйти за престарелого французского короля Людовика XII (после того как была расторгнута заключенная ранее помолвка с Карлом Кастильским, будущим Карлом V), но поставила условие, что следующим ее мужем будет тот, кого она выберет сама. Было хорошо известно, что выбор Марии падет на Чарльза Брэндона, близкого друга Генриха, и, когда вскоре после свадьбы Людовик Умер, утешить вдову во Францию послали именно Брэндона. Там они с Марией тайно обвенчались. Узнав об этом, Генрих пришел в ярость, но он слишком любил их обоих, и Марию, и Брэпдона, и потому позволил им вернуться ко двору. Однако в качестве компенсации он завладел золотой и серебряной посудой Марии и ее драгоценностями, а также потребовал вернуть расходы на приданое, которое она получила, выходя замуж за французского короля. Чуть ли не до самой смерти ей пришлось выплачивать в казну огромный долг — по тысяче фунтов в год.

Английские и испанские предки Марии Тюдор (как мужчины, так и женщины) были в избытке наделены инициативой, смелостью, воинственностью и независимостью. Кое-что из этого досталось и ей. Несмотря на то что Мария воспитывалась как англичанка, в ее характере было много испанского, чем она, несомненно, гордилась. Это случилось, видимо, потому, что в раннем детстве ее воспитывала мать, на которую Англия так и не оказала серьезного влияния и которая всю жизнь молилась только по-испански. В личности и духовном облике Марии можно было обнаружить и черты ее бабушки Изабеллы. Она унаследовала ее целеустремленность, храбрость, работоспособность, как и ее склонность к меланхолии. У Марии также было что-то от религиозного фанатизма Изабеллы, стремления очистить веру от еретической скверны, но в этом смысле их не стоит даже сравнивать, потому что обстановка, в которой выросла Мария, очень сильно отличалась от Испании XV века. Возможно, если бы Мария жила среди рыцарской куртуазности и законов чести, набожности и религиозного идеализма средневековой Испании, она бы подобно бабушке стала выдающейся героиней своего времени, но в гнилостном климате предательства, шатаний и религиозных потрясений Англии периода правления Тюдоров на ее пути были такие препятствия, которые не смогла бы преодолеть даже Изабелла.