"Золото дракона" - читать интересную книгу автора (Энтони Пирс, Маргроф Роберт)3. Воспоминания— Мама, почему мои уши такие маленькие и, круглые? И не похожи на твои? Совсем как у папы! Он сидел в тазу и засыпал вопросами свою красавицу-мать. С самого раннего детства он уже понимал, как она прелестно: с волосами цвета меди, темно-фиалковыми глазами и полупрозрачной кожей. Уши у нее действительно были большими и острыми. Не было на свете женщины прекраснее. — Потому что, дорогой, ты у нас особенный, — ответила мать. — Особенный? Он знал, она не хочет его обидеть, но почему при этом слове всегда так болело сердце? Келвин желал быть не особенным, а обыкновенным ребенком. — Твой отец тоже не похож на других. Ты в него. — Но… Почему? — Он из другого мира, дорогой. Этот мир чуть-чуть отличается от нашего. Подобных планет много, миллионы вселенных, мест, где существует жизнь. И хотя все они расположены рядом, соприкасаясь, как кожица с луковицей, все же чем-то неуловимым отличаются друг от друга. Мы не можем видеть миры, взаимно проникающие в наш, но они есть, и вполне реальны для живущих там людей. — Там? Он не понял ни слова из объяснений матери и знал только, что ненавидит резкий запах лука. — Здесь. Вокруг нас. Твой отец толкует об атомах и огромных расстояниях между звездами, но мудрые люди в нашем мире, объясняют это по-другому. Он оглядел комнату; небогатую мебель и желтый деревянный пол с лужами от расплескавшейся из таза воды. — Здесь? Еще один мальчик? Другой? В другом мире и таком же тазу. — Может не один, а много мальчиков: столько, сколько существует миров, почти подобных нашему. Именно так, скорее всего, зарождаются новые мифы, предрассудки, сказки и легенды — благодаря соседству, близости, почти полной тождественности. Сильные гибкие пальцы втирали мыло в грудь Келвина. — Ты все поймешь, когда станешь старше, дорогой. Когда вырастешь и почувствуешь в себе силы исполнить старое Пророчество. — Пророчество? Что это такое, мама? Она вытерла руки о полотенце, подошла к отцовскому письменному столу, открыла его и вынула книгу в пергаментном переплете с кровавым пятном а крышке. Потом подошла к Келвину, села рядом, открыла книгу и начала переворачивать страницы. Мальчик увидел странные, беспорядочно разбросанные письма. — Это Книга Пророчеств, — объяснила мать, — написанная давным-давно Мауваром Великолепным, могущим прозревать то, что ждет впереди, тем, кто сам стал подобным Божеству, Мауваров, схватившимся в смертельном поединке со злым чародеем Затанасом, Мауваром, который, как говорят, будет жить вечно, если Затанас не уничтожит его, и не исторгнет его сущность из нашего континуума. Я прочту тебе сейчас слова, написанные Мауваром задолго до рождения твоего отца и моего. — Это обо мне, мама? — возбужденно подскочил малыш, охваченный нетерпением. — Да, дорогой. Правда, имени его не упоминается, но не сомневайся, именно ты выполнишь предсказанное Мауваром. И сжав сильной ладонью худенькие пальчики, женщина начала читать: «Настанет время и появится на свете Круглоухий, рожденный, чтобы стать свободным и сильным, победитель драконов, с самой юности призванный вести в бой армии, избавить свою родину от гнойной язвы, объединить Два, потом Четыре, пока, наконец, Семеро не станут единым целым. Только тогда его задача будет выполнена. И ожидают его почет и слава, уважение многих, проклятья жалких завистников. Весь мир узнает о деяниях Круглоухого!» — Очень красиво, мама. Что это означает? — Что ты будешь сражаться с драконами, избавишь Рад от тирании королевы Зоанны, дочери Затанаса, объединишь сначала два из семи королевств, потом четыре, и под конец — все семь владений станут одной страной. — Но как я смогу этого добиться, мама? — Узнаешь, когда настанет время. Это Пророчество. Пророчества могут быть неверно поняты, но всегда исполняются. Всегда. Если не в нашем мире, то в подобном ему. — И насчет драконов тоже правда? — Да, дорогой. — Драконы… с когтями, зубами, длинными языками и чешуей? — Конечно, милый. А чешуя из золота, точно как в тех историях, которые я тебе читала. — И я женюсь на принцессе, и мы будем жить долго и счастливо в большом красивом дворце? И у нас будут слуги, придворные, шуты, акробаты и пони? — Может быть, — нежно улыбнулась мать. — Но в Пророчестве об этом ничего не сказано. И оно приведено здесь не полностью. Какие-то подробности известны в разных уголках света. Кто-то толкует о перчатках, некоторые — о круглоухих девушках, но все это, наверное, не так важно. Знаю только, что в книге говориться именно о тебе. — А тебе было известно об этом, когда выходила замуж за папу? — Не совсем, дорогой, — засмеялась мать. — Просто знала, что должна стать женой круглоухого, если хочу иметь круглоухого младенца, и даже тогда уверенности, что у тебя будут такие уши, не было. Я только надеялась, что мой сын будет хорошим человеком. — Ты хотела круглоухого сына? — недоверчиво переспросил Келвин. Мать обняла его, поцеловала в левое ухо и прошептала: — Конечно, Келвин. Но знай я, что это будешь ты, хотела бы его, даже не будь Пророчества. Он почему-то заплакал, мать прижала сына к груди, утешая. Но это были слезы не печали, а облегчения, ведь теперь Келвин может смириться с тем, что непохож на других, а то он уже втайне боялся, что мать родила остроухую сестренку, потому что не любила его. Отец свернул веревку, накинул ее на колышек и дернул. Колышек вылетел из земли и повис на конце веревки. — Вот как надо, Келвин. Теперь попробуй ты. Но мальчик закрыл глаза руками: — Это волшебство, папа! Волшебство? — Вовсе нет! — строго нахмурил светлые брови отец. — Волшебство — это просто закон природы, еще не нашедший объяснения. Подобных вещей, как волшебство, вообще не бывает, ясно? — Д-да, отец. Келвин с испугом наблюдал, как отец вкладывает лассо в его руку. — Ты должен упражняться много раз подряд. Это единственное искусство, которым я владел еще до того, как пошел в армию. Больше мне нечего тебе передать. — А з-зачем оно, отец? — Видел, как я вчера заарканил корову? — Да, но она и так бы пошла за тобой. — Иногда попадаются очень упрямые. Теперь смотри! Держишь петлю одной рукой… Они трудились очень долго, но в конце концов Келвин научился владеть лассо не хуже отца. Дверь со стуком распахнулась, испугав Келвина, играющего с картами на полу. В комнату ворвался отец, принося с собой снежный вихрь и порыв ледяного ветра, и захромал к постели, припадая на больную ногу — дикий бык лягнул его давным-давно, когда он пытался отогнать злобную тварь от коров. Мама подняла глаза от куртки, которую чинила, и выражение ее лица было такое, словно то, что она ожидала, наконец произошло. — Шарлен, я снова видел их, — сказал отец, схватив ее за руку. — Слухи обо мне наконец дошли до их ушей. Мне придется уйти. Не могу подвергать опасности тебя и мальчика! Мать воткнула иглу в рукав, встала и обняла отца. Оба немного постояли, прижимаясь друг к другу: — Твоя дорожная сумка готова, — наконец выговорила она. — Возьмешь лошадь? — Не могу я взять твою лошадь, — покачал головой отец. — Ни тогда в первый раз, ни сейчас. Без нее ты не сможешь пахать. Эти проклятые сборщики налогов… — Сейчас приготовлю тебе обед. Отец и сын смотрели вслед матери, идущей на кухню, и неожиданно, высокий светловолосый человек рухнул на колени, прижимая Келвина к груди, из которой вырывались странные звуки, словно… — Не плачь, папа. Но отец только сказал: — Сынок, я хочу, чтобы ты очень внимательно выслушал меня. Голова твоей матери набита странными идеями. Не верь ей, сын. В моем мире понимают, что такое атомы и расстояния между ними. Это Пророчество — бред! Чепуха. Ты еще мальчик. Никаких драконов и армий. Если смогу, когда-нибудь приеду за вами, и мы отправимся в мой мир, все трое. Может он не так хорош, как этот, но во многих отношениях… — Отец, — недоумевающе прошептал мальчик, чувствуя как напуган и одинок. Что происходит? Почему отец должен их покинуть? — Все так и будет. Должно быть, сынок. Обещай, что не попытаешься исполнить ее Пророчества… Она хорошая женщина, но… — Вот твой обед, — перебила мать, протягивая сверток, от которого исходил запах свежеиспеченного хлеба, и кувшин с вином из обезьяньих ягод, которые Келвину не позволяли попробовать. — Шарлен, о, Шарлен, — пробормотал отец, и они снова обнялись, словно в последний раз. — Не хочу уходить, не хочу… — с мукой в голосе прошептал отец. — Но так было записано, — сказала она уверенно и спокойно. — Это все правда, такая же… как само Пророчество. — Да, — улыбнулся отец, вытирая глаза. — Келвин, — велела мать, — оставайся дома и присмотри за сестрой. Поиграй с картами. Погадай на себя, меня и отца. Я вернусь к ужину. Келвин проводил взглядом родителей, и тут же сделал, как велела мать. Двухлетняя сестренка мирно спала и совсем не тревожила его. Перемешав карты, он разложил их на полу. Могут ли они предсказать будущее? Отец всегда считал это чепухой и небылицами, но мама только заговорщически подмигивала. Она знала все, но терпимо относилась к невежеству других. Лицо дровосека, принесшего новости, было мрачным. Но Келвин чувствовал, что мать вовсе не потрясена. Он выглядела точно так же, как в день ухода отца. — Даже похоронить нечего, мэм. Они разрубили его на мелкие кусочки, грязные бандиты. А дикие звери… пировали всю ночь, но не их нужно винить. Мать кивнула, понимая, по-видимому, больше, чем мог представить сын. После болезненной паузы, женщина, наконец, сказала: — Я видела во сне, что именно ты, Хэл Хэклберри, сообщишь о смерти мужа… и даже больше… — Мэм? — Шарлен. Я хочу снова стать Шарлен. Подняв колпак, который носил иногда, хоть и очень неохотно, отец, женщина погладила шапку, словно нечто живое, и вновь взглянула на дровосека. — Он не верил, — прошептала она. — Никогда. Даже после того, как родился Келвин. Просто не желал верить. Дровосек неловко переминался с ноги на ногу. — Понимаю, мэм. Бывают такие люди. Хотя я против них ничего не имею. — Знаю. Чему суждено, то случится. Хотя вина… — Что?.. Да, мэм, но… — Но я уже оплакала мужа. Когда он уходил, я уже знала, что мы никогда больше не увидимся и скорбела… но теперь готова. — К чему, мэм? — К новой жизни. Жизни, которая прервалась только на момент. Келвин, к собственному изумлению, обнаружил, что по щекам текут слезы. Дровосек, наверное, не так ух плох, но отец… отец был особенный. — Круглоухий, круглоухий! — скандировали краснолицые сверстники, зажав его в круг, и сжимали кольцо, тыча Келвина в живот и ребра. — Отстаньте! — завопила восьмилетняя Джон и со сжатыми кулаками бросилась на мучителей. Но чем громче она кричала, чем больше злилась, тем назойливее становились приставания. — Отцепитесь или брат побьет вас! Завидуете, что Келвин может заколдовать ягоды лучше любого из вас! — Джон! — с тревогой остерег Келвин, хотя знал, что теперь девочку не остановить. Кроме того, он действительно умел обращаться с растениями, заставляя их цвести, давать сладкие плоды, но вовсе не желал обсуждать это на людях, ведь родной отец считал, что волшебства не существует. — Он герой! Настоящий герой! Так мама сказала. — Драться? Хочешь драться, круглоухий? — спросил тринадцатилетний парнишка, с торчавшим спереди зубом. Келвин покачал головой, помня, как предупреждал его Джон Найт, что драться нужно только в случае самой крайней необходимости. — Боишься! — объявил сорванец. — Трусишь? — Да, — не подумав, признался Келвин, который всегда говорил правду. — Ну и герой! Пошли к пруду, ребята, посмотрим, кто дальше кинет камень! Келвин облегченно вздохнул. — Он тебя в два счета уложит!! — вмешалась Джон. — Заткнись, — пробормотал Келвин, хотя знал: теперь иного выхода нет, придется лезть в драку. — Твоя мать — ведьма, круглоухий! — прошипел мальчишка. — А сестра — паршивая жаба, а ты трусливый сквирбет! Кулак с силой врезался в челюсть Келвина. Тот почти инстинктивно ответил ударом на удар, случайно попав в зубы противнику. Парень отступил, прижав руку к разбитому рту. — Ну теперь получишь, — завопил он и ринулся на Келвина, размахивая кулаками. Тот попытался увернуться, но безуспешно; враг только крепче сжимал его. Келвин вырвался: оба потеряли равновесие и повалились на землю, в грязь. Может со стороны это выглядело лихой схваткой, но на самом деле Келвин отчаянно пытался удрать, а мальчишка постарше стремился навалиться на него и надавать тумаков. Наконец, это ему удалось. Удары посыпались градом. Келвин с каждой минутой слабел и терял силы. — Жрешь лошадиное дерьмо, круглоухий, так? — процедил мальчишка. Келвин знал: если солжет, его оставят в покое. Но любовь к правде взяла верх. — Нет! Жесткие кулаки барабанили по лицу, причиняя боль, наставляя синяки, лишая мужества. Еще немного, и он лишится зубов, а может и глаз. — Я помогу тебе, Келвин! — закричала Джон, вцепившись в спину хулигана, и начала молотить его изо всех силенок. Противник на миг отвлекся, и Келвин, увидев путь к спасению, одним ударом расплющил нос врага. Хлынула кровь, мальчишка взвыл, в ужасе отскочив. Видимо, ему и в голову не приходило, что и его могут побить. Остальные не вмешались: мальчишеский кодекс чести требовал, чтобы враги дрались один на один; вмешательство Джон не считалось, ведь она была девчонкой. Но в эту минуту яркий свет упал на лицо забияки, превратив его волосы в чистое золото, и этот образ навеки отпечатался в памяти Келвина, потому что цвет в точности был такой, как… у золота дракона. Джон и Келвин работали рядом с отчимом, Хэлом, выкорчевывая пни, чтобы расчистить землю под посадки. Топот копыт по утоптанной дороге привлек их внимание, предупреждая о появлении стражников. Хэл кивнул в направлении леса. — Лучше бы тебе переждать там, Келвин, на всякий случай. — Конечно, он не их родной отец, но был человеком хорошим, всегда обращался с детьми справедливо, заботился о них. Шарлен второй раз выбрала надежного мужа. — Я пойду с ним, — предложила Джон. — Может, это к лучшему, — кивнул Хэл. — Ты уже большая, кто знает, что придет в голову этим… Джон покраснела, хотя знала, что отчим прав: стражники королевы делали ужасные вещи с молоденькими девушками, а на мальчиков не обращали внимания. Поэтому она так завидовала последним. Дети спрятались за кустами, выжидая. Стражники на боевых конях окружили Хэла. — Ты еще не заплатил налогов, фермер. — Плохой урожай в этом году. — Придется взыскать с тебя пеню. Большую пеню. — Я достану деньги. Но если продать лошадь, не на что будет купить еще зерна для посева. — Это твое дело, фермер, — презрительно бросил стражник. — Такое отребье, как ты, должно платить. Не заплатишь — сожжем дом и продадим в рабство мальчишку. — Я заплачу. Очевидно, что хотя Хэл должен был повиноваться, но не питал ни малейшего почтения к посланникам королевы. — Я только нарублю дров и… Но лицо здоровенного стражника становилось все краснее и почему-то казалось золотистым в лучах солнца, превращаясь на глазах Келвина в драконью пасть. Да и какая разница? Они тоже уничтожают простых людей. Драконы не выходят из головы Келвина. Он ужасно боялся чудовищ, но их чешуя была из золота и получив такое богатство, можно навсегда избавить ферму от долгов. Нужно поговорить с Джон и отправиться на поиски золота. Золота дракона. |
|
|