"Неудержимое желание" - читать интересную книгу автора (Энок Сюзанна)

Глава 8

Ты притянул меня, магнит жестокий. У. Шекспир, Сон в летнюю ночь. Акт II, сцена 18

Так, значит, Тристан думает о ней. Очень хорошо. Этого она и добивалась. Но Джорджиана сомневалась, что от него можно ожидать чего-то хорошего, и никто лучше ее не знает, что получается, если подпадаешь под чары этого развратника.

Может быть, Тристан и считает, что не делал предложения Амелии Джонс, но мисс Джонс думает, что он его почти сделал. И лжет он о своих обязательствах перед девушкой или нет, сердце ее все равно будет разбито. Несмотря на дрожь, пробегающую по ее телу при воспоминании о поцелуях этого слишком опытного виконта, Джорджиана не забывала о цели своего пребывания в Карроуэй-Хаусе. Больше никогда ее сердце не возьмет верх над разумом, о каком бы превосходном мужчине ни шла речь.

Шумный день закончился, и они с Эдвиной и Милли расположились в гостиной. Если бы она по-прежнему жила с тетей Фредерикой в Хоторн-Хаусе, то день был бы заполнен разборкой множества писем, ежедневно приходивших герцогине, и составлением ответов на десятки приглашений. Уделить час-другой увлекательному чтению казалось непозволительным грехом.

— Знаете, вам не обязательно тратить время, проводя здесь целый день, — нарушила молчание Милли.

Джорджиана подняла голову:

— Простите?

— Я хочу сказать, мне доставляет удовольствие быть с вами, и ваше общество — радость для нас, но вы, должно быть, находите нас, двух старых ископаемых, ужасно скучными по сравнению с вашими друзьями.

— Глупости! Мне здесь очень нравится. Если, конечно, вы не желаете избавиться от меня, — сказала она, стараясь, чтобы это прозвучало как шутка.

Ужасная мысль мелькнула в ее голове, и девушка резко выпрямилась. Вдруг они догадались, что это она виновата в купании Дэра, и только хотят найти подходящий предлог, чтобы вежливо отослать ее.

Эдвина вскочила с кресла и схватила Джорджиану за руку.

— О, никогда! Это просто… — Она взглянула на сестру.

— Просто что? — спросила Джорджиана с упавшим сердцем.

— Ну, Тристан сказал, что вы получаете письма от джентльмена. В нашем доме столько мужчин, мы подумали… может быть, этот джентльмен боится.

— Вы хотите сказать, что он, может быть, боится нанести мне визит в этом доме? — спросила с облегчением Джорджиана. — Если бы у него были серьезные намерения, я уверена, он бы так и сделал, невзирая ни на что.

— Так это всего лишь флирт? — предположила Милли.

На минуту Джорджиана задумалась: тетушки или Тристан пытаются узнать имя ее таинственного поклонника. Следует быть осторожной, пока она не удостоверится, кто именно. Она вздохнула:

— Да, боюсь, что так.

— А кто он, дорогая? Может быть, мы сможем образумить его.

Она перевела взгляд с одной на другую. Она никогда не расскажет им о своих истинных намерениях относительно Тристана. Это не только разобьет их сердца, они возненавидят ее, а она их искренне любила.

— Мне бы не хотелось обсуждать это, если вы не возражаете.

— О, конечно. Только… — Эдвина умолкла.

— Что? — с разгорающимся любопытством спросила Джорджиана.

— Ничего. Совсем ничего, дорогая. Всего лишь флирт. Временами нам всем нравится пофлиртовать.

Внезапно Джорджиана поняла, чего добивались тетушки. Они рассчитывали, что сосватают ее и Тристана, подумать только, Тристана!

— Флирт, конечно, лишь начало, — заявила она, принимаясь за чай, — Кто знает, что потом из этого получится?

Обе тетушки поникли.

— Да, кто знает?

Джорджиана почувствовала укор совести, но подавила его. Она могла бы обвинить во всем Дэра: он это начал. Во всем была его вина.

Даже если он ей почти нравился, иногда.


Когда вся большая семья Карроуэй собралась за обеденным столом, Тристан нравился ей уже меньше. Купание в пруду с утками нисколько не отразилось на его высокомерии, сквозившем в каждом его взгляде. Когда он отодвинул для нее стул, у Джорджианы возникло желание спросить, почему у него такой самодовольный вид, возможно, это как-то было связано с их поцелуем. А в таком случае его молчаливое торжество было, безусловно, лучше, чем громкое хвастовство.

— Ты бы видел меня, Тристан, — с довольным смешком сказал Эдвард, когда Докинз и лакеи разносили жареного цыпленка с картофелем. — Я заставил Грозовое Облако перепрыгнуть через огромное бревно! Мы были великолепны, правда, Шо?

Брэдшо проглотил кусок.

— Это была жалкая тоненькая веточка, в остальном Коротышка говорит правду.

— Это была не веточка! Это было… — Он умоляюще посмотрел на Эндрю.

— Здоровенный сук, — подтвердил брат, улыбаясь, — да еще с торчащими острыми ветками.

— Как дикобраз, — закончил Эдвард, выпячивая грудь.

— Потрясающе, Эдвард! — сказала Джорджиана, улыбаясь просиявшему мальчику. — А знаешь, если говорить о дикобразах, Тристан сегодня тоже столкнулся с дикой природой.

— Неужели?

— Расскажите, — попросил Брэдшо.

— Джорджи…

— Так вот, мы гуляли в Гайд-парке, — начала она, не обращая внимания на мрачный взгляд Дэра, — и я заметила у берега пруда утку, запутавшуюся в водорослях, ваш брат спас бедняжку…

— Но при этом свалился в воду! — закончила рассказ тетя Милли.

Все семейство, за исключением Роберта, разразилось хохотом.

— Ты свалился в пруд? — сквозь смех спросил Эдвард.

Лорд Дэр отвел взгляд от Джорджианы.

— Да. А ты больше ничего не знаешь?

— А что?

— Джорджи получает вонючие, надушенные письма от тайных обожателей.

Она невольно открыла рот.

— Не надо так говорить, — возмутилась она.

Тристан взял на вилку картофелину и неторопливо прожевал ее.

— Это правда. Очень вонючие.

— Нет!

— Тогда, Джорджиана, расскажите нам, от кого они.

Она густо покраснела. Все пятеро братьев Карроуэй смотрели на нее, четверо чуть насмешливо и с любопытством. Однако только выражение глаз пятого овладело ее вниманием. Сердце учащенно забилось.

— Тристан Майкл Карооуэй, — обратилась к нему тетя Эдвина с таким видом, словно он был мальчишкой, которого следовало отшлепать, — извинись.

Губы виконта дрогнули, но он не спускал глаз с Джорджианы.

— Почему я должен извиняться?

— Переписка леди Джорджианы тебя совершенно не касается.

Короткая отсрочка дала Джорджиане возможность собраться с мыслями.

— Может быть, мы обсудим вашу переписку, — набралась она храбрости, — или вы, возможно, чувствуете себя обделенным, не получая любовных писем?

— А вот я чувствую себя обделенным, — заметил Брэдшо, протягивая руку за бисквитом.

— И я тоже, — заявил Эдвард, по выражению лица которого было видно, что он понятия не имеет, о чем идет речь.

— А может быть, мне удается скрывать мои личные дела, — становясь более мрачным, проворчал Тристан.

— И в то же время вы считаете необходимым сплетничать о моих, — сказала она и побледнела.

Дэр только приподнял бровь.

— Откройте мне тайну, заслуживающую молчания, и я буду молчать. — Взглянув на слушавшую их с интересом аудиторию, он сделал знак Докинзу налить в бокал кларета. — А пока я согласен не обсуждать ваши ароматные письма.

Неужели он снова пытается внушить ей, что достоин доверия, или хочет выведать, что у нее на уме? Джорджиана чувствовала, что нельзя злоупотреблять своей удачей. Она перевела разговор на бал, который намечался в конце недели в Девоншире и считался главным событием сезона.

— Вы поедете? — спросила она Милли и Эдвину.

— Боже, нет, конечно. У герцога наверняка будет столпотворение. Я отдавлю всем ноги своим креслом.

— А я останусь дома с Милли, — твердо заявила Эдвина.

— Вы поедете, не так ли? — спросил Тристан, лицо которого утратило свое злое выражение.

— Я останусь с вашими тетушками.

— Глупости, Джорджиана, — вкрадчиво заметила Милли. — Мы с Эдвиной будем в постели еще до того, как начнутся танцы. Вы должны поехать.

— А я поеду, — сказал Брэдшо. — Там, вероятно, будет контр-адмирал Пенроуз, и я хочу добиться, чтобы…

— Чтобы он дал тебе собственный корабль, — хором закончили за него Эндрю и Эдвард.

Джорджиана увидела, как дернулась щека у Тристана, но этого никто не успел заметить. Независимо от того, заслужит ли Брэдшо звание капитана или купит его, это было дорогое предприятие. Она знала, что у семьи Карроуэй большие денежные затруднения, это было известно всем. Огромное бремя забот легло на плечи Тристана. И в связи с этим она подумала о другом. Ему, вероятно, и в самом деле надо жениться на богатой женщине, такой как Амелия Джонс, однако он мог бы относиться к ней получше. Жестоко заставлять бедную девушку чувствовать себя парией, даже если он не испытывает к ней никаких чувств.

— Значит, решено, — сказал Тристан. — Брэдшо, Джорджиана и я едем в Девоншир на бал. — Он взглянул на сидевшего в дальнем углу молчаливого брата, — А ты, Бит? Тебя, как ты знаешь, тоже пригласили.

Не то вздрогнув, не то содрогнувшись, Роберт покачал головой:

— Я занят.

Он встал из-за стола и, слегка поклонившись, вышел из комнаты.

— Черт, — проворчал Тристан так тихо, что Джорджиана едва расслышала его.

Он все еще смотрел на дверь, за которой скрылся брат.

— Что с ним произошло? — шепотом спросила Джорджиана, когда остальные увлеклись обсуждением предстоящего вечера.

— Кроме того, что его едва не убили? Не знаю. Он не говорит мне. — Виконт указал на бисквит, остававшийся на ее тарелке. — Вы будете это есть?

— Нет. А что…

Тристан протянул руку и взял его.

— Я рад, что ты едешь на бал.

Он отломил кусок сдобного хлеба и положил его в рот.

— Не понимаю, чему ты радуешься, — сказала она, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не слышит. — Я же воспользуюсь случаем помучить тебя.

— Мне нравится, когда ты меня мучаешь. — Он тоже, прежде чем ответить, посмотрел на сидевших за столом. — И мне нравится, что ты здесь.

Ее план начинал осуществляться. Джорджиана объясняла свое частое сердцебиение чувством удовлетворения.

— Временами мне здесь тоже нравится, — помедлив, ответила она.

Если она раньше времени растает перед ним, у него возникнут подозрения, и ей придется начинать все с начала.

— Временами? — повторил он, продолжая есть ее бисквит.

— Когда ты не делаешь глупых объявлений о моих письмах или о своей готовности сохранять тайны.

— Но у нас с тобой есть тайны, не так ли? — прошептал он.

Джорджиана опустила глаза.

— Лучше бы тебе не напоминать мне о них.

— Почему же? Это оставило незабываемые воспоминания, и ты сама не хочешь забывать об этом. Для тебя это хороший предлог не выходить замуж.

Джорджиана прищурила глаза.

— Нет, это ты — мой предлог не выходить замуж. Почему ты думаешь, что я захочу выйти за кого-нибудь замуж после того, как ты оказался таким неудачным примером? — резко ответила она. — Почему ты думаешь, что я захочу дать кому-то власть над собой, чтобы… — Она покраснела и умолкла.

Он задумался над ее словами.

Она вскочила с места:

— Извини. Здесь душно.

Под удивленными взглядами остальных братьев Кар-роуэй она поспешно покинула комнату. Докинз не успел подойти к входной двери, как она распахнула ее и сбежала вниз по ступеням в небольшой розовый сад у восточной стены дома.

Тихонько бормоча ругательства, она села на каменную скамью, стоявшую под раскидистым вязом. «Глупая, глупая, глупая!» — твердила она про себя.

— Что ты отвечаешь, когда тебя спрашивают, почему мы так сильно ненавидим друг друга? — раздался в темноте тихий голос Тристана.

Он медленно подошел и остановился, прислонившись к корявому стволу дерева.

— А что говоришь ты? — вопросом на вопрос ответила она.

— Что я не продвинулся дальше поцелуя, когда ты узнала, что я заключил пари и мне нужен твой чулок как доказательство. Тебе не понравилось, что ты стала предметом спора.

— Я говорила почти то же самое, только добавляла, что ударила тебя по лицу, когда ты попытался солгать мне.

Он кивнул, глядя на залитый лунным светом сад.

— Прошло шесть лет, Джорджиана. Есть ли у меня шанс, что ты когда-нибудь простишь меня?

— Весьма незначительный, если ты не перестанешь упоминать шансы и пари в моем присутствии, — рассердилась она. — Я просто не понимаю, Тристан, как ты можешь быть таким… бесчувственным. Ко всем. Не только ко мне.

Она посмотрела ему в глаза, темные и непроницаемые. Он выпрямился.

— Пойдем в дом. Здесь холодно.

Она судорожно сглотнула. Ей действительно было холодно в тонком вечернем платье, но сегодня что-то произошло. Впервые за шесть лет они с Тристаном не просто мирно побеседовали. Это «что-то» заставляло ее не сводить глаз с его чеканного профиля, когда он подошел ближе и подал ей руку.

Сложив перед собой руки, чтобы не поддаться искушению и не дотронуться до него, она встала и пошла к дому. Джорджиану беспокоило, что она не испытывает гнева, и она не знала, что сказать.

— А не поможет, — тихо произнес он за ее спиной, — если я еще раз попрошу прощения?

Джорджиана обернулась к нему:

— Прощения за что? За то, что заставил меня поверить, что любишь меня, или за то, что попался на лжи?

На мгновение его глаза гневно блеснули. Отлично! Теперь с ним проще, чем в то время, когда он не был таким чувствительным и внимательным.

— Я приму это как отказ, — сказал виконт, — но в ту ночь… я меньше всего желал обидеть тебя. Я не собирался делать этого и очень сожалею, что так случилось.

— Хорошее начало, — сказала она дрогнувшим голосом, поднимаясь по ступеням к двери. — Или могло быть началом, если бы я тебе поверила.


На следующий день прибыло еще одно письмо на имя Джорджианы. Тристан с отвращением понюхал его, но, видимо, тот, кто обливал письма одеколоном, потратил все флаконы на предыдущие.

Оглянувшись на дверь, он сломал восковую печать и развернул письмо. «Дорогая леди, — прочитал он, — несколько дней я обдумывал содержание этого письма. Несмотря на вашу…»

— Милорд?

Тристан подскочил от неожиданности.

— В чем дело, Докинз? — спросил он, опуская письмо на колени.

— Корзина для пикника готова, милорд, и коляска у подъезда, как вы приказали.

— Я сейчас выйду. Закрой дверь, пожалуйста.

— Да, милорд.

Взяв снова письмо, он взглянул на подпись: «Уэстбрук». Она действительно получала письма от знакомых мужчин. А он было подумал, что она пишет их сама. Раз уж он развернул письмо, следовало дочитать его до конца. «…Несмотря на вашу доброту, с которой вы приняли мои извинения за недостойное поведение в Риджентс-Парке, я считаю себя обязанным объясниться. Я давно наслышан о вашей неприязни к лорду Дэру и, боюсь, слишком поспешно бросился вам на помощь, когда случайно услышал его резкие слова, обращенные к вам».

Тристан недовольно взглянул на письмо.

— Резкие слова? Да я был очень любезен, свинья ты этакая, — проворчал он.

«Не сомневайтесь, я вмешался только потому, что питаю к вам глубочайшее уважение, и всегда буду уважать вас. Ваш покорный слуга, Джон Блэр, лорд Уэстбрук».

Значит, у Джорджианы был поклонник, которого не интересовали ее деньги. Тристан плохо знал маркиза, хотя несколько раз встречал его в клубе и в обществе.

Уэстбрук был более консервативен, чем он, в том, что касалось заключения пари, и за исключением случайных встреч их пути редко пересекались. Их политические убеждения также не совпадали. Но, кажется, у них нашелся общий интерес.

Тристан долго смотрел на письмо, затем снова сложил его. Поднявшись, он взял письмо за уголок и поднес к горящей настольной лампе. Бумага задымилась и съежилась. Когда она достаточно обгорела, он бросил ее в мусорную корзину, а сверху засыпал содержимым ближайшей к нему вазы.

Тристан мрачно улыбнулся. Что бы ни происходило, он не собирался позволить Джорджиане победить. В любви, как и на войне, все средства хороши, а между ними происходило или одно, или другое.


Тристан стоял у переднего колеса коляски, помогая Амелии Джонс сойти на землю. Он потратил почти неделю на не очень настойчивые попытки, к тому же мешали неожиданные события, связанные с Джорджианой, но ему все-таки удалось добраться до Джонс-Хауса и устроить пикник с Амелией.

— О, как здесь красиво, — проворковала Амелия, волоча желтую муслиновую юбку по высокой траве. — Вы выбрали это место специально для нас?

Он вынул корзину из экипажа, и грум отвел лошадей и коляску в сторону.

— Конечно. Я знаю, вы любите маргаритки.

Она посмотрела на цветы на краю небольшой поляны.

— Да, они очень милы, в тон моему платью, правда? — хихикнула Амелия. — Я так рада, что не нацела розовое платье, тогда не было бы такого эффекта.

— Ну я бы отвез вас в розовый сад, — ответил Тристан, расстилая на траве одеяло. — Садитесь.

Она грациозно опустилась на одеяло, так искусно уложив вокруг себя пышную юбку, что он подумал, не отрепетировала ли она это заранее.

— Надеюсь, вам понравятся жареный фазан и персики, — сказал он, вынимая из корзины бокалы и мадеру.

— Мне понравится все, что вы выбрали, Тристан.

Она соглашалась со всем, что он говорил, в чем заключалось ее приятное отличие от Джорджианы. Он мог сказать, что небо голубое, а Джорджи объяснила бы ему, что это только иллюзия, создаваемая отражением солнечного света. Да, день с Амелией определенно отличался в лучшую сторону.

— Сегодня мама позволила мне расставить все цветы, — заявила Амелия, взяв из его рук салфетку и бокал. — Она говорит, что у меня просто талант составлять букеты.

— Не сомневаюсь.

— А кто расставляет ваши цветы?

— Мои цветы? — на минуту задумался он. — Понятия не имею. Одна из горничных, полагаю, или миссис Гудвин, экономка.

Она была поражена.

— О, у вас должен быть кто-то умеющий хорошо разбираться в цветах. Это очень важно.

Тристан пригубил вино.

— Это почему же?

— Красиво расставленные цветы говорят о хорошем ведении домашнего хозяйства. Так всегда говорит мама.

— Разумно.

Теперь виконту стало понятно, почему его не интересовало, кто расставляет розы, а также почему он не раздумывая сунул их в мусорную корзину, чтобы затушить огонь. «Хорошее ведение хозяйства» и «Карроуэй» не были синонимами.

— Какой у вас основной мотив: розы, ирисы или маргаритки?

Тристан моргнул и, сделав еще один глоток, обнаружил, что опустошил свой бокал.

— Лилии, — рассеянно ответил он, наполняя бокал.

Джорджиана как-то сказала ему, что всем другим цветам предпочитает лилии. Ее вкус и знание моды были безупречными, поэтому он счел свой ответ удачным.

Амелия надула губки, вероятно, с целью привлечь к ним его внимание. Он узнал об этой уловке в прошлом году, когда ездил в школу, где учились девочки Эммы Брейкенридж, и без труда понял, чего добивается Амелия.

— А не маргаритки? — Она захлопала ресницами.

Еще один трюк, неплохо, но слишком очевидно.

— Вы уже спрашивали.

— Хотите меня поцеловать? — услышал он.

— Прошу прощения? — чуть не подавившись, переспросил он, опустошая второй бокал.

— Я бы позволила, если хотите, поцеловать меня.

Удивительно, но такая мысль даже не приходила ему в голову. Когда они будут женаты, ему придется иногда целовать ее, полагал он, и заниматься другими, более интимными вещами, но… Он пристально посмотрел на нее. Секс всегда был приятен, кого бы он ни выбирал для этого. Однако в последнее время он жаждал особенного, редкого блюда, того, которое уже однажды попробовал. И это не была Амелия.

— Было бы неприлично с моей стороны целовать вас.

— Но я хочу понравиться вам, Тристан.

— Вы и так мне нравитесь, Амелия. В поцелуях нет необходимости. Наслаждайтесь своим фазаном.

— Но я бы позволила, если бы вы захотели. Знаете, вы очень красивы и к тому же виконт.

«Господи! Джорджиана никогда не была столь наивной, даже в восемнадцать лет». Если бы он захотел обеспечить себе брак с Амелией, он мог бы повалить ее и задрать юбки посреди Риджентс-Парка, и она бы даже не обиделась. А Джорджиана распорола бы ему живот кухонным ножом и бросила его останки в пруд к уткам.

Он усмехнулся и поспешно кашлянул, когда Амелия посмотрела на него.

— Простите. И благодарю вас. Вы исключительно хороши, моя дорогая.

— Я всегда стараюсь выглядеть как можно лучше.

— Зачем же?

— Чтобы найти мужа, конечно. Для этого и существуют женщины. Те, кто старается выглядеть как можно лучше, удачно выходят замуж.

Это была интересная мысль, но несколько пугающая.

— Значит, женщины, которые не вышли замуж…

— Плохо старались или низкого качества.

— А что, если женщина предпочитает не выходить замуж?

Кроме своих вполне счастливых незамужних тетушек, он прежде всего имел в виду Джорджиану. Уж она-то не была низкого качества, и мысль, что она будет искать мужа только потому, что для этого и существуют женщины, была просто нелепа.

— Это же абсурд!

— Мои тетушки не замужем, знаете ли.

— Ну, они очень старые, — сказала Амелия, вонзая зубы в персик.

— Полагаю, что старые, — согласился Тристан, понимая, что спорить с ней бессмысленно. С таким же успехом он мог убеждать в своей правоте глухого.

Обычно виконт не находил девушку скучной и жеманной. Причина перемены была ясна — Джорджиана. Он не переставая думал о ней и теперь невольно сравнивал пустой разговор с бедной Амелией с возбуждающими беседами с Джорджи.

Но проблема оставалась прежней: ему необходимо жениться на богатой невесте до осенней уборки урожая. Если он не сделает этого, ему придется продать часть земель, а Дэр не хотел оплачивать свое существование за счет будущего своих потомков. Джорджиана относилась к богатым невестам и, несомненно, была более интересной, чем любая из девиц, за которыми он ухаживал. Но она его ненавидела. А Тристан испытывал жгучее желание, охватывавшее его всякий раз, когда он ее видел. Это становилось все труднее скрывать. Она как будто бы стала немного добрее к нему, но он не мог позволить себе ждать еще три или четыре месяца.

— Тристан?

— Да? — опомнился он.

— Я не хотела сказать, что ваши тетушки хуже других. Я уверена, они очень милые.

— Да, так и есть.

— Знаете, иногда я думаю, что мне следует рассердиться на вас.

Странно, что она так говорит, ведь он приложил столько усилий, чтобы вывезти ее на пикник.

— Да, потому что вы оказываете мне мало внимания. Но сегодня, кажется, вы ведете себя лучше. Полагаю, вы усваиваете свой урок.

Тристан взглянул на нее: ощущение скуки, которое она вызывала, развеялось.

Неожиданно она начала говорить интересные вещи. Урок, ему? Кажется, она намеренно употребила это слово. И Амелия имела в виду не просто урок, а его урок. Неужели у нее были основания думать, что кто-то дает ему какие-то уроки? Нет, она только хочет выйти замуж, и ничего больше.

Он не предполагал, что Амелия оказалась в курсе козней Джорджианы, в то время как он сам не мог ничего узнать. Может быть, Амелия не сумела правильно выразиться, а он слишком подозрителен.

С другой стороны, подозрительность не раз спасала его от больших бед.

— Я очень стараюсь — медленно произнес Тристан, пытаясь узнать у нее побольше, — усвоить свой урок.

— Я вижу. Сегодня вы слушаете меня, что случается очень редко.

— Вы заметили что-нибудь еще, что я сегодня делаю лучше?

— Ну, слишком рано судить, но я возлагаю на вас большие надежды. Если мы собираемся пожениться, мне бы хотелось, чтобы вы были полюбезнее.

Он внутренне содрогнулся. Наступил самый удобный момент сказать девушке, что он намерен поговорить об этом с ее отцом. Ему необходимо было это сделать ради своей семьи. Но его не покидала одна мысль: у него есть еще три месяца. Три месяца и женщина, которая не раздражает его так сильно, как Амелия, хотя куда сильнее возбуждает и изводит.

— Я буду продолжать быть любезным, — уклончиво ответил он.

Лучше не касаться вопроса о женитьбе, это может связать его, как и обещание, а через три месяца, когда не будет выбора, ему придется заговорить о браке.

— Я все же думаю, было бы правильно, если бы вы поцеловали меня.

«Боже милостивый!» Тристан подумал, знает ли она, какая репутация была у него в молодости или что будет, если кто-нибудь увидит, как они целуются. Конечно, может быть, она на это и рассчитывала.

— Я слишком дорожу нашей дружбой, чтобы не бояться разрушить ее, Амелия. — Он снова заглянул в корзину. — Яблочный пирог?

— Да, пожалуйста. — Она осторожно взяла пальчиками кусок пирога и откусила крохотный кусочек.

— Вы завтра поедете в Девоншир на бал?

— Поеду.

— Я понимаю, что слишком смело с моей стороны попросить вас потанцевать там со мной? Первый вальс, может быть?

— С удовольствием!

Виконт рассчитывал, что пикник займет часа два, и ему казалось, что время уже истекло. Он достал из кармана часы и открыл крышку. С тех пор как он забрал Амелию от дверей отчего дома, прошло тридцать пять минут. Тристан подавил вздох: он не был уверен, что выдержит еще полтора часа.