"Перст Божий" - читать интересную книгу автора (Эмар Густав)

ГЛАВА XI. Каким образом дон Торрибио добился свидания с доном Мануэлем и последствие этого свидания

Было около трех часов пополудни. Жители Уреса, сидевшие до сей поры по домам, взаперти, вследствие невыносимой жары, начали понемногу открывать ставни и двери своих квартир, лавок и магазинов; на улицах стали показываться монахи, солдаты, нищие и даже негоцианты.

Одним словом, город стал постепенно принимать свою обычную внешность и оживление, но не веселость, так как, по своей малочисленности, Урес едва ли не самый скучный город в Мексике.

Дон Мануэль де Линарес сидел у себя в кабинете, подписывая ордера и депеши, которые ему передавал дон Кристобаль Паломбо. Вдруг послышался шум лошадей, въезжавших во двор дворца.

— Что это? — спросил он у дона Кристобаля, кладя на стол недочитанную депешу.

— Не знаю, пойду осведомлюсь, если хотите!

— Пожалуйста; меня что-то беспокоит приезд этих всадников!

Дон Кристобаль встал и вышел. Он был в отсутствии не более пяти минут; все это время дон Мануэль не отрывал устремленного на дверь взгляда.

— Ну, — спросил он, лишь только тот показался, — кто это?

— Удивительно, дорогой дон Мануэль, как верны ваши предчувствия!

— А что?

— Я готов держать пари на тысячу, что вы не отгадаете, кто именно хочет непременно видеть вас.

— Я не расположен отгадывать загадки, — резко сказал дон Мануэль. — Потрудитесь объяснить, кто это; верно, враг?

— Да, и один из самых опасных.

— Его имя?

— Дон Торрибио де Ньеблас.

— Дон Торрибио, здесь! — вскричал в изумлении губернатор.

Дон Мануэль заходил в волнении по своему кабинету.

— Что ему нужно от меня? — спросил он, вдруг остановившись.

— Я спрашивал у него, но он ответил мне, что лично все передаст вам. Сказать ему, что вы согласны принять его?

— Нет! — вскрикнул он, — мне нужно сначала узнать его намерения.

— Я тоже так думаю.

— С другой стороны, дон Торрибио де Ньеблас — дворянин, и я обязан ему; отказ может оскорбить его; лучше принять.

— Так я скажу ему?..

— Что я к его услугам; когда он войдет, я вас попрошу удалиться.

— Вы решаетесь остаться один с этим человеком?

— Отчего же нет? Ведь он уже два раза спас мне жизнь! Не с целью же убийства он явился сюда?! К тому же, этот человек в высшей степени благороден; я ничего не имею лично против него; ну, идите же!

Дон Кристобаль вышел с поклоном. Вскоре затем доложили:

— Сеньор дон Торрибио де Ньеблас.

— Просите! — сказал дон Мануэль. Дон Торрибио показался. Дон Мануэль встал, сделал несколько шагов ему навстречу с самым любезным видом и улыбкой на губах.

— Друг или недруг, очень рад вас видеть, сеньор дон Торрибио де Ньеблас!

Молодой человек поклонился и сел в кресло, которое ему подкатил служитель.

Дон Торрибио был в богатом и элегантном мексиканском костюме, который очень шел ему.

Он подождал, пока привратник вышел, затем, вежливо обратившись к дону Мануэлю, начал:

— Сеньор дон Мануэль де Линарес, вы встретили меня словами: «друг или недруг, очень рад вам». Не скажите ли вы мне откровенно, что вы этим хотели сказать?

— С удовольствием, кабальеро! Эти слова означают, что несмотря на некоторые недоразумения, возникшие между нами, я чувствую к вам искреннюю симпатию и что, каковы бы ни были мотивы вашего визита, все-таки я рад вам и счастлив видеть вас.

— Благодарю вас за такое дружеское объяснение, сеньор! Я в восторге и теперь могу надеяться, что все, что у вас в сердце имеется дурного против меня, изгладится. Я же лично, сознаюсь, до сих пор не могу понять той ненависти, которую вы выказывали мне. Но, считая вас за врага, я готов говорить с вами почти как с другом.

— У меня связаны прекрасные воспоминания с вашей личностью, дон Торрибио, ради которых я не могу быть вашим врагом. Постараюсь доказать вам это на деле, когда к тому представится случай. Теперь же прошу вас объяснить мне настоящую цель вашего визита; надеюсь, что вы явились ко мне не для того, чтобы доставить мне удовольствие видеть вас, хотя мне это и очень приятно.

— Действительно, дон Мануэль, мой визит имеет другую, серьезную причину: я послан к вам моим другом, доном Порфирио Сандосом.

— Что ему угодно от меня? — спросил дон Мануэль, насторожившись.

— Дон Порфирио, сеньор, поздравляет вас с ловкостью, которую вы обнаружили в пронунсиаменто, чтобы занять место, принадлежащее ему.

— А-а! Дон Порфирио поздравляет меня?

— Совершенно искренне, сеньор, — спокойно ответил дон Торрибио, — ему было решительно все равно, быть или не быть губернатором Соноры: вы знаете, что дон Порфирио не честолюбив.

— Зачем же он тогда хлопотал об этом губернаторстве?

— Это по другим соображениям, сеньор.

— Могу я узнать, по каким именно?

— Я нарочно приехал к вам, сеньор, чтобы сообщить их вам.

— Как вы любезны, сеньор, примите заранее всю мою благодарность!

Оба человека вежливо раскланялись, как два дуэлянта перед выстрелами.

— Пожалуйста, соблаговолите!

— Сию минуту я буду иметь честь объяснить вам, сеньор!

— Отлично, кабальеро, я слушаю вас!

— По известным причинам, о которых я не стану теперь распространяться, сеньор дон Порфирио Сандос преследует двадцать лет какую-то ему одному известную цель с необыкновенным упорством, свойственным лишь его расе; затем, он решил во что бы то ни стало уничтожить страшный союз бандитов, которые разоряют Мексику; я должен сказать вам правду, сеньор, что усердно помогаю ему в этом деле.

— Как вы называете этот союз?

— О! Он очень известен, к сожалению: это союз платеадос.

— Вы с доном Порфирио затеяли трудную вещь, сеньор! Все мексиканские власти старались о том же, и все напрасно; и вы нечего не добьетесь.

— Вы думаете? — спросил дон Торрибио насмешливо.

— Убежден!

— На чем же вы основываете такую уверенность?

— На том, что дон Порфирио пробыл месяц правителем Соноры.

— Я не понимаю вас, сеньор.

— Сейчас поймете: в течении этого месяца дон Порфирио со своими друзьями успели перерыть архивы всех городов Соноры.

— А! — проговорил дон Мануэль презрительно.

— Когда все было перерыто, вы себе представить не можете, какие любопытные сведения оказались в руках дона Порфирио. Да, эти платеадос очень смелые и ловкие бандиты. Я больше не удивляюсь, что они так легко увертываются от преследования правительства, — они сильнее его. Но странно, их глава еще не додумался делать революцию ради своей выгоды и объявить себя независимым.

Молодой человек сделал особенное ударение на последних словах, с такой злой усмешкой, от которой дону Мануэлю не поздоровилось.

— А! Он отыскал такие драгоценные сведения в этих архивах! Я и не знал этого; надо бы и мне заглянуть их.

— О! Теперь это было бы бесполезно. Вы бы там ничего не нашли.

— Отчего это, позвольте спросить?

— А потому, что дон Порфирио Сандос добился правления в Соноре исключительно для того, чтобы отыскать эти документы, и, конечно, раз они очутились в его руках — поспешил спрятать их в верное место.

— А! — проговорил дон Мануэль сдавленным голосом.

— Итак, вы видите, что вам не стоит терять время на бесполезные поиски! — сказал молодой человек.

— Этот факт весьма важен.

— Дон Порфирио ответит, перед кем следует; но это еще не все.

— Что же еще?

— Разыскивая документы платеадос, дон Порфирио нашел другую вещь: объяснение, чем мотивировалось его путешествие в Апачерию, во время которого вы так ловко лишили его правления; но он очень смеялся.

— Он смеялся над моим пронунсиаменто?

— От всего сердца. Это убедило его в том, что все, что он узнал, оказалось правда.

— Как это?

— Вы торопитесь?

— Я? Нисколько! Отчего вы меня спрашиваете об этом?

— Потому что, если вы можете подарить мне еще несколько минут, я расскажу вам очень интересную историю.

— Говорите, милейший дон Торрибио, вы так хорошо умеете рассказывать! В чем же дело?

— Оказывается, что храбрые индейцы, апачи, сиу и пауни-волки, которые более десяти лет оставались спокойными и жили в мире с мексиканцами, теперь сильно взбунтовались. Они вошли в сношение с известными негодяями, которые замышляют объявить себя независимыми от Мексики и приготовляются соединится с ними и напасть массой на границы нескольких пунктах зараз.

— О-о! Дело принимает серьезный оборот, — сказал дон Мануэль, вздрагивая, что не ускользнуло от глаз молодого человека. — Но уверены ли вы в точности этих известий?

— Я не имею обыкновения говорить неправду, сеньор!

— Но, соглашаясь с вами в важности этих фактов, позвольте вам заметить, что во всем этом нет ничего такого, что бы могли приписать лично мне, чтобы обвинить меня.

— Совершенно верно, сеньор, но я еще не кончил!

— А! — проговорил губернатор сверкнув глазами на молодого человека, — пожалуйста скажите, в чем это обвинение?

— Извольте, сеньор; только позвольте поправить ваше выражение: я не формулировал никакого обвинения против вас, да и не брался за это. Но я взялся передать вам только то, что говорят; слухи же так и останутся слухами, если не найдется несомненных доказательств для положительных улик.

— Слушаю.

— Колдуны, о громадном влиянии которых на индейские племена вам хорошо известно, пустили слухи, что теперь наступил срок для исполнения пророчеств, данных свыше их предкам: что белые будут навсегда изгнаны с американского материка, на котором восстановится господство Инков.

— Гм! Какие странные пророчества!

— Разве вы ничего не знали о них, сеньор?

— Гм! А вы, сеньор Торрибио?

— Я — иностранец!

— Да, это правда. Но даю вам слово, я слышу от вас о них в первый раз.

— Значит, вы не знаете, что они прибавляют?

— Решительно ничего и буду в восторге узнать это.

— Говорят… Вы видите, все та же формула. Итак, говорят, что священный огонь, доверенный императором Монтесумой перед его смертью одному из его верных друзей, нашелся, и что серебряная коробочка, в которой он хранился, будет представлена счастливым обладателем ее всем начальствующим лицам, в полном собрании на общий совет; потом этот человек, указанный пророками, примет на себя команду над всеми войсками краснокожих и будет признан ими как единственный и законный наследник Монтесумы.

— Все это очень фантастично: легенда недурно придумана; и имя этого человека называют?

— Да, называют, сеньор, и не только по поводу этого дела, но его упоминают везде, где вопрос идет о грабительствах и пожарах.

— Как, говорят… — вырвалось у дона Мануэля против его желания.

— Говорят, что этот человек — душа заговора, что он главный зачинщик, и все делается по его наущениям!

— Но ведь это возмутительная, гнусная клевета! — вскричал губернатор.

— Так вы знаете, кто этот человек сеньор? Ведь я, кажется, не назвал его?

— Но, вы сами, сеньор дон Торрибио, откуда вы набрались таких сведений? — сказал губернатор с перекосившейся улыбкой, желая скрыть свое волнение.

— Не я набирал их сеньор, это дон Порфирио Сандос. Лично мне ничего не известно; он же многое узнал во время своего пребывания в Охо-де-Агуа и теперь у него масса доказательств; несколько негодяев которые так изменнически напали на него в Марфильском ущелье, попали к нему в руки и много чего порассказали ему.

— Разве можно верить словам подлых бандитов? — сказал дон Мануэль, пожав плечами.

— Конечно, нельзя, сеньор, но эти слова подтверждаются документами, которые хранятся у дона Порфирио. На трупе Лопеса де Карденаса нашли портфель, наполненный самыми компрометирующими бумагами.

— Как, дон Лопес де Карденас убит! — вскричал дон Мануэль, позеленев от ужаса.

— Да, выстрелом, когда он явился в Тубак шпионить за доном Порфирио! — небрежно ответил молодой человек, крутя папиросу.

Дон Мануэль вздохнул и опустил голову на грудь. Наконец он поднял голову и бросил угрожающий взгляд на молодого человека.

— Хорошо, — сказал он со злостью, — зачем же вы явились сюда и как осмелились сделать это?

— Сеньор кабальеро, — ответил дон Торрибио, нисколько не испугавшись его грубой выходки, — я бы мог совсем не отвечать вам на подобную дерзость. Но я явился сюда с целью предложить вам мировую, а потому даже оскорбление с вашей стороны не остановит меня на полпути.

— Предложить мне помириться? — изумился дон Мануэль.

— Да, кабальеро; иначе чем же объяснить мое присутствие здесь?

— Я не понимаю вас, сеньор; ваша дружба к дону Порфирио, моему заклятому врагу, содействие, которое вы ему оказываете, говорят сами за себя.

— Вот здесь то вы и ошибаетесь, сеньор дон Мануэль. Я иностранец, и мне нежелательно было бы вмешиваться в чужие распри; дон Порфирио Сандос оказал мне громадные услуги. Что же касается вас, то вы сами питаете ко мне некоторую признательность. И я решился на следующее: встав между вами, постараться прекратить эту ненависть, которая разделяет вас, найти такое средство примирения, которое оказалось бы удобным и выгодным для обеих сторон. Это так просто, справедливо и честно, я убежден, что все остались бы довольны.

— Вы поражаете меня: вы-то ради чего интересуетесь этим делом?

— Но весьма важной причине, сеньор: я хочу помирить двух людей, которые, хотя и при разных обстоятельствах, были мне полезны.

— Прекрасная цель! — проговорил дон Мануэль насмешливо.

— Пусть между вами и доном Порфирио существовала страшная, неумолимая ненависть, я не отрицаю этого, но эта ненависть, не прекращающаяся столько лет, дала слишком много жертв с той и с другой стороны.

— Но что же вы хотите сказать?

— Сеньор дон Мануэль де Линарес, — сказал дон Торрибио с сильным ударением на каждом слове, — если эта ненависть действительно существовала, теперь, слава Богу, она угасла!

— Угасла! — воскликнул дон Мануэль, подпрыгнув на стуле.

— Со стороны дона Порфирио, по крайний мере! — спокойно ответил дон Торрибио.

— Как, он забыл?

— Все, кроме одного!

— А именно?

— Что вы оба — мексиканцы, преданные своему отечеству, что этому отечеству грозит опасность со стороны диких язычников, что вы должны соединиться и идти рука об руку, чтобы защищать его. Повторяю вам сеньор, дон Мануэль, ненависть дона Порфирио навсегда готова исчезнуть. Есть доказательство, которое убедит вас, что я говорю правду.

— Доказательство! Где же оно, дон Торрибио?

— Если бы дон Порфирио Сандос захотел уничтожить вас, он давно добился бы этого. В его руках бумаги, в которых заговорщики и бандиты ссылаются на вас, как на своего руководителя. Кто ему мешает представить эти бумаги куда следует, присоединив к ним секретные документы, в которых значится имя человека, претендующего незаконно завладеть престолом Инков, и изложены все планы и средства для исполнения этого преступного замысла?

— Он не сделал этого! — пробормотал дон Мануэль дрожащим голосом.

— Не сделал по своему благородству; он находит недостойным себя, даже подлым доносить на вас, своего врага!

— Он был бы гораздо великодушнее, если бы принес эти бумаги сюда, и я уничтожил бы их перед вашими глазами!

— Конечно, — ответил дон Торрибио с иронией. — Но раз эти ужасные доказательства будут уничтожены, то он остается безоружным перед вами. Дон Порфирио еще не уверен в ваших добрых намерениях, чтобы сделать столь непростительную глупость.

— Значит, вы мне предлагаете условия? — сказал дон Мануэль дрожащим от злости голосом.

— Может быть; во всяком случае, дон Порфирио желает мира.

— Приготовляясь вместе с вами к войне?

— Мы только обороняемся: вспомните о западне в Марфильском ущелье!

— Не я устраивал ее!

— Не стану спорить; но все же вы допустили ее; а асиенда дель-Пальмар, на которую вы пробовали напасть?

— Я не знаю, на что вы намекаете. Я, в свою очередь, тоже буду откровенен с вами, сеньор дон Торрибио. Вы полагаете, что я верю в ваши добрые намерения, о которых вы говорите так красноречиво; вы просто выдумали предлог, чтобы явиться сюда; неужели вы думаете, что я не знаю ваших проделок?

— Что вы хотите этим сказать?

— Я знаю, что вы проживаете скрыто в Уресе уже шесть дней. Ради какой цели? Я догадываюсь. Но смотрите, берегитесь, чтобы мои предположения на перешли в уверенность.

— Вы угрожаете мне, сеньор?

— Может быть, отвечу и я вам. Но помните, что между нами всякое примирение невозможно: вас и всех ваших друзей я всегда буду считать своими врагами. Знайте, что я неусыпно буду следить за каждым вашим шагом и расстрою все ваши проекты, направленные как против меня, так и против известных особ моего семейства, на которых вы осмелились обратить ваше особенное внимание.

— Это уж слишком, сеньор! Подобные намеки я считаю за оскорбление как лично себя, так и для той особы, которую я глубоко уважаю. Раз вы объявляете войну, — хорошо, мы принимаем вызов. Мы сделали последнюю попытку удержать вас на краю бездны. Теперь пеняйте сами на себя!

— Давно бы так; наконец-то мы поняли друг друга, сеньор дон Торрибио де Ньеблас! Возвращайтесь-ка к вашему другу, дону Порфирио Сандос, и передайте ему наш разговор: я не желаю принимать его милостей, а равно и сам не дам ему пощады. Что же касается вашего путешествия в Урес ради секретной цели, — вы ее не добьетесь.

— Довольно, сеньор, я удаляюсь! — ответил молодой человек с язвительной улыбкой.

— Так прощайте же, сеньор дон Торрибио, — сказал губернатор и добавил с сарказмом: — Поверьте мне, самое лучшее, если вы последуете моему совету — убраться подобру-поздорову в двадцать четыре часа. Предупреждаю вас, что по истечении этого срока ваше пребывание здесь подвергается опасности!

— Я уеду, когда мне заблагорассудится, сеньор, — гордо ответил молодой человек. — Ничто не может ускорить или задержать моего отъезда! Прощайте, дон Мануэль де Линарес! Помните, что я вам предлагал мир, и вы сами отвергли его!

Губернатор пожал плечами. Дон Торрибио вышел.

— Позвать сюда дона Кристобаля Паломбо! — распорядился дон Мануэль.

— Нельзя терять ни минуты, — проговорил он, оставшись один, — эти черти разузнали все неизвестно, какими путями. Выбора для меня не может быть. Надо действовать решительно — иначе, я погиб! Что же касается прекрасного юноши, влюбленного в мою воспитанницу, то я выслежу его, голубчика. Но не лучше было бы… нет, еще не поздно! Что бы там ни было, доведем дело до конца. Слава Богу, я еще не побежден!

В эту минуту в кабинет вошел дон Кристобаль.

— А, — сказал губернатор, повернувшись к нему, — теперь мы одни, мне много о чем надо переговорить с вами!