"Мексиканские ночи" - читать интересную книгу автора (Эмар Густав)

ГЛАВА XVII. После битвы

Гилляр с невозмутимым видом курил свою сигарету. Левая рука его лежала на длинной сабле в ножнах до самого пола. Поза у него была непринужденная, взгляд — добродушный, он с наслаждением курил, выпуская кольца ароматного дыма.

— Извините, господа, — сказал он, — прежде чем приступить к делу, я хотел бы вам кое-что сказать.

— Мы слушаем вас, сеньор! — ответил граф.

— Мы можем договориться, это мое искреннее желание, только не требуйте невозможного. Я думаю, мне не надо вам объяснять, что я, как и вы, готов к самому худшему. Потому что чувствую, что рано или поздно закончу так свою жизнь. К тому же в столь очаровательном обществе приятно отправиться даже в ад.

Несмотря на иронический тон, граф понял, что Гилляр полон решимости и не дрогнет перед опасностью.

— Мы и не собираемся требовать невозможного. Просто хотим воспользоваться своим преимуществом.

— Вполне разделяю ваше желание, но я неплохо знаю французов, их часто заносит.

— Не беспокойтесь, — невозмутимо ответил граф, — с нами этого не случится. Мы не потребуем, чтобы вы покинули гасиенду, ибо прекрасно понимаем, завтра вы снова будете здесь.

— До чего же вы проницательны, сеньор. Но давайте поговорим о деле

— Я готов. Итак, вы нам вернете оставшихся в живых слуг.

— Согласен!

— Вместе с их оружием, лошадьми и небогатым имуществом.

— Тоже согласен. Дальше!

— Вы позволите нам уехать, куда мы пожелаем: дону Андресу де ля Крус, его дочери, мажордому Лео Карралю, моему другу, мне, а также женщинам и детям, которые здесь находятся.

Гилляр поморщился.

— Что еще?

— Вы не ответили, согласны вы на это?

— Согласен. Что дальше?

— Я и мой друг — иностранцы, французы, и, насколько мне известно, Мексика пока не воюет с моим отечеством.

— Пока, вы верно сказали, — насмешливо заметил Гилляр.

— Потому мы вправе надеяться на ваше покровительство.

— Но вы против нас сражались?!

— Да, чтобы защитить себя. Мы не нападали.

— Чего же вы хотите?

— Увезти все наше имущество!

— Это все?

— Почти. Принимаете вы наши условия?

— Принимаю!

— В таком случае, остается исполнить одну маленькую формальность.

— Какую именно?

— Речь идет о заложниках.

— Разве я не обещал вам их освободить?

— Обещали!

— Так чего же вам еще надо?

— Я уже сказал, речь идет о заложниках. Вам, допустим, я мог бы доверить жизнь друзей и свою, но ваши солдаты способны на все! Кто поручится, что они не ограбят нас или того хуже. Ведь у вас не регулярные войска, где дисциплина и порядок.

Гилляр, польщенный словами графа, сказал с улыбкой.

— Возможно, вы и правы. Сколько же вам нужно заложников?

— Всего только одного. Как видите, немного!

— Да, в самом деле. Кого же именно?

— Вас, — коротко ответил граф.

— Черт возьми! — воскликнул Гилляр. — Ваш выбор недурен. Меня одного вам вполне достаточно! Только вряд ли я соглашусь. Кто поручится за мою жизнь?

— Я могу поручиться! А французский дворянин слов на ветер не бросает, — с достоинством ответил граф.

— Ну что же, — продолжал Гилляр с деланным добродушием, придававшим ему необыкновенное обаяние, — я согласен проверить, как умеют французы держать свое слово, чем они так гордятся. Я стану вашим заложником, но сколько времени я должен пробыть у вас? Для меня это важно.

— Вы проводите нас до города и можете возвращаться. Если хотите, возьмите с собой человек десять в сопровождающие.

— Хорошо! Теперь я ваш кабальеро. Дон Мельхиор, пока меня не будет, отряд возглавите вы!

Граф что-то шепнул на ухо мажордому и снова обратился к Гилляру:

— Сеньор, прикажите, пожалуйста, привести наших слуг, а Лео Карраль сделает необходимые распоряжения относительно нашего отъезда.

Гилляр велел своим людям привести слуг. Одежда на них была изорвана, вся в крови, их осталось человек пятнадцать. Но оружие им вернули, согласно условиям.

Гилляр, не дожидаясь приглашения, прошел за баррикаду.

Дон Мельхиор понимал всю неловкость своего положения, особенно теперь, когда остался один на один с обитателями гасиенды. Он хотел было улизнуть, но дон Андрес обратился к нему повелительным тоном:

— Остановитесь, Мельхиор, мы не можем просто так расстаться, тем более, что вряд ли придется еще когда-нибудь встретиться. Нам надо объясниться!

Дон Мельхиор вздрогнул, лицо его покрылось бледностью, но он тут же взял себя в руки, гордо вскинул голову и спросил:

— Что вам от меня нужно? Говорите, я слушаю! В продолжение какого-то времени старик смотрел на сына со смешанным чувством гнева, любви, грусти, презрения. Наконец, сделав над собой усилие, он заговорил:

— Вы хотели бежать? Не потому ли, что содеянное вами внушает вам ужас? Или же вы в ярости оттого, что не удалось убить меня, вашего отца? Бог помешал вашим гнусным замыслам, а меня наказал за мою слабость, за то, что я принял вас в свое сердце. Я дорого за это заплатил, но теперь, наконец, пелена спала с моих глаз. Будьте вы прокляты! И пусть это проклятье вечно тяготеет над вами! Уходите же! Я не желаю больше вас видеть!

Куда девалась наглость Мельхиора! Под тяжестью устремленного на него сверкающего взгляда отца он побледнел, задрожал, низко опустил голову и стал медленно пятиться назад, словно увлекаемый какой-то неодолимой силой. Разбойники с ужасом расступились перед ним.

Воцарилось тягостное молчание, даже разбойники не остались равнодушными к отцовскому проклятью.

Первый пришел в себя Гилляр.

— Напрасно вы это сделали, — сказал он дону Андресу.

— Я знаю, — ответил грустно старик, — он не простит мне этого. Но что может он еще сделать, изломав мне жизнь!

Дон Андрес поник головой и погрузился в глубокое раздумье.

— Остерегайтесь его, — сказал Гилляр, — я знаю дона Мельхиора. В его жилах течет кровь индейца!

В это время к старику подошла донья Долорес и села рядом с ним. Но старик был ко всему безучастен, он даже не заметил приближения дочери.

Девушка взяла его руки в свои, нежно поцеловала, и ее ласковый голос постепенно успокоил дона Андреса.

— О, дорогой отец! Взгляните на меня, вашу дочь. Я обожаю вас! Не предавайтесь отчаянию. Неужели вы разлюбили меня?

Дон Андрес поднял мокрое от слез лицо и привлек к себе дочь.

— О, я — неблагодарный, — сказал он с глубоким чувством, — я усомнился в бесконечной доброте Всевышнего. У меня есть дочь, я не одинок, и не все еще потеряно.

— Да, отец, Господь послал вам испытание, но Он не покинет вас в вашем горе, ваш неблагодарный сын раскается, снимите с него проклятье и позвольте на коленях вымолить прощение! Он не может не любить вас, такого благородного, доброго, великодушного!

— Никогда больше не упоминай мне об этом человеке, — ответил старик суровым голосом, — он для меня больше не существует, у тебя нет брата, да никогда и не было. Прости, что я тебя обманул, этот негодяй никогда не был членом нашей семьи. Я сам заблуждался, полагая, что это чудовище мой сын.

— Успокойтесь, отец, ради Бога!

— Не покидай меня, дитя мое, будь рядом со мной, чтобы я не чувствовал себя одиноким и смог побороть отчаяние. Повторяй, что ты меня любишь, эти слова словно бальзам для моей души.

Разбойники тем временем разбежались по дому, грабя и разрушая все, что попадалось под руку, ломая замки. Только комнаты графа они не трогали согласно уговору. Слуги едва управлялись, навьючивая на мулов багаж. Разбойники сначала насмехались над ними, а потом предложили свои услуги и принялись помогать. Уговор есть уговор. Бандитам даже на пришло в голову взять хоть что-нибудь себе из этих ценных вещей.

С их помощью багаж графа и Доминика был очень скоро навьючен на трех мулов, и оставалось только оседлать лошадей. Разбойники и за это охотно взялись.

Наконец, все приготовления к отъезду были закончены, и Лео Карраль вернулся в дом сообщить об этом.

— Господа! — сказал граф. — Как только вы пожелаете, можно ехать.

— Ну, так скорее, скорее в путь!

Они вышли из дома, окруженные разбойниками. Те криками выражали свое озлобление, но не смели приблизиться в страхе перед своим командиром.

Наконец все сели на лошадей. Гилляр приказал солдатам до его возвращения во всем повиноваться дону Мельхиору и велел трогаться. В караване было всего человек шестьдесят, включая детей и женщин, уцелевших во время резни. До нападения на гасиенде было не менее двухсот слуг.

Гилляр ехал впереди, по правую руку от графа, за ними — донья Долорес, между отцом и Домиником, далее следовали слуги и мулы во главе с Лео Карралем и в самом конце десять разбойников, сопровождавших Гилляра.

Они спустились с холма и вскоре выехали на равнину. Было два часа ночи, вокруг царил мрак, холод пронизывал до костей, и путники дрожали под своими плащами.

Минут через двадцать они выехали на дорогу и стали двигаться быстрее. До города оставалось не более пяти-шести лье, и они надеялись добраться туда на восходе солнца или чуть позднее.

Вдруг небо и все вокруг озарилось багряным светом — горела гасиенда.

При этом печальном зрелище дон Андрес печально вздохнул. Никто не проронил ни слова. Только Гилляр решился заговорить. Он убеждал графа в том, что война имеет свои жестокие законы, дон Андрес давно известен как приверженец Мирамона, врага Хуареса, и то, что произошло, вполне закономерно. Граф понимал, что спорить с этим человеком бесполезно, и потому не возражал. Уже три часа находились они в пути.

Небо стало светлеть, и на его фоне уже вырисовывались соборы с высокими колокольнями. Граф остановил караван и обратился к Гилляру.

— Сеньор, вы честно исполнили свой долг, примите же благодарность от меня и моих друзей. До города не более двух лье. И вы можете возвращаться обратно.

— Вы правы, сеньор, теперь я вам больше не нужен. Еще раз хочу выразить вам свое сожаление по поводу случившегося, но не моя в том вина.

— Пожалуйста, хватит об этом, — перебил его граф, — теперь уже ничего не исправишь, так стоит ли огорчать себя напрасными сожалениями.

Гилляр поклонился.

— Еще одно слово, граф! — сказал он шепотом. — До Пуэбло еще часа два пути. Будьте внимательны и осторожны!

— Что вы имеете в виду, сеньор?

— Неизвестно, что может случиться, повторяю вам, будьте осторожны.

— Прощайте, сеньор! — с поклоном ответил молодой человек.

Гилляр вежливо попрощался со всеми и вместе со своими молодчиками ускакал.

Граф задумчиво смотрел им вслед.

— Что с тобой, мой друг? — спросил Доминик. Граф передал ему, что сказал на прощанье Гилляр.

Доминик нахмурился.

— Он что-то имел в виду. Но что? Во всяком случае, совет его надо принять к сведению.