"Гамбусино" - читать интересную книгу автора (Эмар Густав)

VII. НЕОЖИДАННОЕ НАПАДЕНИЕ

Алькальд сделал одно только движение, и в церкви водворилась полная тишина.

— Кто там? — спросил он через дверь.

— Отечество! — послышалось в ответ.

— Дети мои! — вскричал дон Рамон, обращаясь к окружающим. — Бог внял нашим молитвам, он посылает нам помощь! Я узнаю голос прославленного дона Энкарнасиона Ортиса. Вперед! Вперед!

— Смерть испанцам! — вскричали, яростно потрясая оружием, индейцы.

Алькальд открыл двери.

На пороге стоял Энкарнасион Ортис с непокрытой головой и саблей в руке; войдя в церковь, он перекрестился, склонившись перед алтарем. Потом, пожав руку дону Рамону, он сказал индейцам, пронизывая их взглядом:

— Кто вы? Мужчины, рабы или трусливые старые бабы? Если мужчины, — докажите мне это! Почему вы не боретесь за независимость? Я пришел со своей квадрильей, чтобы помочь вам завоевать свободу! Можно ли положиться на вас?

— Да! Да! Да здравствует Энкарнасион Ортис! — в исступлении закричали индейцы.

— Тогда вперед, братья! — пламенно воскликнул Ортис. — Следуйте за мной! Бог и свобода!

— Бог и свобода! — повторили индейцы, бросаясь за ним.

Церковь мгновенно опустела.

Падре Линарес вышел из ризницы с трудом дотащился до алтаря и распростерся перед ним. Он горячо молился за этих людей, отдающих свою жизнь за святое дело освобождения.

Между тем на Главной площади началось неслыханное сражение, или, вернее, резня. Дон Рамон присоединился к ранчерос, которые бесстрастно стояли у выходов на улицы и ударами сабель толкали обратно на площадь несчастных, пытавшихся бежать.

Вслед за резней начались пожары. Индейцы в пылу неукротимого бешенства метались с факелами в руках, поджигая свои собственные жилища и издавая крики и вопли. Одним из первых был подожжен дом алькальда. Полузадохшиеся испанские офицеры бросались к дверям, чтобы спастись от пламени, но индейцы тут же безжалостно убивали их.

Один лишь капитан дон Горацио де Бальбоа, тяжело раненный, прорвался сквозь строй преследовавших его индейцев. Он вскочил на лошадь и, бешено вращая саблей, подскакал к группе офицеров.

— А-а! А-а! — злобно смеясь, кричал он. — Я вам это припомню, сеньоры! Если бог поможет мне спастись, я отыграюсь! Я отомщу за эту западню!

— Огонь по негодяю! — вскричал Энкарнасион Ортис.

— Остановитесь! — закричал дон Педро. — Ему осталось жить, может быть лишь несколько минут, чего стоят его бессильные угрозы! Пусть бежит!

— Как вам угодно, сеньор! — насмешливо воскликнул испанец. — Но если кто-нибудь из вас попадется в мои руки, как я сейчас попал в ваши, — пусть не ждет пощады!

— Уезжайте, кабальеро! Прекратите это глупое хвастовство!

— Да, я еду. Прощайте, дон Педро Морено! Вы виноваты меньше других. Прощайте, дон Рамон Очоа, достойный алькальд! Очень сожалею, что не расстрелял вас. Прощайте и вы, дон Энкарнасион Ортис, честный студент-богослов! Клянусь жизнью, я навсегда запомню ваши имена! Будьте вы прокляты!

Он пришпорил лошадь и с поднятой саблей врезался в толпу индейцев, крича диким голосом:

— Дорогу! Дорогу!

Как метеор, промчался он между ранчерос и индейцами, со страху осенявшими себя крестным знаменем, и исчез за углом площади.

— Напрасно вы дали ему ускакать! — с упреком сказал Энкарнасион.

— Быть может… Но он — храбрый солдат, — ответил дон Педро Морено. — Мне хотелось дать ему хоть маленький шанс спастись.

— Он отомстит!

— Во всяком случае, попытается! Ну что же! Люди, которым угрожают, живут долго.

Дон Педро Морено попытался остановить избиение испанцев; но, увидев, что это не в его силах, собрал свой отряд, приказав ему не вмешиваться в бойню.

Падре Линарес, выйдя из церкви и очутившись на площади, ломал себе руки в отчаянии: во всех этих убийствах он обвинял себя.

— Это не люди! — гневно восклицал он. — Это дикие звери! Зачем же их еще подстрекать к мести! Как бы ни были жестоки испанцы, ничто не может оправдать такую низость, как расправа с беззащитным врагом. Эти презренные люди позорят само понятие святой свободы, во имя которой они якобы сражаются! Сеньоры, хотя бы ценой нашей гибели, надо положить конец этой ужасной бойне!

— Да, да! Идемте, друзья мои! — вскричал и дон Педро. — Это зрелище мне тоже и страшно и отвратительно!

Обнажив сабли и взяв в руки пистолеты, дон Рамон и дон Энкарнасион, в сопровождении падре Линареса, встали во главе отряда.

Энкарнасион Ортис хотел уже двинуться вперед, как вдруг послышались громкие восклицания, крики радости, насколько можно было судить в этом шуме. Большая толпа индейцев с силой потока, прорывающего плотину, вторглась на площадь. В центре площади индейцы остановились, опустив на землю паланкины, в которых они несли дона Хосе Морена и донью Линду.

Увидев молодую девушку, улыбающуюся, тихую и спокойную в этой рычащей, черной от пороха и красной от крови толпе, Энкарнасион Ортис бросился к ней.

— О боже, Линда, зачем вы здесь? — спросил он ее с ужасом. — Неужели дон Рамон не сдержал своего слова?

— Дон Рамон Очоа — человек чести! — сказал с волнением дон Хосе Морено. — Это я потребовал, чтобы меня доставили сюда!

— В такой момент! Какая неосторожность! — вскрича.1 Энкарнасион.

— Мы ничего не боимся, мой друг, — сказала девушка. — Ведь нас окружают старые и верные слуги.

— Дорогой Энкарнасион, я уйду из деревни только вместе с вами, — добавил дон Хосе Морено.

— В таком случае, ваше желание исполнится очень скоро. Я собираюсь уйти немедленно.

— А вы, падре Линарес? Что вы думаете делать? Остаетесь ли вы в деревне или идете с нами?

— Ни то, ни другое, сеньоры. После того, что произошло, я не могу оставаться здесь. Мой долг велит мне быть около тех, кто страдает. Завтра я уеду, присоединюсь к армии независимых и надеюсь найти там и вас.

— Возможно, — уклончиво ответил Энкарнасион. — Да хранит вас бог, отец мой!

— Я надеюсь, что бог даст мне силы выполнить трудную задачу, которую я сам возложил на себя.

Во время этого разговора дон Хосе Морено и его дочь сошли с паланкина и сели на поданных им лошадей.

Человек двадцать индейцев, вооруженных ружьями и ножами, тотчас же окружили их.

— А ваша подагра? — спросил Энкарнасион дона Хосе. — Позволит ли она вам ехать верхом?

— Да, друг мой, тем более что перегон будет коротким.

— Тогда в путь!

Квадрилья построилась в боевом порядке, и по команде «Вперед!» всадники перешли на крупную рысь. В центре отряда ехали дон Хосе, его дочь и их слуги.

Второй отряд, примерно в тысячу двести человек, вооруженный хуже, чем первый, — в сопровождении женщин и детей, — выехал почти одновременно с первым, но с другого конца деревни.

Этот отряд, под командой самого алькальда, состоял из всего работоспособного населения Пасо-дель-Норте; это была настоящая эмиграция.

Оставленная деревня пылала. Оттуда доносились последние вопли испанцев, брошенных без помощи в горящих развалинах.

Ранчерос скакали три часа, направляясь в Охо Люсеро.

Перед восходом солнца, около четырех часов утра, по приказу Энкарнасиона Ортиса, взявшего на себя командование, отряд остановился на берегу маленькой речушки, впадающей в Рио Гранде-Браво-дель-Норте; всадники получили приказ спешиться и накормить лошадей.

Было пройдено шестнадцать или семнадцать лье.

Приблизительно на расстоянии двух ружейных выстрелов от отряда, по левую руку, на небольшой возвышенности, сплошь поросшей лесом, показалась асиенда, выстроенная из тесаных камней. Она была окружена зубчатой стеной, что свидетельствовало о богатстве и знатности ее владельца.

— Вот именно сюда я хотел вас привести, сеньоры, — сказал дон Хосе.

— А! Вот как! Но где же мы? Начиная от Эль Пасо, мы ехали вслепую, — заметил Энкарнасион Ортис.

— Вы действительно не узнаете местности? — с легким упреком спросил дон Хосе.

— Честное слово, к моему стыду, должен признаться, я не могу вспомнить, бывал ли я в этих краях.

— В таком случае, мой друг, у вас короткая память! Вы не узнаете асиенду де ла Вега?

— Как! — вскричал обрадованный Энкарнасион. — Мы, значит, находимся в де ла Вега?

— Боже мой, конечно! Если сомневаетесь, посмотрите на этих двух всадников, несущихся к нам во весь опор.

— Дон Рамон и дон Педро!

— Это в самом деле они.

— А-ах! — вспомнил Энкарнасион, ударяя себя по лбу. — Я был здесь, правда, но это было так давно!

Дон Хосе улыбнулся и, сопровождаемый Энкарнасионом, двинулся вперед навстречу всадникам.

Дон Педро и дон Рамон, отправившиеся более коротким путем и прибывшие поэтому на час раньше, предупредили управителя асиенды, чтобы он позаботился о еде и напитках для гостей, которых дон Хосе привезет с собой.

Узнав об этом от сына, дон Хосе Морено приветливо обратился к офицерам-инсургентам:

— Кабальерос и друзья, я надеюсь, вы не нанесете мне оскорбления, проехав мимо этой асиенды, не отдохнув в ней хотя бы несколько минут. Вы так устали сегодня ночью, что должны с открытой душой принять мое приглашение. В моем скромном доме для вас приготовлены и закуски и вино.

— Кузен, — ответил дон Энкарнасион, — от имени всех сердечно вас благодарю за милое гостеприимство, которое вы нам предлагаете. Мы его принимаем тем охотнее, что, говоря откровенно, буквально падаем от голода и усталости.

— В таком случае, кабальерос, — улыбаясь, ответил дон Хосе, — следуйте за мной, не задерживаясь, чтобы поскорей утолить ваш голод.

Офицеры поклонились в знак признательности.

Расположившуюся лагерем на берегу реки квадрилью оставили под командованием надежных унтер-офицеров. А командиры направились в асиенду и прибыли туда менее чем через четверть часа.

Во дворе асиенды всадники спешились. Поручив своих лошадей подскочившим пеонам, они по приглашению дона Хосе вошли в громадную столовую. Там заботливым управителем был приготовлен великолепно накрытый стол.

По знаку хозяина все заняли свои места за столом.

Предложенный офицерам обед был вполне достоин такого богатого и гостеприимного человека, каким являлся дон Хосе Морено. К тому же хозяйкой за столом была прелестная донья Линда.

Когда после обеда появились на столе сладости, вина и ликеры (в Мексике во время еды пьют только ледяную воду), дон Хосе жестом удалил из комнаты слуг-пеонов и, подняв наполненный до краев бокал шампанского — вина, почти неизвестного в то время в Центральной Америке, — сказал своим гостям:

— Кабальерос! Предлагаю выпить за мучеников, павших за наше святое дело, и за победу независимости!

Все присутствующие с энтузиазмом чокнулись и повторили это бриндизи (слова «тост» тогда еще не употребляли).

— А теперь, кабальерос, — продолжал дон Хосе, — позвольте мне поздравить вас с успехом ночной экспедиции! Она была проведена поразительно умно и решительно. Я должен воздать честь за смелое нападение нашему другу Энкарнасиону Ортису…

— Позвольте, кузен! — с горячностью перебил его Энкарнасион. — Наш успех в этом деле вовсе не является результатом только моей ловкости или решительности! Все дело в необычайной храбрости, распорядительности и безграничной самоотверженности дона Рамона Очоа! Это он все сделал!

— Только благодаря вашему мужественному содействию, дон Энкарнасион! — ответил алькальд, поклонившись. — Без вас мои намерения не могли бы быть осуществлены.

— В общем, вы оба, кабальерос, оказали важную услугу родине. Вы даже не можете себе представить, какую значительную роль в борьбе за свободу играет взятие Пасо-дель-Норте! Любой ценой необходимо помешать испанцам вновь занять этот пункт!

— Но, я думаю, вряд ли у них появится эта мысль, — сказал дон Рамон. — Ведь капитан Бальбоа — просто-напросто бандит, а вовсе не солдат. По-моему, его вторжение в деревню носило не политический характер, а только грабительский. Это было видно с самого начала.

— Вполне возможно. И все же от этого положение Пасо-дель-Норте не становится для нас менее важным. Ведь именно по Рио Браво-дель-Норте доставляют необходимые оружие и боевые припасы, которые американские купцы везут нам через пустыню.

— Вы правы. Впрочем, нет ничего проще, чем занять деревню сильным отрядом и отбить у испанцев всякое желание вернуться туда, — сказал дон Рамон. — Я лично займусь этим.

— Прекрасно! А теперь, кабальерос, выпьем последний бокал на прощание — ведь мы расстаемся!

— Как, вы не хотите ехать с нами, сеньор Хосе? — воскликнули офицеры.

— Нет, кабальерос, это невозможно. Дон Энкарнасион Ортис знает причину моего решения. Но я надеюсь, что в самом скором времени мы соединимся, и тогда уже надолго!

— Вы хотите остаться один на этой асиенде, ваша милость? — спросил его дон Рамон.

— Ни в коем случае! Карамба! Наоборот, я еду одновременно с вами, но, по всей вероятности, наши пути разойдутся, если, как я предполагаю, вы остаетесь в этой области.

— Вы угадали, ваша милость. Как раз несколько дней назад я получил приказ главнокомандующего сформировать партизанскую квадрилью и остаться в штате Чиуауа для охраны его безопасности.

— А я направляюсь в штат Керетаро. Вам, конечно, известно, кабальерос, что там собирается Национальный конгресс?

— Будьте осторожны, дон Хосе! Дорога от Чиуауа до Керетаро длинная, — сказал дон Рамон. — Вы рискуете не добраться до цели вашего путешествия. Ведь вам придется пересекать враждебные штаты, куда стянуты все испанские войска.

— Знаю. К несчастью, какие бы опасности ни грозили мне в пути, я вынужден ехать. Эту поездку нельзя отменить. Я хочу сделать нашему правительству некоторые предложения, и только один конгресс может либо принять, либо отклонить их.

— Ну, раз это так и ничто не может вас разубедить, разрешите мне, кузен, передать в ваше распоряжение двести всадников. Они будут охранять вас во время вашего путешествия, — сказал Энкарнасион Ортис.

— Вы просто угадали мои желания, мой добрый друг! Не потому, что я хотел бы путешествовать в такой многочисленной компании, отнюдь нет. Но Линда будет ожидать меня здесь, в асиенде де ла Вега, и я счастлив воспользоваться вашим любезным предложением, чтобы оградить асиенду от возможного нападения. Оставьте мне сто человек, и пусть они, под наблюдением моего сына, дона Педро, послужат охраной доньи Линды. Энкарнасион нахмурился.

— Вы совершаете ошибку, дон Хосе, — сказал он. — Как бы ни была укреплена эта асиенда, все равно в случае нападения она будет легко взята.

— Мое путешествие должно быть проделано в очень короткий срок — Линда не может вынести трудности такой дороги. Жестокий урок, который испанцы получили этой ночью, сделает их менее дерзкими, — так я надеюсь. К тому же, не считая ваших ранчерос, здесь находится около шестидесяти преданных и хорошо вооруженных пеонов. И если даже враг осмелится подойти к нашим воротам, то здесь хватит сил для того, чтобы дать ему отпор.

— Я не вполне разделяю ваше мнение, сеньор, но не могу себе позволить больше спорить с вами. Ведь вы гораздо лучше меня знаете, как нужно действовать в таких обстоятельствах.

Вскоре все встали из-за стола. Часом позже дон Рамон распрощался с гостями, обнял Энкарнасиона и дона Педро, сердечно пожал руку дону Хосе, вскочил на лошадь и покинул асиенду, чтобы вернуться к своей квадрилье.

Квадрилья быстро выстроилась, без промедления двинулась в путь и вскоре исчезла вдали.

Дон Энкарнасион был грустен.

— Что с вами? — спросил его дон Хосе. Сначала Энкарнасион уклонился от прямого ответа.

— Ничего особенного, — сказал он.

Но какая-то тайная мысль его мучила, и он решился признаться:

— Я не могу вам в точности сказать, почему, но меня гнетет мысль, что происшествия сегодняшенй ночи — только пролог к событиям, гораздо более страшным. Какое было бы для меня счастье, если бы со мной был человек, которого я люблю как брата и от которого у меня никогда не было тайн!

— Вы говорите о доне Луисе Морене, не правда ли? Я сам быд удивлен, не увидя его около вас. Где он?

— В секретной экспедиции. И все же я уверен, что вы его скоро увидите. Если мои предчувствия сбудутся, я пошлю за ним гонца.