"Гамбусино" - читать интересную книгу автора (Эмар Густав)

IX. ГОНЕЦ

Стоит, несомненно, отметить следующий интересный факт: полное и резкое различие, существующее между людьми одной расы — цивилизованными индейцами, так называемыми мансос, и непокоренными, или бравое.

Первые, подпав под сильное влияние отцов-иезуитов, бывших миссионерами в Америке, со временем невольно подчинились требованиям и дисциплине цивилизации, абсолютно противоречащей их природным инстинктам и желаниям. Они, конечно, не были способны понять ее, но, не одобряя в душе, внешне ее приняли. Кончилось это тем, что мансос, потеряв свой истинный характер, приобрели новый, являвшийся как бы тонким слоем лака, наведенным на их природное невежество и стиравшимся мгновенно при первом соприкосновении с жизнью в пустыне.

Так и случилось, когда впоследствии в Мексике были уничтожены миссии. Едва привыкнув к спокойной оседлой жизни — а к ней так долго их старались приучить, — индейцы, вырвавшись из-под тяжелого гнета, все без исключения вернулись к прежнему образу жизни, забыв в несколько месяцев то, чему их учили столько лет!

В противоположность индейцам мансос — непокоренные, или бравоc, сохранили свою свободу с первых же дней появления в стране испанцев. Презирая цивилизацию, которую они считали синонимом коварного ограбления, рабства и мучений, бравоc сохраняли быт, существовавший до открытия Америки. Фанатики свободы, смелые и гордые, они возненавидели белых, чувствуя в них беспощадных врагов мексиканской расы.

Неизвестный, так неожиданно возникший перед двумя офицерами, был индеец браво. Он заслуживает особого описания.

Молодой человек, пожалуй не достигший еще середины жизни (хотя возраст индейца очень трудно определить), высокий, почти гигант, он обладал, по-видимому, сверхъестественной силой, подвижностью и необычайной гибкостью. Он мог бы служить образцом индейской красоты: у него был высокий, широкий лоб, густые брови, черные, глубокие, как ночь, глаза, довольно большой рот с ослепительно белыми зубами. Лицо его выражало одновременно гордость, мужество, ум и хитрость. Это был законченный тип мексиканской расы.

Одеяние его было более чем просто: длинная рубаха из голубого коленкора, стянутая на бедрах поясом из недубленой оленьей кожи; штаны из той же материи, что и рубаха, спускавшиеся немного ниже колен; мокасины, украшенные стеклянными бусами и иглами дикобраза, предохранявшие при ходьбе ступни и часть ног. Голова индейца была не покрыта; иссиня-черные волосы, разделенные на пробор и стянутые на лбу куском змеиной кожи, падали в беспорядке на плечи. Сумка из пергамента, так называемая медицинская, со съестными припасами была переброшена подобно перевязи с правого плеча на левый бок. В руках он держал толстую суковатую палку. Кроме ножа, на нем не было никакого оружия — по крайней мере, не было видно.

Полковник, впервые встретивший такой великолепный образец племени краснокожих, разглядывал индейца со смешанным чувством удивления и восхищения. Потом он знаком велел дону Кристобалю приступить к допросу. Совсем не так легко, как это кажется, заставить краснокожего говорить. Полковнику это было известно, и он даже не делал попыток в этом направлении. Он решил вступить в разговор позже, если будет необходимость.

— Мы рады видеть тебя, Хосе17, — сказал дон Кристобаль. — Но почему ты бродишь так поздно? Солнце уже село, ты давно должен был бы спать. Откуда ты явился?

Индеец вместо ответа пожал плечами.

— Ты что, не слышишь меня, плут? — спросил дон Кристобаль.

— Вождь команчей, слышал дрозда-пересмешника, который повторяет слова, не понимая их! — сказал презрительно индеец своим гортанным голосом. — Вождь не называет себя Хосе. Так называют его гачупины, которых вождь обманывает. Краснокожие братья называют вождя Мос-хо-ке. А бледнолицые, если они друзья вождя, называют его Великий Бобр.

Медленно, высокомерно процедив эти слова, индеец вскинул голову и устремил на офицера огненный взгляд.

Тон и поведение дона Кристобаля мгновенно изменились. Он быстро поднялся и сердечно приветствовал индейца.

— Пусть мой брат простит меня! — сказал он. — Я не ожидал такой чести. Я не знал, что говорю с вождем — таким мудрым, с воином — таким знаменитым! Ведь я встречаюсь с ним в первый раз! Пусть брат мой займет место рядом со мной и выкурит трубку мира.

Индеец с улыбкой выслушал слова мексиканца, но легким движением головы отклонил его предложение.

— Великий Бобр, — сказал он высокопарно, — шел много дней, чтобы соединиться с молодым вождем, рожденным по другую сторону большого соленого озера. Он дал слово не отдыхать, пока не встретит его. Великий Бобр — вождь, он исполнит свое обещание.

— О каком молодом вожде вы говорите, воин? — спросил дон Луис, вмешиваясь наконец в разговор.

— Я говорю о том вожде, который был при бледнолицем начальнике, убитом гачупинами и носившем имя Мина.

— Если это так, вождь, — сказал полковник, приблизившись к индейцу, — ваше путешествие закончено. Человек, которого вы ищете, — перед вами.

— Пусть мой брат докажет это.

— Я это сделаю очень легко, если вы именно тот человек, которого я ожидаю, — сказал полковник, вопросительно поглядев на индейца.

Краснокожий молча отступил на шаг, поднял руки к груди, раскрыл рубаху и снял с шеи кожаный мешочек, висевший на нитке, сплетенной из волокон алоэ. Потом ножом срезал эту нитку, открыл мешочек, вынул из него вчетверо сложенную бумагу, развернул и подал полковнику. Тот при свете костра рассмотрел ее самым тщательным образом. Это было грубо раскрашенное изображение Гваделупской божьей матери. Один угол бумаги был неровно надорван, и как будто случайно венец и лицо богоматери были проколоты иглой в семи местах. Но, видимо, именно эти причудливо разбросанные уколы послужили для молодого человека ясным подтверждением сказанного. С удовлетворенным видом он достал из своей сумки точно такую же бумагу и протянул ее индейцу вместе с первой.

Вождю команчей потребовался один молниеносный взгляд, для того чтобы увериться в полном тождестве изображений. Его лицо, до этого холодное и суровое, мгновенно просияло. Он почтительно склонился перед полковником и, передав ему свою палку, вкрадчиво сказал:

— О! Я вижу, что брат мой — действительно тот молодой человек, которого я ищу. Мое путешествие закончилось счастливо. Пусть брат мой возьмет эту палку! Отныне она мне не нужна.

Дон Луис, плохо знакомый с нравами краснокожих, взял палку, не придавая никакого значения словам индейца.

— С какого же времени брат мой Великий Бобр идет по моим следам? — спросил он.

— Луне было два дня, когда белые вожди призвали Великого Бобра и поручили ему пойти на розыски Пламенного Глаза, — сказал вождь команчей. Со свойственной индейцам поэтичностью, он тут же дал это прозвище голубоглазому французу.

— Ах, так! Значит, брат мой шел семь дней! Индеец улыбнулся.

— Луна, которая нас освещает, уже гаснет, — ответил он. — Пусть молодой вождь прибавит к этой луне и прошедшую — тогда он узнает точное число дней, которые прошел Великий Бобр, не отдохнув ни разу до этой минуты, хотя силы его истощены.

— Как? Мой брат шел, не останавливаясь, тридцать пять дней?! — изумленно вскричал молодой человек.

— У Великого Бобра было очень много дел.

— Но Великий Бобр их выполнил, конечно?

— Выполнил все, — поклонившись, сказал индеец.

— А что теперь будет делать Великий Бобр?

— Он останется с Пламенным Глазом и будет исполнять его приказания. Так пожелало Собрание мудрейших бледнолицых.

— У вас, значит, ко мне есть поручение от них?

— Пусть брат мой Пламенный Глаз бросит взгляд на ожерелье — тогда станет известно все, что он хочет знать, — сказал индеец, слегка улыбаясь.

— Что он хочет сказать этим словом «ожерелье»? — спросил заинтригованный полковник у дона Кристобаля.

— Ну да, ведь вы еще не знаете индейских выражений! — смеясь, ответил тот. — У них это обозначает «письма». Дело в том, что индейцы пользуются в качестве писем нанизанными на нитку разноцветными бусами.

— Прекрасно! Но я не получал никаких писем, я только жду их.

— Вы слышите, вождь, что говорит полковник? — спросил дон Кристобаль у индейца.

— Уши Великого Бобра открыты, он слышит, — ответил индеец.

— Что же вы нам ответите, вождь? Отвечайте ясно, как подобает вождю, — положение очень серьезно.

— Множество гачупинов на дороге войны, — сказал индеец. Он стоял, положив руку на сердце, с неописуемым выражением торжества на лице. — Тамариндос еще больше… Великий Бобр много раз был схвачен ими и подвергался обыску. Но Великий Бобр — мудрый вождь, все в племени знают его. Тамариндос не удалось найти ожерелья, как они ни старались!

— Значит, оно у вас? — быстро вскричал полковник.

— Оно у меня было несколько минут назад. Но сейчас оно в руках Пламенного Глаза.

— У меня? Но вы мне ничего не передавали, воин! — раздраженно сказал полковник. — Вы просто хотите пошутить!

— Военный вождь не может лгать. Команчи — мужчины! У Великого Бобра язык не раздвоенный. Если он говорит, то только правду! — напыщенно произнес краснокожий.

— Всемогущий боже! — нетерпеливо вскричал молодой человек. — Я повторяю: вы ошибаетесь, вы ничего мне не передавали! Дон Кристобаль это может подтвердить…

— Прошу прощения, ваша милость, — прервал его дон Кристобаль. — Вы незнакомы с нравами индейцев. Вы сами сказали, что это первый индеец, встреченный вами. У них бывают иногда совершенно необъяснимые поступки. Позвольте, я разберусь в этом. Этот краснокожий — безусловно человек известный, он не будет лгать. Тут явное недоразумение. Надо это выяснить.

Полковник засмеялся:

— Ну, знаете, дорогой мой, если вам удастся убедить меня, что он передал мне эти письма, я скажу, что вы чрезвычайно ловки!

— Посмотрим. Может быть, мне это удастся гораздо легче, чем вы думаете. Вы разрешите, ваша милость?

— Я даю вам неограниченные полномочия, дорогой дон Кристобаль. Попытайтесь!

Краснокожий бесстрастно смотрел на огонек своей трубки и не обращал ни малейшего внимания на разговор офицеров.

После короткой паузы дон Кристобаль сказал:

— Индейцы не похожи на всех людей, сеньор, они ничего не делают и не говорят без значения. Каждое их слово, каждое малейшее движение имеет определенный смысл… Что у вас в руках?

— Да вы же видите — это его палка.

— Эту палку он вам дал?

— Да, но…

— Подождите! — живо сказал дон Кристобаль. — Ведь, передавая ее, индеец вам сказал, что эта палка больше ему не нужна, так как путешествие его кончилось.

— Да, он сказал это. Но все равно — какая же связь между этой палкой и письмами, которые…

— Ну, вот что: или я ошибаюсь, или эта палка содержит то, что вы ищете. Сломайте ее, сеньор! Вы увидите, прав ли я.

Полковник не заставил себя просить дважды: он взял палку обеими руками и разломал ее ударом по колену на две части. Палка была выдолблена во всю длину, и в ней были скрыты тщательно свернутые бумаги. Свертки эти тут же выпали на траву.

— Ну, что вы скажете? Я был прав! — торжествующе вскричал дон Кристобаль.

Индеец вытащил из своей сумки кусок окоте18, зажег его и воткнул в землю.

— Вот вам факел, читайте, — сказал он полковнику.

Дон Кристобаль, по предложению полковника, присоединился к своим товарищам и, укрывшись плащом, уснул крепким сном.

Во всем лагере бодрствовали только три человека: караульный, обязанный стоять на часах, индеец, сидевший на корточках перед костром с трубкой во рту, положив локти на колени и подперев голову руками, и полковник, внимательно читавший депеши.

Прочитав, он тщательно сложил их в свой бумажник, провел рукой по лбу, как бы желая стереть тяжелые мысли, потом резко обернулся к индейцу и пристально посмотрел на него.

— Пламенный Глаз хочет мне что-то сказать? — спросил краснокожий, настороженно оглядевшись вокруг. — Пусть он раньше выслушает вождя. Сейчас, когда все уши закрыты, Великий Бобр должен передать ему слова одного друга.

— Говорите, вождь, я слушаю вас с большим вниманием, — сказал молодой человек.

Индеец поднялся, сделал круг, как бы проверяя, что никто не сможет подслушать, затем, успокоенный своими наблюдениями, опять занял место перед огнем.

— Вот что сказал друг Пламенного Глаза, — прошептал он: — «Я потерял половину моей души, любимая девушка исчезла, неужели мой друг покинет меня в горе?»

— Кто велел вам передать мне эти слова, вождь? — возбужденно сказал дон Луис.

— Брат мой пылок, он любит своего друга, это хорошо, — все так же бесстрастно сказал индеец. — Великий Бобр тоже любит Энкарнасиона Ортиса. Это храбрый воин, гачупины его очень боятся. Великий Бобр поможет Пламенному Глазу выручить из беды Энкарнасиона Ортиса.

— Вы говорили об Энкарнасионе Ортисе?! Во имя неба, вождь, не скрывайте от меня ничего! С ним случилось несчастье?

— Пусть он сам все расскажет бледнолицему вождю. Великий Бобр — всего-навсего невежественный краснокожий, у него во рту нет языка белых, и он не умеет говорить и объяснять, как белые.

Предыдущий разговор очень ясно показал, что расспрашивать индейца, когда он не хочет отвечать, бесполезно. Поэтому полковник, несмотря на тревогу и волнение, решил не продолжать разговора, — по крайней мере, явно. Он предпочел отвлечь внимание индейца и потом незаметно вернуться к этому вопросу.

Он принял самый безразличный вид, на который только был способен, и спросил:

— Итак, Собрание направило вождя команчей, с тем чтобы он меня проводил до места соединения?

— Великий Бобр согласился это сделать, и он сделает.

— Благодарю вас, вождь. Я рассчитываю на то, что вы хорошо знаете страну и поведете нас самым коротким путем.

— Птицы летят прямо — так же ходит Великий Бобр, когда он на тропе войны.

— Скажите мне, вождь, среди белых воинов, которых мы встретим, будет и Энкарнасион Ортис?

— Энкарнасион Ортис придет туда. Пламенный Глаз его увидит.

— Отдохнули ли вы настолько, вождь, чтобы сейчас же пуститься в дорогу?

Вождь команчей презрительно усмехнулся и, затянув свой пояс, который, садясь, он немного распустил, сказал:

— Великий Бобр не знает усталости. Если этого требует долг, ничто не может его остановить.

— Если так, мы сейчас же идем. Время уже за полночь, лошади и люди отдохнули, нас здесь ничто больше не задерживает.

— Я готов. Пусть Пламенный Глаз приказывает, он — начальник Великого Бобра.

Полковник сразу встал, разбудил дона Кристобаля и приказал ему приготовиться к отъезду и поднять ранчерос.

Бедняги не чувствовали ног от усталости, когда приехали на стоянку, поэтому они ей очень обрадовались.

Тем не менее сейчас, когда им пришлось встать и седлать лошадей, они не позволили себе выразить даже тени неудовольствия: они понимали, что только очень важный повод принудил их начальника внезапно пуститься снова в путь и именно тогда, когда они так великолепно уснули.

Спустя полчаса ранчерос, следуя за Великим Бобром, покинули свою стоянку и тихо спустились с крутого откоса, держа под уздцы лошадей. Попав на равнину, они вскочили в седла и поскакали галопом.

В ночной тьме они напоминали фантастических черных всадников, немых и страшных, которые, по преданию скандинавской легенды, блуждают холодными и туманными зимними ночами в вековых лесах Норвегии.