"Черная Орхидея" - читать интересную книгу автора (Эллрой Джеймс)Глава 20"Нижеперечисленным следователям и служащим Центрального управления, временно привлеченным к расследованию дела Э. Шорт, возвратиться к своим прежним обязанностям, начиная с завтрашнего дня, 6/2/47: Т. Андерс — в отдел по расследованию жульничества и махинаций Д. Аркола — в отдел по расследованию краж Р. Кавано — в отдел по расследованию вооруженных ограблений Д. Эллисон — в следственный отдел A. Граймс — в следственный отдел К. Лиггет — в отдел по борьбе с подростковой преступностью Р. Наваретт — в отдел по раскрытию убийств. (За назначением обратиться к лейтенанту Рули) Д. Смит — в отдел по раскрытию убийств (Обратиться к лейтенанту Рули) B. Смит — в следственный отдел По просьбе начальника полиции Хорралла и его заместителя Грина выражаю вам благодарность за участие в расследовании и за сверхурочное время, которое вы посвятили данному делу. Всем вам будут направлены благодарственные письма. И личное спасибо от меня. Капитан Д.-В. Тирни, начальник следственного отдела". Между доской объявлений и кабинетом Милларда было около десяти ярдов; я покрыл это расстояние меньше чем за полсекунды. Расс встал из-за стола. — Привет, Баки. Как дела? — Почему меня нет в списке? — Я попросил Джека оставить тебя в группе, расследующей дело Шорт. — Но почему? — Потому что из тебя получится неплохой следователь, а еще потому, что через три года Гарри уходит на пенсию. Еще причины нужны? Я подбирал слова для ответа, когда зазвонил телефон. Расс взял трубку и представился, после чего, какое-то время послушав звонившего, показал мне на параллельный телефон, стоявший напротив него. Я бросился к аппарату и услышал на другом конце громкий мужской голос: «...прикомандирован к уголовно-следственному отделу Форт-Дикс. Я знаю, что на вас обрушился большой поток ложных признаний, но данное признание кажется мне правдоподобным». Расс сказал: — Продолжайте, майор. — Военнослужащего зовут Джозеф Дюланж. Он военный полицейский, прикомандированный к штабу в Диксе. Своему сослуживцу по пьяни он признался в убийстве. Его приятели говорят, что у него есть нож и что восьмого января во время своего отпуска он летал в Лос-Анджелес. Кроме этого, мы нашли на его брюках пятна крови, но слишком маленькие, чтобы взять образцы. По-моему, он гнилой тип. За океаном он то и дело затевал драки, а его адвокат говорит, что он избивает жену. — Майор, Дюланж там поблизости? — Да, он в камере напротив. Через зал. — Сделай одолжение. Попроси его описать родимые пятна на теле Элизабет Шорт. Если он не ошибется и все в точности опишет, мы с напарником вылетим первым же транспортным самолетом. Майор ответил согласием и на этом разговор прервался. Расс сказал: — У Гарри грипп. Не хочешь слетать в Нью-Джерси, герой? — Ты серьезно? — Если этот вояка расскажет о родинках на заднице Элизабет, то да. — Спроси его и о рубцах на теле, о которых не писали в газетах. Расс покачал головой. — Не стоит. Это его слишком возбудит. Если все сойдется, то мы вылетаем на военном транспорте, на месте составляем отчет и пересылаем его сюда. Стоит Джеку или Эллису узнать об этом солдате, как они сразу же пришлют туда Фрици, который уже к утру отправит солдатика на электрический стул, даже если тот не виноват. Негативное отношение к Фрици меня задело. — На самом деле он не такой плохой. Думаю, что Лоу не захочет организовывать подставу. — Значит, ты слишком чувствительный: Фрици — последняя тварь, а Эллис... На линии снова раздался голос майора: — Сэр, Дюланж сказал, что у нее три темных родинки на левой половине э-э... — Майор, так и скажите — на заднице. Мы вылетаем. Капрал Джозеф Дюланж оказался высоким, темноволосым, мускулистым детиной двадцати девяти лет с лошадиным лицом и небольшими усиками. Одетый в грязно-коричневую робу, он сидел за столом в кабинете начальника тюрьмы и смотрел на нас с нескрываемой злобой. Рядом сидел адвокат-капитан, возможно, на тот случай, если мы с Рассом попробуем надавить на капрала. После восьмичасового перелета я чувствовал, что выжат как лимон, но все же готов на дальнейшие свершения. По дороге из аэродрома майор, говоривший с нами по телефону, рассказал нам о Дюланже. Тот был дважды женатым фронтовиком, любителем выпить и побузить. Его показания были неполными, но содержали две веские улики против него: он улетел в Лос-Анджелес восьмого января, а семнадцатого был арестован в Нью-Йорке за пьянку. Разговор начал Расс. — Капрал, меня зовут Расс Миллард, а это детектив Блайкерт. Мы представляем полицейское управление Лос-Анджелеса. Если вам удастся убедить нас, что именно вы убили Элизабет Шорт, мы вас арестуем и доставим под охраной в Лос-Анджелес. Дюланж заерзал на стуле и громким гнусавым голосом сказал: — Я разрезал ее на куски. Расс устало вздохнул: — Многие говорят то же самое. — Я ее оттрахал. — Неужели? Вы изменили жене? — Я — француз. Я вошел в образ плохого парня. — А я — немец. И кому до этого дело? Какое отношение это имеет к твоей измене жене? Дюланж характерно пошевелил своим длинным языком. — Я люблю по-французски, моей жене это не нравится. Расс толкнул меня локтем. — Капрал, почему вы во время отпуска прилетели в Лос-Анджелес? Что вас туда привлекло? — Бабы. Выпивка. Кайф. — Все это вы могли найти на другом берегу, в Манхэттене. — Солнце, пальмы, кинозвезды. Расс рассмеялся: — Да уж, в Лос-Анджелесе этого хватает. Похоже, ваша жена вам многое позволяет. Отпуск в одиночку и все такое. — Она знает, что я француз. Когда я дома, она свое получает. Миссионерская поза, десять дюймов. Она не жалуется. — А если начинает жаловаться? Что вы тогда делаете? С каменным выражением на лице он ответил: — Одна жалоба — я пускаю в ход кулаки, две жалобы — разрезаю ее на части. Я не выдержал: — Ты хочешь сказать, что пролетел три тысячи миль только для того, чтобы полизать чью-то дырку? — Я француз. — Для меня ты похож на голубого. Все лизуны — скрытые педики. Это доказанный факт. Что ты на это ответишь, говнюк? Адвокат-капитан встал и что-то прошептал на ухо Рассу. Расс снова толкнул меня в бок. Дюланж смягчил выражение лица, расплывшись в улыбке. — Мой ответ висит у меня между ног. Десять дюймов. Расс сказал: — Джо, вы должны извинить детектива Блайкерта. У него короткий запал. — У него короткая сосиска. Как и у всех Гансов. Я француз. Я знаю. Расс разразился громким хохотом, как будто услышал уморительную шутку в исполнении известного комика. — Да вы юморист, Джо. Дюланж снова показал язык. — Я француз. — Вы оригинал, Джо, но майор Кэррол сообщил мне, что вы избиваете жену. Это правда? — А негры умеют танцевать? — Конечно умеют. Вам нравится избивать женщин, Джо? — Только если они сами напрашиваются. — Как часто ваша жена на это напрашиватся? — Она напрашивается на мой десятидюймовый каждую ночь. — Нет, я имею в виду напрашивается на хорошую взбучку? — Если я общаюсь с Джонни Редом и она вдруг начинает строить из себя умную, тогда она точно напрашивается. — Вы давно дружите с Джонни? — Джонни Ред — мой лучший друг. — Он летал с вами в Лос-Анджелес? — В кармане. Споры с пьяным психом стали меня утомлять. Я вспомнил Фрици и его конкретный подход к таким делам. — Что за бред ты несешь, ублюдок? Хочешь, чтоб тебе как следует прочистили мозги? — Блайкерт, хватит! Я заткнулся. Адвокат свирепо на меня посмотрел; Расс ослабил свой галстук — сигнал, чтобы я замолк. Дюланж хрустел костяшками пальцев на левой руке. Расс положил на стол пачку сигарет — старый прием следователей под названием «я — ваш друг». Француз сказал: — Джонни Ред не любит, когда я курю без него. Принесете Джонни, я закурю. В компании с Джонни я быстрее во всем сознаюсь. Спросите католического капеллана в Норт-Пост. Он как-то сказал мне, что, когда я иду исповедоваться, от меня пахнет Джонни. Мне стало казаться, что капрал пахнет как шизофреник, жаждущий внимания. Расс заметил: — Признания, сделанные в пьяном виде в суде недействительны. Но я вот что вам скажу, Джо. Вы убедите меня в том, что убили Бетти Шорт, и я позабочусь, чтобы Джонни полетел вместе с нами в Лос-Анджелес. В течение чудесного восьмичасового перелета вы сто раз успеете возобновить вашу дружбу. Что скажете? — Скажу, что порубил Орхидею на части. — А я скажу, что вы этого не делали. И что вы с Джонни еще какое-то время побудете врозь. — Я порубил ее на части. — Как? — Отрубил ей сиськи, распорол рот от уха до уха, а потом разрубил ее пополам. Хрясь. Хрясь. Хрясь. Расс вздохнул. — Давайте вернемся назад, Джо. Вы вылетели из Форт-Дикс в среду, восьмого января, ночью того же дня приземлились в Кэмп-Макартур. Вот вы с Джонни в Лос-Анджелесе, полные решимости покутить. Куда вы отправились сначала? Голливудский бульвар? Сансет-стрип? Пляж? Куда? Дюланж захрустел костяшками пальцев. — В салон татуировки «Натан Парлор», на Норт-Алворадо, 463. — Что вы там делали? Безумный Джо закатал правый рукав. На руке был вытатуирован раздвоенный змеиный язык, под которым стояла надпись «Французик». Джо сжал бицепс, и татуировка вытянулась. Он сказал: — Я француз. Миллард применил тактику внезапной смены настроения. — А я полицейский. И мне все это начинает надоедать. Когда мне совсем надоест, в дело вступит детектив Блайкерт. Детектив Блайкерт в свое время входил в десятку сильнейших боксеров-полутяжеловесов, и он далеко не мягкий человек. Ведь так, напарник? Я сжал кулаки. — Я — немец. Дюланж засмеялся. — Он напрасно потратит время. Нет Джонни, нет признания. Я чуть не кинулся на него. Расс схватил меня за локоть и, крепко сжав, обратился к Дюланжу: — Джо, предлагаю сделку. Сначала вы убедите нас в том, что вы действительно знали Бетти Шорт. Сообщите нам факты. Имена, даты, описания. Сделаете это, и я гарантирую, что во время перерыва вы сможете вернуться в камеру и увидеться с Джонни. Идет? — Джонни ноль пять? — Нет, с его старшим братом — Джонни ноль девять. Француз взял пачку сигарет и вытащил одну; Расс поднес ему зажигалку. Дюланж картинно затянулся и вместе с дымом выдохнул: — После того салона татуировки мы с Джонни поехали на тачке в центр и сняли там комнату. В гостинице «Гавана», на девятой и Олайв, десятка за ночь, с огромными тараканами. Они подняли невообразимый шум, и мне пришлось их утихомирить, понаставив везде ловушек. Это их успокоило. Мы с Джонни легли спать, а наутро пошли искать дырку. В первый день не повезло. На следующий день я нашел себе на автобусной остановке эту филиппинскую сучку. Говорит мне, что ей надо добраться до Сан-Франциско, поэтому я предлагаю ей пятерку, чтобы обслужила меня и Джонни. Но она заявляет, что за двоих минимум десятка. Тогда я начинаю убеждать ее, что Джонни будет вести себя как ягненок и что платить надо мне. Мы возвращаемся в гостиницу, и тут изо всех щелей опять вылезают тараканы. Я знакомлю ее с Джонни, говорю, что он начнет первым. Она пугается, говорит: «Ты что, Джек-потрошитель?» Я отвечаю, что я — француз и что она о себе возомнила, думает, что может кинуть Джонни Реда? К этому времени тараканы уже разошлись вовсю, ревут как негры. Филиппинка говорит, что у Джонни слишком острые зубы, так что спасибо, не надо, и убегает пулей. Мы с Джонни в обломе до субботы. Хотим трахаться, хоть убей. Идем с ним на Бродвей, у меня на куртке все эти нашивки — дубовые ветки, серебряная звезда, бронзовая звезда, еще за японскую кампанию. Я словно какой-нибудь генерал Джордж Паттон, только еще круче. Мы с Джонни подходим к этому бару, «Ночная Сова». Тут вплывает Орхидея и Джонни мне говорит: «Да, сэр, это она и есть, никаких сомнений, сэр». Дюланж затушил сигарету и потянулся к пачке. Расс делал отметки в блокноте; я начал соотносить время их встречи и местонахождение этого бара, которое я помнил еще по работе в патрульно-постовой службе. Он располагался на 6-й и Хилл — в двух кварталах от гостиницы «Билтмор», той самой, возле которой Рыжий Мэнли высадил Орхидею в пятницу, десятого января. Рассказ Француза, несмотря на его бредовость, начинал приобретать черты правдоподобия. Расс спросил: — Джо, ты говоришь про ночь с субботы одиннадцатого на воскресенье двенадцатого? Дюланж закурил еще одну сигарету. — Я — француз, а не календарь. После субботы идет воскресенье, вот и высчитывайте. — Продолжай. — Ну так вот, мы с Джонни болтаем с Орхидеей, а потом я приглашаю ее в гостиницу. Приезжаем туда, а там вовсю шуруют тараканы, воют и вгрызаются в стены. Орхидея говорит, что она не останется здесь пока я не прикончу их всех. Я хватаю Джонни и начинаю их лупцевать, Джонни говорит, что ему не больно. Но этой сучке мало, она хочет, чтобы я избавился от них научным способом. Я иду на улицу и нахожу «химика», за пятерку он дает мне жидкий яд для тараканов. Потом мы с Орхидеей трахаемся как кролики, Джонни Ред наблюдает. Он обозлился на меня, потому что она такая конфетка, а ему ничего не перепадает. Я задал ему совершенно конкретный вопрос: — Опиши ее тело. Только постарайся, иначе не увидишь Джонни Реда до тех пор, пока тебя отсюда не выпустят. Его лицо осунулось; он стал похож на ребенка, у которого хотят отобрать любимого плюшевого мишку. Расс сказал: — Ответь на вопрос, Джо. Дюланж ухмыльнулся. — До тех пор пока я их не отрезал, у нее были маленькие, стоящие торчком груди с розовыми сосками. Полноватые ноги, красивая щелка. Еще у нее были эти родинки, про которые я говорил майору Кэрролу, и небольшие царапины на спине, свежие, как будто ее только что отхлестали. Я вздрогнул, вспомнив «небольшие царапины», которые упоминались в отчете патологоанатома. Расс сказал: — Продолжай, Джо. Дюланж изобразил садистскую улыбку. — Потом она начала молоть пургу, типа: «Почему у тебя столько медалей, а ты до сих пор капрал?» Называет меня Мэттом и Гордоном и несет что-то про нашего ребенка, хотя мы трахнулись всего один раз и на мне была резинка. Джонни это напугало, и он вместе с тараканами запел: «Нет, сэр, это не наша детка». Мне хочется еще попарить колотушку, и я беру Орхидею и отвожу ее через дорогу к Клопу, плачу ему десятку, и он устраивает ей фальшивый медосмотр, после которого говорит: — Ребенок будет здоровым и появится через шесть месяцев. Еще одно подтверждение, капля достоверной информации в потоке явного бреда: Мэтт и Гордон — это, очевидно, Мэтт Гордон и Джозеф Гордон Фиклинг, два псевдомужа Бетти Шорт. Я ставлю 50 на 50 и думаю, что пора кончать эту бодягу — ради Ли Бланчарда; Расс спрашивает: — И что дальше, Джо? Дюланж выглядит озадаченным — куда девалась бравада, словоохотливость пьяницы и желание вновь встретиться с Джонни Редом. — Дальше я ее порезал. — Где? — На две части. — Нет, Джо. Где ты порезал ее? — А-а. В гостинице. — В каком номере? — 116-м. — Как ты доставил тело на 39-ю и Нортон? — Я угнал машину. — Какую машину? — "Шевроле". — Год выпуска и модель? — 43-го года, седан. — Во время войны в Америке не производили автомобилей, Джо. Попробуй еще раз. — 47-го года, седан. — Кто-то оставил ключи зажигания в новенькой машине? В центре Лос-Анджелеса? — Я завел ее без ключей. — Как ты завел ее без ключей, Джо? — Что? — Объясни, как ты это сделал. — Я забыл как. Я был пьян. Я перебил его: — Где находится 39-я и Нортон? Дюланж стал теребить пачку сигарет. — Рядом с Креншо-бульваром и Колизеум-стрит. — Расскажи мне что-нибудь, чего не было в газетах. — Я сделал ей разрез от уха до уха. — Об этом знают все. — Мы с Джонни изнасиловали ее. — Ее никто не насиловал и в любом случае остались бы отпечатки Джонни. Но ничего такого не обнаружили. Почему ты убил ее? — Она плохо трахалась. — Чепуха. Ты говорил, что она трахалась как кролик. — Как плохой кролик. — В темноте все кошки серы, говнюк. Так почему ты убил ее? — Она не хотела трахаться по-французски. — Это еще не причина. Ты можешь трахнуться по-французски с любой пятидолларовой шлюхой. Такой француз, как ты, должен это знать. — Она плохо трахалась по-французски. — Не выдумывай, говнюк. — Я покромсал ее на куски! Я грохнул по столу кулаком а-ля Гарри Сирз. — Врешь, падла! Конвоир встал; Дюланж заорал: — Я хочу своего Джонни. Расс сказал капитану: — Приведите его сюда через шесть часов, — и улыбнулся мне такой нежной улыбкой, какую я никогда до этого у него не замечал. Вероятность того, что Дюланж убил Бетти составляла 50 на 50, хотя сейчас мы постепенно склонялись к соотношению 75 на 25 не в его пользу. Расс вышел позвонить в Отдел и сообщить о результатах допроса, а также распорядиться, чтобы в номер 116 гостиницы «Гавана» отправили экспертов для обнаружения следов крови; я пошел спать в комнату, которую для нас отвел майор Кэррол. Мне снились Бетти Шорт и Потрошитель; а когда зазвонил будильник, я грезил о Мадлен. Открыв глаза, я увидел Расса, одетого в чистый выглаженный костюм. Он протянул мне газету и сказал: — Никогда не недооценивай Эллиса Лоу. Это был таблоид. На первой полосе красовался заголовок: «Военнослужащего из Форт-Дикс обвиняют в чудовищном лос-анджелесском убийстве!» Ниже под заголовком были помещены фотографии Дюланжа и Лоу, стоящего в театральной позе у своего стола. В статье было сказано следующее: "Как сообщили сегодня наши коллеги из «Лос-Анджелес Миррор» Эллис Лоу, заместитель окружного прокурора Лос-Анджелеса, главный юридический консультант в деле об убийстве Черной Орхидеи, вчера вечером заявил, что в этом деле наметился гигантский прорыв. «Мои ближайшие помощники лейтенант Миллард и сержант Блайкерт только что уведомили меня о том, что в убийстве Элизабет Шорт сознался капрал из Форт-Дикс, Нью-Джерси, по имени Джозеф Дюланж. Его показания подтверждаются фактами, о которых мог знать только убийца. Капрал Дюланж известен своим неадекватным поведением; я сообщу прессе остальные подробности его признания, как только мои люди привезут Дюланжа в Лос-Анджелес для предъявления ему официальных обвинений». Дело Элизабет Шорт не дает покоя городским властям с утра 15 января, того самого дня, когда обнаженное, изуродованное и разрубленное пополам тело мисс Шорт было обнаружено на одной из пустующих автостоянок Лос-Анджелеса. Заместитель окружного прокурора Лоу не стал раскрывать подробностей признания, которое сделал Дюланж, сказав только, что капрал был знаком с мисс Шорт очень близко. «Подробности последуют позже, — заявил он. — Самое главное, что теперь этот подонок находится за решеткой, а там он больше никого не сможет убить». Я рассмеялся. — А что ты на самом деле сказал Лоу? — Ничего. Когда я первый раз говорил с капитаном Джеком, я сказал, что, возможно, это был Дюланж. Он наорал на меня за то, что я не сообщил ему об этом до нашего отъезда в Форт-Дикс. И все. А когда я звонил ему второй раз, то сказал, что Дюланж, похоже, очередной сумасшедший. Услышав это, он очень расстроился, и теперь я понимаю почему. Я встал и потянулся. — Будем надеяться, что ее убил Дюланж. Расс отрицательно покачал головой. — Эксперты сообщили мне, что в номере гостиницы не обнаружено следов крови, а также проточной воды, в которой можно было промыть тело. Еще у Кэррола есть отчет о перемещениях Дюланжа за период с десятого по семнадцатое января — вытрезвители, больницы, исправительные работы. И только что мы получили горячую новость: с 14-го по 17-е Француз находился в палате Госпиталя Святого Патрика в Бруклине. Тяжелое алкогольное отравление. В то утро его выписали оттуда и через пару часов забрали из Пенн-стэйшн. Он ни при чем. Я не знал, на ком сорвать злость: Лоу хотел побыстрее закрыть дело, Миллард хотел справедливости, а я возвращался домой, где меня ждали газетные заголовки, в которых я представал полным кретином. — Что насчет Дюланжа? Хочешь его снова допросить? — И слушать этот бред про поющих тараканов? Нет. Кэролл рассказал ему, что мы все знаем. Он сказал, что придумал эту историю с убийством, чтобы про него писали в газетах. Он хочет помириться со своей первой женой и надеется, что вся эта история вызовет у нее сочувствие. Я попытался с ним поговорить, но он опять стал нести чушь. Нам он уже точно ничего нового не расскажет. — Ну и слава богу. — Вот именно. Джо увольняют на гражданку, а мы через сорок пять минут улетаем в Лос-Анджелес. Поэтому одевайся, напарник. Я напялил свою затасканную одежду, мы с Рассом вышли к воротам и стали ждать джип, который должен был отвезти нас на аэродром. Я увидел приближающуюся издалека высокую фигуру в военной форме. От холода меня стал бить озноб; фигура приближалась. Наконец я понял, что это был не кто иной, как капрал Джозеф Дюланж. Подойдя к нам, он развернул утренний таблоид и, указав на свою фотографию на первой странице, сказал: — Про меня на целую страницу, а про тебя всего несколько строчек, как и надо про всех Гансов. Почувствовав в его дыхании запах Джонни Реда, я вломил ему прямо в челюсть. Дюланж рухнул на землю, словно тонна кирпичей; моя правая рука заныла. Расс Миллард посмотрел на меня, словно миссионер на упрямого язычника. Я сказал: — Не будь таким правильным. Не строй из себя святошу. |
||
|