"Королевский дракон" - читать интересную книгу автора (Эллиот Кейт)

II. «КНИГА ТАЙН»

Взглянув на карту, мы увидим на севере королевства Вендар небольшое скопление городов и деревушек — местность под названием Хартс-Рест. Здешний народ говорит на своеобразном вендийском наречии, пересыпанном архаизмами и неудобопроизносимыми звуками.

Странствующие монахи недовольно отмечали, что в здешних деревянных церквях с изображением Круга Единства странным образом соседствует некое Древо языческого и поганого вида. Епископ Хартс-Реста вечно была занята чем-то, участившиеся набеги с севера заботили ее куда больше, чем чистота веры. Но она не препятствовала ревностным братьям отправлять на юг отчеты об этих варварских извращениях обряда.

Последствий у отчетов не было. Хартс-Рест лежал слишком далеко на севере, малонаселенный и недостаточно богатый, чтобы привлечь внимание короля или иерарха, тихий полуостров не входил в основные интересы Вендара. Люди занимались здесь не крамолой, а собственными делишками. И так же спокойно отнеслись к случайному чужаку, высадившемуся на их берега, как епископ относилась к языческим символам в их храмах.

Пусть все идет как идет. Так говорили здешние люди. И беженцы, приходившие сюда в поисках мира, могли на время найти здесь покой и убежище. Зависело, от чего и от кого они бежали и насколько далеко готов был гнать их преследователь.

— Смотри, вон там, — сказал отец, — на западе за деревьями. Звезда Розы, известная старым бабахаршанским магам как Зухья, Солнце ночи, магов и ученых. Что ты мне можешь о ней рассказать?

— Даррийские астрономы прозвали Звезду Розы по имени Атурны, Красного Мага. Она менее яркая, чем Звезда Крови, но более высокая. Атурна — одна из путешествующих звезд, известных под названием блуждающих или так называемых планет. Она правит седьмой сферой, чья верхняя плоскость касается орбиты неподвижных звезд, по ту сторону где лежат Покои Света. Нижняя плоскость касается шестой сферы, которой правит планета Мок. Путешествие Атурны по пути двенадцати Домов Ночи занимает двадцать восемь лет.

Они стояли на чистой, лишенной деревьев каменной горной вершине. Трава, буйно разросшаяся с приходом весны, касалась их колен. Позади на небольшой земляной террасе стоял дом, черный издалека, но при красноватом свете заката сквозь открытые двери и окна был виден огонь камина. Отличная ночь для наблюдения за звездами на безоблачном небе.

— Назови все семь сфер и их порядок, — сказал отец.

— Сфера, ближайшая к Земле, повелеваема Луной. Вторая сфера принадлежит планете Ерекес, третья — планете Соморхас, также известной как Владычица Света. Четвертая сфера — Солнце, затем идет пятая сфера, управляемая Джеду, Ангелом Войн. Шестая — Мок, седьмая же, последняя, — Атурна. За Атурной лежит бескрайнее поле звезд, каждая из которых — огонь, горящий перед Покоями Света.

— И семь сфер, известных магам, по которым посвященный может подняться как через семь сфер в место мудрости и господства? — Он перевернул книгу, которую держал в руках, но не открыл ее. Подстреленные Лиат три куропатки на веревке свисали с его плеча. Когда они охотились, то возвращались поздно, но поскольку постоянно носили с собой книгу и астролябию, можно было заняться наблюдениями.

Лиат колебалась, меняя местами лук и колчан на спине. Все это было ново. Они с отцом наблюдали за звездами, а с тех пор как она достаточно выросла, чтобы что-то понимать, записывали путешествия. Но только в последние месяцы он вдруг начал ее учить тайным знаниям магов. В последний месяц в день святой Ойи, покровительницы тайн и мистерий, он вспомнил вдруг, как будто крутящееся колесо звезд в небесах и течение дней на Земле получили неожиданный толчок вперед, о том, что в первый день нового года ей исполнилось шестнадцать. Шестнадцатый день святой Ойи, встреченный под луной, для каждой девушки в самом деле был праздником, и отец в этот раз повел ее в таверну, где собирались деревенские.

Лиат понравился праздник и песни, которые там пели, но никаких перемен в жизни совершеннолетие не принесло. Разве что отец стал обращаться с ней по-иному: заставлял чаще читать и зубрить и требовал куда больше, чем раньше.

Вчера, путем подсчитывания дней и лет, чему она научилась в раннем детстве, Лиат вычислила, что наступил первый день нового года. Ей уже минуло шестнадцать. И в тот день они с отцом пошли в деревенскую церковь на празднество Мариансмасс — имя, которое церковь дала дню весеннего равноденствия, — теперь она как взрослая девушка пела со взрослыми, а не там, где стояли дети.

— Лиат? — поторопил он.

Она закусила губу, чтобы припомнить все точно, потому что не любила разочаровывать отца. Глубоко набрала воздуха и певучим голосом, которым пользовалась с тех пор, как отец научил ее запоминать первые слова и предложения, запела:

Есть лестница магов —

По ее ступеням они поднимаются.

На первой к Розе, ее прикосновение лечит,

Потом к Мечу — символу силы,

На третьей — к Чаше Бесконечных Вод,

На четвертой — к Кузнице Огня,

Пятая ведет на Трон Добродетели,

Дальше к Скипетру Мудрости,

На высшей ступени открывается

Сияние Короны Семи Звезд

И льется проникновенная песня власти.

— Очень хорошо, Лиат. Сегодня мы продолжим измерение небесных орбит. Где астролябия?

Инструмент висел у нее на поясе. Она подняла руку перед собой и направила астролябию на изящное скопление звезд, именуемое Короной. Сегодня созвездие клонилось к западу и было особенно ярким, давая возможность видеть седьмой «бриллиант» в короне звезд. Обычно видимы были только шесть, но у девушки хватало остроты зрения, чтобы иногда видеть седьмую. Она уже собралась подсчитать высоту и начала вертеть медные кольца, когда ее глаз уловил движение. Сова слетела с дерева к концу росчисти. Она проследила за птицей взглядом, вверх, за крыльями, отделенными от ночной тьмы только светом звезд и серпом луны. А там, далеко на востоке…

— Смотри, отец! Нет, туда . На Дракона. Я никогда раньше не видела этой звезды, и это не одна из планет. Остальные звезды на своих местах.

Он всмотрелся в небо. Его глаза уже не были так остры, как ее, но вскоре и он увидел: странная звезда в созвездии Дракона, Шестой Дом в Великом Круге, мировом драконе, связывавшем небеса. Звезда горела неярко, но пока Лиат смотрела, ей показалось, что та стала немного больше; свет, который она излучала, то угасал, то вспыхивал.

— Владычица наша, — проговорил отец. Он слегка дрожал, хотя весенняя ночь была теплой. Белая тень устремилась вниз над их головами. Сова упала в десяти шагах, и, когда взлетала, в когтях ее билось маленькое существо. — Так большое уступает малому. Пойдем в дом, дочка.

— Но, отец, не надо ли нам измерить ее позицию? Пронаблюдать ее? Это может быть знамение с небес. Может, это ангел, спускающийся в нижние сферы!

— Нет, дитя мое. — Он закутался в плащ и медленно отвел взгляд от неба. Его плечи поникли. — Мы должны идти.

Сжав астролябию, она не обиделась на резкий ответ и кротко последовала в дом. В доме было жарко, камин все еще горел. Огонь горел всегда, но отец тем не менее всегда мерз. Она помнила детство, когда одним жестом он мог наколдовать множество бабочек цвета радуги, которых она ловила в саду. Все это теперь было только воспоминанием и ушло вместе со смертью мамы. Все, что осталось от нее, — воспоминания, полустертые временем и долгими дорогами, по которым они с отцом путешествовали через моря, горы, новые земли и города. Воспоминания и огонь, горевший в камине.

Он затворил дверь и согнулся в мучительном кашле. Раздеваясь, он положил книгу на стол и бросил плащ на скамью. Пошел и налил себе эля.

— Отец, — сказала она, боясь видеть его таким. Он сделал еще один глоток, и, к ее ужасу, его руки дрожали. — Сядь, пожалуйста.

Он сел. Она положила астролябию на полку, лук и колчан в угол и сняла куропаток с ремня. Ставя котел на огонь, она оглянулась на отца. Половица скрипнула у нее под ногой. Дом был бедным. Она помнила более богатый, но это было давным-давно. Гобелены, резные скамьи и кресла, большой зал, вино в хрустальных кувшинах. Этот маленький дом они построили сами, выкопав землю под фундамент, валили деревья, сами делали доски из стволов, обшивали стены, конопатили бревенчатые стены паклей и травой. Дом получился грубым, но уютным. Кроме стола и сундуков для одежды, выполнявших роль скамеек, стояла отцовская кровать в самом темном углу и их единственная роскошь — ореховый шкаф, полированный до блеска, с закрученной от углов резьбой из борющихся красноглазых тварей.

Отец опять закашлялся, ощупью открыл книгу, ища что-то в ее мелких письменах. Желая помочь ему, она подошла к окну. Ставни были открыты, и сквозь затягивающий окна пергамент она увидела огонек. Он приближался по тропе, ведущей от деревни.

— Кто-то идет, — сказала девушка, направившись к двери.

— Не открывай!

Голос остановил ее, и она вздрогнула.

— Почему? В чем дело? — Она глядела на отца, напуганная его неожиданным и явным страхом. — Новая звезда была знамением? Об этом сказано в книге? — Они никогда не произносили ее названия вслух. Любое сказанное громко слово могло привлечь ненужное внимание.

Он захлопнул книгу и прижал ее к груди. Рванулся, схватил лук в углу и с книгой и луком в руках пошел к окну. Неожиданно расслабился, его лицо прояснилось.

— Это всего лишь брат Хью.

Теперь ужаснулась она:

— Не пускай его, отец.

— Не говори так, дитя. Брат Хью хороший человек, преданный Господу и Владычице.

— И себе!

— Лиат! Не смей так говорить. Ему нужен только совет. Он не более любопытен, чем ты. Разве можно за это винить?

— Дай мне книгу, отец, — сказала она мягче, чтобы забрать ее. То, что она думала о Хью, было слишком неприятным, чтобы говорить отцу.

Отец колебался. Четыре другие книги стояли на полке в углу, каждая — драгоценность: энциклопедическая «История» Дарра Поликсены, «Деяния Теклы», «Исследование о растениях» Теофраста Эресского, «Сны» Артемизии. Но в них не было тайного знания, запрещенного церковью на Нарвонском соборе сто лет назад.

— Но он может быть тем, кто поможет нам, Лиат, — сказал отец на редкость серьезно, — мы так долго бежали… Нам нужен союзник, кто-то, кто может понять природу великой силы, плетущей вокруг нас сеть. Кто-то, кто поможет нам против них…

Она вырвала книгу у него из рук и вскарабкалась по лестнице, ведущей на чердак. Из своего укрытия Лиат могла смотреть вниз на половину комнаты и легко слышать все происходящее внизу. Она бросилась на свой соломенный тюфяк, укрылась одеялом:

— Скажи ему, что я сплю.

Отец что-то пробурчал в ответ, но она знала: вопреки ее воле он ничего не сделает. Он закрыл ставни, поставил лук в угол, затем открыл дверь и встал на пороге, ожидая брата Хью.

— Здравствуйте, друг мой! — сказал он радостном голосом, потому что ему нравился Хью. — Пришли этой ночью понаблюдать за звездами?

— Ох, нет, друг Бернард… Я просто проходил мимо…

Просто проходил мимо. Все в этом человеке казалось лживым, даже его мягкий, проникновенный голос.

— … по пути на хутор к старому Йоханнесу. Мне надо провести последние молитвы над его женой, да упокоится ее душа в Покоях над нами. Миссис Бирта просила занести вам письмо.

— Письмо! — Отцовский голос дрожал. Восемь лет скрывались они, не встречая никого из прошлой жизни. Никогда не получали ни весточки. — Пресвятая Владычица, я слишком засиделся на одном месте.

— Прошу прощения? — переспросил брат Хью. Свет его лампы проникал через окно, освещая отцовскую фигуру на пороге. — Вы неважно выглядите, добрый друг. Могу я помочь?

Отец снова заколебался, и она задержала дыхание.

— Тут ничего не сделаешь. Но спасибо. — Он потянулся за письмом. Лиат коснулась пальцами корешка книги, на ощупь разбирая жирные и выпуклые буквы на кожаном переплете. «Книга тайн». Неужто отец пригласит брата Хью к себе? Он был так одинок и испуган.

— Посиди со мной ночью, достойный брат. Боюсь, эта ночь будет такой долгой…

Она отодвинулась подальше в тень. Повисла долгая пауза — брат Хью колебался. Она чувствовала, как присутствие огня, его волю : он желал войти, подчинить отца, чтобы тот доверял ему еще больше во всем. И тогда они оба пропали!

— Гм, много дел этой ночью, — наконец сказал Хью. Но не ушел. Свет лампы двигался, переходя от одного угла комнаты к другому, что-то выискивая.

— Ваша дочь в порядке, надеюсь? — Голос его был сладок.

— Да, конечно. Верю, Господь и Владычица не оставят ее, даже если со мной что-нибудь случится.

Хью как-то странно хмыкнул, и Лиат забилась дальше в тень, будто это могло спасти от опасности.

— Велика милость Их, друг Бернард. Даю вам слово, все будет хорошо. Вам надо отдохнуть, вы бледны.

— Твоя забота ободряет меня, достойный брат Хью.

Лиат могла видеть его умиротворенную улыбку, но знала, что она неискренняя — не из-за Хью, а из-за письма, совы, этой новой звезды, светившей в небесах.

— Благословенного вечера вам, друг Бернард. Прощайте.

— Прощай.

Они расстались. Лампа медленно удалялась по тропе к деревне и, возможно, к ферме старого Йоханнеса. Конечно, брату Хью не имело смысла лгать о такой серьезной вещи, как смерть жены старого крестьянина. Но вряд ли он просто «проходил мимо».

— Он добрый человек, — сказал отец, — спускайся, Лиат.

— Не хочу, — отвечала она, — что если он где-то нас подстерегает?

— Милая!

Рано или поздно надо было это сказать:

— Он постоянно смотрит на меня. Странно смотрит.

Отец раздраженно вздохнул.

— Моя дочь настолько глупа, что считает человека церкви способным любить кого-то, кроме Владычицы?

Пристыженная, она спрятала от него лицо в тень. Так ли она глупа? Нет, она знала, что нет. Восемь лет гонений обострили ее инстинкт самосохранения.

«Я просто проходил мимо». Хью «проходил мимо» их дома довольно часто и всегда заглядывал на огонек — посидеть с отцом. Двое мужчин обсуждали теологию и писания древних, а полгода спустя после первого знакомства начинали порой касаться в разговоре тайного искусства магии. Конечно, исключительно для интеллектуальной беседы.

— Разве ты, батюшка, не видишь, — она говорила, с трудом подбирая слова и не желая прямо произносить слов, которые могли разрушить их жизнь, как это было два года назад в городе Отуне, — Хью нужно твое искусство магии. А вовсе не дружба.

Хью заходил часто, но после дня святой Ойи он стал «проходить мимо», только когда знал, что отец отсутствует по какому-нибудь делу. Здоровье отца ухудшилось, и для постоянной работы вне дома не хватало сил. Лиат пыталась что-то делать, но отец всегда говорил: «Кто-то должен оставаться с книгой». И никогда не отпускал одну.

«Я проходил мимо, Лиат. Тебе никто не говорил, что ты красива? Ты уже женщина. Твой отец должен подумать, что будет с тобой и со всем тем, чему он тебя научил. С тем, что ты знаешь о нем, его путешествиях и прошлом. Я мог бы защитить тебя… тебя и книгу». И он коснулся ее губ, как будто хотел вдохнуть в нее жизнь.

Набожный брат не должен был вести себя так с девушкой, которой не исполнилось и шестнадцати. Только глупец не понял бы его тона и выражения лица. Лиат не любила Хью и оскорбилась. Она испугалась: говоря так, Хью предавал доверие ее отца, а она ничего не могла сказать.

Если отец ей поверит, он, возможно, даже захочет избить Хью. Два года тому назад в Отуне произошло нечто подобное. Отец, вспылив, напал на купца, предложившего Лиат сожительство за деньги. Но добился только того, что городская стража избила его самого, а потом выкинула их из города. Но если отец обвинит в чем-то Хью, если поссорится с ним, он приобретет страшного врага. Мать Хью была женой маркграфа, одного из подданных королевства, — и Хью об этом трезвонил на каждом углу. А у них с батюшкой не было никого!

Но если она расскажет все отцу, и тот ей не поверит, тогда… Господи, отец был для нее всем. И этим всем рисковать было нельзя.

— Папа? — Но ответа не последовало.

Когда она услышала притворное ворчание снизу, слабый хруст разрываемой бумаги, она чуть не спрыгнула с лестницы. Отец смял письмо и бросил в огонь. Пламя вспыхнуло, сжигая его остатки. Она рванулась, чтобы вытащить их, но отец остановил ее.

— Оставь! — Он побледнел и дрожал. — Если ты дотронешься до чего-нибудь, чего касались они, у них будет контакт с тобой. — Он опустился на скамью, поддерживая голову рукой. — Завтра мы должны уехать, Лиат.

— Уехать?

— Они не оставят нас в покое.

— Кто «они»? От кого мы все время убегаем? Почему ты никогда об этом не говоришь?

— Потому что твое незнание — единственное, что защищает тебя сейчас. Они могут искать тебя и найти, но я спрятал тебя.

Так он говорил всегда. «Мы вернемся в нужное время. Когда ты станешь сильнее».

— Если уйдем этим утром, у нас будет несколько дней в запасе. Надо спешить.

Они оставались здесь так долго, потому что она просила об этом. Потому что впервые в жизни у нее появились друзья. Когда она стояла в центре дома, ее голова почти касалась шершавых досок потолка. Лицо отца с одной стороны освещал огонь камина, а с другой оно было погружено во мрак, но она ясно видела его выражение. У них была такая шутка раньше: смотреть в огонь и выискивать духов, его населявших. Лиат помнила, как видела их, за много лет до того, как умерла мать, их очертания были жидкими, словно вода, а их глаза мерцали голубым огнем.

Теперь этого нет. Она стала взрослой. Глядя в огонь, Лиат видела только пламя, мерцающее в камине, и горящее дерево, пока то не превращалось в красные уголья, которые рассеивались в прах.

— Ты недостаточно сильна, — сказал отец в кулак.

— Я уже сильная. Ты знаешь.

— Иди в постель, дочка. Книгу забери с собой. Мы возьмем только самое необходимое и с утра отправимся.

Она вытерла слезы. Они уйдут, оставив позади два года покоя. Деревня была хорошим пристанищем, пока сюда не перебрался брат Хью. Она не могла смириться с тем, что надо оставлять друзей. Двух друзей, настолько близких, словно родных. А ведь, кроме отца, родных у нее не было. Но они уйдут. Сила, что ведет отца, поведет и ее вместе с ним.

— Прости, Лиат. Я плохой отец. Я не сделал для тебя необходимого. — Он опустил голову.

— Не говори так никогда, па. — Она встала на колени перед скамьей и обняла его. За последние два года он очень постарел, особенно после того, что было в Отуне. Его темные волосы поседели. Он ходил согнувшись, будто тяжелая ноша прижимала его к земле, хотя раньше был крепким и здоровым. Он много пил — за четверых. Будто хотел утонуть в эле. Труднее всего оказалось найти работу. Он был недостаточно силен, чтобы работать в поле, и мог разве что мастерить ловушки для лис да писать письма и составлять договоры полуграмотным крестьянам. Но пока они сводили концы с концами.

— Иди спать, доченька. Завтра рано вставать, — повторил он.

Не зная, что сказать, она сделала то, что просили. Постояла у огня, заглянула в очаг, пытаясь найти остатки письма, но оно сгорело дотла. Отец тяжело дышал. Приходилось оставлять его наедине с тяжелыми мыслями, тем более что она не знала, о чем они и куда ведут.

На чердаке она разделась и забралась под одеяло. Книгу сунула под подушку. Отблески огня плясали на карнизе, и потрескивание пламени убаюкивало. Было так тихо, что она слышала, как отец подливает себе эля и пьет.

— Не верь никому, — прошептал он. А затем — имя матери. Не произнес, а почти выдохнул: — Анна.

Много ночей она слышала, как он произносил это имя. Причем именно так. И все восемь лет грусть в голосе оставалась прежней. Как свежая рана, да, именно так. «Неужто и меня кто-нибудь так полюбит душой?» — подумала Лиат.

Но пляска бликов на стене, порывистые движения отца внизу, шум ветра над высокой крышей, отдаленный шепот деревьев — все это наваливалось на нее, затягивая все глубже и глубже. Она устала. «Что за странная звезда в Драконе? Ангел? Или демон из верхних сфер? »

Она спала. И видела сны.

Огонь. Огонь ей снился часто, добрый и очищающий. Есть духи, чьи крылья — огонь и чьи глаза сияют как клинки. Позади них огонь, ревущий посреди темной ночи. Но бояться его нечего. Только пройди сквозь него и увидишь новый мир. В отдалении, как удары сердца, — звуки барабана. И звук флейты, парящий на ветру, как птица, раскинувшая крылья .

Шум крыльев, приземлившихся на крышу. Неожиданно пошел снег, попал в дымоход, хотя до зимы было далеко. Она спала и все равно чувствовала происходящее. Проснувшись, она не могла двинуться. Темнота держала ее, будто была темным тяжелым покровом, нависшим над ней. Сквозь завывание ветра слышались удары колокола.

Должно быть, то пролетела душа жены старого Йоханнеса, заглянув к ним на огонек по дороге в Покои Света? Должны ли при этом звенеть колокола? По одному удару при прохождении каждой сферы и еще три, чтобы сопроводить своим звоном аллилуйю, которую запоют ангелы, встречающие новую сродницу.

Но то был не колокольный звон, а голос. Голос, сотрясавший воздух. Послышалось два удара, будто чем-то тяжелым ударили по дереву. Если бы только выглянуть, что происходит… Но она не могла двинуться. Не осмеливалась. Надо было прятаться. Так говорил отец.

— Твои жалкие стрелы не помогут, — произнес голос-колокол. Страшный голос. Не мужской и не женский. — Где она?

Лиат не могла слушать. Казалось, к ней прикасается что-то чудовищно древнее. Холод пробежал по коже.

— Вы ее нигде не найдете, — сказал отец с трудом, задыхаясь, будто долго куда-то бежал.

Испарина выступила на лбу, когда она попыталась двинуться. Но ведь это был только сон… Огонь вдруг полыхнул в камине, ярко и неестественно сверкая. Искры рассыпались во все стороны, стало темно и тихо. Она спала…

…И наконец проснулась, в последний предрассветный час, когда первые лучи только-только нарушили небесную черноту. Она пошевелилась и поняла, что держит книгу в руках, а ее пальцы… Пальцы дрожат.

Что-то было не так. Отец лежал поперек скамьи, протянув руки к столу. Голова покоилась на углу стола. Лук, вытащенный из колчана, лежал на полу. Почувствовав холод, она сбежала по лестнице.

Отец не спал. Ставни были закрыты. Дверь заперта. Все восемь лет, где бы они ни останавливались, в очаге горел огонь. Сейчас камин не горел, виднелся только слабый след пепла. Две стрелы, выпущенные из отцовского лука, торчали в стене над камином.

На столе у правой руки отца лежало белое перо. Таких белоснежных она никогда не видела. Ветер засвистел в дымовой трубе, подхватил перо, развеял пепел на полу и сдул его следы, будто их и не было. Она хотела взять письмо.

«Оставь! » Она отдернула руку, будто ее окликнули. «Если дотронешься до чего-нибудь, чего касались их руки…»

«Где она?» — спрашивал ночной голос. И отец отказался ответить.

Она смотрела на тело. Он состарился настолько, что казалось, его смертная оболочка рассыплется в прах даже от легкого прикосновения ветра.

«Не доверяй никому».

И первое, что она сделала, — спрятала книгу.

Медленно капала вода, пробудив Лиат ото сна, не принесшего облегчения.

— Па? — спросила она, подумав сначала, что где-то за домом протекает водосток. Открыла глаза, всматриваясь в тьму, и вспомнила, что отец мертв, убит.

Высокое окно в земляной стене пропускало узкую полосу света на каменный пол. Звонко падали капли. Лиат поднялась с лежанки и села. Грязь стекала с ее одежд, но она была настолько измождена, что не могла их даже почистить. Лицо болело от ударов брата Хью. Она потрогала рукой правую щеку. Поморщилась. Да, синяк. Левая рука болела, но вроде сломана не была. Она позволила себе порадоваться этому.

Она опустилась на колени. Движение принесло пронзающую боль в голове. На мгновение показалось, что она дома. Она склонилась перед скамьей, где лежало тело. На ее глазах оно становилось все более чуждым. Дверь резко распахнулась, и поднятое порывом ветра белое перо укололо ее. Острая боль пронзила тело.

Она надавила ладонями на лоб и зажмурила глаза, чтобы не видеть ничего. Медленно отступили и боль, и воспоминания. Опершись рукой о стену, она встала. Постояла минуту, проверяя силы.

Прерывистый шум доносился из противоположного угла, на полу натекла лужа грязной воды. Она не помнила, как попала сюда, но была уверена, что это тюремное подземелье ратуши. Даже Хью не сумел бы заставить старосту Людольфа упрятать ее в церковное подземелье. Судя по всему, она была в подвале под свиным стойлом. Если бы только окно не было таким узким, да еще с решеткой из четырех железных прутьев.

Неожиданно из окна послышался свистящий шепот, тихий, но резкий и взволнованный.

— Лиат, ты здесь?

— Ханна? — Сердце забилось. — Ты нашла книгу?

Раздался вздох, выдавший волнение Лиат:

— Да. Как ты и говорила, под полом. И спрятала потом там, где ты сказала.

— Спасибо Владычице, — прошептала Лиат.

Ханна продолжала, не услышав короткой молитвы:

— Но у нас нет денег, чтобы расплатиться за ваши долги… Даже за проценты от них. Завтра будет распродажа. Прости.

Лиат подошла ближе к окну и сжала руками железные прутья. Но все равно не смогла разглядеть лица подруги.

— Но те четыре книги. Они должны дорого стоить, дороже двух лошадей.

— Староста Людольф тебе не сообщил? Брат Хью сказал, что книги — церковная собственность, и забрал их. На продажу они выставлены не будут.

— Кровь Господня! — едва сдержала крик Лиат. Ярость охватила ее и вызвала боль в избитом теле. Почему отец доверял Хью?

— Прости… — снова начала Ханна.

— Не проси прощения. Что ты могла сделать?

— Если бы Инга не затеяла столь дорогую свадьбу, мы могли уплатить хотя бы проценты по долгам.

— Это не вина Инги. Брат Хью заплатит за все. За отцовские долги тоже, и все это не будет важно.

— Но если и так, Лиат, почему твой отец влез в такие долги за два года? Ты никогда ничего не говорила. Все это время. — Ее голос стал еще тише. Она тоже приблизилась, насколько это было возможно, и Лиат увидела ее рот и подбородок. Затем сильная рука коснулась ее руки.

— Мама говорит, он умер не своей смертью.

Рука Ханны согревала. Лиат сжала ее. «Мой отец волшебник. Откуда тут быть своей смерти?» Но она не могла сказать этого вслух даже ближайшей подруге. Все в деревне считали мастера Бернарда монахом-расстригой, человеком, нарушившим свой долг перед Владычицей и Господом и вынужденным оставить обитель из-за обвинений в связи с женщиной и рождении ребенка. Иначе думать не могли, потому что только церковный человек мог писать. Только он мог то, что мог отец: знать силу растений и заговоров, способных победить болезни. И изгонять бесов. Только так деревенские принимали его без страха. Падший монах — человек презренный, но неопасный. Только брат Хью что-то подозревал. И только он втерся в доверие к отцу.

В коридоре раздались шаги. Они услышали приглушенные голоса.

— Ханна, уходи.

— Но Лиат…

— Кто-то идет.

— Мама хотела принести тебе еды. Я приду сегодня вечером.

Ключ повернулся в замке, и связка ключей зазвенела. Лиат отошла от окна, как только убедилась, что Ханны нет. Дерево неприятно заскрипело о камень, и дверь медленно отворилась. Лиат отошла к противоположной стене так, чтобы та прикрывала спину. Вызывающе подняла подбородок.

Три фигуры стояли в проеме, но вошли только брат Хью и староста. Хью держал в руках свечу.

— Книга, — немедленно сказал Хью тихим надменным голосом, таким непохожим на сладостные речи, которые он вел с отцом. — После проведенной здесь ночи ты не надумала рассказать мне о ней?

— Достопочтенный брат, — осторожно вмешался староста, — вы уже закончили допрос ребенка, я уверен. И я рад, что она не замешана в смерти отца. — Староста Людольф держал под мышкой кассовую книгу. — Теперь, дитя, — сказал он, повернувшись к Лиат, — послушай меня. Я подсчитал все долги твоего отца, а брат Хью внес все в эту книгу, на эти самые страницы. Я перечислю их тебе.

Хью смотрел на нее во все глаза. Даже когда она пыталась сосредоточить внимание на старосте, она чувствовала его взгляд. В доме священник нашел четыре книги. Их он украл, что бы ни говорили о церковной собственности. И он знал, что была еще одна, которую Лиат спрятала.

Людольф громко перечислял долги, не глядя в книгу. Он просто не умел читать. Но обладал неплохой памятью. Список долгов был впечатляющ, а список их собственности на удивление мал. Лук, колчан, четырнадцать стрел. Перья для письма и точильный нож, серебряная чаша работы времен императора Тайлефера, один кухонный горшок, котел, две ложки и столовый нож, точило, две рубашки и шерстяной кафтан, шерстяное платье, отороченное кроличьим мехом, бронзовая брошь, две пары сапог. Кровать, стол, скамья, книжный шкаф и медная ваза. Два шерстяных одеяла. Полбочонка пива, мед, копченое мясо, один сосуд с солью, два с пшеницей, две курицы, два цыпленка, две свиньи, одна дочь.

— В возрасте пятнадцати лет, — поспешил закончить Людольф.

— Мне исполнилось шестнадцать четыре дня назад, в Мариансмасс.

— Правда? — заинтересовался шериф. — Это меняет ход аукциона. Вопрос о процентах снимается. Как совершеннолетняя, ты принимаешь на себя все отцовские долги. Или есть еще взрослые родственники?

— Я никого не знаю.

Людольф кашлянул и кивнул:

— В таком случае тот, кто уплатит долги за тебя, получит право распоряжаться твоей свободой.

— Там еще были книги, — быстро проговорила Лиат, не глядя на Хью. — У отца были четыре книги и… — тут следовало проявить осторожность, — … и латунный инструмент для измерения времени.

— Эти вещи конфискованы церковью.

— Но их хватило бы на уплату всех долгов!

— Прости, малышка, — твердо сказал Людольф.

Она знала, что спорить не о чем. «Почему он должен слушать ее, девчонку без роду и племени? Без гроша в кармане и без друзей, способных ее защитить».

— Ты должна подписаться под списком, чтобы не было сомнений. Я перечислил все, ты же знаешь. Завтра будет аукцион, девочка. — Людольф глянул на Хью. Как и Лиат, он знал, что тот был единственным, кто мог уплатить всю необходимую сумму. Тем более сейчас, когда забрал книги. Хью единственный, кто мог купить ее. Конечно, мог и старый граф Харл, владевший рабами, но он никогда не вмешивался в деревенские дела, если не считать того, что когда-то назначил мать Ханны няней для своих детей.

— Прошу прощения, достопочтенный брат и достопочтенный староста, — сказала женщина, стоявшая сзади их. — Могу я войти?

— Конечно, конечно. Мы уже закончили. — Людольф вышел. Хью смотрел на Лиат, не двигаясь с места.

— Почтенный брат, — мягко проговорил Людольф, — у нас еще есть дела на сегодня, не так ли?

— Я добуду эту книгу, — пробормотал Хью. Он вышел, забрав свечу.

Миссис Бирта выступила вперед из темноты, держа в руках кувшин и небольшой тряпичный сверток.

— Вот, Лиат. Я слышала, ты ничего со вчерашнего дня не пила и не ела.

— Да, я бы выпила глоток вина. — Лиат дрожащими руками взяла кувшин, развернула тряпицу и нашла там ломоть хлеба и немного овечьего сыра. — Спасибо, миссис Бирта, я так голодна. Не чувствовала этого, пока не увидела еду.

Миссис Бирта оглянулась. Двое стояли в промозглом коридоре, ожидая, пока она выйдет.

— Я принесу еще утром. — Она чуть понизила голос. «Будто решаясь на что-то», — подумала Лиат. — Нельзя голодать, даже в тюрьме. — Придвинувшись к Лиат, она перешла на шепот. — Если получится, мы достанем денег на проценты и хотя бы на хорошую еду. Год был тяжелый, да еще свадьба Инги этой осенью…

— Нет, пожалуйста, миссис, — быстро проговорила смущенная Лиат. — Вы и так сделали все, что могли. Отец никогда не знал своих долгов… — Она помедлила, прислушиваясь к тишине в коридоре, ибо знала, что Хью жадно прислушивается к каждому ее слову. — И жил, как хотел. Ему нравилось здесь, и он с вашим мужем провел много приятных вечеров в таверне.

— Да, девочка, — живо ответила Бирта, поняв намек Лиат. — Сейчас я ухожу. Они не позволили мне принести одеяла, но, даст Бог, ночью будет не холодно. — Она поцеловала девушку в лоб и вышла.

Дверь закрылась со скрежетом. Лиат осталась одна. Она доела еду, жадно выпила принесенный эль и стала расхаживать по камере. Это помогало думать, хотя путь составлял пять шагов туда и пять шагов обратно. Она сотню раз обошла камеру, но мысль о том, что отец ее покинул, не оставляла. Отец умер. Завтра его имущество пойдет с молотка, и она будет продана в счет долга. Завтра она станет рабыней. Но она владела сокровищем отца, «Книгой тайн», и, пока книга была у нее, она владела и частицей свободы в своем сердце.

Лиат забилась в угол, прижав колени к груди. Было не очень удобно. Она уткнулась носом в колени и закрыла глаза. Ей снова показалось, что она слышит мягкий голос, произносящий ее имя. Но голос не повторился. Она потерла глаза, сжалась вся, чтобы согреться, и, дрожа, погрузилась в прерывистый сон.

«Мертв. То, что гналось за ним, наконец нашло его. Когда же он потерял свое могущество волшебника? Или только благодаря матери он мог раньше создавать из воздуха бабочек, чтобы радовать ее одинокое детство?»

«Они убили ее, Лиат, — сказал он ей восемь лет назад. — Убили Анну и похитили ее дар. Мы должны бежать. Так, чтобы нас никогда не нашли».

Мать… Ее лицо сохранилось только в том сне. Ее волосы, желтые как солома. Кожа светлая, будто солнце ее не касалось, даже когда она часами гуляла под открытым небом или сидела в саду. Лиат любовалась ею, иногда потирая собственную кожу, надеясь оттереть черноту. Но та не белела, будто Лиат родилась в печке и кожа запеклась до золотистой корочки до того, как она появилась на свет.

Как только они начали свой долгий, бесконечный путь, ведущий из маленького дома, где убили мать, она смирилась с цветом своей кожи. Затем, когда она поняла, что отец не обладает настоящей магией, ничем, кроме фокусов и домашних лечебных средств, ничем сверх энциклопедического знания, она подумала, что сама научится магии, — чтобы защищаться. Она знала, что дар дремлет внутри нее, ожидая той поры, когда она станет достаточно взрослой и сильной.

Но отец вновь и вновь говорил ей, что она никогда не должна претендовать на обладание даром. Что то слабое колдовство, которое творил он, не влияет на нее. Если он вызывал огонь, тот не опалял ее рук. Если он заклинанием запирал дверь, она открывала ее так легко, как будто волшебства и не было, а потом Ханна приходила и удивлялась, почему все двери в их доме заклинило.

Она была не способна к магии, говорил отец, как немой не способен к речи. Как глухой человек, видящий движение губ, но не различающий речи. Однажды отец застал ее за чтением вслух огневого заклинания из его книги. Ничего не произошло, но он так на нее рассердился, что в качестве наказания спала она ту ночь в свинарнике. Но и за это она его простила.

— Лиат.

Она внезапно проснулась, вскочила и на ощупь нашла окно. Но никого не было. Ветер шептался с деревьями. И ничто больше не шевельнулось. Лиат задрожала, потерла руки. На самом деле было не холодно — она дрожала от страха.

Несмотря на скитания, несмотря на то что жили они лишь сегодняшним днем, снимаясь с места и отправляясь в путь, гонимые неясными знамениями, понятными только отцу, она всегда чувствовала себя надежно. Отец был рядом. И кем бы он ни был, какие бы несчастья на него ни обрушивались, он всегда о ней заботился. И любил ее. Она утерла слезы.

— Я люблю тебя, папа, — прошептала девушка холодному ночному воздуху. И конечно, не дождалась ответа.

Утром староста отвел ее на площадь. Собралась вся деревня. Съехались даже некоторые крестьяне из окрестных усадеб, привлеченные слухами об аукционе. Трактирщик выставил столы на улицу. Лиат не могла заставить себя упрекнуть миссис Бирту и мастера Хансаля в том, что они воспользовались случившимся и увеличили свое благосостояние. Она отказалась сесть на скамью. Брат Хью стоял рядом и молчал, пока староста распродавал предметы по списку. Как бы ни был отец Лиат эксцентричен, это был человек, всегда готовый помочь любому, пришедшему в его дом. Поэтому Лиат сейчас была, в сущности, не беднее, чем раньше, когда отец «ста золотым» предпочитал «сто друзей». И конечно, когда все его вещи были распроданы за максимально высокую цену, так как отца все любили, его долг все-таки не был покрыт.

Людольф покачал головой, тяжело вздохнул и посмотрел на Лиат. Смотрели на нее и все собравшиеся. В дверях таверны стояла Ханна, и ее лицо выражало то гнев, то обиду. Но она не плакала… Неожиданное смятение охватило толпу. В конце площади показался всадник.

Хью суетливо завертел головой, оглядел площадь, его смазливый профиль исказился злобой.

— Ивар! — крикнула Ханна и побежала подхватить поводья, пока Ивар спешивался.

Они были далеко, и Лиат не слышала, о чем шла речь, но Ханна быстро говорила и размашисто жестикулировала. Ивар склонил голову. Ханна говорила, все больше распаляясь, но Ивар просто склонил голову. Он направил коня через площадь, Ханна шла впереди, и они остановились перед старостой.

Людольф недоуменно приподнял брови.

— Господин мой Ивар, — вежливо произнес он, — вы прибыли по приказанию отца?

Ивар бросил на него быстрый взгляд, перевел его на Лиат, затем обратно. Они с Ханной в свои шестнадцать больше походили на женщин, чем на девочек, какими были два года назад, когда подружились с Иваром. Ивар же выглядел как мальчишка с нескладным телосложением и неловкой грацией.

— Нет, — сказал он непривычно низким голосом.

Хью удовлетворенно улыбнулся.

— Я слышал только о смерти мастера Бернарда, — продолжал Ивар. Он повернул голову к Хью. — Я пришел проследить, чтобы с Лиат хорошо обращались, — твердо произнес он, но для Хью с его высокомерной самоуверенностью тирана это не прозвучало угрозой и не возымело действия.

Хью был на восемь лет старше, обладал естественной грацией и красивой внешностью. И хотя происхождение его отца было неясно, так, по крайней мере, говорила миссис Бирта, мать его была маркграфиней, что на несколько ступеней выше, чем графский титул Харла. Законнорожденный или нет, Хью своим происхождением уже был предназначен для великой судьбы, начиная с владения обширными землями, принадлежавшими его матери и бабушке, хотя мужчины редко управляли церковной собственностью, особенно там, где монастыри желали получить новые земельные вклады. Хью прибыл сюда в роли странствующего священника, чтобы служить в здешнем приходе. Так говорила миссис Бирта, а она была самым надежным источником новостей, сплетен и знаний во всем Хартс-Ресте.

— Староста, — тихонько сказал Хью со скучающим видом, — может, мы закончим? У меня нет настроения торчать здесь весь день.

Ивар поморщился, покрылся румянцем и сжал правую руку в кулак, но Ханна взяла его за запястье и повела в таверну. То, что он пошел не сопротивляясь, было замечено толпой, с утра ждавшей чего-нибудь необычного. Людольф вновь кашлянул и нарочито громко зачитал, сколько средств было выручено с распродажи отцовского имущества.

— Сколько остается? — потребовал Хью.

— Две золотые номизмы или два слитка соответствующей цены.

— Позор! — выкрикнул кто-то в толпе.

— Стоимость отцовских книг, — прошептала Лиат.

Глазом не моргнув, Хью протянул старосте две монеты.

Она попыталась их разглядеть, но тот зажал их в руке так быстро и с таким испуганным выражением лица, что Лиат показалось, что он видит номизмы первый раз в жизни. Хью повернулся к Лиат:

— Сама пойдешь? Или помочь?

Отец всегда говорил: «Пусть твой враг думает, что ты знаешь что-то, чего не знает он». Лиат посмотрела на стоявших вместе Ханну и Ивара. Ханна побледнела, а Ивар побагровел. Лиат кивнула им, стараясь быть спокойной. И пошла, опережая Хью, в сторону церкви за площадью. Хью был сбит с толку неожиданной уступчивостью, ему пришлось поторопиться, чтобы ее догнать. Ей это доставило небольшое удовольствие.

Он схватил ее за локоть и не отпускал, пока они шли через деревню, входили в церковь — все время, пока они шли через неф в небольшую келью, где стояла его кровать.

— Сюда. — Он крепко держал ее. Помещение было куда более роскошным, чем ожидала Лиат. Брат Роберт, служивший здесь до Хью, спал обычно на раскладной кровати прямо в нефе. А в этой комнате находились резной стол, стул и деревянный сундук, инкрустированный яркими камнями и эмалью. На столе лежали свиток, три гусиных пера и открытая бутыль чернил. Толстый настил покрывал пол — дорогой ковер с вытканной на нем восьмиконечной звездой. Лиат решила, что лучше не говорить Хью о том, что она знала эту символику аретузийской работы. Покрывало и теплое одеяло на кровати были откинуты.

— Здесь ты будешь спать, — сказал он.

— Никогда.

— Тогда со свиньями.

— С радостью, только не с тобой.

Он ударил ее. И быстро, пока след от удара не исчез, с силой привлек ее к себе и поцеловал в губы. Резким движением руки она его оттолкнула.

Он засмеялся. Зло и слегка задыхаясь.

— Дура. Моя мать обещала мне аббатство в Фирсбарге, как только сдохнет старая аббатиса. А аббатом я войду в свиту короля Генриха, если только захочу. Через несколько лет в моих руках будет епископский посох и я окажусь в числе приближенных самой госпожи-иерарха. Дай только книгу и покажи, чему учил тебя отец. И никто не сможет нам противиться.

— Ты уже забрал книги. Украл их. Если бы не это, я была бы свободна.

Выражение его лица испугало ее.

— Ты никогда не будешь свободна, Лиат. Где другая книга?

— Это ты убил отца!

Он засмеялся:

— Ну конечно же не я. Он умер от разрыва сердца, так сказал Людольф. А если ты думаешь по-другому, красотка, тем больше у тебя оснований держаться меня. Ты знаешь, еще немного, и я стал бы доверенным твоего папочки.

Она знала, что отец был одинок, а Хью, кем бы он ни был, умел очаровывать людей. Отцу он нравился, нравился его быстрый ум, любознательность, даже его самоуверенность, хотя у Хью и была странная привычка обращаться с отцом так, будто они были равны по положению. Но отец, казалось, не ожидал иного.

— Отец ничего не понимал в людях, — пренебрежительно ответила она, стараясь отогнать сбивающие с толку мысли.

— Ты никогда меня не любила, Лиат, никак не пойму за что. Я никогда не делал тебе зла. — Он двумя пальцами приподнял ее подбородок, заставляя смотреть на него. — В этом захолустье нет ни одной женщины, достойной делить со мной постель. А ведь я спал однажды с герцогиней, и сама королева была мной отвергнута. А когда я стану аббатом в Фирсбарге, у тебя будет свой дом, слуги, лошади — все, чего захочешь. И я не собираюсь долго задерживаться в Фирсбарге, у меня есть кое-какие планы.

— Наверняка отвратительные и подлые. — Она попыталась вырваться из его объятий. — Король Генрих и архиепископ никогда не жаловали колдовства. Только леди Сабела принимает у себя еретиков.

— Как мало ты знаешь о церкви, моя красавица. Волшебство не ересь. На самом деле к еретикам госпожа-иерарх куда более строга, чем к магам. Колдовство запрещено лишь тогда, когда им занимаются не под ее руководством. Мне очень интересно, кто обучал твоего отца. В любом случае, ты будешь удивлена, узнав, как снисходительны могут быть Генрих и благородные принцы, когда помогаешь им в их замыслах. Так куда ты спрятала книгу?

Она попятилась к двери и ничего не ответила.

Он улыбнулся:

— Я терпелив, Лиат. Господи, о чем только твои родители думали, назвав ребенка аретузийским именем? Лиатано… Древнее имя, связанное с магией. Так рассказал мне однажды твой отец.

— Когда ты его подпоил?

— Это что-то меняет?

Она не ответила.

— Где книга, Лиат? — И когда она вновь промолчала, он опустил голову, но продолжал улыбаться. — Я терпелив. Ну так как? Моя постель или свиньи?

— Свиньи.

Молниеносным движением схватил он ее запястье одной рукой, а другой сильно ударил, потом обнял и начал ласкать спину. Жар его дыхания чувствовался на шее. Она не дрогнула, но, когда он поволок ее к постели, ударила каблуком по его лодыжке. Они упали на пол, она вырвалась и вскочила на ноги. Он засмеялся, поймал ее колено и повалил на землю с такой силой, что у нее перехватило дыхание. Затем выпустил ее из рук и, тяжело дыша, встал сам. Он поклонился самым церемонным образом, предлагая свою руку, чтобы она поднялась.

— Ты будешь со мной, хочешь или нет. — Он достал из-за пояса белую льняную тряпицу, отер ее правую руку и поцеловал пальцы.

— Госпожа моя, — произнес он насмешливо. Она была слишком изумлена, чтобы пытаться вникнуть в суть его слов. Его золотые волосы коснулись ее руки, и он выпрямился. — Она темна и красива, эта дочь Саис, согретая солнечным светом. Отверни свой взор от меня, ибо очи твои ярки, как утренняя звезда.

Она отдернула руку и вытерла о платье.

— А теперь покорми свиней и кур, подмети комнату, приготовь мне ванну. И скажи миссис Бирте, что мне больше не нужно два раза в день приносить еду. Ты ведь умеешь готовить?

— Да, я умею готовить. Мне можно идти?

Он отошел, давая ей пройти, она сделала несколько шагов и вновь услышала свое имя.

— Лиат. — Она повернулась и увидела, как он прислонился к стене. Даже в полумраке его золотые волосы, красивая льняная туника и чистая кожа сияли. — Ты можешь провести со свиньями все лето, но не думаю, что тебе это понравится, когда придет зима.

Как далеко она сможет уйти, если попытается бежать? Бесполезная мысль. Недалеко. Да если и сумеет, что делать одной? За восемь лет скитаний они оказывались и в худших обстоятельствах, чем теперешние.

Хью рассмеялся, ошибочно принимая ее молчание за ответ.

— Скажи миссис Бирте, что она может записывать на мой счет еду и добро, которые ты у нее купишь. Я буду платить каждое Успение. Надеюсь на хороший стол. А ты будешь обедать со мной. Иди.

Она пошла. Выходя, чтобы покормить скотину, которую держали в загоне посреди прочих хозяйственных построек, она увидела всадника, прячущегося за деревьями. Это был Ивар. Увидев ее, он поехал было к ней. Лиат решительно махнула рукой, давая ему знак быстро уезжать. Потому что была еще одна вещь, украшавшая келью брата Хью. На стене висел красивый, позолоченный меч в красных ножнах. Дворянский меч. И она не сомневалась, что брат Хью знает, как им пользоваться. И не замедлит продемонстрировать свое искусство даже сыну местного графа.

Ивар вскочил на лошадь и привстал в стременах, глядя на то, как она работает. Чуть позже она вошла в постройку, а когда вышла за водой с двумя ведрами, согнувшись под тяжестью коромысла, Ивара уже не было.