"Обрученные" - читать интересную книгу автора (Эллиот Элизабет)

10.

Он покидал ее.

Сидя в кресле, Клаудия смотрела, как оруженосец Гая помогал ему облачиться в доспехи, и вспоминала своих братьев, которых так же заковывали в латы, чтобы разлучить с ней.

И с тех пор она их не видела.

Стиснув руки так, что побелели пальцы, она прижалась к деревянной спинке кресла, не обращая внимания на боль в спине. Гай вернется. Ведь Монтегю его дом. Глупо думать, что он просто ускачет прочь, чтобы никогда не появиться снова. Ничто не сможет помешать ему вернуться в замок. Ничто – разве что стрела, как та, что пронзила его солдата. Или меч. А может быть, булава или копье.

Руки Клаудии задрожали. Зачем он обрекает ее на эту муку – смотреть на то, как он покидает ее? Там, на кухне, она узнала бы о его отъезде, лишь когда Гая уже не было бы в замке. Ей не пришлось бы тогда стараться запечатлеть его в памяти таким, какой он есть сейчас, ужасаясь при одной мысли, что они больше не увидятся. Зачем он послал за ней, после того как они попрощались в саду?

На ее руку скатилась слеза. Стараясь сдержать учащенное дыхание, Клаудия стряхнула ее – Гай не должен увидеть, что она плачет. Возможно, он все-таки заметил это. Гай почти не отрывал от нее взгляда, пока Стивен затягивал его в кожаный панцирь и помогал надеть кольчугу. Испытает ли он радость, поняв, что является причиной ее слез? Клаудия взглянула сквозь слипшиеся ресницы – он стоял нахмурившись.

– Перестаньте плакать, Клаудия. Я отыщу Томаса, и мы вместе вернемся домой. Скорее всего он преследует напавших, кто бы они ни были.

Клаудия медленно прикрыла глаза. Неужели Гай думает, что она плачет из-за Томаса? Внезапно ее охватило чувство стыда – она совсем забыла о Томасе, о том, что пропавший дозор и был причиной, по которой Гай собирается покинуть ее.

– Солнце почти уже зашло, – взяв себя в руки, сказала она, повернувшись к окну. – Может быть, стоит подождать до утра и отправиться в путь на свежую голову?

– Нет, я знаю, каким путем они собирались ехать, и сегодня уже почти полнолуние. Если мои люди ранены, я не могу бросить их на всю ночь в этой чащобе.

Перед мысленным взором Клаудии предстали все демоны, которые обитали в местных лесах. Некоторые из них, она знала это наверняка, существовали, об остальных можно было лишь догадываться. Ничто на свете не заставило бы ее дядю покинуть замок после заката. Зачем Гай проявляет столь безрассудное благородство?

Преданность своим людям была характерной чертой Гая, которую Клаудия готова была возненавидеть, если бы смогла. Она вспомнила, какие чувства испытывала, оказавшись одна в лесу, думая, что Гай покинул ее. Его люди, которые знают его лучше, наверняка не сомневаются, что он непременно отправится на их поиски. Должно быть, эта мысль утешает их в трудные минуты.

– Стивен, посмотри, готов ли мой конь, и жди меня в конюшне.

– Слушаюсь, милорд.

Когда оруженосец удалился, Клаудия заставила себя не отрывать взгляда от пола. Они остались одни. Клаудию обуревало безумное желание броситься в объятия Гая, излить все, что переполняло ее сердце, пока еще не слишком поздно.

Это было нелепое желание – возможно, он вернется до рассвета. Нет никакой необходимости открываться ему. Ведь Гай не ждал ни ее прикосновений, ни поцелуя, вообще никаких проявлений чувств. Этим утром он приказал ей оставить его в покое. Клаудии ничего не оставалось, как сидеть в этой ужасающей тишине и наблюдать за его отъездом. Может быть, это своего рода наказание?

Она услышала приближающиеся шаги и обнаружила, что сидит, упершись взглядом в носки его сапог. Завладев руками Клаудии, Гай заставил ее подняться на ноги. Глядя на белого волка – герб Монтегю, вышитый на синем фоне у него на груди, она подумала, что заключить Гая в объятия – значило склонить голову перед этим ужасным зверем. Казалось, изображение не случайно находится так близко к его сердцу – один безжалостный хищник на груди у другого.

– Мы обручены, Клаудия, и мне не нравится, что вы проливаете слезы по другому.

Что за навязчивая мысль? Почему его так беспокоят ее чувства к Томасу? Сердце Клаудии принадлежало лишь одному человеку, и он стоял перед ней. Неужели Гай не видит этого? Наверное, нет. Она не собиралась объяснять истинное положение дел.

Слегка коснувшись пальцами подбородка девушки, он заставил ее взглянуть ему в глаза.

– Мне было бы приятнее видеть вашу улыбку.

– Тогда не уезжайте, – прошептала она. – Пошлите вместо себя другого.

Лицо Гая напряглось. Он пристально вгляделся в глаза Клаудии.

– Неужели вы плачете из-за меня?

Неуверенность, прозвучавшая в его голосе, сломила и без того хрупкую решимость девушки. Она обхватила руками его широкую грудь, прижавшись щекой к вышитому волку – зверю, способному, казалось, поглотить ее целиком. Грубый металл кольчуги впился в нежную кожу, но Клаудия словно не замечала этого. Ей хотелось услышать успокаивающий, ровный стук его сердца, но он все равно не смог бы пробиться сквозь толщу доспехов. Клаудия ощущала лишь трепет в собственной груди, и отчаянное сердцебиение гулом отдавалось у него в ушах.

– Прошу вас, Гай! Не оставляйте меня!

Она прижалась к нему сильнее, но он словно не замечал ее. Эта отстраненность привела Клаудию в отчаяние.

– Я согласна на все, только не уезжайте. Я не вынесу этого.

Боже, как глупо она выглядит! Гай стоял неподвижно, конечно же, потрясенный этой истерикой, испытывая к ней, по меньшей мере, отвращение. Прежде чем он смог внять ее мольбам, Клаудия разжала руки и бросилась к двери. Ладонь Гая скользнула по рукаву платья, но ее внезапный порыв был слишком неожиданным, и он не успел задержать девушку. Гай попытался окликнуть ее, но захлопнувшаяся дверь заглушила сорвавшееся с его губ имя.

К рассвету Гай не вернулся. Не вернулся он и позже, утром, когда Леноре удалось уговорить Клаудию спуститься на кухню, где они закатали в тесто приготовленную для крыс отраву. Почти весь день они провели, засовывая катышки яда в щели, раскладывая их по карнизам и другим уголкам, куда могли добраться только крысы. Несмотря на эти предосторожности, Клаудия все же попросила Ленору предупредить о яде каждого. Глаза служанки засияли, ведь благодаря этому поручению ей, несомненно, удастся немного посплетничать.

Теперь, когда присутствие Леноры не отрывало ее от размышлений, Клаудия направилась к дорожке, которая огибала внешние стены замка – ей не хотелось видеть комнату Гая и солярий. Там она сошла бы с ума от беспокойства – так живо напоминали о нем эти места.

Часом позже она набрела на Эварда.

– Я не знал, что камеристки сегодня с вами нет, миледи. Могу ли я составить вам компанию?

Эта фраза, обычная дань вежливости, показалась Клаудии предостережением. Эвард, наверное, хотел сказать, что ей не стоит оставаться в замке в одиночестве. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Она кивнула головой.

– Конечно, сэр Эвард. Это как нельзя более кстати – ведь я надеялась поговорить с вами.

Положив руки на зубчатый парапет, она облокотилась на них подбородком. Простиравшаяся перед ней живописная равнина напоминала прекрасный гобелен, однако взгляд девушки был прикован лишь к дорогам, которые вели в Монтегю. Не мелькнет ли на них хоть что-нибудь, не появится ли облако пыли, возвещающее о возвращении Гая? Казалось, с тех пор как он уехал, с тех пор как Клаудия, томясь от любви, наговорила столько глупостей, прошло значительно больше суток. Прошлой ночью она лежала в огромной опустевшей постели Гая, шепча все то, что ей действительно хотелось бы сказать тогда. Она снова и снова повторяла эти слова, пока они не зазвучали как надо. Сейчас она охотно поборола бы свою гордость, лишь бы иметь возможность поговорить с ним.

– Вы хотели что-то спросить у меня, миледи? – напомнил о себе Эвард.

– Ах, да, – отозвалась Клаудия, взглядом невольно возвращаясь к дороге, ведущей в лес. – У вашего барона вспыльчивый характер?

– У лорда Гая? – в голосе Эварда зазвучало недоумение. – Что вы, миледи! Не знаю, что могло навести вас на такие мысли.

– Ленора и сэр Томас вчера в саду, когда лорд Гай рассердился, вели себя очень странно, – объяснила Клаудия, искоса взглянув на собеседника. – Я бы даже сказала, они его испугались.

Эвард на секунду задумался.

– Скорее, это была настороженность, а не страх. Барон вовсе не жесток, и его нельзя назвать несправедливым, однако те, кто вызвал его недовольство, знают, что понесут суровое наказание, которое запомнится надолго.

– Что вы хотите этим сказать?

– Лорд Гай знает каждого из своих людей достаточно хорошо, чтобы придумать самое действенное наказание, – ответил Эвард. – Несколько месяцев назад милорд обнаружил, что один его торговый агент проиграл деньги своих подмастерьев, которые те накопили для вступления в цех. Тогда барон отослал его работать в коровник в течение двух недель, а заработок приказал отдавать подмастерьям.

Клаудия наморщила нос – рассказ не произвел на нее особенного впечатления.

– По-моему, это не выглядит особенно суровым наказанием. Большинство баронов приказали бы хорошенько его выпороть, чтобы отучить играть.

– Лавочник до смерти боится коров, миледи, – на губах Эварда заиграла улыбка. – Лорд Гай не бьет и не калечит своих людей, однако, если знать, на что обращать внимание, его влияние ощущается почти повсюду. Взять, к примеру, пьяниц – в Монтегю их почти нет. Каждый в замке знает: стоит ему напиться, как на следующее утро на рассвете его поднимут и заставят чистить господское платье.

Задумчиво поглаживая рукой подбородок, Эвард бросил взгляд на небо.

– Я помню, был один молодой рыцарь, который, стремясь доказать барону свою преданность и доблесть, ввязался в стычку с наемниками, оставив своих людей без командира. Целый месяц после этого случая сэр Томас приглашался к завтраку на час раньше, чем его подавали, а отпускали его на час позже остальных. Вероятно, он вспомнил об этом вчера, когда барон вышел из себя. – Эвард покачал головой. – Нет, я бы не назвал лорда Гая вспыльчивым, но многие, кому довелось познакомиться с его характером, сказали бы, что он очень хитроумен.

– Неудивительно, что слуги никогда не жалуются, – проговорила Клаудия, поражаясь, как хорошо Эвард изучил своего господина. В самом деле, хитроумен – очень верное определение. – Случись мне раздосадовать барона, какое наказание он бы придумал для меня?

Эвард выглядел окончательно сбитым с толку.

– Не знаю, миледи, – ответил он, беспомощно пожав плечами.

Клаудия снова облокотилась на стену и устремила взор в сторону леса.

– Думаю, он вполне мог задержаться с возвращением на сутки, зная, какое беспокойство причиняет мне каждая секунда его отсутствия, – сказала она почти с надеждой в голосе. – Наверное, в этом и есть причина задержки, как вы думаете?

Оба долго молчали.

– Вероятно, вам виднее, миледи.

Когда в ожидании прошло еще три дня, Клаудия окончательно уверилась, что столь долгое отсутствие Гая не имеет ничего общего с наказанием, о котором она думала. Никто не выражал своих опасений вслух, но беспокойство сквозило почти в каждом взгляде.

– Барон вернется сегодня, – уверенно проговорил Эвард.

Он стоял у стола в солярии Гая, с притворным интересом передвигая костяшки на счетах.

– Предчувствие редко меня обманывает, и оно подсказывает мне, что вернуться он должен именно сегодня.

В душе Клаудия предпочла бы, чтобы Эвард нашел себе какое-нибудь другое занятие – стук счет был слишком назойливым. Однако, подавив растущее раздражение, она вновь склонилась над шитьем. Серебряная иголка замелькала в ее пальцах, покрывая ровными стежками парчовый отрез. Четыре тысячи триста восемьдесят семь, триста восемьдесят восемь, триста восемьдесят девять стежков. Еще несколько рядов, и туника – вышитая руками, не находившими себе места от беспокойства, туника, которую, возможно, Гай уже никогда не увидит, – будет готова.

Собравшись с духом, Клаудия заставила себя поделиться с Эвардом томившими ее опасениями.

– Мой дядя, попади Гай к нему в руки, обязательно потребовал бы выкуп. Значит, он не в плену – слухи об этом уже дошли бы до нас. Мне кажется, Эвард, боюсь, он не вернется.

– Причиной его задержки могли послужить разные вещи, – откликнулся тот. – Лорду Гаю не страшны самые жестокие схватки, и он выехал из замка, готовый к любым неожиданностям. Не думаю, что он мог попасть в ловушку.

– Я уверена, дядя какой-то хитростью завлек Гая подальше от Монтегю, – продолжала настаивать девушка. – Я стараюсь не думать о самом страшном, но каждую ночь, когда я представляю, что… – Клаудия попыталась спрятать руки в складках туники – так сильно они задрожали при одной мысли об этом. – Вся вина ляжет на меня.

– Напрасно вы даете волю своему воображению, миледи, – заговорил Эвард, и в его голосе прозвучали незнакомые ей прежде жесткие нотки. – У меня приказ самого барона, и я буду защищать вас, леди Клаудия, пусть даже ценой собственной жизни. Никто в замке не посмеет вас тронуть.

– Кто станет новым бароном, если придет известие о гибели Гая? – решилась спросить Клаудия, бросив на него быстрый взгляд.

Нахмурившись, Эвард отвел глаза. Клаудия давно уже задумывалась, рассказал ли кому-нибудь Гай о ее брате, Роберто. Теперь она знала ответ. Если бароном станет Кенрик, Эвард не сможет ее защитить.

– Вы совсем не верите в своего господина, леди.

– Совсем наоборот. Ничто не может поколебать моей веры в него. Но именно это не позволяет мне обманывать себя, – возразила, склонив голову, Клаудия. – К тому же он мне не господин, Эвард. Лишь те, кто присягал ему на верность, могут рассчитывать на его помощь, и незаконное обручение меня не спасет.

– Еще одно проявление слабости, леди Клаудия. Меня самого гложет беспокойство, однако я знаю барона слишком хорошо, чтобы заранее скорбеть о нем.

Оставив счеты, Эвард принялся шагать по комнате. Он взъерошил рукой волосы, и теперь они стояли дыбом, придавая ему еще более взволнованный вид.

– У лорда Гая, как у кошки, – семь жизней.

Губы Клаудии тронула невеселая улыбка.

– Гай не любит кошек.

Эвард сделал нетерпеливый жест.

– Здесь слишком душно, миледи. Может быть, нам стоит совершить прогулку вокруг замка?

Клаудия знала, почему он заговорил об этом. Каждый день до наступления сумерек они, под предлогом прогулки на свежем воздухе, обходили стены замка, тщетно стараясь увидеть хоть какой-нибудь знак, свидетельствующий о скором возвращении Гая. Но теперь уже не было нужды вглядываться вдаль – того, чего так ждали они оба, не случится ни сегодня, ни завтра, вообще никогда. Все же Клаудия не нашла в себе силы расстаться со смутной надеждой и отложила вышивание в сторону.

– Неплохая мысль, Эвард. Тучи сгущаются, так что придется поторопиться, пока не начался дождь.

– Я бы предпочел, чтобы вы остались.

От звука знакомого голоса сердце Клаудии замерло. Оборачиваясь, она убеждала себя, что это всего лишь плод больного воображения и она слышит голос Гая только потому, что так страстно желает его услышать. Прошлой ночью Клаудия готова была поклясться, что слышит, как он зовет ее, и через секунду проснулась – одна в холодной постели, уткнувшись лицом в подушку, которая, казалось, все еще хранила его запах. Может быть, это призрак, откликнувшийся на ее страстные мольбы о возвращении? Неужели и после смерти образ Гая будет так же неотступно преследовать ее? Судорожно вздохнув, Клаудия нашла в себе силы и оторвала взгляд от земли.

Представший перед ней человек был точной копией барона. Он стоял в дверях комнаты, прислонившись плечом к стене, одетый точно так же, как и Гай в то злополучное утро, когда ускакал из замка. Призраки не улыбаются, однако на губах Гая появилась улыбка. Подавшись вперед, он двинулся к ней, протягивая руки, чтобы заключить Клаудию в объятия.

Внезапно и Гай, и комната – все поплыло перед ее глазами. Клаудия попыталась сделать шаг навстречу и упала без чувств.

– Извелась от беспокойства…

– Хорошо спала вчера? Она выглядит, как будто…

Обрывки разговора понемногу стали проникать в ее сознание, однако никак не хотели складываться вместе, и вскоре Клаудия отказалась от попыток что-либо понять. Понемногу их заглушил шум воды или, может быть, ветра. Звук, казалось, рождался прямо в голове, и, как только она осознала это, затих.

– Прикажи поднять сюда поднос с ужином. И пусть найдут что-нибудь посущественнее.

– Слушаюсь, милорд.

Гай и Эвард. Почему ей снится их разговор об ужине? Внезапно Клаудия вспомнила о своем видении. Ей захотелось тут же открыть глаза, проверить, не рассыпался ли призрак ее мечты в прах, но веки, казалось, были налиты свинцом.

– Клаудия?

Она готова была разрыдаться. Как часто за эти мучительно тянувшиеся дни ей хотелось еще раз услышать из этих уст свое имя! Все это было так похоже на правду, и в то же время… Наконец веки девушки затрепетали, и она открыла глаза.

– Клаудия, что с тобой?

Она смутно осознавала, что лежит на постели Гая. Сам он сидел на краю кровати. Слегка склонившись и внимательно поглядев на нее, он изумленно приподнял брови.

– Почему ты так странно на меня смотришь?

Клаудия могла лишь догадываться, какое выражение лица было у нее в эту минуту. Пытаясь совладать с обуревавшими ее чувствами, она робко протянула руку и коснулась его плеча. Вместо того, чтобы пройти насквозь, ее пальцы ощутили под собой вполне реальную плоть. Глубоко вздохнув, она с облегчением обхватила его запястье. Оно было теплым и восхитительно настоящим.

– Вы не погибли!

Выражение беспокойства на его лице тотчас же уступило место улыбке.

– Не стоит говорить об этом с таким разочарованием.

Его слова, как ножом, резали исстрадавшееся сердце Клаудии.

– Неужели вы можете смеяться над моим горем?

– Боже милостивый! – улыбка тотчас же исчезла с его лица. – Вы действительно считали, что меня уже нет в живых?

Лицо Гая расплылось в потоке хлынувших из глаз Клаудии слез. Казалось, он словно ожидал этого. Прижав девушку к груди, Гай принялся нежно, как ребенка, успокаивать ее. Плащ и большую часть доспехов он успел сбросить, пока Клаудия все еще была без чувств, и теперь она прижималась щекой к теплой ткани его одежды. От Гая пахло дорогой, лошадьми и еще чем-то своим, неуловимым, и таким успокаивающим.

– Не плачь, любимая, теперь я с тобой. Не нужно плакать.

Его слова лишь усилили рыдания, но, казалось, Гай не замечал этого. Он продолжал укачивать ее в объятиях, словно не сознавая, что делает.

– Тише, моя любовь, тише, – он перешел на хриплый шепот, – я не вынесу вида твоих слез. Как ты могла подумать, что я не вернусь?

В ответ раздавались лишь приглушенные всхлипывания. Пусть Гай считает ее полной дурой, теперь уже все равно. Клаудия плакала не из-за той мучительной тревоги, которая терзала ее сердце все эти дни, она оплакивала тех, кого любила и потеряла, и еще от неописуемого облегчения, что Гай снова здесь. Прижимаясь к его груди еще крепче, она хотела слиться с ним, стать его частью и никогда, никогда не отпускать от себя.

– Это была всего лишь шайка наем… нет, воров и грабителей, – продолжал Гай, когда рыдания понемногу стихли. – Томас не знал, что его посланник пал от их руки. Вместе со своими людьми он двинулся на север, думая, что нам известны его планы. У нас ушел целый день на то, чтобы догнать их, а затем еще один, чтобы доставить пленников в укрепления в Карлайле. Имея на руках больше двадцати разбойников, я не мог ослабить свой отряд и послать весточку в Монтегю. Я догадывался, что ты будешь беспокоиться, но не думал, что это настолько серьезно.

Клаудия ощутила на виске легкое прикосновение его губ – так отец целует расстроенного ребенка.

– Клянусь, я всегда буду возвращаться, Клаудия. Верь мне.

Ей хотелось отбросить прочь все сомнения. Все стало бы так просто, даже знай она, что это всего лишь ложь, призванная успокоить, но все-таки ложь. Данте говорил ей то же самое.

И все же Гай был здесь, и в полной безопасности. По крайней мере, теперь у нее есть еще немного времени, чтобы сильнее полюбить его, отдать все свое сердце без остатка. Клаудия чувствовала, что эта связь принесет ей одно лишь горе, однако что-то подсказывало, что сожалеть о несбывшемся было бы еще мучительней. Гай однажды сказал, что она живет исключительно прошлым, однако он ошибался. Скорее Клаудия всеми помыслами была в будущем, где существует только то, что может случиться. Она уже не сомневалась, что ей суждено оказаться в объятиях Гая – на день ли или на целую жизнь, не все ли равно? Клаудия уже отдала ему свое сердце, так что теперь терять было нечего.

Наверное, цена, которую он просил за свою любовь, не была столь уж высока. Взглянув на руку Гая, лежавшую у нее на бедре, Клаудия легонько провела по ней пальцем. От ритмичных движений руки, медленно поглаживающей длинные локоны девушки, приходило успокоение. Клаудия наслаждалась каждым прикосновением, мягким и таким желанным. Ей хотелось остановить неумолимо летевшее время и навсегда остаться в его объятиях здесь, в этой комнате, где не было никого, кроме них двоих.

Внезапно в дверь постучали.

Не трогаясь с места, Гай глубоко вздохнул.

– Вот и наша еда. Ты голодна?

Клаудия лишь покачала головой, втайне надеясь, что он не ответит на стук.

Коснувшись губами ее лба, Гай осторожно опустил девушку на кровать.

– Со времени моего отъезда ты похудела. Думаю, тебе не повредит немного подкрепиться.

Он приказал стучавшему войти, и на пороге появился Стивен с подносом в руках. Пока оруженосец расставлял тарелки на столе, Гай прошел за занавеску, разделявшую комнату, и вскоре вернулся с льняным платком в руках.

– На сегодня все, – бросил он Стивену. – Прикажи нагреть мне воды для купания. Я дам знать, когда буду готов.

Поклонившись, оруженосец удалился, и Гай, подойдя к кровати, протянул платок Клаудии.

– Вытри слезы, любимая, и мы разделим с тобой эту скромную трапезу. Нам нужно о многом поговорить.

Взгляд Гая скользнул по ее телу, и тень удовлетворения, мелькнувшая в нем, подсказала, о чем они будут говорить. Прикладывая к лицу платок, Клаудия внезапно ощутила, что ей вовсе не хочется этого разговора. Она еще не была готова выразить словами обуревавшие ее чувства. Точно так же ей претило выслушивать условия еще одной сделки, которую он ей предложит. Все и так уже было решено.

– С твоего позволения, я сяду за стол в домашнем платье, – сказал Гай, уже берясь за застежки. – Одежда насквозь пропахла лошадьми, а мне успела порядком надоесть компания этих благородных животных.

Отбросив тунику в сторону, он принялся снимать и рубашку, но остановился, заметив, что Клаудия наблюдает за ним. В глазах Гая промелькнула все та же искра страсти, и руки, уже взявшиеся за ворот, опустились сами собой.

– Еда остывает.

– Тут всего лишь хлеб и окорок, оставшиеся с обеда, милорд. – Поднявшись с кровати, Клаудия отбросила платок в сторону, не в силах оторвать взгляд от его лица, но все же не двигаясь с места. Еда не имела ровно никакого значения – тот, по кому она изголодалась, стоял перед ней. – Все и так уже холодное.

– Тогда нам стоит проследить, чтобы она, как и мы, не успела чересчур разгорячиться, – заметил он, в то же время протягивая к ней руки. Клаудия покорно прильнула к нему, но Гай покачал головой. – Есть вещи, которые нам нужно обсудить, Клаудия.

– Нет, сначала я должна оказать милорду достойный прием, – возразила она, приложив палец к его губам. – Помните, вы говорили, что когда мне захочется, я могу вас поцеловать.

Гай еще крепче сжал ее в объятиях, но не произнес ни слова, пока Клаудия не убрала палец от его рта.

– Не милорд, а Гай, – прошептал он. – Ты должна звать меня по имени, а не…

Не договорив, он обеими руками повернул к себе лицо девушки – осторожно, почти нерешительно.

– Ты понимаешь, что значат твои слова?

Клаудия заставила себя кивнуть.

– Да, вы говорили, что именно я должна поцеловать вас первой, что вы не хотите принуждать меня. – Ее взгляд скользнул по четко очерченным губам Гая. – Так вот, я сделала свой выбор.

– Ты сейчас слишком взволнованна. – По его голосу было заметно, что он все еще колеблется. – С моей стороны было бы не слишком благородно воспользоваться этим.

Медленно склонив голову, Клаудия запечатлела на его широкой ладони поцелуй и услышала, как его дыхание участилось. Этот невольный отклик придал ей сил, и она прильнула к нему, уверенная, что идет по верному пути.

– Неужели вы отвергнете меня?

– Как я могу это сделать? – прошептал Гай, нежно поглаживая ее плечи. – У тебя лицо святой девы, но всякий раз, когда твоя рука прикасается к моей, во мне просыпается грешник.

Не дожидаясь поцелуя, Гай припал губами к ее рту. В его движениях не было даже намека на грубую силу, но все же в них сквозило нечто собственническое. Он прижал ее голову к себе и еще глубже впился в ее губы. Клаудия ощутила вкус его поцелуя, полностью отдаваясь этой притягательной силе. Недавние страхи девушки быстро уступали место разгорающемуся желанию. Все, что она почувствовала, когда Гай впервые прикоснулся к ней, с новой силой пробудилось в ее груди, и с каждым мгновением, с каждым новым поцелуем она все больше понимала, что такое всепоглощающая страсть. Какая-то непреодолимая сила внутри нее жаждала познать глубину этой страсти до конца. Если это чувство и было грехом, то неудивительно, что на земле существовало столько грешников.

Объятия этих сильных рук давали чувство удивительной защищенности, близость его могучего тела кружила голову, глаза Гая, обращенные к ней, были полны призывного огня. Это был огонь, который, поддайся она ему хоть на секунду, уже невозможно будет потушить. Так пусть они сгорят в этом пламени вместе!

Руки Гая пробирались ниже, лаская ее бедра, и прикосновения почему-то казались такими знакомыми. Из его груди вырвался полустон, полувздох, и он приподнял ее, обхватив за талию так, что ноги Клаудии почти не касались пола. Сжатая в объятиях, с трудом переводя дыхание, она инстинктивно попыталась ухватиться за него покрепче, обвившись вокруг него ногами. Широкие юбки не стесняли ее движений, и она не осознавала, насколько нецеломудрен этот порыв.

Оторвавшись от ее губ, Гай вздрогнул всем телом. Голова его склонилась на плечо Клаудии, как будто это она сжимала его в своих объятиях. Частыми поцелуями он касался ее шеи, щек, мочки уха.

– Осторожней, Клаудия. Мы можем рухнуть на пол.

Звуки его голоса заставили ее задрожать – это было как неизведанная доселе ласка, пронизавшая ее словно вспышка молнии. Руки Клаудии притягивали Гая все ближе, будто пытаясь добраться до самого центра бушующей в нем бури. Комната качнулась, и Клаудия почувствовала, как Гай бережно опустил ее на кровать. Они лежали на подушках, все так же прижавшись друг к другу. Не в силах оторваться от него, Клаудия задвигалась под весом его тела. Руки Гая сжали ее бедра, пытаясь сдержать ее неуверенные движения.

– Тише, любовь моя. Я не могу позволить этому закончиться, не начавшись.

По лицу Клаудии пробежала тень беспокойства.

– Я слишком навязчива?

Снова зашевелившись, она попыталась отодвинуться, но Гай продолжал удерживать ее. От этого их тела лишь прильнули друг к другу еще ближе, и тонкий покров разделявшей их ткани не мог защитить Гая от жара, исходившего от нее. Все же Клаудия казалась встревоженной, как будто она чувствовала, что в ее движениях есть что-то непозволительное.

Гай попытался ободрить ее улыбкой, хотя это и не вполне ему удалось.

– Об этом не может быть и речи, когда дело касается тебя.

Клаудия снова попыталась отодвинуться – еще одна запоздалая попытка принять более целомудренное положение. Стон, вырвавшийся из груди Гая, заставил ее замереть.

– Вы весь дрожите, как только я пошевелюсь. Если дело не в моем бесстыдстве, тогда в чем же?

Клаудия даже не подозревала, какие мучения приходится испытывать Гаю, чтобы заставить себя сдержаться. Он попытался рассмеяться, но никак не мог перевести дыхание.

– Такой ты нравишься мне еще больше, – хрипло проговорил он, поглаживая нежную кожу ее щеки, обеспокоенный тем, как дрожат руки. – Если кого и можно обвинить в нетерпеливости, то только меня. Мне хотелось ласкать тебя как можно нежнее, чтобы постепенно познакомить с радостями, которые нам предстоит разделить на этом ложе.

Казалось, Клаудия раздумывает над этими словами.

Боль внизу живота стала почти нестерпимой, но в этом не было ничего нового – последние четыре дня Гай провел в состоянии почти непроходящего возбуждения. Сколько раз он мечтал о той минуте, когда сможет заключить ее в свои объятия, о том, какими долгими и страстными будут его ласки. Эти мечты преследовали его ежечасно – все время их вынужденной разлуки, однако реальность заставила поблекнуть даже самые смелые из них.

Если он все еще надеется овладеть ею нежно и неторопливо, нужно наконец отвлечься и успокоиться, но это почти невозможно, пока он чувствует жар ее тела так близко, видит эти припухшие от страстных поцелуев губы, блеск зеленых глаз. Клаудия настолько сильно завладела всеми его чувствами, что внимание Гая сосредоточилось лишь на женщине, которая сейчас была рядом с ним. Его тело буквально горело под ее прикосновениями. Все краски окружающего мира в его восприятии стали ярче. Увидев румянец, заигравший на щеках Клаудии, и вдохнув нежный запах ее кожи, Гай подумал о распустившемся кусте роз в саду. Нежность к Клаудии затопила его сердце. Но тут же ощущение пробуждающейся в ней страсти заставило его затрепетать от возбуждения.

Взгляд Гая опустился ниже – на ее восхитительные груди. Но платье мешало ему в полной мере насладиться видом ее обнаженной груди. Он попросит ее раздеться саму, и на секунду перед мысленным взором Гая предстала эта восхитительная картина. Однако уже через мгновение непроизвольное движение ее тела заставило его вернуться к настоящему положению вещей. Хорошо, пускай платье подождет.

– Мне нравится прикасаться к вам, – проговорила Клаудия мягким и в то же время полным страсти голосом. – Иногда мне так сильно хочется этого, что каждая секунда промедления причиняет боль.

Подняв руку к лицу Гая, она в который раз коснулась его щеки. Когда пальцы двинулись дальше – к губам, и вниз, вдоль шеи, спускаясь на грудь, ему показалось, что эти прикосновения жгут его кожу раскаленными углями. Гай попытался сосредоточиться на том, что говорила Клаудия.

– А мне вы как раз не кажетесь нетерпеливым. Вы нежнее всех, кого я знаю.

Нежный? Терпеливый? Гай почувствовал, что еще секунда, и он, как дикий зверь, готов будет поглотить ее целиком. К дьяволу платье. Он приник губами к ее рту, все же стараясь не причинить ей боли – ее губы и так уже распухли от его жадных поцелуев. Тело Гая двигалось, словно оно уже не было подвластно его сознанию. Одна рука скользнула по ее стройной ноге и, пробравшись под тонкую ткань, проделала еще более удивительный путь наверх, ощутив под собой нежную прохладную кожу. Гаю захотелось приподняться и убедиться собственными глазами, настолько ли прекрасны и стройны ее ноги, как подсказывали ему ощущения. Но он просто не мог остановить град поцелуев, который обрушил на нее. Его рука настойчиво пыталась добраться до обнаженного бедра Клаудии. Его порыв сдерживала лишь легкая ткань платья.

Гай испустил возглас, в котором прорывалось сдавленное рычание, – как будто хищник, проснувшийся внутри него, требовал своей добычи. Он никогда бы не подумал, что способен издать такой звук – это должно было напугать ее до полусмерти. Невероятно, но она, казалось, не обратила на это никакого внимания. Клаудия пыталась проникнуть в своем поцелуе еще дальше, подчиняясь правилам той самой игры, которой он только что ее обучил. Гай не сопротивлялся, пока мог хоть как-то противостоять этому соблазнительному приглашению, но уже через пару секунд сам возобновил атаку, снова почувствовав себя хозяином положения. Руки Клаудии двигались вдоль его спины и гладили плечи, как будто пытаясь что-то отыскать. Гай знал, что именно она инстинктивно пыталась найти, и, стиснув зубы, обещал себе вытерпеть, покуда Клаудия сама не найдет верного пути. Схватив за ворот его рубашку, она, казалось, хотела сорвать ее, и это движение заставило Гая издать еще один стон. Как страстна его Клаудия!

Его Клаудия. Теперь она действительно принадлежит ему и будет принадлежать всегда. Гай надеялся, что хотя бы эта мысль остудит кровь, кипевшую в его жилах, но тщетно. Клаудия снова взялась за ворот, и Гай помог ей стянуть рубашку через голову, с сожалением оторвавшись от губ девушки.

Когда их взгляды встретились, в глазах Клаудии сквозила все та же неуверенность. Она потянулась к завязкам платья, пытаясь освободиться от него неверными движениями дрожащих рук, но вскоре отказалась, уверившись в бесплодности этих попыток. Как будто взамен, Клаудия притянула Гая к себе, заставив все его тело затрепетать.

Он готовился к долгим уговорам и ухаживаниям, однако страстный ответ на его ласки возбудил Гая больше, чем он мог ожидать. Не он, а она соблазняла его, словно изголодавшись по этим прикосновениям, от каждого из которых с ее губ слетал тихий стон удовлетворения. Внезапно Гай осознал, что долгие годы Клаудия была лишена малейшего проявления любви и заботы. Неудивительно, что теперь это нашло отражение в страстности, столь неожиданно овладевшей ею. Мысль, пришедшая ему в голову, заставила Гая еще раз пообещать себе, что именно он должен искупить все эти годы одиночества своей нежностью. Но сначала ему снова потребуется выйти из этого сладостного забытья. Губы Гая коснулись ямочки на ее шее – он был не в силах отказаться еще от одного поцелуя перед тем, как оторвется от нее.

– Клаудия, я… – начал он, приподнимаясь на локте.

– Не уходи, – взмолилась та.

Ее страх едва не пробил брешь в решимости, которую Гай ощущал еще секунду назад. Нет, ему нужно утешить ее, а то, что пылало в его груди, было вовсе не тем утешением, в котором нуждалась Клаудия. Вспомни, ведь она еще девственница, уговаривал себя Гай. Не стоит смешивать любовь, столь нужную ей, с бурей собственной страсти.

– Прошу тебя, – в последней отчаянной попытке прошептала девушка.

Руки Гая уже трудились над застежками штанов, и через секунду, не успев осознать, что делает, он торопливо откинул ее нижние юбки ровно настолько, чтобы наконец овладеть ею.

Все четыре дня, пока его не было в замке, Гай представлял себе эту минуту, уверенный, что способен дать ей все мыслимые наслаждения на земле. И вот, когда он почти уже вторгся в ее нежную плоть, все могло закончиться в любую секунду.

– Клаудия, – почти что взмолился он, но та уже не смогла бы сдержать его, даже если бы захотела. Теперь уже ничто бы не остановило Гая, разве что возможность умереть от этого неземного блаженства. Его сердце, казалось, готово было вырваться из груди.

Гай попытался остановить взгляд на лице Клаудии и увидел, как в нем смешались испуг, страсть и благоговение. Неужели его мысли в это мгновение читались так же ясно? Клаудия кивнула, и ему захотелось спросить, было ли это случайным совпадением или она действительно знала, о чем он думает.

– Прости меня, любимая, – прошептал Гай.

Тело Клаудии источало тепло, неудержимо зовущее к себе. Гаю захотелось кричать от переполнявшего его счастья, шептать ей самые нежные слова, однако он не мог раскрыть губ.

Когда его разгоряченная плоть встретила доказательство невинности Клаудии, ногти девушки впились Гаю в плечи, и гримаса боли, на долю секунды исказившая ее лицо, заставила его потерять последние остатки самообладания. Он вторгся в ее тело, словно стремясь окончательно утвердить свою власть над ней.

От вскрика, сорвавшегося с губ Клаудии, огонь в его груди разгорелся еще сильнее. Их тела казались созданными друг для друга. Гай замер в неподвижности, балансируя на самой грани восхитительного облегчения. От движений рук Клаудии, инстинктивно сжавших его, у Гая закружилась голова.

Стоило ему сделать лишь одно небольшое движение, и мир в его голове распался на тысячи сверкающих звезд. Тело Гая двигалось словно без его участия, неторопливо, мягко – казалось, это будет продолжаться целую вечность.

Все закончилось так неожиданно, что Гай, обессиленный, рухнул на кровать, подминая Клаудию под себя.