"Наследство из Нового Орлеана" - читать интересную книгу автора (Риплей Александра)

Глава 11

Приближаясь к дому, Мэри услышала мужские голоса и смех.

Она остановилась, внезапно осознав, что лицо у нее потное, а платье – обноски из гардероба Жанны – плохо сидит. Она обтерла лицо носовым платком, затем с его же помощью стряхнула пыль с платья. Приведя себя, насколько возможно, в порядок, она, тем не менее, не двинулась с места. Ей было страшно.

«Не будь такой нюней, Мэри Макалистер, – внушала она себе. – Они же всего-навсего люди. А кроме того, никто и не собирается обращать на тебя внимание. Ну-ка, бери ноги в руки и марш туда!»

Но все же она не могла шелохнуться. До сих пор Мэри встречала очень мало мужчин и не знала, как вести себя с ними. «Это все Жанна виновата, – подумала она. – Знай только и говорит о нежностях, поклонниках, залогах любви. Это из-за нее я нервничаю. У меня ноги подкашиваются. И если я немедленно не поднимусь по этим ступенькам и не войду в комнату, то через минуту вообще разучусь ходить. Жаль только, что у меня такой разгоряченный и растрепанный вид!»

Но несмотря на все ее страхи, юное сердце Мэри билось с радостным волнением, отчаянно стремясь быть допущенным в мир флирта, влечений, встреченных взоров, постижения некоей особой, несказанной сердечной связи. И вот ее левая нога сделала неуверенный, нетвердый шаг вперед, потом шагнула и правая, а затем ноги проворно прошли остальную часть тропки и взлетели по лестнице на широкую, тенистую веранду.

Мэри остановилась у высоких застекленных дверей, ведущих в столовую, и чуть посторонилась, прежде чем войти. Она осторожно повернула голову и с любопытством заглянула внутрь: сколько же там людей, сможет ли она узнать Филиппа по описанию Жанны и, наконец, где же сама Жанна? Среди других голосов Мэри расслышала ее смех – звонкий и чистый, как звон хрустального графина о бокалы. Этот звон тоже доносился из комнаты. Ее глаза нашли Жанну совсем неподалеку. Мэри глубоко вдохнула и шагнула через порог. Но тут она увидела стоящего рядом с Жанной мужчину. Высокого и стройного, в белых брюках для верховой езды и легком черном сюртуке. Он чуть наклонился, чтобы лучше расслышать слова Жанны. Взор Мэри остановился на нем в то мгновение, когда он выпрямился в полный рост, откинул голову назад и рассмеялся.

Это был он. Тот самый мужчина, которого она увидела с палубы парохода, тот, кто спас ее от хулигана в ужасную, кошмарную ночь в Новом Орлеане. Тот, чье лицо и фигура возникали в ее сознании всякий раз, когда Жанна вздыхала и говорила о любви. «Мне, должно быть, все это просто чудится», – сказала Мэри про себя. Но голос его был отчетлив, глубок и силен, в нем слышался едва сдерживаемый смех. Она отчетливо слышала этот голос. Все другие голоса в комнате сливались в неясный шум. Тогда он сказал ей всего несколько слов, но она запомнила его голос на всю жизнь. Мэри отпрянула от двери. Чтобы удержаться на ногах, она оперлась о стену. «Я не могу войти туда. В таком виде не могу. Не могу показаться ему грязной, неуклюжей, нервной. То, что он здесь, в том же доме, где я, – это как сбывшаяся мечта. Я смогу познакомиться с ним, узнать его имя, услышать, что он говорит. Но только не сейчас». Подобрав юбки, она побежала за угол дома, прочь от столовой, в другую дверь. По лестнице для слуг она вбежала в свою комнату, где можно было помыться, переодеться и смочить пылающие щеки розовой водой.

Она услышала шуршание лошадиных копыт по гравию перед домом и решила, что приехал кто-то еще. Потом она услышала снаружи голоса. Один из голосов принадлежал ему.

– Нет, – вслух произнесла Мэри. – Я уже почти готова. Подожди. – Она выбежала из своей комнаты на верхнюю галерею и посмотрела сверху на происходившее внизу. Там сбились в кучу лошади, грумы, мужчины в шляпах. Все они были в явной растерянности. Мэри переводила взгляд с одного лица на другое, но ни одного не могла разглядеть толком.

Жанна держала под руку мужчину в коричневом сюртуке. Он качал головой и пытался высвободиться. Тогда Жанна топнула ногой. Он повернулся к ней спиной и вскочил на гнедого коня.

Человек, которого высматривала Мэри, спустился с нижней веранды и стремительно подошел к Жанне. Его лицо было прикрыто широкими полями шляпы, но Мэри не нужно было видеть лицо, чтобы узнать его. Его движения были четкими, быстрыми, ловкими; по всей видимости, они не стоили ему каких-либо усилий. В нем было больше грации, чем в обычном мужчине, он был похож на могущественного леопарда в джунглях. Мэри вспомнила, как с быстротой молнии появился клинок, спрятанный в трости; вспомнила расчетливые движения этого клинка, столь быстрые, что глазу невозможно было за ними уследить. Она подумала о его широкой пружинящей походке, когда он поднимался на корабль, – тогда она впервые увидела его. Нет, видеть его лицо не было никакой нужды. Только один человек на свете мог так двигаться.

Она смотрела на него, радуясь свободе, предоставленной ей укрытием, откуда она могла наблюдать за происходящим. Ее взгляд скользил по его плечам и спине и по рукам вниз, до самых ладоней. На мизинце левой руки был перстень – золотой, с плоским овалом на месте камня. Рука Мэри двинулась вбок, ее средний и большой пальцы потянулись навстречу друг другу, делая еле заметные вращательные движения, будто она переворачивала кольцо, рассматривала его, соприкасаясь руками с его обладателем.

Он же, протянув правую руку, приподнял ладонь Жанны вместе со своей, и Мэри показалось, будто ее ударили кулаком в самое сердце. Он поклонился, поднеся руку Жанны чуть не к губам. Мэри так яростно сжала широкие перила веранды, что у нее заболели ладони. Потом он повернулся, принял вожжи, протянутые грумом, и одним плавным, быстрым движением взмыл в седло. Мэри отвернулась, чтобы не видеть, как он уезжает. Она ощутила на горле горячую влагу и поняла, что по лицу ее катятся слезы. Она ненавидела Жанну Куртенэ.

– Мэй-Ри, я тебя повсюду разыскиваю. Что ты делаешь в своей комнате, да еще с закрытыми шторами? Почему ты не пришла поздороваться с Филиппом и его друзьями? Мне тебя недоставало.

Мэри прикрыла глаза руками, закрываясь от света, который ворвался в комнату вместе с Жанной, когда распахнулась дверь. Ей хотелось заткнуть уши. Голос Жанны был слишком громким, слишком веселым, слишком уверенным в дружбе Мэри.

– Бедная Мэй-Ри! Тебе нездоровится? – Жанна села на край кровати Мэри и погладила ее лоб. – Приготовить тебе кофе? Я принесу льда, хочешь? Холодное полотенце на глаза будет хорошо, правда?

Мэри сгорала от стыда за свой гнев и ревность. Разве Жанна виновата, что она красива, очаровательна и счастлива? Несмотря на кислый комок в горле, Мэри заставила себя заговорить:

– Жанна, со мной все нормально, честное слово. Просто мне нужно было отдохнуть. Ты же знаешь, как плохо я переношу жару. – Она подняла руку, отодвигая руку Жанны. – Позвони, попроси кофе. Это будет замечательно. Мы выйдем на галерею, на свежий воздух.

«Ведь могу же, – добавила она про себя, – могу делать вид, что ничего между нами не изменилось».

Галерея находилась в тени, но там было жарко и душно. На сей раз Мэри была рада этому. Она обмахивалась сплетенным из травы широким веером, сделанным в форме сердечка. Веер скрывал ее лицо, когда она слушала веселое щебетание Жанны.

– Ой, Мэй-Ри, у меня прямо сердце разрывается из-за того, что тебя не было со мной. Там такое было – ты не поверишь! Было так чудесно, Мэй-Ри! Я влюбилась. Я готова шагать по воздуху, танцевать с облаками. Как жаль, что ты не была там, не познакомилась с ним… Вальмон Сен-Бревэн. Самый романтический мужчина в мире, и такой богатый, Мэй-Ри! Говорят, богаче его в Луизиане нет… Конечно, я уже не в первый раз в него влюбляюсь. Впервые это случилось со мной два года назад, когда праздновали совершеннолетие Филиппа. Мне разрешили остаться на бал, но лишь посмотреть. А Вальмон только что вернулся из Парижа, и все увивались за ним. Но даже при этом он попросил у мамы разрешения пригласить меня на риль.[9] Он такой замечательный танцор, Мэй-Ри, и такой красивый! Естественно, я в него влюбилась. Но я тогда была совсем ребенком. Это было просто детским увлечением. Но сегодня все было совсем иначе. Сегодня я влюбилась по-настоящему. И ему я тоже нравлюсь. Я чувствую это. Он вспомнил про тот риль. Спросил, по-прежнему ли я люблю танцевать. Он сказал, что я стала очень красивой молодой женщиной. – Жанна дотронулась до своего лица, губ, шеи. – Это ведь правда, Мэй-Ри, да? Я красивая. Я вижу это в зеркале. И я стала женщиной. – Ее руки гладили собственное тело. – Посмотри, какие у меня полные груди и какая тонкая талия. Мужчина может обхватить мою талию пальцами. Я созрела для любви, Мэй-Ри, и я люблю его. О, как я счастлива! – Она наклонилась к Мэри с довольной и озорной улыбкой заговорщицы. – Я тебе кое в чем покаюсь, – сказала она. – Когда мы ездим кататься на вал, я всегда направляюсь в одну сторону – в сторону его плантации. Я уже два года так делаю, с тех пор как познакомилась с ним. Все надеялась, что он тоже поедет кататься верхом, и мы снова встретимся, и он меня заметит. – Жанна засмеялась и захлопала в ладоши. – Столько миль проехала по валу и ни разу его не видела. Но теперь свершилось! Мы снова встретились. Он заметил меня.

Мэри энергично махала веером, пока у нее не заболела рука. Тогда она взяла веер в другую руку. Жанна пересказала свою историю десяток раз. И каждый раз она открывала все больше значения в каждом взгляде и слове Вальмона Сен-Бревэна.

Вечером, за ужином, Мэри познакомилась с Филиппом Куртенэ. Жанна так часто говорила о поразительной красоте брата, что Мэри просто не могла поверить, что сидит за столом с тем самым человеком. Филипп выглядел старше своих двадцати трех лет. Густые черные бакенбарды котлетками не могли скрыть его пухлых щек и небольшого двойного подбородка. Полнота придавала ему вид зрелого мужчины средних лет. Элегантный костюм не скрывал узкой груди, а расшитый жилет лишь подчеркивал небольшое брюшко.

Он оказался совсем не таким, как ожидала Мэри. Он говорил почти исключительно с Grandpère, от чего она испытала только облегчение. Можно было страдать молча.

Однако Жанна была недовольна и не стремилась это скрыть.

– Филипп, – сказала она посреди ужина, – с самого приезда ты ни слова не сказал о чем-нибудь интересном. Тростник, цены на сахар, виды на погоду и урожай… По-моему, ты ужасен.

– Жанна, – сурово проговорила Берта, – успокойся. Не забывай о манерах.

Нахмуренное лицо Grandpère внушало ужас. Но Жанну было не так-то легко усмирить.

– Твой сахарный тростник, Grandpère, портит мне всю жизнь. – Она надула губки, состроив гримасу недовольства, и посмотрела на старика со скорбной мольбой.

Он был безучастен.

Жанна проявила настойчивость:

– Пожалуйста, Grandpère, скажи Филиппу, чтобы он не был таким мерзким. Сегодня он увез всех своих интересных друзей именно тогда, когда мне было так весело с ними. Он утащил их смотреть тростниковые поля, а мне ехать не позволил. Ах, Grandpère, я так страдала!

Мэри впервые увидела, как смеется старый месье Куртенэ. Смех этот начался ржавым хрипом в глотке, который становился все громче, пока не вылетел из его рта заразительным взрывом веселья. Филипп и Берта тоже рассмеялись. Мэри почувствовала, что и у нее дергаются губы, хотя не понимала, из-за чего все смеются. Она услышала, как рядом с ней кто-то весьма неизысканно хрюкнул, и увидела, что Жанна прижала ко рту салфетку, пытаясь удержаться от того, чтобы присоединиться к общему веселью.

– Это не смешно, – тихо проскрипела Жанна, а потом, отбросив и салфетку, и важность, расхохоталась вместе со всеми.

Потом она объяснила Мэри, что всю жизнь отказывалась и близко подходить к тростниковым полям. Она убеждена, что в их высокой зеленой гуще прячутся змеи и крокодилы, ведь сразу за полями начиналось болото.

На следующее утро Филипп поехал на береговой вал вместе с Жанной и Мэри. Когда они достигли вершины высокого травянистого вала, Жанна, как обычно, повернула налево.

– Жанна, я еду вниз по реке, – сказал Филипп. – Если хочешь, можешь поехать со мной. Правда, боюсь, там нет тростниковых полей. – Он усмехнулся, а затем улыбнулся сестре.

Жанна тряхнула головой и фыркнула:

– Можешь прекратить насмехаться надо мной, Филипп. Ты вчера и так хорошо посмеялся. Лично я предпочитаю ехать вот туда.

– Как угодно.

Мэри заставила себя заговорить:

– Филипп, можно мне с вами?

Он удивленно поднял брови:

– Это ведь несколько миль.

– Очень хорошо. Я люблю долгие прогулки, – солгала Мэри. Сама мысль о том, чтобы сопровождать Жанну в поисках Вальмона Сен-Бревэна, была для нее непереносима. Допустим, он окажется на валу. Тогда ей придется лицезреть их вместе, а это было свыше ее сил.

– Тогда поехали, – сказал Филипп. – Жанна, особенно не гони. – Он махнул рукой груму, который всегда сопровождал девушек, держась несколько позади. – Мальчик, держись поближе к мадемуазель.

Он пришпорил лошадь и понесся галопом.

Мэри стукнула свою лошадь пятками, молясь удержаться в седле. Лошадь помчалась вдогонку за Филиппом, словно на скачках.