"Сияющая цитадель" - читать интересную книгу автора (Эддингс Дэвид)

ГЛАВА 4

Почва на западном побережье острова Тэга была тощей и каменистой, и поскольку в глубине острова было в достатке более плодородных земель, граждане республики не стали удобрять эти места. Жесткий низкий кустарник шелестел на ветру, дувшем с моря, когда Спархок и его друзья ехали по каменистой тропинке, спускавшейся к самому берегу.

— Хорошо хоть ветер поднялся, — с благодарностью заметил Телэн. — Он относит вонь.

— Ты слишком много жалуешься, — сказала ему Флейта. Девочка ехала с Сефренией. Так было всегда с тех пор, как они впервые повстречались с ней. Она уютно устроилась на руках у старшей сестры, и в ее темных глазах была задумчивость. Когда до них долетел шум прибоя, бьющегося о тэганский берег, она вдруг резко выпрямилась.

— Пока достаточно, господа, — объявила она. — Давайте поужинаем и дождемся темноты.

— А это разумно? — спросил Бевьер. — Чем дальше мы едем на запад, тем хуже становится дорога, и, судя по шуму прибоя, на берегу полно камней. Вряд ли там удобно будет бродить в темноте.

— Я благополучно проведу вас к морю, Бевьер, — ответила Флейта. — Я просто не хочу, господа, чтобы вы чересчур пристально присматривались к нашему кораблю. В его конструкции воплощены кое-какие идеи, которые вам совершенно незачем знать. Это одно из обещаний, которые я дала во время переговоров — о них я уже упоминала. — Она указала на подветренную сторону каменистого холма. — Укроемся там от ветра и разведем огонь. Мне нужно дать вам кое-какие наставления.

Они съехали с едва различимой тропы и спешились под прикрытием холма.

— Чья очередь готовить? — спросил Берит у сэра Улафа.

— Твоя, — ответил Улаф без тени усмешки.

— Ты же знал, Берит, что он тебе ответит, — заметил Телэн. — Выходит, что ты вроде как добровольно вызвался стряпать.

Берит пожал плечами.

— Рано или поздно моя очередь все равно настала бы, — сказал он. — Я решил разделаться с этим пораньше.

— Ладно, господа, — подал голос Вэнион, — разойдемся и поищем, что в этих местах может сгодиться на топливо.

Спархок спрятал усмешку. Вэнион мог сколько угодно твердить, что он больше не магистр, но привычка отдавать приказы въелась в него намертво.

Они развели костер, и Берит состряпал вполне съедобную похлебку. После ужина они уселись у огня, наблюдая за тем, как на побережье постепенно опускается вечер.

— Сейчас мы поедем к бухте, — сказала Флейта. — Я хочу, чтобы все вы не отставали от меня, потому что туман будет очень густой.

— Но ведь вечер совершенно ясный, Флейта, — возразил Келтэн.

— Он не будет ясным, когда мы доберемся до бухты, — пояснила она. — Я хочу быть уверена, что вы не сумеете в подробностях рассмотреть корабль. Я и так нарушила кое-какие правила, так что не подведите меня. — Она сурово поглядела на Халэда. — Тебя это особенно касается — попридержи свое любопытство, понял?

— Я?

— Вот именно, ты. Слишком ты практичный и сообразительный, чтобы я могла чувствовать себя спокойно. У твоих высокородных друзей недостанет воображения, чтобы правильно разобраться в устройстве этого корабля. Ты — другое дело. Не смей тыкать в палубы ножом и не пытайся ускользнуть, чтобы в одиночку поразведать что к чему. Я вовсе не хочу как-нибудь заглянуть в Симмур и обнаружить, что на реке стоит на якоре точно такой же корабль. Мы поедем в бухту, поднимемся на борт корабля и сразу же спустимся в каюты. Ни один из вас не поднимется на палубу до самого конца плавания. Для нас выделят часть корабля, и мы не выйдем за ее пределы за все время путешествия. Я хочу, чтобы вы поклялись мне в этом, господа.

Спархок уже приметил некоторые различия между Флейтой и Данаей. Флейта была более властной и явно лишена того лукавого чувства юмора, которым отличалась Даная. Хотя Богиня-Дитя несомненно обладала личностью, у разных ее воплощений явно были свои склонности и свойства.

Флейта подняла взгляд на темнеющее небо.

— Подождем еще часок, — решила она. — Экипажу корабля приказано не попадаться нам на глаза. Еду нам будут ставить за дверью, и мы не увидим, кто ее приносит. И даже не пытайтесь застичь ее врасплох — это вас до добра не доведет.

— Ее? — воскликнул Улаф. — Ты хочешь сказать, что в команде есть женщины?

— Только женщины, Улаф. Там, откуда они родом, очень мало мужчин.

— Но у женщин не хватит сил поднимать и спускать паруса, — возразил он.

— Эти женщины вдесятеро сильнее тебя, Улаф, да и все равно это неважно, потому что на этом корабле нет парусов. Прекратите свои расспросы, господа. Да, вот еще что. Когда корабль тронется с места, вы услышите гул. Не тревожьтесь, так и должно быть.

— Но как… — начал Улаф. Флейта подняла руку.

— Довольно вопросов, Улаф, — твердо сказала она. — Тебе вовсе незачем знать на них ответы. Этот корабль здесь затем, чтобы доставить нас из одного места в другое. Это все, что вам нужно знать.

— Кстати, о том, что нам действительно нужно знать, — вставил Спархок. — Куда мы поплывем?

— В город Джорсан на западном побережье Эдома, — ответила Флейта. — В общем, почти в Джорсан. От моря к Джорсану ведет вглубь суши длинный узкий залив. Мы высадимся в устье залива и дальше поедем верхом. А теперь, может быть, поговорим о чем-нибудь другом?

Туман был такой густой, что его можно было резать ножом, и рыцарям пришлось почти вслепую двигаться за размытым светом факела, который высоко держала в руке Сефрения, когда они ехали вниз по крутому берегу навстречу шуму невидимого прибоя.

Они добрались до песчаного пляжа и ощупью двинулись к воде. А затем в тумане вспыхнули другие огни — призрачные, рассеянные туманом огни, тянущиеся немыслимо длинной цепочкой. Они не мерцали и цветом совершенно не походили на пламя факелов.

— Боже милосердный! — шепотом ахнул Улаф. — Неужели бывают такие громадные корабли?

— Улаф! — донесся из тумана впереди резкий окрик Флейты.

— Извини, — пробормотал он.

Оказавшись у края воды, они сумели различить в нескольких ярдах впереди лишь смутный темный силуэт, низко сидящий в воде, — силуэт, очерченный теми самыми немигающими белыми огнями. С борта корабля на песок протянулся пандус, и Чэль, белая кобылка Сефрении, уверенно ступила на трап и, цокая копытами, направилась на корабль.

На палубе можно было различить смутные тени в плащах с капюшонами, ростом едва ли по плечо рыцарям, но странно приземистые и широкие.

— Что нам делать с лошадьми? — спросил Вэнион, когда все спешились.

— Просто оставьте их здесь, — ответила Флейта. — О них позаботятся. Пойдемте вниз. Корабль не сдвинется с места, пока хоть кто-то будет наверху.

— Но ведь команда останется на палубе? — спросил Улаф.

— Нет. Это слишком опасно.

Они подошли к прямоугольному люку в палубе и по наклонному пандусу начали спускаться вниз.

— Лестница занимает меньше места, — критически заметил Халэд.

— Экипажу лестница ни к чему, Халэд, — ответила Флейта. — У них нет ног.

Халэд с ужасом воззрился на нее.

— Я же сказала, что они не люди, — пожала она плечами.

Коридор, в который вел пандус, оказался таким низким, что рыцарям, следовавшим за Флейтой к корме корабля, пришлось согнуться чуть ли не вдвое. Его освещало бледное сияние странных округлых ламп, вделанных в потолок и покрытых стеклом. Свет был ровный, немигающий, и его источником определенно не мог быть огонь.

Каюты, куда привела их маленькая провожатая, освещались привычнее — свечами, да и потолок здесь был повыше, так что рыцари смогли наконец распрямиться. Едва Улаф закрыл за ними массивную дверь помещения, в котором им, как в тюрьме, предстояло просидеть безвылазно пять дней, как палуба под их ногами задрожала от низкого гула, и они ощутили, как диковинный корабль разворачивается носом в открытое море. Затем корабль рванулся вперед.

— Что же все-таки его движет? — спросил Келтэн. — Ветра-то нет.

— Келтэн! — резко прикрикнула Афраэль.

— Извини, — пробормотал он.

— Здесь четыре каюты, — сказала Богиня-Дитя. — В одной мы будем есть, в остальных трех — спать. Располагайтесь, господа. Можете сразу отправляться в постель. В следующие пять дней не случится ничего примечательного.

Спархок и Келтэн вошли в одну из кают, взяв с собой Телэна. Телэн нес две седельные сумки — свою и Халэда.

— Куда подевался твой брат? — с подозрением спросил у мальчика Спархок.

— Он решил немного осмотреться, — ответил Телэн.

— Афраэль запретила ему делать это.

— Правда?

Их немного качнуло, когда корабль совершил новый рывок. Гул перешел в пронзительное завывание, и корабль, казалось, приподнялся в воде, точно сидящий человек встал на ноги.

Келтэн бросил седельные сумки на койку и сел рядом.

— Совершенно ничего не понимаю, — проворчал он.

— Тебе и не нужно понимать, — ответил Спархок.

— Интересно, найдется ли у них что-нибудь выпить. Добрая выпивка была бы сейчас как нельзя кстати.

— Я бы на это не надеялся, да я и не уверен, что тебе захочется пить то, что считается выпивкой у нелюдей. Как бы тебе от нее худо не стало.

В крохотную каюту втиснулся Халэд.

— Не хотелось бы напугать вас, господа, — проговорил он с озадаченным видом, — но мы, похоже, движемся быстрее конского бега.

— Откуда ты знаешь? — спросил Телэн.

— Занавески в центральной каюте прикрывают отверстия наподобие иллюминаторов — во всяком случае они забраны стеклом. Я выглянул наружу. Вокруг все еще стоит туман, но я сумел разглядеть воду. Мы миновали плавучее бревно, и оно исчезло со скоростью арбалетного болта. Есть и еще кое-что. Корпус судна загибается прямо под нами — и он вовсе не касается воды.

— Мы что же, летим! — недоверчиво осведомился Келтэн.

Халэд покачал головой.

— Думаю, что киль касается воды — и это все.

— Ничего не желаю знать об этом, — жалобно проговорил Келтэн.

— Он прав, Халэд, — сказал Спархок. — По-моему, это относится к тем вещам, которые, как сказала Афраэль, совершенно нас не касаются. Больше не заглядывай за эти занавески.

— Неужели ты совсем не любопытен, мой лорд?

— Я могу потерпеть.

— Но ты не против, если я немного поразмыслю об этом, а, Спархок?

— Дело твое, но держи свои догадки при себе. — Спархок сел на койку и начал стягивать сапоги. — Не знаю, как вы, а я намерен подчиниться приказу и отправиться спать. Отличный случай выспаться, а в последнее время нам всем именно этого недоставало. Когда мы прибудем в Джорсан, свежие силы будут очень кстати.

— А до Джорсана всего-то четверть пути вокруг всего мира, — хмуро заметил Халэд, — и это расстояние мы собираемся одолеть за пять дней. Не думаю, что я готов так хладнокровно это воспринять. Спархок, неужели я и вправду должен стать рыцарем?

— Да, — сказал Спархок, швыряя сапоги на пол. — Что еще ты хотел бы узнать, прежде чем я засну?

В следующие пять дней все они много спали. Спархок сильно подозревал, что к этому приложила руку Афраэль, поскольку спящие люди не шатаются где ни попадя и не делают нежелательных открытий.

Еду им приносили на странных продолговатых подносах, сделанных из материала, которого ни один из них не сумел определить. Трапеза состояла исключительно из сырых овощей, а для питья была только вода. Всякий раз Келтэн громко сетовал на скудность пищи, но, поскольку есть больше было нечего, съедал всю порцию.

За полдня до того как они должны были прибыть к месту назначения, все собрались в тесной центральной каюте.

— Ты уверена? — с сомнением спросил Келтэн, когда Флейта сказала, что плыть им осталось не больше десяти часов.

Она выразительно вздохнула.

— Да, Келтэн, я уверена.

— Откуда тебе знать? Ты не выходила на палубу и не говорила с матросами. Мы могли бы… — Келтэн осекся и начал путаться в словах под пристальным страдальческим взглядом Флейты. — Ну да, — выдавил он наконец, — я не сообразил, кажется… Извини.

— Я все равно люблю тебя, Келтэн, — несмотря ни на что.

Халэд откашлялся:

— Долмант не говорил тебе, что эдомийцы не слишком приязненно относятся к нашей церкви? — осведомился он у Спархока.

Спархок кивнул:

— Насколько я понимаю, их взгляд на нашу Святую Матерь немногим отличается от Рендорского.

— Значит, рыцарей церкви там вряд ли встретят с распростертыми объятьями?

— Это уж точно.

— Тогда нам нужно будет переодеться обыкновенными путниками.

— Скорее всего да, — согласился Спархок. Вэнион разглядывал свою карту.

— Куда именно направимся мы из Джорсана, Афраэль? — спросил он у Флейты.

— Вверх по берегу, — небрежно ответила она.

— Это не слишком точно.

— Знаю. Вэнион вздохнул.

— Есть ли нам нужда подниматься вверх по заливу до самого Джорсана? Если бы мы высадились на северном берегу залива, мы бы издалека обошли город. Поскольку эдомийцы так ненавидят нашу Церковь, было бы логично по возможности держаться от них подальше.

— Мы непременно должны попасть в Джорсан, — ответила Флейта и, помолчав, призналась: — То есть сам по себе Джорсан не так уж и важен, но по пути туда мы встретимся кое с чем очень важным.

— Вот как? И с чем же?

— Понятия не имею.

— Ты еще привыкнешь к этому, — сказал Спархок своему другу. — У нашей маленькой богини время от времени бывают намеки — никаких деталей, только намеки.

— Когда мы пристанем к берегу? — спросил Улаф.

— Около полуночи, — ответила Флейта.

— Высаживаться ночью на чужом берегу — дело опасное, — с сомнением проговорил он.

— Никаких опасностей не будет, — с абсолютной уверенностью объявила она.

— Я не должен об этом беспокоиться — так?

— Беспокойся, Улаф, если тебе так хочется, — улыбнулась она. — Это совсем необязательно, но можешь беспокоиться о чем угодно, если это поднимет тебе настроение.

Когда они вновь вышли на палубу, вокруг стоял туман — все тот же густой непроглядный туман, — и на сей раз странный корабль не зажег своих огней. Их кони, уже оседланные, стояли на палубе, и рыцари свели их по пандусу на усыпанный галькой берег.

Когда они оглянулись на море, корабля там не было.

— Куда он исчез? — воскликнул Улаф.

— Он все еще здесь, — усмехнулась Афраэль.

— Почему же я тогда его не вижу?

— Потому что я не хочу, чтобы его видели. По пути сюда мы миновали множество обычных судов. Если бы кто-нибудь заметил этот корабль, об этом событии рассказывали бы побасенки во всех портах мира.

— Все дело в форме киля, верно? — задумчиво проговорил Халэд.

— Халэд! — прикрикнула она. — Прекрати немедленно!

— Я не собираюсь как-то использовать это, Афраэль. Даже захоти я, у меня бы ничего не вышло, но все-таки своей скоростью это судно обязано своему килю. Я сказал об этом только ради того, чтобы ты не считала меня тупицей, неспособным сложить два и два.

Она одарила его гневным взглядом.

Халэд наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Все в порядке, Афраэль, — улыбнулся он. — Я все равно люблю тебя — даже если ты иногда меня недооцениваешь.

— Из этого парня выйдет толк, — заметил Келтэн Вэниону.

Холм, подымавшийся от покрытого галькой пляжа, порос густой сочной травой, и к тому времени, когда они поднялись на вершину холма, туман совершенно рассеялся. Широкая дорожка лунного света тянулась, мерцая, по мирной глади залива.

— Судя по моей карте, в миле отсюда, дальше от моря, есть дорога, — сказал Вэнион. — Она идет вдоль залива, более или менее в направлении Джорсана. — Он поглядел на Флейту, которая все еще сверлила гневным взглядом Халэда. — Если не последует возражений со стороны начальства, я полагаю, мы могли бы ехать этой дорогой. — Вэнион вновь вопросительно глянул на Богиню-Дитя.

Она улеглась поудобнее в руках Сефрении и принялась сосать большой палец.

— Ты испортишь себе зубы.

Она вынула палец изо рта и показала ему язык.

— Ну что, поехали? — предложил Вэнион.

Они пересекли широкий холмистый луг, густо заросший солончаковой травой. Лунный свет точно смыл все прочие цвета, и трава, хлеставшая коней по ногам, казалась серой, а лес, встававший за лугом, чудился бесформенным черным пятном. Они ехали медленно, напрягая зрение и слух, готовые при случае мгновенно схватиться за рукоять меча. До сих пор еще ничего не произошло, но рыцари были опытными воинами, и для них мир всегда был полон опасностей.

Когда они въехали под деревья, Вэнион приказал остановиться.

— Почему мы встали? — довольно резко осведомилась Флейта.

— Луна нынче слишком яркая, — пояснил Вэнион, — нужно, чтобы наши глаза привыкли к тени под деревьями. Нам ведь ни к чему было бы заплутаться.

— А-а.

— Нынешняя ночь складывается для нее неудачно, верно? — прошептал Берит Спархоку. — Халэд вывел ее из себя.

— Ей это только на пользу. Порой она становится чересчур самоуверенной и слишком упивается собственной смышленостью.

— Я все слышала, Спархок, — зловеще откликнулась Флейта.

— А я так и полагал, что ты все услышишь, — без смущения отозвался он.

— И почему это сегодня все надо мной измываются? — пожаловалась она.

— Они просто шутят, Афраэль, — заверила девочку Сефрения, — неуклюже, конечно, шутят, но ведь это, в конце концов, эленийцы, чего от них ожидать?

— Может быть, двинемся дальше, пока не стряслось никакой беды? — осведомился Вэнион.

Они двинулись шагом в густой тени леса и примерно через полчаса выехали на узкую изрезанную колеями дорогу. Тут они повернули на восток и продолжили путь, на сей раз уже быстрее.

— Далеко ли до Джорсана, мой лорд? — вскоре спросил у Вэниона Бевьер.

— Около полусотни лиг, — ответил Вэнион.

— Изрядно. — Бевьер испытующе глянул на Флейту.

— Что? — тут нее резко спросила она.

— Да так, ничего особенного.

— Говори, Бевьер.

— Я ни за что на свете не хотел бы оскорбить тебя, о божественная Афраэль, но не могла бы ты ускорить наше путешествие, как сделала это, когда мы ехали через Дэйру с армией Воргуна?

— Нет, не могла бы. Ты забыл, Бевьер, что мы ждем некоего важного события, и я не хочу пролететь мимо него только потому, что тебе так не терпится попасть в джорсанские таверны.

— Довольно, — строго сказала ей Сефрения.

Поскольку стояла еще ранняя осень, они не взяли с собой шатров, а потому примерно через час свернули в лес и расстелили одеяла на опавших листьях, чтобы поспать хоть несколько часов.

Солнце стояло уже довольно высоко, когда они снова тронулись в путь и до заката ехали через лес, так ни разу не встретив ни единой живой души.

На закате они вновь свернули в лес, отъехав примерно на четверть мили от дороги, и устроились на ночлег в узкой лощине, где высокий склон и густая листва скрыли бы от посторонних глаз свет костерка. Ко всеобщему удивлению Улаф сам занялся стряпней, не прибегнув к обычным своим ухищрениям.

— Это не так забавно, когда нет Тиниена, — пояснил он.

— Мне его тоже не хватает, — согласился Спархок. — Так странно не слышать всех этих его «можно предложить?».

— Вы все время как-то странно говорите о том, чья очередь стряпать, — заметил Вэнион. — Я чего-то не знаю?

— Обычно, мой лорд, за очередью следит сэр Улаф, — пояснил Телэн. — Система у него весьма сложная, так что никто из нас до сих пор ее целиком не постиг.

— А не проще было бы составить обычное расписание? — спросил Вэнион.

— Проще, конечно, но сэр Улаф предпочитает собственный метод. У него, правда, есть определенные недостатки. Как-то целую неделю стряпал только Келтэн.

Вэниона передернуло.

На ужин они ели копченую баранину, и по этому поводу Улафу досталось несколько неприязненных взглядов от его спутников. Флейта и Сефрения, однако, расхвалили его выбор. После ужина они устроились на своих импровизированных постелях и быстро заснули.

Полночь уже давно миновала, когда Телэн разбудил Спархока, прикрыв ладонью его рот, чтобы тот со сна не подал голоса.

— В лесу у дороги какие-то люди, — прошептал мальчик. — Они развели большой костер.

— Что они делают? — спросил Спархок.

— Просто торчат там и кого-то явно дожидаются — если не считать того, что пьют без удержу.

— Разбуди остальных, — велел Спархок и, откинув одеяло, потянулся к мечу.

Они прокрались в темноте к дороге и остановились на краю усеянной пнями просеки. Посредине просеки пылал огромный костер, а вокруг него расселись на земле около сотни людей — по большей части крестьяне, судя по одежде. Лица их раскраснелись от отблесков огня и от содержимого глиняных кувшинов, которые они передавали по кругу.

— Странное место для пьянки, — пробормотал Улаф. — Я бы не пошел в лес ради такого обыденного занятия.

— Это оно? — спросил Вэнион у Флейты, которая устроилась на руках у Сефрении, прикрытая темным плащом своей сестры.

— Что — «оно»?

— Ты знаешь, что я имею в виду. Это и есть то, что мы должны были увидеть?

— Думаю, да, — ответила она. — Я буду знать наверняка, когда соберутся все.

— Что, придет кто-то еще?

— По крайней мере один. Те, что уже здесь, не имеют значения.

И они ждали, а толпа крестьян на просеке становилась все более буйной.

Затем на дальнем краю просеки у дороги появился одинокий всадник. Вновь прибывший был облачен в черный плащ и шляпу с широкими полями, низко надвинутую на лицо.

— Опять! — простонал Телэн. — Неужели ни у кого на этом континенте нет хоть капли воображения?

— Что это значит? — спросил Вэнион.

— Тот, кого в Астеле зовут Сабром, наряжается точно так же, мой лорд.

— Может быть, этот не похож на Сабра.

— Я бы не слишком на это надеялся.

Всадник, между тем, въехал в свет костра, спешился и сдвинул на затылок шляпу. Это был рослый жилистый человек с длинным рябым лицом и узкими глазами. Он взобрался на пенек и стоял, ожидая, покуда крестьяне соберутся вокруг него.

— Внемлите мне, друзья мои! — провозгласил он громким хриплым голосом. — Я принес вам вести.

Полупьяная болтовня крестьян затихла.

— Многое случилось с последней нашей встречи, — продолжал оратор. — Как вы помните, мы решили сделать последнюю попытку мирным путем разрешить наши разногласия с тамульцами.

— А какой же у нас был выбор, Ребал? — выкрикнул один из крестьян. — Только сумасшедший станет воевать с атанским гарнизоном — каким бы там правым ни было его дело.

— Так это, стало быть, Ребал, — прошептал Келтэн. — Выглядит он не слишком впечатляюще, верно?

— Наше дело провозгласил правым сам Инсетес, — отвечал между тем Ребал, — а Инсетес более чем достойный противник атанам.

Толпа отозвалась одобрительным бормотанием.

— Я принес вам добрые вести, друзья, — объявил Ребал. — Нашим послам сопутствовал успех. Сам император признал правоту нашего дела!

Послышались нестройные хвалы.

— Я радуюсь вместе с вами, — продолжал Ребал, — однако перед нами возникла новая опасность, куда более грозная, чем привычная несправедливость тамульских чиновников. Император, который отныне стал нам другом, томится в плену у проклятых рыцарей церкви! Рука злобного архипрелата Чиреллоской церкви протянулась через полмира и схватила нашего друга!

— Возмутительно! — проревел из толпы кряжистый крестьянин. — Чудовищно!

Остальные крестьяне, однако, явно растерялись.

— Он слишком торопится, — критически прошептал Телэн.

— Что? — переспросил Берит.

— Переменить курс, — пояснил Телэн. — Я так думаю, весь год или около того он проклинал тамульцев, как делал Сабр в Астеле. Теперь он хочет проклинать кого-то другого, но для этого вначале нужно обелить тамульцев. Даже у пьяного крестьянина могут возникнуть подозрения насчет чудесного обращения императора. Он проделывает это чересчур быстро — и чересчур легко.

— Расскажи нам, Ребал, — крикнул кряжистый крестьянин, — как наш друг император оказался пленником рыцарей?

— Да, расскажи нам! — завопил еще один голос на другом конце просеки.

— Подставные пособники, — презрительно фыркнул Телэн. — Этому Ребалу только дубинкой орудовать.

— Это было сделано хитро, мои друзья, — объявил Ребал толпе, — весьма хитро! Чиреллоская церковь управляется демонами ада, а они известные мастера обмана. Тамульцы, которые отныне наши друзья, — язычники, и для них непостижимо коварство чиреллоских еретиков. Ни о чем не подозревая, они гостеприимно приняли посольство церковных чиновников, а среди этих грязных еретиков, прибывших в Материон, были рыцари церкви — закованные в железо пособники самого ада. Оказавшись в Материоне, они схватили нашего дорогого друга и покровителя императора Сарабиана и теперь держат его пленником в собственном дворце!

— Смерть тамульцам! — хрипло завопил какой-то изрядно выпивший старик.

Один из крестьян быстро стукнул его дубинкой по затылку, и отставший от моды оратор мешком осел на землю.

— Управление толпой, как же! — хмыкнул Телэн. — Ребал не хочет, чтобы его соратнички ошибались.

Другие крестьяне, явно тоже подставные пособники Ребала, принялись выкрикивать правильный клич: «Смерть рыцарям церкви!» Размахивая дубинками и разнообразным сельскохозяйственным инвентарем, они все громче вопили свой клич, заодно стращая тех, кто все еще пребывал в растерянности.

— Стремления этих чудовищ неприкрыто ясны! — перекрикивал шум толпы Ребал. — Они замыслили держать императора заложником, чтобы атаны не взяли дворец штурмом! Они хотят отсидеться в безопасности, покуда к ним не прибудут подкрепления! И не сомневайтесь, друзья мои, эти подкрепления уже собираются на эозийских равнинах! Армии еретиков уже в походе, и во главе их идут сюда рыцари церкви!

Испуганные восклицания пробежали по толпе крестьян.

— На Материон! — проревел кряжистый крестьянин с дубинкой. — Освободим императора! Толпа подхватила этот крик. Ребал поднял руку.

— Моя кровь так же вспыхнула в жилах от этой вести, как ваша, друзья мои! — прокричал он. — Однако бросим ли мы наши жилища и семьи на растерзание кровожадным рыцарям церкви? Вся Эозия двинулась на Материон! А что стоит между проклятой Эозией и Огнеглавым Материоном? Эдом, друзья мои! Возлюбленная наша родина стоит на пути орды еретиков! Можем ли мы ожидать милосердия от этих дикарей? Кто защитит наших женщин от грязного насилия, если мы двинемся на помощь императору?

Толпа отозвалась горестными криками.

Ребал стремительно перешел к делу.

— И все же, друзья мои, — напористо вещал он, — если мы останемся защищать наши жилища, мы и тем поможем нашему другу императору! Эозийские бестии идут, дабы уничтожить нашу веру и перебить истинно верующих. Не знаю, что решите вы, но я клянусь вам всем, что положу жизнь мою за нашу любимую родину и святую веру! Однако самой смертью своей я задержу продвижение рыцарей церкви! Этим порождениям ада придется задержаться, дабы пролить мою кровь, а между тем подоспеют атаны! Так мы одним ударом защитим наши жилища и поможем нашему другу!

Спархок принялся ругаться — сдавленным шепотом, чтобы не выдать себя.

— Что с тобой? — спросил Келтэн.

— Нас загоняют в западню. Если эти идиоты внемлют тому, что говорит им Ребал, рыцарям церкви придется шаг за шагом отвоевывать себе дорогу к Материону.

— Они довольно быстро использовали переменившуюся ситуацию, — согласился Вэнион. — Пожалуй, даже слишком быстро. Отсюда до Материона почти тысяча лиг. Или у кого-то очень хороший конь, или наш загадочный приятель опять нарушает правила, чтобы известить провинции о том, что произошло в столице после мятежа.

Ребал между тем вскинул руки, чтобы усмирить рев толпы.

— Со мной ли вы, братья? — патетически воскликнул он. — Защитим ли мы дома наши и веру нашу, поможем ли нашим друзьям тамульцам?

Толпа одобрительно взвыла.

— Попросим Инсетеса помочь нам! — крикнул крестьянин с дубинкой.

— Инсетес! — завопил другой. — Инсетес! Призови Инсетеса!

— Вы уверены, друзья мои? — вопросил Ребал, выпрямляясь и теснее запахивая черный плащ.

— Призови его, Ребал! Пробуди Инсетеса! Пусть он скажет нам, что делать!

Ребал принял картинную позу и вскинул руки над головой. Затем он начал говорить, глухим низким голосом произнося гортанные слова.

— Это стирикский? — прошептал Келтэн Сефрении. — Мне кажется, это не очень похоже на стирикский.

— Это чушь, — презрительно фыркнула онa.

Келтэн сдвинул брови.

— По-моему, я о них никогда не слышал, — шепотом сказал он. — В какой части мира живут чуши? Сефрения озадаченно воззрилась на него.

— Я неправильно сказал? — осведомился он. — Они зовутся чушиты? Или чушийцы? Я имею в виду тех, чей язык называется «чушь».

— Ох, Келтэн, — тихо засмеялась она, — до чего же я люблю тебя.

— А что я такого сказал?

Голос Ребала поднялся почти до визга, и он резко опустил руки.

В костре что-то оглушительно взорвалось, и огромные клубы дыма заволокли просеку.

— Внемлите ми, братие! — донесся из дыма оглушительный рык. — Ныне пришед час брани великая.

Люд эдомский оружный, ступай за мною на рать кровавую! Берите мечи булатные, облачите члены своя в брони, а главы в шеломы! Бейте нещадно ворога лютого, домам и пашням погибель несущего! Ступайте во брань ярую с погаными выползками Церкви Чиреллоская! За мной! За мною, вой Господни, и Господь направит стопы и длани ваши!

— Высокий древнеэленийский! — шепотом воскликнул Бевьер. — Вот уже тысячу лет никто не говорил на этом языке!

— Какой бы то ни был язык, а я бы за ним пошел, — проворчал Улаф. — Славная речь!

Дым начал редеть, рассеиваться, и рядом с Ребалом возник широкоплечий богатырь в древних доспехах, вознесший над головой огромный двуручный меч.

— Разор! — проревел он. — Брань и разор!