"Повелитель демонов из Каранды" - читать интересную книгу автора (Эддингс Дэвид)

Глава 14

День начал клониться к вечеру, когда они доехали до Мал-Рэкута — мрачного города-крепости на берегу мутной реки. За высокими стенами виднелись черные башни. Снаружи собралась большая толпа людей, уговаривающих горожан пустить их, но городские ворота были заперты, а у бойниц стояли стрелки, угрожающе натянув направленные на собравшихся внизу беженцев луки.

— Вот вам и ответ на вопрос, не так ли? — произнес Гарион, когда вся компания остановилась на вершине холма неподалеку от охваченного страхом города. — Нечто в этом роде я и ожидал увидеть, — сказал он. — У нас в Мал-Рэкуте никаких дел нет, так что не будем лезть на рожон.

В тот вечер они поставили палатки под сенью кедровой рощи на берегу реки. Небо, которое было голубым и безоблачным, когда они приехали в Маллорею, после заката солнца стало угрожающе серым, до них донеслись раскаты грома, а среди туч на западе несколько раз промелькнула молния.

После ужина Дарник и Тоф вышли из рощицы осмотреться и вернулись с мрачными лицами.

— Боюсь, что мы вступаем в полосу непогоды, — сообщил кузнец. — Она просто носится в воздухе.

— Терпеть не могу ездить верхом в дождь, — пожаловался Шелк.

— Как и большинство людей, принц Хелдар, — ответил Фельдегаст. — Но в плохую погоду, как правило, сидят дома; а если этот голодный путешественник, которого мы встретили днем, сказал нам правду, то не очень-то нам нужно встречаться с той публикой, что разъезжает по Венне в хорошую погоду.

— Он говорил о чандимах, — произнес Сади, нахмурившись. — Кто они такие?

— Чандимы — это орден гролимской церкви, — ответил ему Белгарат. — Когда Торак построил Хтол-Мишрак, он обратил некоторых гролимов в сторожевых псов. После Во-Мимбра, когда Торак был погружен в сон, Урвон снова превратил половину из них в людей. Те, кто обрел человеческий облик, обладают волшебной силой и могут общаться с теми, кто остался псами. Они тесно связаны друг с другом — как стая диких собак — и фанатично преданы Урвону.

— На них-то главным образом и держится власть Урвона, — добавил Фельдегаст. — Их привычное занятие — плести заговоры друг против друга и тех, кто ими повелевает. Но чандимы Урвона уже пять веков поддерживают согласие среди маллорейских гролимов.

— А церковная гвардия? — спросил Сади. — В ней — чандимы или тоже гролимы?

— По-разному, — ответил Белгарат. — Среди них, конечно, есть гролимы, но большинство — маллорейские ангараканцы. Их набрали еще до Во-Мимбра как телохранителей Торака.

— Зачем богу понадобились телохранители?

— Я сам этого никогда не мог понять, — признался старик. — Но как бы там ни было, они остались и после Во-Мимбра — и новые, и ветераны, получившие раны в боях, и отосланные домой. Урвон убедил их, что выступает от лица Торака, и теперь они к его услугам. Потом набрали еще молодых ангараканцев, чтобы восполнить пробелы в рядах. Сначала они лишь охраняли храм, но когда у Урвона возникли трудности с императорами из Мал-Зэта, он решил, что ему необходима поддержка, и сформировал из них армию.

— Хорошо придумано, — заметил Фельдегаст. — Среди чандимов Урвон имеет колдунов, которые держат гролимов в повиновении, а церковные гвардейцы стали силой, способной подавлять возможные протесты простого народа.

— Эти гвардейцы, значит, просто солдаты? — спросил Дарник.

— Не совсем. Скорее рыцари, — ответил Белгарат. — Правда, они далеко не так великолепны. У них, конечно, есть и копья, и шлемы, и щиты, но полагаются они на кольчугу. Одна беда — глупы, как арендийцы. У тех, кто носит стальные доспехи, в голове бывает совершенно пусто — это уж во всем мире так.

Белгарат оглядел Гариона с головы до ног.

— Ты в хорошей форме? — спросил он.

— Не сказал бы, а что?

— Нам, очевидно, предстоит столкновение с гвардейцами, а не с чандимами. Но если для борьбы с ними мы используем наши умственные способности, то шум будет такой, что чандимы налетят, как мошкара на огонь.

Гарион удивленно смотрел на деда.

— Ты шутишь! Я же не Мандореллен!

— Да, ума у тебя побольше, чем у него.

— Я не допущу, чтобы при мне оскорбляли моего рыцаря! — горячо воскликнула Сенедра.

— Сенедра, — рассеянно бросил Белгарат, — замолчи.

— Замолчать?!!

— Ты слышала, что я сказал. — Он так грозно поглядел на нее, что она отступила и спряталась за спину Полгары. — Понимаешь, Гарион, — продолжал старик, — Мандореллен тебя кое-чему научил, и у тебя есть опыт, которого нет у него.

— А доспехи?

— У тебя есть кольчуга.

— Но нет ни шлема, ни щита.

— Я мог бы тебе помочь, Гарион, — предложил Дарник. — У тебя найдется какой-нибудь старый котел, Пол? — спросил он.

— Какого размера?

— Такого, чтобы Гарион мог надеть его на голову.

— Ну это уж слишком! — воскликнул Гарион. — Я не собираюсь напяливать на себя кастрюлю вместо шлема. Я делал это, только когда был мальчишкой.

— Я немного изменю ее форму, — заверил его Дарник. — А из крышки сделаю отличный щит.

Гарион, ворча, ушел прочь.

Бархотка, прищурившись, поглядела на Фельдегаста. Ямочки исчезли с ее щечек.

— Скажите-ка, господин жонглер, — начала она, — почему это странствующему комедианту, который зарабатывает своими выступлениями в придорожных тавернах гроши, так много известно о жизни маллорейских гролимов.

— Я вовсе не так глуп, как это может показаться, госпожа моя, — ответил он. — У меня есть глаза и уши, и я знаю, как ими пользоваться.

— Ты неплохо ушел от ответа, — похвалил его Белгарат.

Жонглер самодовольно ухмыльнулся.

— Я и сам так думаю. Ну да ладно, — продолжал он уже серьезно, — как говорит мой старый друг, если пойдет дождь, мы вряд ли встретимся с чандимами, потому что в плохую погоду псы обычно сидят в конуре. Скорее всего нам повстречаются церковные гвардейцы, потому что рыцарь, будь то арендиец или маллореец, не обращает внимания на дождь, барабанящий по его доспехам. Без сомнения, у нашего короля хватит сил сражаться с любым гвардейцем, но может случиться, что нам попадется не один воин, а целый отряд. Если произойдет такая встреча, помните: когда рыцарь разгонится, ему очень трудно свернуть с пути и изменить направление. Шага в сторону и легкого щелчка по затылку достаточно, чтобы выбить его из седла, а человек в доспехах, если его сбили с лошади, — это все равно что лежащая кверху лапами черепаха.

— Я догадываюсь, ты ведь не раз это проделывал? — тихо спросил Сади.

— Я не всегда был во всем согласен с церковными гвардейцами, — признался Фельдегаст, — и все же я жив и здоров и имею возможность с вами о них беседовать.

Дарник взял у Полгары чугунный котел и сунул его в огонь. Через некоторое время, когда котел раскалился докрасна, Дарник вытащил его из огня толстой палкой, положил на круглый камень лезвие сломанного ножа, а на него — котел. Затем он поднял топор, осмотрел его и занес древко над котелком.

— Сломаешь, — предупредил Шелк. — Чугун слишком хрупок для таких ударов.

— Положись на меня, Шелк, — подмигнув ему, сказал кузнец.

Набрав в легкие побольше воздуха, он начал несильно бить по котлу. И раздался не глухой звук ударов по чугуну, а чистый звон стали, знакомый Гариону с раннего детства. Кузнец искусно перековал котелок в шлем с плоским верхом, острым переносьем и тяжелыми крыльями. Гарион знал, что друг его немного плутует, шепча над шлемом заклинание.

И вот Дарник бросил шлем в ведро с водой, он громко зашипел, окутанный облаком пара. Теперь предстояло превратить крышку в щит, но это было сложной задачей даже для искусного кузнеца. Если ударами молота довести щит до нужного размера, он будет таким тонким, что не сможет отразить даже удар кинжала, не говоря уже о мече или копье. Поразмыслив, кузнец отложил топор в сторону и сделал Тофу едва заметный знак. Великан кивнул, спустился к берегу, вернулся с ведром, полным глины, и опрокинул его прямо на раскаленный щит. Раздалось шипение, и Дарник продолжил работу.

— M-м, Дарник, — сказал Гарион как можно более вежливо, — глиняный щит — это не совсем то, что мне нужно.

Дарник только хмыкнул.

— Взгляни на него, Гарион, — предложил он, не прекращая размеренных ударов топора.

Гарион воззрился на щит расширенными от удивления глазами. Перед ним был раскаленный докрасна щит из чистой стали.

— Как это у тебя получилось?

— Превращение! — воскликнула Полгара. — Замена одного вещества другим! Ради богов, Дарник, где тебя этому научили?

— Я сам кое-чему научился, Пол, — рассмеялся он. — Если для начала имеешь кусочек стали, скажем сломанное лезвие ножа, то дальше можно делать ее из чего угодно: из чугуна, глины, из всего, что есть под рукой.

Внезапно Сенедра широко раскрыла глаза.

— Дарник, — очень почтительно и почти шепотом произнесла она, — и золото тоже можно сделать из чего угодно?

Дарник задумался, продолжая работать.

— Думаю, да, — решил он, — но из золота хорошего щита не сделаешь, оно слишком мягкое и тяжелое, так ведь?

— А можешь сделать еще один щит? — вкрадчиво спросила она. — Для меня? Не обязательно такой большой, ну, немного поменьше. Пожалуйста, Дарник.

Дарник закончил окантовку под мелодичный звон стали и свет красных искр.

— По-моему, Сенедра, это неудачная мысль, — ответил он. — Золото ценится потому, что его мало. Если я стану делать его из глины, оно вскоре потеряет свою ценность. Ты же понимаешь.

— Но…

— Нет, Сенедра, — твердо произнес он.

— Гарион, — капризно протянула она.

— Он прав, дорогая.

— Но…

— Ничего не поделаешь, Сенедра.

Костер догорел, и вместо него мерцала теперь груда углей. Гарион, внезапно проснувшись, вскочил на ноги. Он был весь покрыт потом и трясся крупной дрожью. Да, он снова слышал во сне тот же жалобный плач, что и накануне. Он долго сидел неподвижно, глядя на потухший костер.

Рядом с ним мерно дышала Сенедра, весь лагерь спал. Он потихоньку вылез из-под одеяла, дошел до опушки кедровой рощи и остановился, глядя на поля, темневшие под иссиня-черным небом. Глубоко вздохнув, он вернулся в свою постель и крепко проспал до зари.

Когда Гарион проснулся, моросил дождь. Выйдя из палатки, он увидел Дарника, разжигавшего огонь.

— Можно взять у тебя топор? — спросил он друга.

Дарник вопросительно взглянул на него.

— Мне кажется, к этому всему необходимо еще копье. — Он хмуро поглядел на щит и меч, лежащие на кольчуге рядом с остальным багажом и седлами.

— Ах да, — произнес кузнец. — Чуть не забыл. Одного достаточно? Ведь они иногда ломаются, по крайней мере с Мандорелленом всегда так случалось.

— Больше одного я с собой таскать не собираюсь. — Гарион кивнул на рукоять висевшего у него за поясом меча. — На всякий случай у меня есть этот большой нож.

От промозглой изморози, появившейся на рассвете, близлежащие поля были окутаны неясной дымкой. После завтрака путники достали плотные плащи, приготовившись к путешествию. Гарион уже успел надеть кольчугу и, выложив шлем изнутри старой туникой, нахлобучил его на голову. Он чувствовал себя по-дурацки, когда, позвякивая доспехами, пошел седлать Кретьена. От кольчуги неприятно пахло, и казалось, она притягивает к себе утренний холод. Он поглядел на свое новое копье и круглый щит.

— Они мне будут мешать, — заметил он.

— Подвесь щит к луке седла, — посоветовал Дарник, — а копье прикрепи к стремени. Мандореллен всегда так делает.

— Попробую, — ответил Гарион.

Он вскарабкался в седло, покрываясь потом под тяжестью кольчуги. Дарник протянул ему щит, и он подвесил его к луке седла. Затем взял копье и продел его наконечник в стремя, уколов при этом пальцы ног.

— Тебе придется его придерживать, — сказал ему кузнец. — Само по себе оно держаться не будет.

Гарион хмыкнул и взял древко копья в правую руку.

— Ты очень внушительно выглядишь, дорогой, — заверила его Сенедра.

— Просто потрясающе, — сухо ответил он.

Они выехали из кедровой рощи. Утро было все так же сыро и неприветливо; Гарион, ехавший впереди всех в своем рыцарском облачении, чувствовал себя крайне нелепо.

Особенно докучало копье, которое все время выскальзывало у него из руки и волочилось по земле. Он перехватил его так, чтобы сместить центр тяжести. Капли дождя падали на древко, пробегали по его сжатой руке и стекали в рукав. По локтю непрерывно струилась вода.

— Я чувствую себя водосточной трубой, — ворчал он.

— Давай прибавим ходу, — сказал Белгарат. — Путь до Ашабы далек, а времени у нас немного.

Гарион ударил Кретьена каблуками по бокам, и серый поскакал быстрее — сначала рысью, а затем ровным галопом. И от этого Гарион почему-то перестал ощущать себя по-дурацки.

Дорога, которую накануне вечером им показал Фельдегаст, казалась заброшенной, а в то утро на ней вообще не было ни души. Она пролегала мимо пустых хуторов, печальных, поросших ежевикой развалин домов с остатками покосившейся кровли. Некоторые дома были сожжены, часть — совсем недавно.

От непрекращавшегося дождя земля набухала, и дорога становилась все более вязкой. Грязь, поднятая копытами скачущих галопом коней, забрызгала им ноги и животы, покрыла пятнами сапоги и плащи всадников.

Шелк скакал рядом с Гарионом, с его острого личика не сходило настороженное выражение, и всякий раз, когда они взбирались на вершину холма, он выезжал вперед и окидывал взглядом лежавшую внизу долину.

Через несколько часов езды Гарион промок насквозь и, измученный тяжелыми доспехами и запахом ржавчины, желал только одного — чтобы дождь наконец прекратился.

Шелк поднялся на вершину очередного холма разведать обстановку. Повернувшись назад, он жестом остановил спутников.

— Там, впереди, гролимы, — лаконично сообщил он.

— Сколько? — спросил Белгарат,

— Около двух дюжин. Они отправляют какой-то религиозный обряд.

Старик усмехнулся.

— Давайте поглядим. — Он взглянул на Гариона. — Оставь свое копье Дарнику, — сказал он. — Оно слишком заметно, а я не хотел бы привлекать их внимание.

Гарион кивнул, передал копье кузнецу, а сам последовал наверх за Шелком, Белгаратом и Фельдегастом. Взобравшись на вершину, они спешились и под прикрытием густых зарослей осторожно двинулись дальше.

Одетые в черное гролимы стояли на коленях в мокрой траве перед двумя алтарями, расположенными на некотором расстоянии от холма. Каждого, как плащ, покрывало распластанное кровавое бесформенное тело. За алтарями шипели светильники, от которых в моросящее небо поднимались столбы черного дыма. Гролимы тянули молитву знакомыми Гариону скрежещущими голосами. Слов он разобрать не мог.

— Чандимы? — тихо спросил Белгарат у жонглера.

— Трудно сказать наверняка, почтеннейший, — ответил Фельдегаст. — За это говорят два алтаря, но возможно, этот обычай уже широко распространился. Гролимы очень быстро перенимают изменения в религиозных ритуалах. Но кто бы это ни были, нам с ними все равно лучше не встречаться. Нет никакого смысла ввязываться в стычку с гролимами.

— К востоку от долины, видишь, вон там, — указал вдаль Шелк, — растут деревья, если мы скроемся за ними, нас не заметят.

Белгарат кивнул.

— Долго еще они будут молиться? — спросил Гарион.

— По крайней мере, еще полчаса, — ответил Фельдегаст.

Гарион смотрел на два алтаря и чувствовал, как его наполняет горячая ярость.

— Я хотел бы украсить эту церемонию личным посещением, — сказал он.

— Не вздумай, — возразил Белгарат. — Ты здесь не для того, чтобы разъезжать по деревням и вершить правосудие. Пошли назад к остальным. Нужно успеть обойти этих гролимов прежде, чем они закончат молитву.

Четверо мужчин осторожно пробрались через полосу мокрых деревьев, с востока окаймлявших неглубокую долину, в которой гролимы творили свои мрачные обряды, и вернулись на покрытую грязью дорогу на расстоянии мили от них. Отряд во главе с Гарионом снова поскакал галопом вперед.

На расстоянии нескольких миль от долины, где гролимы принесли в жертву этих несчастных, им попалась на пути горящая деревня, от домов которой валил густой дым. Людей поблизости они не увидели, хотя рядом с горящими домами были видны следы недавних стычек.

Не останавливаясь, путники поехали дальше.

К вечеру дождь прекратился, хотя небо все еще было затянуто облаками. И тут, въехав на вершину очередного холма, на противоположной стороне равнины они заметили одинокого всадника.

— Что будем делать? — спросил Гарион, повернувшись к группе.

— Ты ведь не зря надел доспехи и взял в руки копье, — ответил Белгарат.

— А может, пусть он проедет себе стороной?

— Нет, — вмешался Фельдегаст. — Само твое присутствие с копьем и щитом в руках — вызов для него, и он его примет. Ну так выбей его из седла, молодой господин. А то уже день скоро закончится.

— Ладно, — невесело согласился Гарион.

Он пристегнул щит к левой руке, поправил шлем и вытащил из стремени наконечник копья. Кретьен уже бил копытом землю и призывно ржал.

— Тебе не терпится, дружище, — пробормотал Гарион, — ну, хорошо, поехали.

С серым произошла поразительная перемена. Он устремился вперед, но не рысью и не галопом, а каким-то особенным аллюром, будто специально предназначенным для атаки.

Вооруженный всадник, который уже заметил Гариона, казалось, был потрясен неожиданным нападением, которому не предшествовали обычные в таких случаях вызовы, угрозы и словесные оскорбления. Повозившись со своими доспехами, он наконец закрепил щит и взял наперевес копье. Выглядел он довольно неуклюже, очевидно из-за неудобных доспехов. Облачен он был в куртку-кольчугу, доходившую до колен, на голове красовался круглый шлем с забралом, а у пояса болтался большой меч. Он опустил забрало, пришпорил коня и поскакал навстречу Гариону — в атаку.

Гарион прикрылся щитом и, наклонив копье, направил его прямо на противника. Мокрые поля у обочины слились для него в одно сплошное пятно. Он довольно часто наблюдал, как все это проделывает Мандореллен, чтобы уяснить суть. Расстояние между ним и незнакомцем быстро сокращалось, и Гарион отчетливо видел летевшие из-под копыт коня противника комья грязи. В последний момент перед тем, как они сошлись, Гарион поднялся в стременах, как учил его Мандореллен, подался вперед, напрягая все тело перед ударом, и направил свое копье прямо в середину щита незнакомца.

Удар! И в воздух взметнулись обломки разлетевшегося на кусочки копья незнакомого рыцаря. Его собственное копье, сделанное из только что срубленного кедрового дерева, было гибким и прочным. Согнувшись в дугу, как туго натянутый лук, оно снова пружинисто выпрямилось. Пораженный всадник внезапно приподнялся над седлом, его тело описало в воздухе высокую изящную дугу и свалилось головой вниз прямо посередине дороги.

Гарион проскакал мимо и, натянув поводья, остановил серого. Человек лежал навзничь в дорожной грязи. Он не двигался. Осторожно, держа наготове копье, Гарион шагом подвел Кретьена к усыпанному обломками копья противника месту, где произошло столкновение.

— С тобой все в порядке? — спросил он лежащего в грязи церковного гвардейца.

Ответа не было.

Гарион осторожно слез с коня, кинул на землю копье и взялся за рукоять меча.

— Эй, я спрашиваю, ты в порядке? — снова спросил он. И осторожно ткнул поверженного соперника ногой.

Забрало гвардейца было закрыто, и Гарион приоткрыл его, просунув под него острие меча. Глаза человека закатились так, что были видны белки, а из носа струилась кровь.

Подъехали остальные, и Сенедра, не дав коню остановиться, соскочила с седла и бросилась в объятия мужа.

— Ты был великолепен, Гарион! Просто великолепен!

— Неплохо все прошло, правда? — скромно ответил он, пытаясь одновременно удержать и меч, и щит, и жену. Он взглянул на Полгару, которая тоже слезла с коня. — Как ты думаешь, тетушка Пол, парень оправится? — спросил он. — Надеюсь, что удар был не слишком силен.

Она осмотрела обмякшее тело гвардейца.

— С ним все в порядке, дорогой, — уверенно произнесла она. — Просто потерял сознание от удара, вот и все.

— Славная работа, — похвалил Шелк. Внезапно Гарион широко улыбнулся.

— Знаете что, — сказал он. — Кажется, я начинаю понимать, почему Мандореллену так нравятся поединки. Это и в самом деле захватывает.

— Я думаю, причина в том, что доспехи так много весят, — печально заметил Фельдегаст, обращаясь к Белгарату. — Они так сильно давят на тех, кто их надел, что у них из мозга высасываются все соки — ну или происходит что-то в этом роде.

— Поехали дальше, — предложил Белгарат.

На следующий день, ближе к полудню, они въехали в широкую долину, в которой располагался Мал-Яск, религиозная столица Маллореи, где находился дворец Урвона. Хотя небо было по-прежнему затянуто тучами, дождь отнесло в сторону, и сильный ветер начал сушить траву и грязь на дорогах. По долине, там и здесь, были разбросаны лагеря — небольшие скопления людей, бежавших с севера от демонов и с юга от чумы. Каждая такая группа старалась держаться подальше от соседей и иметь под рукой оружие.

В отличие от Мал-Рэкута ворота Мал-Яска были открыты, хотя их и охраняли облаченные в кольчуги церковные гвардейцы.

— Почему они не входят в город? — спросил Дарник, указывая на беженцев.

— Мал-Яск — не то место, куда все стремятся попасть, господин, — ответил Фельдегаст. — Гролимы ищут людей, которых можно было бы принести в жертву на их алтарях, и глупо попадаться им под руку. — Он взглянул на Белгарата. — Хочешь, дам тебе совет, мой добрый друг? — спросил он.

— Ну что ж, давай.

— Нам понадобится информация о том, что происходит вон там. — Он указал на возвышающиеся над северным горизонтом заснеженные вершины гор. — Поскольку мне известен Мал-Яск и я знаю, как уйти от гролимов, не стоит ли, как думаешь, потратить час времени и послать меня пошнырять по базару, чтоб разнюхать, как там и что.

— Он прав, Белгарат, — согласился Шелк. — Мы должны знать обстановку.

Белгарат задумался.

— Хорошо, — сказал он жонглеру, — но будь осторожен и не заходи в пивнушки.

Фельдегаст вздохнул.

— В Мал-Яске нет этих райских местечек, Белгарат. Гролимы не одобряют простых земных радостей. — Он тронул поводья и поскакал через равнину к черным стенам столицы Урвона.

— Сам себе противоречит парень, — произнес Сади. — Сперва говорит, что появляться в городе опасно, а теперь лезет на рожон.

— Он знает, что делает, — сказал Белгарат.

— Пока мы его дожидаемся, отец, можно и пообедать, — предложила Полгара.

Тот кивнул, и они, отъехав на некоторое расстояние от дороги, спешились.

Гарион положил копье на землю, снял шлем с вспотевшей головы и с интересом посмотрел на город — центр религиозной власти в Маллорее. Город был, несомненно, велик, хотя и не такой большой, как Мал-Зэт. Толстые высокие стены венчали тяжелые зубцы, за которыми возвышались квадратные башни. Все это выглядело неуклюже и уродливо, казалось, сам город угрожал опасностью, словно камни за долгие тысячелетия успели впитать в себя жестокость и кровавое вожделение. Где-то в центре города в воздух поднималось облако дыма, и Гариону показалось, что он уловил слабое эхо гонга, бьющего в храме Торака. Он вздохнул и отвернулся.

— Это не может продолжаться вечно, — твердым голосом произнес Эрионд. — Скоро мы с этим покончим. Алтари будут разрушены, и ножи гролимов покроются ржавчиной.

— Ты уверен, Эрионд?

— Да, Белгарион. Абсолютно уверен.

К концу обеда вернулся Фельдегаст. Лицо его было мрачно.

— Все куда серьезнее, чем мы ожидали, почтеннейший, — сообщил он, соскакивая с мула. — Чандимы полностью контролируют город, и гвардейцы получают приказы прямо от них. Гролимы, не изменившие старой вере, спрятались, но псы Торака разнюхивают, где они скрываются, и, если находят, разрывают на куски.

— Мне довольно трудно им сочувствовать, — пробормотал Сади.

— Я и сам могу это пережить, — согласился Фельдегаст. — Но на базаре ходят слухи, что чандимы со своими псами и гвардейцами перешли границу и рыщут в Катакоре.

— Несмотря на карандийцев и демонов Менха? — с изумлением спросил Шелк.

— Я и сам не могу этого понять, — ответил жонглер. — Никто не может объяснить мне как и почему, но кажется, чандимов и их гвардию совсем не беспокоят ни Менх, ни его войско, ни его демоны.

— Это пахнет чем-то вроде соглашения, — сказал Шелк.

— Кое-что и раньше на это указывало, — напомнил ему Фельдегаст.

— Военный союз? — нахмурился Белгарат.

— Трудно сказать наверняка, почтеннейший, но Урвон — известный заговорщик, и он всегда претендовал на трон в Мал-Зэте. Если ему удалось договориться с Менхом, то Каль Закету надо готовиться к защите.

— Урвон в городе? — спросил Белгарат.

— Нет. Никто точно не знает, куда он уехал, но во дворце его нет.

— Очень странно, — произнес Белгарат.

— Да, действительно, — ответил жонглер. — Но что бы он ни делал и ни замышлял, я думаю, нам нужно двигаться очень осторожно, когда мы вступим в Катакор. Если к карандийцам и демонам, которые уже там, добавить псов и гвардейцев, то подойти к дому Торака в Ашабе будет делом очень рискованным.

— Но нам необходимо это сделать, — мрачно произнес старик. — Мы едем в Ашабу, и если кто-нибудь, будь то пес, человек или демон, встанет на нашем пути, придется его убрать.