"Потаенный город" - читать интересную книгу автора (Эддингс Дэвид)

ГЛАВА 10

Город Сарна в Западном Тамуле был расположен к югу от атанской границы, в глубокой теснине реки, от которой он взял свое название. Крутые склоны гор, окружавших его, поросли темным ельником и соснами, и деревья беспрерывно вздыхали и стонали под напором ветра, дувшего из северных пустошей. Было холодно, и свинцовое небо сыпало горстями жгучего твердого снега, когда рыцари церкви, ведомые Вэнионом, медленно спускались по длинной обрывистой дороге на дно теснины. Вэнион и Итайн, кутаясь в теплые плащи, ехали во главе колонны.

— Я бы предпочел остаться на острове Афраэли, — пробормотал Итайн, дрожа от холода и плотнее запахиваясь в плащ. — Мне никогда особенно не нравилось это время года.

— Мы уже почти на месте, ваше превосходительство, — отозвался Вэнион.

— У вас так принято, лорд Вэнион, — вести войну в зимнее время? Я имею в виду — в Эозии?

— Мы изо всех сил стараемся этого избежать, ваше превосходительство, — отвечал Вэнион. — Ламорки воюют друг с другом и зимой, но остальные, как правило, придерживаются здравого смысла.

— Да уж, зима — самое неподходящее время для войны.

Вэнион слабо усмехнулся.

— Что верно, то верно, друг мой, но мы стараемся не воевать зимой отнюдь не поэтому. На самом деле причина чисто экономическая. Зимняя кампания обходится намного дороже, потому что приходится закупать для лошадей фураж. Именно боязнь лишних расходов навевает эленийским королям мирные мысли, когда земля покрыта снегом. — Вэнион, приподнявшись в стременах, вгляделся вперед. — Бетуана ждет нас, — сказал он. — Поскачем ей навстречу.

Итайн кивнул, и они послали коней в тряскую рысь.

Королева Атана покинула их в Дасане, на восточной оконечности гор, и отправилась вперед. У нее были на то несколько веских причин, однако Вэнион предполагал, что ее решение было вызвано скорее нетерпением, нежели необходимостью. Бетуана была чересчур хорошо воспитана, чтобы говорить об этом вслух, но ей явно было мало проку от лошадей, и она редко упускала возможность обогнать их. Бетуана и Энгесса, в куртках и штанах из шкур выдры, поджидали их на обочине дороги, примерно в миле от города.

— Были трудности? — спросила королева атанов.

— Нет, ваше величество, — ответил Вэнион, и его черные доспехи лязгнули, когда он одним прыжком спешился. — За нами следили, но в этом нет ничего необычного. Что происходит в Кинезге?

— Они стягивают силы к границе, Вэнион-магистр, — негромко ответил Энгесса. — И не слишком-то таятся при этом. Мы нападаем на их обозы и перехватываем отряды разведчиков, просто для того, чтобы не давать им покоя, однако не подлежит сомнению, что они намерены двинуть войско через границу.

Вэнион кивнул.

— Примерно этого мы и ожидали. Если вы не против, ваше величество, я бы хотел разместить своих людей на отдых, прежде чем мы чересчур углубимся в разговоры. Мне всегда лучше думается после того, как я разделаюсь со всеми мелкими делами.

— Разумеется, — кивнула Бетуана. — Я и Энгесса-атан приготовили для них казармы. Когда вы отбываете в Самар?

— Завтра или послезавтра, Бетуана-королева. Одних пелоев Тикуме там наверняка слишком мало. Ему приходится прикрывать чрезмерно большую территорию.

— Он послал в Пелу за подкреплениями, Вэнион-лорд, — сообщил Энгесса. — Примерно через неделю у вас в Самаре будут значительные силы.

— Это хорошо. С вашего разрешения я вернусь и потороплю рыцарей. Нам многое надо обсудить.

Ночь спустилась рано на дно теснины, и уже совсем стемнело, когда Вэнион присоединился к остальным в штаб-квартире атанского гарнизона Сарны. Как и все атанские постройки, здание было возведено со строгой практичностью и лишено всяких украшений. Единственным исключением в комнате совета, где они собрались, была большая карта, целиком закрывавшая одну из стен комнаты. Карта была ярко раскрашена и усеяна причудливыми картинками. Вэнион успел наспех вымыться и переодеться в штатское платье. Годы научили его, что доспехи впечатляющи и даже порой полезны, однако никто еще не придумал способа сделать их поудобнее или уничтожить исходящий от них весьма специфический запах.

— Вас хорошо разместили в казармах? — вежливо спросила Бетуана.

— Более чем хорошо, ваше величество, — ответил он, опускаясь в кресло. — Вам уже сообщили в подробностях о нашей встрече с Богиней-Дитя?

Она кивнула.

— Итайн-посол обо всем мне рассказал. — Бетуана помолчала. — Хотелось бы знать, почему туда пригласили не всех, — добавила она.

— По теологическим соображениям, ваше величество, — пояснил Вэнион. — Насколько я понял, у богов на сей счет существуют довольно сложные правила поведения. Афраэль не хотела оскорбить вашего бога, приглашая его детей на свой остров. Кстати, отсутствием блистал и еще кое-кто. Там были император Сарабиан и посол Итайн, а вот министр иностранных дел Оскайн отсутствовал.

Итайн слегка нахмурился.

— Император и я скептики, агностики, как бы вы нас назвали, а вот Оскайн — откровенный атеист. Может быть, в этом дело?

— Возможно. Я спрошу у Афраэли при следующей нашей встрече.

Энгесса огляделся.

— Я не видел с вами Кринга-доми, Вэнион-магистр, — заметил он.

— Кринг со своими людьми повернул к Самару вскоре после того, как ты и ее величество отправились вперед. Он решил, что там его всадники принесут больше пользы, чем в Сарне, — да к тому же, ты ведь знаешь, как западные пелои относятся к горам и лесам. Кинезганцы уже совершали вылазки через границу?

— Нет, Вэнион-магистр, — ответил Энгесса. — Они собирают силы и подвозят припасы. — Он поднялся и подошел к карте. — Недавно из Кинестры прибыла к границе большая армия, — продолжал он, указывая на столицу Кинезги. — Она стала у границы вот здесь, примерно напротив нас. Вторая армия заняла такие же позиции на границе напротив Самара.

Вэнион кивнул.

— Киргон во многих отношениях не столько бог, сколько полководец. Он не оставит у себя в тылу укрепленные позиции врага. Ему придется расправиться с Сарной и Самаром, прежде чем он ударит по Тамулу. Я бы сказал, что армии, о которой ты говорил, приказано взять Сарну, закрыть южную границу Атана и затем двинуться на северо-восток, к Туале. Бьюсь об заклад, им вовсе не хочется, чтобы с этих гор обрушился на них весь народ атанов.

— Всех солдат Кинезги не хватит, чтобы преградить путь моему народу, — сказала Бетуана.

— Я и не сомневаюсь в этом, ваше величество, но их наверняка достанет, чтобы замедлить ваше продвижение, а кроме того, Киргон вполне способен выставить против вас новые армии из прошлого. — Вэнион поджал губы, задумчиво изучая карту. — Кажется, я понимаю, что он задумал, — наконец сказал он. — Материон расположен на полуострове, и ключ к нему — вот этот узкий перешеек в Тосе. Я готов поставить что угодно на то, что главная битва произойдет именно там. Скарпа двинет свои силы из Натайоса на север. Южные кинезганцы, вероятно, замышляют взять Самар и затем свернуть на северное побережье Арджунского моря, чтобы соединиться со Скарпой в окрестностях Тамульских гор. Оттуда объединенная армия двинется по западному берегу Миккейского залива на Тосу. — Вэнион чуть заметно усмехнулся. — Конечно, в Тамульских горах их поджидает весьма неприятный сюрприз. Думается мне, что Киргон очень скоро пожалеет о том, что вообще когда-то услышал о троллях.

— Я вышлю армию из Северного Атана к Тосе, Вэнион-магистр, — сказала Бетуана, — однако оставлю на южной и восточной границе достаточно людей, чтобы связать боями половину кинезганских сил.

— А между тем, я думаю, мы сможем помешать их приготовлениям, — добавил Энгесса. — Наши вылазки через границу оттянут время их главного удара.

— И это все, что нам нужно, — усмехнулся Вэнион. — Если нам удастся надолго задержать их наступление, с западной границы на Киргона обрушится сто тысяч рыцарей церкви. Полагаю, после этого он и думать забудет о Тосе.

— Не тревожься ты о нем, Фрон, — говорил Стрейджен Спархоку. — Он и сам может о себе позаботиться.

— Я думаю, Вимер, порой мы забываем о том, что он еще ребенок. Он еще даже бреется лишь от случая к случаю.

— Гельдэн перестал быть ребенком задолго до того, как у него начал ломаться голос. — Стрейджен с задумчивым видом растянулся на постели. — У людей, что занимаются нашим ремеслом, не бывает детства, — продолжал он. — Славно было бы, конечно, катать обручи и ловить головастиков, но… — Он пожал плечами.

— Что ты собираешься делать, когда все это закончится? — спросил Спархок. — Если, конечно, мы останемся в живых.

— Одна наша общая знакомая недавно предложила мне заключить с ней брак — как часть весьма притягательного делового предложения. Супружеская жизнь никогда меня не привлекала, однако деловое предложение таково, что отказаться невозможно.

— Но ведь дело не только в этом, а?

— Не только, — признался Стрейджен. — После того, что она совершила той ночью в Материоне, я ни за что на свете не намерен ее упустить. Я редко встречал людей с таким хладнокровием и отвагой.

— И красотой.

— Так ты заметил? — Стрейджен вздохнул. — Боюсь, друг мой, что придется мне, в конце концов, остепениться — хотя бы наполовину.

— Какой ужас!

— Правда? Впрочем, сначала я разберусь с одним небольшим дельцем. Я хочу подарить моей любимой голову одного нашего знакомого поэта-астелийца. Если мне повезет найти хорошего чучельника, я, может быть, даже закажу из этой головы чучело.

— Да, о таком свадебном подарке мечтает любая женщина.

— Может, и не любая, — ухмыльнулся Стрейджен, — но дама моего сердца — совершенно особенная женщина.

— Но их же так много, У-лав, — просительно говорил Блокв. — Они не заметят, если пропадет один.

— Обязательно заметят, Блокв, — терпеливо объяснял Улаф огромному, покрытому бурой шерстью троллю. — Люди не такие, как олени. Они внимательно следят за всем стадом. Если ты съешь одного из них, остальные поймут, что мы здесь. Лучше поймай и съешь собаку.

— Собака — хорошая еда?

— Не знаю. Съешь и скажи мне, хорошая или нет.

Блокв что-то проворчал и грузно присел на корточки.

Состояние, которое Гхномб называл «расколоть пополам мгновение», вызывало диковинные явления. Яркий полуденный свет потускнел, превратившись в сумеречный, и жители Супаля передвигались по улицам странными быстрыми рывками. Бог еды заверял их, что, поскольку сами они будут находиться только в небольшой частице каждого мгновения, они станут практически невидимыми. Улаф заметил в этом объяснении гигантскую логическую прореху, однако вера в то, что колдовство сработает, успешно одолевала всякую логику.

Вернулся Тиниен, на ходу качая головой.

— Их невозможно понять, — сообщил он. — Я сумел расслышать слово-другое, но все прочее — сущая неразбериха.

— Он опять говорит птичьими звуками, — пожаловался Блокв.

— Говори на языке троллей, Тиниен, — сказал Улаф. — Ты заставляешь Блоква нервничать.

— Я забыл, — признался Тиниен, переходя на чудовищное наречие троллей. — Я… — он замялся. — Как сказать, что я хотел бы не делать то, что сделал? — обратился он к их косматому спутнику.

— Такого слова нет, Тин-ин, — отвечал Блокв.

— Можешь ты попросить Гхномба сделать так, чтобы мы понимали, о чем говорят люди? — спросил Улаф.

— Зачем? Для чего это нужно? — безмерно удивился Блокв.

— Если мы узнаем, что они говорят, мы узнаем, кого из этого стада нам нужно выслеживать, — пояснил Тиниен. — Мы найдем тех, кто знает, где злые люди.

— Разве они все этого не знают? — изумленно спросил Блокв.

— Нет, не знают. Только некоторые.

— Люди очень странные. Я поговорю с Гхномбом. Может быть, он поймет. — Тролль поднялся, нависнув над ними. — Я поговорю с Гхномбом, когда вернусь.

— Куда ты идешь? — вежливо спросил Тиниен.

— Я голоден. Я съем собаку. Потом я вернусь и поговорю с Гхномбом. — Он помолчал. — Я могу принести собаку для вас, если вы тоже голодны.

— Э-э… нет, Блокв, спасибо, — поспешно ответил Тиниен. — Я сейчас что-то не голоден. Впрочем, хорошо, что ты спросил об этом.

— Мы сейчас в одной стае, — пожал плечами Блокв. — Так делать хорошо. Правильно. — И он косолапо зашагал по улице.

— На самом деле это не так уж далеко, — говорила Афраэль сестре, когда они вместе с Ксанетией ехали из долины, где стоял Дэльфиус, к Диргису, городку в Южном Атане, — но Эдемус все еще не слишком охотно помогает нам, так что лучше мне не забывать о хороших манерах. Он бы мог оскорбиться, если бы я начала плутовать с расстоянием там, где живут его дети.

— Прежде ты никогда не употребляла этого слова, — заметила Сефрения.

— Должно быть, влияние Спархока, — отозвалась Богиня-Дитя. — Это весьма полезное слово. Оно маскирует вещи, о которых мы предпочитаем не говорить при посторонних. В Диргисе мы будем достаточно далеко от долины дэльфов, и уж там я смогу плутовать, сколько мне заблагорассудится.

— Как ты полагаешь, Божественная, много ли времени займет у нас дорога в Натайос? — спросила Ксанетия. Дэльфийка вновь изменила цвет волос и кожи и приглушила сияние, чтобы скрыть от посторонних глаз свою истинную сущность.

— Несколько часов, не больше, — пожала плечами Афраэль, — реального времени, конечно. Я не умею прыгать с места на место, подобно Беллиому, но при необходимости могу перемещаться довольно быстро. Если понадобится поспешить, я отнесу вас в Натайос по воздуху.

Сефрения содрогнулась.

— Мы не настолько спешим, Афраэль. Ксанетия озадаченно взглянула на свою стирикскую сестру.

— Ее тошнит от полетов, — пояснила Афраэль.

— Вовсе нет, — возразила Сефрения, — я просто пугаюсь до полусмерти. Это ужасно, Ксанетия. За минувшие три столетия я летала с Афраэлью раз пять и всякий раз потом несколько недель приходила в себя.

— Я ведь все время говорю тебе, Сефрения, что не надо смотреть вниз, — сказала Афраэль. — Если бы ты просто смотрела на облака, а не на землю, все было бы гораздо проще.

— Я ничего не могу с собой поделать, Афраэль, — отвечала Сефрения.

— Неужто это и впрямь так страшно, сестра моя? — спросила Ксанетия.

— Ты и представить себе не можешь, Ксанетия, насколько страшно. Когда скользишь в пустоте, а под ногами у тебя только пять тысяч футов воздуха… Это чудовищно!

— На сей раз я устрою все по-другому, — заверила ее Афраэль.

— Я немедля начну сочинять благодарственную молитву.

— Переночуем в Диргисе, — сказала Афраэль, — а с утра выедем в Натайос. Мы с Сефренией спрячемся в лесу, Ксанетия, а ты отправишься в город на разведку. Если мама там, мы очень скоро покончим с нашей общей бедой. Едва Спархок будет точно знать, где она, он обрушится на Скарпу и его родителя, точно мстительная гора. От Натайоса после этого и развалин не останется — только большая дыра в земле.

— Он действительно видел их, — говорил Телэн. — Он слишком подробно их описал, чтобы это была выдумка.

Юный вор только что вернулся из путешествия по злачным кварталам Бересы.

— Что он за человек? — спросил Спархок. — Дело слишком важное, чтобы полагаться на случайные сплетни.

— Это дакит, — отвечал Телэн, — бродяга из Джуры. Его интересует не политика, а тугая мошна. К армии Скарпы он присоединился главным образом оттого, что предвкушал грабежи в Материоне. Словом, его трудно назвать человеком с высокими идеалами. Когда он оказался в Натайосе и обнаружил, что придется не только грабить, но и драться, его интерес к этому предприятию слегка приугас. Как бы то ни было, я наткнулся на него в одной из паршивейших таверн, какие мне доводилось видеть, и он был вусмерть пьян. Поверь мне, Фрон, он был не в том состоянии, чтобы лгать. Я сказал ему, что подумываю поступить на службу в армию Скарпы, и он с почти отцовской заботой принялся меня отговаривать: не вздумай, мол, сынок, это гиблое дело, и все такое прочее. Он сказал, что Скарпа — свихнувшийся маньяк, который считает себя непобедимым и полагает, что сможет одним щелчком одолеть атанов. Он так или иначе уже подумывал о том, чтобы дезертировать, и тут в Натайос вернулся Скарпа, а с ним — Крегер, Элрон и барон Парок. Они везли с собой королеву и Алиэн, и у ворот их встречал Заласта. Дакит оказался поблизости и услышал их разговор. Заласта, видимо, еще не забыл, что такое хорошие манеры, потому что его разозлило, как Скарпа обращался с пленницами. Они поссорились, и Заласта чарами скрутил своего сынка в тугой узел. Я так думаю, Скарпа довольно долго извивался, как червяк на раскаленном камне. Потом Заласта увел женщин в большой дом, где для них были приготовлены комнаты. Судя по словам этого дезертира, дом обставлен почти роскошно — если не считать решеток на окнах.

— Его могли обучить этому рассказу, — с горечью проговорил Спархок. — Быть может, он был не настолько пьян, как казался.

— Поверь мне, Фрон, он здорово нализался, — заверил его Телэн. — По дороге в таверну я срезал кошелек — просто так, практики ради, — и денег у меня хватало. Я влил в него столько хмельного, что хватило бы и полк напоить.

— Фрон, я думаю, что он прав, — вставил Стрейджен. — Его рассказ чересчур подробен для вымысла.

— А если этого дезертира послали сюда для того, чтобы обвести нас вокруг пальца, с какой стати он стал бы тратить драгоценное время на мальчишку-карманника? — резонно добавил Телэн. — Все мы выглядим не такими, как запомнил нас Заласта, и я сомневаюсь, что даже ему может прийти в голову, что Ксанетия и Сефрения сообща наколдовали нам новые лица.

— И все же, — сказал Спархок, — я считаю, что торопиться не следует. Не сегодня-завтра Афраэль доставит в Натайос Ксанетию, а уж Ксанетия наверняка сумеет выяснить, кто именно сидит под замком в этом доме.

— Но мы бы могли покуда хотя бы перебраться поближе к Натайосу, — возразил Стрейджен.

— Зачем? Расстояние ничего не значит для моего синего друга. — Спархок коснулся ладонью шкатулки, оттопыривавшей рубашку на его груди. — Как только я буду точно знать, что Элана там, мы нанесем визит Заласте и его ублюдку. Я могу даже пригласить с собой Кхвая. Меня крайне занимает то, что он приготовил им обоим.

Дневной свет вдруг обрел былую яркость, и жители Супаля разом перестали прыгать и дергаться, как марионетки, обретя нормальную человеческую походку. У них ушло полдня на то, чтобы объяснить Гхномбу, почему им нужно вернуться в реальное время, и бог еды до сих пор сомневался, так ли это необходимо.

— Я подожду тебя вон в той таверне, дальше по улице, — сказал Тиниен, когда они с Улафом вышли в узкий проулок. — Ты помнишь пароль?

Улаф что-то проворчал.

— Я не задержусь, — сказал он и, перейдя через улицу, направился к двоим всадникам, которые только что въехали в город.

— Занятное у тебя седло, приятель, — обратился он к одному из всадников, человеку средних лет, с перебитым носом, который восседал на чалом жеребце. — Из чего оно сделано — из стриженого барашка?

Берит ошеломленно взглянул на него, затем окинул быстрым взглядом узкую улочку у восточных ворот Супаля.

— Я как-то забыл спросить об этом седельщика, сержант, — ответил он, приметив потрепанную форменную куртку светловолосого эленийца. — Да, кстати, — может быть, ты дашь мне и моему юному другу один совет.

— Советы я даю бесплатно. Валяй спрашивай.

— Не знаешь, где здесь, в Супале, приличный трактир?

— Тот, в котором остановились мы с другом, вполне недурен. Он в трех улицах отсюда, — Улаф жестом указал направление. — На нем болтается вывеска с изображением вепря — хотя рисунок мало напоминает вепрей, которых мне доводилось видеть.

— Мы заглянем туда.

— Может быть, вы встретитесь там со мной и моим другом. После ужина мы обычно сидим в пивной.

— Мы заглянем и туда — если решим остановиться именно в этом трактире.

Улаф кивнул и зашагал вверх по улице, направляясь к таверне. Он вошел внутрь и присоединился к Тиниену, который сидел за столом у очага.

— Куда ты девал нашего косматого друга? — спросил он.

— Он отправился поискать еще одну собаку, — ответил Тиниен. — Тут ты, видно, сделал промашку, сержант. Похоже, собаки пришлись ему по вкусу. Если мы задержимся в Супале, здесь не останется ни одной шавки.

Улаф сел за стол и откинулся на спинку стула.

— Я тут встретил на улице одного эленийца, — сказал он достаточно громко, чтобы его могли расслышать остальные посетители таверны.

— Вот как? — небрежно отозвался Тиниен. — Астелийца или эдомца?

— Трудно сказать. Ему когда-то перебили нос, так что нелегко понять, откуда он родом. Он искал при личный трактир, и я посоветовал ему тот, в котором мы остановились. Может, мы с ним там и увидимся. Приятно будет для разнообразия послушать элений скую речь. Надоело мне это тамульское лопотанье. Если ты уже допиваешь свое пиво, почему бы нам не прогу ляться к гавани и не поискать кого-нибудь, кто пере правил бы нас через озеро в Тиану?

Тиниен одним глотком осушил кружку.

— Пошли, — сказал он вставая.

Они вышли из таверны и, заведя какой-то пустячный разговор, направились к знакомому трактиру — неспешной походкой людей, у которых нет никаких срочных дел.

— Взгляну-ка я на подкову на левой передней ноге моей лошадки, — сказал Улаф, когда они подошли к трактиру. — Иди сам. Встретимся в пивной.

— Где же еще? — хохотнул Тиниен. Халэд, как и ожидал Улаф, был в конюшне, делая вид, что чистит скребницей Фарэна.

— Я вижу, вы с другом решили-таки остановиться здесь, — небрежно заметил рослый талесиец.

— Здесь удобно, — пожал плечами Халэд.

— А теперь слушай внимательно, — Улаф перешел на едва различимый шепот. — Мы тут кое-что разузнали. Здесь, в Супале, ничего не произойдет. Вы получите очередное послание.

Халэд кивнул.

— Там будет сказано, что вы должны переправиться через озеро в Тиану. На судне будьте осторожны и следите за тем, что говорите. На борту будет соглядатай — арджунец с длинным шрамом на щеке.

— Я буду начеку, — сказал Халэд.

— В Тиане вы получите другое послание, — продолжал Улаф. — Вам будет велено обогнуть озеро и направиться в Арджун.

— Это слишком долгий путь, — возразил Халэд. — Мы ведь можем выехать отсюда по тракту и добраться в Арджун в два раза быстрее.

— Видимо, они не хотят, чтобы вы добрались туда слишком быстро. Должно быть, у них и без вас дел полно. Не могу поручиться за это, но, скорее всего, из Арджуна вас направят в Дираль. Если Келтэн прав и Элана в Натайосе, это будет самый логичный ход.

Халэд вновь кивнул.

— Я скажу Бериту. Думаю, нам с ним лучше держаться подальше от здешней пивной. Я уверен, что за нами следят, и, если мы начнем заводить разговоры с другими эленийцами, наши враги насторожатся.

Кони, стоявшие в конюшне, вдруг начали ржать и бешено лягаться, молотя копытами по стойлам.

— Что это с ними? — удивился Халэд. — И чем это здесь так воняет?

Улаф шепотом выругался. Затем он повысил голос и заговорил на языке троллей:

— Блокв, нехорошо приходить так в логово людей. Ты съел собаку, и люди и их животные могут учуять тебя.

Ответом ему было оскорбленное молчание — незримый спутник Улафа покинул конюшню.

Бетуана и Энгесса в лоснящейся одежде из шкур выдры сопровождали Вэниона и его рыцарей в пути на юг от Сарны. По предложению Энгессы они повернули к западу, чтобы спуститься с гор в Восточной Кинезге.

— Мы следили за ними, Вэнион-магистр, — говорил рослый атан, бежавший вровень с конем Вэниона. — Их главные полевые склады примерно в пяти лигах к западу от границы.

— У вас есть какие-нибудь неотложные дела, ваше величество? — спросил Вэнион у Бетуаны, бежавшей по другую сторону от него.

— Ничего срочного. Что у тебя на уме?

— Раз уж мы все равно здесь, не свернуть ли нам немного с пути и не сжечь ли их склады? Мои рыцари что-то разболтались, а хорошая драка укрепляет дисциплину.

— Сейчас довольно холодно, — заметила она с едва заметной усмешкой. — Добрый костер был бы как раз кстати.

— Так зажжем его?

— Почему бы и нет?

Кинезганские склады занимали около пяти акров земли. Они располагались в каменистой безлесной впадине, и охранял их полк кинезганцев в традиционных развевающихся одеяниях. Увидев приближавшуюся колонну рыцарей в доспехах, охранники галопом поскакали навстречу им. Этот маневр нельзя было назвать иначе, как только тактическим промахом. Покрытая гравием кинезганская пустыня была ровной и лишенной естественных препятствий, и ничто не могло сдержать атаку рыцарей церкви. Противники сшиблись с оглушительным лязгом и грохотом, и рыцари после мгновенного промедления двинулись дальше, топча подкованными копытами своих коней тела убитых и раненых, а ржущие кони кинезганцев между тем в ужасе уносились прочь.

— Впечатляюще, — признала Бетуана, бежавшая рядом с Вэнионом. — Но разве это не утомительно — долгие месяцы терпеть вес — и запах — доспехов ради двух минут удовольствия?

— Всякий способ ведения боя имеет свои недостатки, ваше величество, — ответил Вэнион, поднимая забрало. — По крайней мере, половина смысла подобных атак в том, чтобы убедить противника не ввязываться в схватку. Зачастую это помогает избежать больших потерь.

— Репутация безжалостного воина — тоже хорошее оружие, Вэнион-магистр, — согласилась Бетуана.

— Нам это по душе, — усмехнулся он. — А теперь разведем костер, чтобы ваше величество могли погреть около него свои пальчики.

— С удовольствием, — усмехнулась она в ответ.

Прямо перед ними, преграждая дорогу к складам, высился пыльный холм, напоминавший формой слегка закругленную пирамиду. Вэнион жестами приказал своим рыцарям рассыпаться и с двух сторон обогнуть холм, чтобы обрушиться на главные склады армии Киргона. Рыцари помчались вперед галопом, с тем оглушительным стальным лязгающим грохотом, который знаменует собой неумолимую непобедимость.

И тут холм зашевелился. Пыль, лежавшая на нем, поднялась в воздух огромным облаком, и два гигантских крыла развернулись во всей своей непроглядной черноте, обнажив конусообразный лик Клааля. Адская тварь взревела, скаля огненные, брызжущие молниями клыки.

И тогда из-под огромных крыльев появилась армия, подобной которой Вэниону еще не доводилось видеть.

Солдаты были ростом с атанов и гораздо массивнее их. Широкие плечи были обнажены, и стальные нагрудники прилегали к их торсам, точно вторая кожа, подчеркивая узлы напряженных мускулов. Шлемы были увенчаны диковинными украшениями — рога, острые и ветвистые, жесткие стальные крылья, а маски-забрала, подобно нагрудникам, плотно облегали лица, явно повторяя черты каждого воина. Эти стальные лица были нечеловеческими. От немыслимо широкого лба они резко сужались к заостренному подбородку, напоминая голову самого Клааля. Глаза-щели яростно сверкали, а вместо носа была лишь пара дырочек. Разинутые рты стальных масок ощерились зловещими рядами хищных острых зубов.

Солдаты кишели под крыльями Клааля, и молнии, брызжущие из его оскаленной пасти, плясали вокруг них. Они размахивали оружием — помесь палицы и топора, адская сталь, извлеченная из худших кошмаров.

Они были слишком близко, чтобы можно было успеть скомандовать отступление, и рыцари, скакавшие громыхающим галопом, были обречены прежде, чем сумели понять, что за враг появился перед ними.

Столкновение двух армий сотрясло землю, и мощный стальной лязг тотчас сменился хаосом страшных звуков — удары, крики, предсмертное ржание коней, треск рвущегося металла.

— Труби отступление! — прорычал Вэнион командиру генидианцев. — Выверни себя в рог наизнанку! Отводи людей!

Резня была чудовищной. Нечеловеческое войско Клааля рвало в куски коней и людей. Вэнион со всей силы пришпорил коня, и тот рванулся вперед. Магистр пандионцев проткнул копьем стальной нагрудник одного из чужаков и увидел, как кровь — во всяком случае, он полагал, что эта густая желтая жидкость должна быть кровью, — хлынула потоком из стальных уст маски. Тварь отскочила, но все еще яростно размахивала своим грозным оружием. Тогда Вэнион выпустил древко копья, оставив тварь проколотой насквозь, как жаркое на вертеле, и выхватил меч.

Ему пришлось потрудиться в поте лица. Чужак сносил удары, которые рассекли бы человека пополам. Все-таки в конце концов Вэнион разрубил противника — как крестьянин срубает жилистый, неподатливый терновый куст.

— Энгесса! — пронзительный крик Бетуаны, в котором были ярость и безмерное отчаяние, перекрыл на миг все прочие звуки битвы.

Вэнион рывком развернул коня и увидел, как атанская королева пробивается на помощь к своему упавшему полководцу. Даже чудища, отправленные в бой Клаалем, дрогнули перед бешеной яростью атаны, которая прорубала себе дорогу к Энгессе.

Вэнион пробился к ней, меч его сверкал в стылом свете дня, обильно орошаемый желтой кровью.

— Ты сможешь нести его? — прокричал он Бетуане. Она наклонилась и без малейшего усилия подхватила на руки раненого друга.

— Отступай! — проревел Вэнион. — Я тебя прикрою! — И направил коня наперерез чужакам, которые уже готовы были наброситься на нее.

Ни тени надежды не было в залитом слезами лице Бетуаны, когда она бежала в тыл колонны, бережно прижимая к груди обмякшее тело Энгессы.

Вэнион стиснул зубы, занес меч и поскакал в атаку.

Сефрения безмерно устала к тому времени, когда они добрались до Диргиса.

— Я совсем не голодна, — сказала она Афраэли и Ксанетии. Они сняли комнату в чистенькой тихой гостинице в центре города. — Все, что мне нужно, — горячая ванна и часов двенадцать сна.

— Ты нездорова, сестра моя? — обеспокоенно спросила Ксанетия.

Сефрения устало улыбнулась.

— Нет, дорогая, — сказала она, положив руку на плечо анары. — Я немного устала, только и всего. Наше стремительное путешествие утомило меня. Вы идите ужинать, только скажите, чтобы мне принесли наверх чайник с горячим чаем. Пока мне этого достаточно. С едой я подожду до завтрака. Только не слишком шумите, когда будете укладываться спать.

Она провела приятнейшие полчаса в мыльне, погрузившись по шею в горячую воду, и вернулась в комнату, закутанная в стирикское одеяние, освещая себе дорогу свечой.

Комната, которую они сняли, была небольшая, зато теплая и уютная. Ее, как водилось в Дарезии, согревала изразцовая печка. Сефрении нравились такие печки, потому что из них пепел и зола не сыпались на пол. Она придвинула кресло ближе к огню и принялась расчесывать длинные черные волосы.

— Тщеславие, Сефрения? В твои-то годы?

Она вздрогнула, вскочив при звуке знакомого голоса. Заласта сильно изменился. Он сменил стирикское одеяние на кожаную арджунскую куртку, холщовые штаны и сапоги с толстыми подошвами. Он настолько презрел свое происхождение, что носил у пояса короткий меч. Его седые волосы и борода были спутаны, лицо напоминало хищную птицу.

— Только не устраивай сцен, любовь моя, — предостерег он. Его усталый голос был лишен всяких чувств, кроме глубочайшего сожаления. Он тяжело вздохнул. — Что мы сделали не так, Сефрения? — печально спросил он. — Что разделило нас и привело к такому грустному концу?

— Неужели ты хочешь, чтобы я ответила на твой вопрос, Заласта? — отозвалась она. — Почему ты не мог оставить все как есть. Я ведь любила тебя — хотя, конечно, не той любовью, которой ты добивался, но все же любила. Неужели ты не мог принять эту любовь и забыть о другой?

— Видимо, нет. Мне это даже не приходило в голову.

— Спархок намерен убить тебя.

— Возможно. По правде говоря, мне это уже безразлично.

— Тогда в чем же дело? Зачем ты явился сюда?

— Чтобы взглянуть на тебя в последний раз… что-бы услышать звук твоего голоса. — Он поднялся из кресла в углу комнаты, где сидел до сих пор. — Все могло быть совсем иначе… если бы не Афраэль. Это она привела тебя в земли эленийцев, она совратила тебя. Ты же стирик, Сефрения. Нам, стирикам, не пристало иметь дело с эленийскими варварами.

— Ты ошибаешься, Заласта. Анакха — элениец. Лучше бы тебе уйти отсюда. Афраэль сейчас как раз ужинает внизу. Если она обнаружит тебя здесь, она съест твое сердце на десерт.

— Сейчас уйду. Вот только прежде выполню то, за чем пришел. После того она может делать со мной все, что пожелает. — Мучительная боль вдруг исказила его лицо. — Но почему, Сефрения? Почему? Как ты могла принять нечистые объятья этого эленийского дикаря?!

— Вэниона? Тебе этого не понять, даже если будешь стараться изо всех сил. — Сефрения смотрела на него с ненавистью и презрением. — Делай то, за чем пришел, и убирайся. От одного твоего вида меня тошнит.

— Что ж, отлично. — Его голос вдруг отвердел, точно камень.

Сефрения ничуть не удивилась, когда он выхватил из-под куртки длинный бронзовый кинжал. Несмотря ни на что, Заласта все же оставался стириком — настолько, чтобы ненавидеть прикосновение железа.

— Ты и представить себе не можешь, как горько я сожалею об этом, — пробормотал он, шагнув к ней.

Она пыталась отбиваться, царапая ногтями его лицо и стараясь добраться до глаз. Она даже ощутила минутное торжество, когда ухватила его за бороду и увидела, как он зажмурился от боли. Она с силой дернула бороду, перекосив его лицо, и тогда закричала, зовя на помощь, но потом он вырвался и грубо отшвырнул ее. Она споткнулась и упала, налетев на кресло, и это окончательно погубило ее. Она еще не успела вскочить, когда Заласта ухватил ее за волосы, и она поняла, что обречена. В отчаянии она призвала из памяти лицо Вэниона, в последний раз вглядываясь в его черты, всем сердцем впитывая их, и в то же время вновь безуспешно пыталась выцарапать глаза Заласте.

А потом он направил кинжал в ее грудь и тотчас выдернул его.

Она закричала, отпрянув, схватилась обеими руками за рану и почувствовала, как между пальцев хлещет кровь.

Заласта подхватил ее и удержал в своих объятиях.

— Я люблю тебя, Сефрения, — полным боли голосом проговорил он, глядя в ее гаснущие глаза.