"Огненные купола" - читать интересную книгу автора (Эддингс Дэвид)

Часть 1 ЭОЗИЯ

ГЛАВА 1

Была ранняя весна, и от дождя все еще веяло запоздалым зимним холодком. Серебристая изморось сыпалась с ночного неба, клубясь около могучих сторожевых башен Симмура, шипела в пламени факелов, горевших по обе стороны от широких ворот, и наводила черный глянец на камни мостовой, тянувшейся к воротам. Одинокий всадник приближался к городу. Он кутался в тяжелый дорожный плащ и ехал верхом на рослом косматом чалом жеребце с длинным носом и холодными злыми глазами. Путник был крупного сложения, но не толстый, а скорее ширококостный, с жилистыми буграми мышц. У него были жесткие черные волосы и перебитый в давнем прошлом нос. Ехал он легко и ровно, но с той особой настороженностью, которая присуща опытным воинам.

Когда путник подъехал к восточным воротам и остановился в круге красноватого света факелов под самой стеной, рослый жеребец рассеянно передернулся, вытряхивая из косматой шкуры капли дождя.

Небритый стражник в заржавленном нагруднике и шлеме — зеленый, покрытый пятнами плащ небрежно свисал с его плеча — вышел из сторожки поглядеть на приезжего. Он нетвердо держался на ногах.

— Я просто хочу проехать, приятель, — негромко сказал всадник и откинул капюшон плаща.

— О, — пробормотал стражник, — это вы, принц Спархок. Я вас и не узнал. Добро пожаловать домой.

— Благодарю, — ответил Спархок, даже с высоты седла чувствуя, что от стражника несет дешевым вином.

— Хотите, чтобы я сообщил во дворец о вашем приезде, ваше высочество?

— Ни в коем случае. Незачем их беспокоить. Я и сам смогу расседлать коня. — Спархок терпеть не мог церемоний — особенно посреди ночи. Он наклонился с седла и подал стражнику мелкую монетку. — Ступай в сторожку, приятель. Ты простудишься, если будешь долго торчать под дождем.

Спархок тронул коня и въехал в город.

Кварталы у городской стены были бедные, жалкие обветшавшие домишки тесно жались друг к другу, нависая вторыми этажами над мокрыми грязными улицами. Спархок ехал по узкой мощеной улочке, и перестук копыт чалого эхом отлетал от стен домов. Налетел ночной ветер, и грубые вывески над закрытыми на все засовы лавками пронзительно скрипели, раскачиваясь на ржавых крючьях.

Случайная собака вынырнула из переулка и не нашла ничего лучшего, как облаять их с безмозглой самоуверенностью. Конь Спархока чуть повернул голову и одарил мокрую шавку долгим холодным взглядом, в котором красноречиво читалась смерть. Тявканье разом оборвалось, и пес попятился, поджав тощий крысиный хвост. Жеребец двинулся на него. Пес заскулил, завизжал и, развернувшись, бросился наутек. Конь Спархока презрительно фыркнул.

— Ну, Фарэн, теперь тебе полегчало? — спросил Спархок у чалого. Фарэн пряднул ушами. — Тогда едем дальше?

На перекрестке очень кстати горел факел, и миловидная молодая шлюха в дешевом платье, грязная и промокшая насквозь, переминалась в круге красноватого коптящего света. Ее темные волосы облепили голову, румяна на щеках потекли, и в глазах было выражение полного отчаяния.

— Что ты делаешь здесь, под дождем, Нэйвин? — спросил Спархок, придержав коня.

— Поджидаю тебя, Спархок, — лукаво ответила она, блеснув темными глазами.

— Или кого-нибудь еще?

— Само собой. Это моя работа, Спархок, но ведь я тебе до сих пор кое-что должна. Может, мы на днях как-нибудь уладим это дело?

Спархок пропустил ее слова мимо ушей.

— С каких это пор ты работаешь на улицах?

— Мы с Шандой поругались, — пожала она плечами. — Я решила работать одна.

— Для уличной девки ты недостаточно порочна, Нэйвин. — Спархок запустил руку в кошель, висевший на поясе, выудил несколько монеток и отдал ей. — Вот, возьми это. Сними себе комнату в какой-нибудь гостинице и пару дней не показывайся на улицах. Я поговорю с Платимом — может, нам удастся устроить твои дела.

Глаза Нэйвин сузились.

— Вот уж этого не надо, Спархок. Я и сама могу о себе позаботиться.

— Конечно, можешь. Именно поэтому ты и стоишь здесь под дождем. Не упрямься, Нэйвин. Слишком поздно и слишком сыро, чтобы затевать долгий спор.

— Теперь я уже дважды у тебя в долгу. Ты уверен, что… — Она не договорила.

— Совершенно уверен, сестренка. Я ведь теперь женатый человек, забыла?

— Ну и что?

— Да так, ничего особенного. Пойди поищи себе пристанище.

Спархок поехал дальше, качая головой. Нэйвин была славная девочка, но совершенно не умела позаботиться о себе.

Он проехал тихую площадь, где все лавки и палатки были закрыты — народу по ночам немного и торговля идет вяло. Мысли Спархока вернулись к тому, чем он занимался в минувшие полтора месяца. В Ламорканде никто не желал разговаривать с ним. Архипрелат Долмант — человек мудрый, искушенный в церковной доктрине и политике, но безнадежно невежественный в том, что касается образа мыслей простонародья. Спархок терпеливо пытался объяснить ему, что посылать на сбор сведений рыцаря церкви — пустая трата времени, но Долмант настаивал, а клятва обязывала Спархока подчиниться ему. И так вот он потратил шесть недель в уродливых городах южного Ламорканда, где ни одна собака не желала беседовать с ним ни о чем, кроме как о погоде. Что хуже, Долмант явно винил рыцаря в собственной промашке. В темном проулке, где с карнизов на булыжники мостовой монотонно капала вода, Фарэн вдруг напрягся.

— Извини, — шепотом сказал Спархок, — я не заметил. — Кто-то следил за ним, и он явственно чувствовал враждебность, которая встревожила Фарэна. Чалый был боевым конем и чуял врага не то что шкурой — всеми фибрами души. Спархок быстро пробормотал стирикское заклинание, пряча под плащом сопутствующие ему жесты. Он выпустил заклинание медленно, чтобы не встревожить неведомого наблюдателя.

Это был не элениец — Спархок тотчас почувствовал это. Он двинулся дальше и нахмурился: наблюдателей было несколько, и они не были стириками. Спархок мысленно отступил, пассивно ожидая хоть какого-то намека на их сущность.

Осознание пришло к нему леденящим ударом. Это были не люди. Спархок слегка шевельнулся в седле, и его рука скользнула к рукояти меча.

Затем ощущение слежки исчезло, и Фарэн облегченно встряхнулся. Повернув некрасивую морду, он с подозрением глянул на хозяина.

— И не спрашивай, — ответил ему Спархок. — Я не знаю.

Это было не совсем правдой. Прикосновение разумов, таившихся в темноте, было смутно знакомым, и эта знакомость порождала в мозгу Спархока вопросы, на которые ему вовсе не хотелось искать ответа.

Он задержался у дворцовых ворот ровно настолько, чтобы отдать стражникам твердый приказ не перебудить весь дворец, а потом спешился во внутреннем дворе.

Из конюшни на залитый дождем двор вышел молодой человек.

— Почему ты не предупредил, что возвращаешься, Спархок? — негромко спросил он.

— Потому что терпеть не могу парадов и церемоний посреди ночи, — ответил Спархок своему оруженосцу, отбросив на плечи капюшон. — Почему ты не спишь так поздно? Я обещал твоим матерям заботиться о твоем отдыхе. Накличешь ты на меня беду, Халэд.

— Ты что, пытаешься шутить? — Голос у Халэда был хриплый, ворчливый. Он взял повод Фарэна. — Заходи в дом, Спархок. Ты проржавеешь, если будешь торчать под дождем.

— Характер у тебя не лучше, чем у твоего отца.

— Это семейное.

Халэд провел принца-консорта и его злобного боевого коня в пахнущую сеном конюшню, где горела, источая золотистый свет, пара фонарей. Старший сын Кьюрика был рослым плечистым юношей с черными жесткими волосами и коротко подстриженной бородкой. Он носил облегающие штаны из черной кожи, сапоги и кожаную безрукавку, оставлявшую открытыми руки и плечи. Массивный кинжал висел у него на поясе, запястья охватывали стальные браслеты. И видом, и манерой держаться он так походил на своего отца, что Спархок в который раз ощутил краткий болезненный укол невосполнимой утраты.

— Я думал, что Телэн вернется с тобой, — заметил оруженосец, расседлывая Фарэна.

— Он простудился. Его мать — и твоя тоже — решили, что ему не стоит ехать по такой погоде, и уж я-то с ними спорить не собирался.

— Мудрое решение, — заметил Халэд, рассеянно шлепнув по носу Фарэна, который попытался его цапнуть. — Как они поживают?

— Ваши матери? Отменно. Эслада все пытается откормить Элис, но без особого успеха. Как ты узнал, что я в городе?

— Один из головорезов Платима видел тебя у ворот и сообщил мне.

— Я должен был догадаться. Надеюсь, ты не разбудил мою жену?

— Ее трудно разбудить, когда Миртаи сторожит двери. Дай мне плащ, мой лорд. Я повешу его просушиться в кухне.

Спархок что-то проворчал и стянул с плеч насквозь промокший плащ.

— Кольчугу тоже, Спархок, — прибавил Халэд, — пока она совсем не заржавела.

Спархок кивнул, расстегнул пояс и принялся выпутываться из кольчуги.

— Как подвигается твое обучение? Халэд невежливо хмыкнул.

— Я еще не узнал ничего, чего не знал бы раньше. Мой отец был куда лучшим учителем, чем наставники из орденского замка. Эта твоя идея, Спархок, никуда не годится. Все другие послушники — аристократы, и когда мы с братьями обходим их на тренировочном поле, им это очень не нравится. Мы все время наживаем себе новых врагов — только успевай поворачиваться. — Он снял седло со спины Фарэна, повесил на крюк у ближайшего стойла и принялся обтирать жеребца пучком соломы.

— Разбуди какого-нибудь конюха, — сказал ему Спархок, — пускай он этим займется. В кухне кто-нибудь есть?

— Хлебопеки, я думаю, уже проснулись.

— Ну так пусть кто-нибудь состряпает мне поесть. Обедал я довольно давно

— Хорошо. Что задержало тебя в Чиреллосе?

— Я предпринял небольшое путешествие в Ламорканд. Их вечные распри выходят из-под контроля, и архипрелат хотел, чтобы я кое-что разнюхал на этот счет.

— Тебе следовало известить жену. Она уже собиралась отправить Миртаи на поиски. — Халэд ухмыльнулся. — Подозреваю, Спархок, что тебя опять ждет семейный скандал. — В этом нет ничего нового. Келтэн здесь, во дворце?

Халэд кивнул.

— Кормят здесь получше, и он не обязан молиться трижды в день. Кроме того, он положил глаз на одну служанку.

— Это меня тоже не слишком удивляет. Стрейджен тоже здесь?

— Нет. Что-то там стряслось, и ему пришлось вернуться в Эмсат.

— Тогда разбуди Келтэна. Пускай присоединится к нам в кухне — я хочу потолковать с ним. Только я немного задержусь. Хочу прежде заглянуть в мыльню.

— Вода наверняка холодная. Топки на ночь гасят.

— Мы воины Бога, Халэд, и нам надлежит быть стойкими.

— Я постараюсь это запомнить, мой лорд.

Вода в мыльне и впрямь оказалась ледяная, так что Спархок там не замешкался. Завернувшись в мягкий белый плащ, он прошел по темным дворцовым коридорам в ярко освещенную кухню, где его дожидались Халэд и заспанный Келтэн.

— Приветствую благородного принца-консорта, — сухо проговорил Келтэн. Сэру Келтэну явно не нравилось, когда его будили по ночам.

— Приветствую благородного друга детства благородного принца-консорта, — отозвался Спархок.

— На редкость громоздкий титул, — кисло заметил Келтэн. — И что же это за важное дело, если оно не могло подождать до утра?

Спархок присел у кухонного стола, и хлебопек в белой холщовой рубахе поставил перед ним блюдо жареного мяса и дымящийся ломоть свежего, прямо из печи, хлеба.

— Спасибо, приятель, — поблагодарил его Спархок.

— Где ты был, Спархок? — осведомился Келтэн, садясь напротив друга. В одной руке у него была бутыль с вином, в другой — оловянный кубок.

— Сарати посылал меня в Ламорканд, — ответил Спархок, набивая рот свежим хлебом.

— Знаешь, твоя жена допекла здесь всех и каждого.

— Приятно знать, что она обо мне так беспокоится.

— Для других в этом приятного мало. Что понадобилось Долманту в Ламорканде?

— Сведения. Он не доверял некоторым докладам, которые получал оттуда.

— Чему ж там не доверять? Ламорки, как всегда, увлечены своей национальной забавой — гражданской войной.

— Похоже, что на сей раз это больше, чем просто забава. Помнишь графа Герриха?

— Того, что осадил нас в замке барона Олстрома? Лично с ним я не встречался, но его имя мне знакомо.

— Похоже, он верховодит во всех дрязгах западного Ламорканда, и почти все там убеждены, что он положил глаз на королевский трон.

— Правда? — Келтэн бесцеремонно отломил себе кусок от хлеба, принесенного для Спархока. — Любой барон в Ламорканде не спускает глаз с королевского трона. Что же так обеспокоило Долманта на сей раз?

— Геррих заключает союзы за пределами Ламорканда. Кое-кто из приграничных баронов Пелосии более или менее независим от короля Сороса.

— В Пелосии все, кому не лень, независимы от короля Сороса. Король из него так себе — он тратит слишком много времени на молитвы.

— Странная позиция для воина Господня, — пробормотал Халэд.

— Ты бы запомнил это на будущее, Халэд, — посоветовал ему Келтэн. — Слишком частые моления размягчают мозги.

— Так или иначе, — продолжал Спархок, — если Герриху удастся втянуть пелосийских баронов в свару за трон Фридаля, Фридалю придется объявить войну Пелосии. У Церкви уже есть на руках война в Рендоре, и мысль о втором фронте Долманта не слишком вдохновляет. — Спархок помолчал. — Впрочем, — добавил он, — я набрел еще кое на что. Я случайно подслушал разговор, который не предназначался для моих ушей. В разговоре всплыло имя Дрегната. Ты о нем что-нибудь знаешь?

Келтэн пожал плечами.

— Три-четыре тысячи лет назад он был национальным героем ламорков. Они говорят, будто он был двенадцати футов ростом, каждое утро съедал на завтрак целого быка и каждый вечер выпивал большую бочку меда. Легенда гласит, что он криком дробил горы и мог одной рукой остановить солнце. Впрочем, все эти россказни могут быть слегка преувеличены.

— Весьма забавно. Те, кого я подслушал, говорили друг другу, что он вернулся.

— Тогда это ловкий трюк. Кажется, его убил близкий друг. Ударил кинжалом в спину, а потом проткнул копьем сердце. Ты же знаешь этих ламорков.

— Странное имя, — заметил Халэд. — Что оно означает?

— Дрегнат? — Келтэн почесал в затылке. — «Не ведающий страха» или что-то в этом роде. Ламоркские матери частенько проделывают такое со своими детьми. — Он осушил кубок и перевернул над ним бутыль. В кубок упали несколько сиротливых капель. — Долго мы еще будем беседовать? — осведомился он. — Если ты собираешься проболтать остаток ночи, я принесу еще вина. Но если честно, Спархок, куда охотнее я вернулся бы в свою славную теплую постельку.

— К своей славной теплой служанке? — прибавил Халэд.

— Она соскучится. — Келтэн пожал плечами. Лицо его посерьезнело. — Если ламорки снова толкуют о Дрегнате, значит, им стало тесновато в Ламорканде. Дрегнат хотел править миром, и всякий раз, когда ламорки поминают его имя, это явный признак того, что они поглядывают за границу в поисках свободного местечка.

Спархок отодвинул блюдо.

— Сейчас уже ночь, поздновато тревожиться об этом. Возвращайся в постель, Келтэн. Ты тоже, Халэд. Продолжим разговор утром. — Он поднялся. — Я должен нанести своей жене визит вежливости.

— И это все? — спросил Келтэн. — Визит вежливости?

— Вежливость, Келтэн, бывает разная.

Коридоры дворца были тускло освещены редкими свечами. Спархок бесшумно миновал тронный зал и подошел к королевским покоям. Как обычно, Миртаи дремала в кресле у двери. Спархок остановился, разглядывая тамульскую великаншу. Когда она спала, лицо ее становилось таким красивым, что дух захватывало. Кожа ее золотилась в свете свечи, длинные ресницы касались щек. Меч лежал у нее на коленях, и рука Миртаи легонько сжимала рукоять.

— Даже и не пытайся подкрасться ко мне, Спархок, — проговорила она, не открывая глаз.

— Откуда ты знаешь, что это я?

— Я почуяла твой запах. Вы, эленийцы, совсем забыли, что у вас есть нос.

— Да как же ты могла меня учуять? Я только вымылся.

— Да, я заметила и это. Тебе бы следовало подождать, пока вода хоть немного нагреется.

— Знаешь, Миртаи, иногда ты меня просто поражаешь.

— Тебя легко поразить, Спархок. — Она открыла глаза. — Где ты пропадал? Элана едва с ума не сошла.

— Как она?

— Примерно как всегда. Ты когда-нибудь добьешься того, чтобы она хоть чуточку повзрослела? Мне надоело принадлежать ребенку.

С точки зрения Миртаи, она была рабыней, собственностью королевы Эланы. Это ни в коей мере не мешало ей железной рукой править королевским семейством Элении, бесстрастно решая, что для них хорошо, а что нет. Она резко отмела все попытки Эланы освободить ее, утверждая, что она принадлежит к тамульским атанам и что ее раса по своему темпераменту не приспособлена быть свободной. Спархок был с ней от души согласен, уверенный, что если Миртаи отпустить на волю ее инстинктов, она скоро обезлюдит пару-тройку больших городов.

Она выпрямилась, поднявшись на ноги с исключительной грацией. Миртаи была на добрых четыре дюйма выше Спархока, и он в который раз непривычно почувствовал себя коротышкой, глядя на нее снизу вверх.

— Что тебя так задержало? — осведомилась она.

— Мне пришлось отправиться в Ламорканд.

— Это была твоя идея или чья-то еще?

— Меня послал Долмант.

— Постарайся, чтобы Элана уяснила это с самого начала. Если она решит, что ты задержался по собственной воле, вы еще месяц будете ссориться, а семейные свары действуют мне на нервы. — Миртаи вынула ключ от королевских покоев и прямо, жестко глянула на Спархока. — Будь с ней очень внимателен, Спархок. Она по тебе скучала, и теперь ей нужны весьма осязаемые доказательства твоих нежных чувств. И не забудь запереть на засов дверь спальни. Твоя дочь еще чересчур молода, чтобы просвещать ее в некоторых вещах. — С этими словами Миртаи отперла дверь.

— Миртаи, неужели обязательно запирать нас на всю ночь?

— Разумеется. Я не смогу заснуть, если буду знать, что кто-то из вас бродит по дворцу без присмотра. Спархок вздохнул.

— Ах да, кстати, — небрежно добавил он, — Кринг тоже был в Чиреллосе. Полагаю, через несколько дней он появится здесь, чтобы снова сделать тебе предложение.

— Давно пора, — усмехнулась она. — Прошло три месяца, и я уже начала думать, что он меня больше не любит.

— Ты когда-нибудь примешь его предложение?

— Посмотрим. Ступай, Спархок, разбуди свою жену. Я выпущу вас утром. — Миртаи легонько подтолкнула его в покои и заперла за ним дверь.

Дочь Спархока, принцесса Даная, свернулась калачиком в кресле у камина. Данае сравнялось шесть, у нее были черные волосы, молочно-белая кожа, большие темные глаза и розовые, лукаво изогнутые губы. Она была настоящей маленькой дамой с серьезными и очень взрослыми манерами, и тем не менее ее постоянным спутником был потрепанный набивной медвежонок по кличке Ролло. Принцесса Даная унаследовала Ролло от матери. И, как обычно, маленькие ножки принцессы Данаи были в зеленых пятнах травяного сока.

— Ты припозднился, Спархок, — строго заметила она, обращаясь к отцу.

— Даная, — сказал он, — ты же знаешь, что не должна называть меня так. Если твоя мама услышит это, она начнет задавать вопросы.

— Она спит, — пожала плечами Даная.

— Ты в этом уверена?

Малышка одарила его страдальческим взглядом.

— Ну конечно же, уверена. Я не собираюсь допускать никаких промахов. Ты же знаешь, я и прежде много раз это проделывала. Где ты был?

— Мне пришлось отправиться в Ламорканд.

— А тебе не пришло в голову известить об этом маму? В последнее время она стала совершенно невыносимой.

— Знаю. Мне об этом сообщили уже все, кому не лень. Я не думал, что задержусь так надолго. Хорошо, что ты не спишь. Может быть, ты сумеешь мне помочь.

— Я подумаю над этим, если ты будешь со мной поласковее.

— Перестань. Что ты знаешь о Дрегнате?

— Он был варваром, но поскольку он был и эленийцем, это вполне естественно.

— Ты склонна к предрассудкам.

— Никто не совершенен. Откуда вдруг такой интерес к древней истории?

— По Ламорканду ходят дикие россказни, что якобы Дрегнат вернулся. Ламорки все, как один, точат свои мечи с возвышенным выражением лица. Что все это может означать?

— Дрегнат был королем ламорков несколько тысячелетий назад. Вскоре после того, как вы, эленийцы, научились добывать огонь и вылезли из пещер.

— Не вредничай.

— Хорошо, отец. Так вот, Дрегнат сколотил из ламорков относительно единое войско и отправился завоевывать мир. Ламорки были от него просто в восторге. Однако он поклонялся старым Ламоркским богам, и вашей эленийской церкви пришлась не по вкусу мысль, что на троне всего мира будет восседать язычник, так что Дрегната прикончили.

— Церковь не могла так поступить! — резко возразил Спархок.

— Ты хотел выслушать мой рассказ или вести теологические споры? После смерти Дрегната жрецы ламорков выпотрошили парочку кур и копались в их внутренностях, чтобы прочесть грядущее. Это отвратительный способ, Спархок. Столько грязи! — она содрогнулась.

— Не вини меня. Не я это выдумал.

— »Авгуры», как они себя называли, объявили, что в один прекрасный день Дрегнат вернется, чтобы продолжить начатое, и поведет ламорков к мировому господству.

— Ты хочешь сказать, что они в это верят?

— Раньше верили.

— Ходят еще слухи об отпадении от веры и возвращении к старым языческим богам.

— Этого следовало ожидать. Когда ламорк вспоминает Дрегната, он волей-неволей вытаскивает на свет старых богов. Это так глупо. Неужели им недостаточно настоящих богов?

— Значит, старые боги ламорков — ненастоящие?

— Конечно, нет. Где твоя голова, Спархок?

— Тролли-Боги — настоящие. В чем же тут разница?

— Разница большая, как мир, отец. Это ясно и ребенку.

— Почему бы мне просто не поверить тебе на слово? И почему бы тебе не отправиться в постель?

— Потому что ты еще не поцеловал меня.

— Ох, извини. Я задумался о другом.

— Нельзя забывать о самом важном, Спархок. Ты же не хочешь, чтобы я захирела?

— Нет, конечно.

— Тогда поцелуй меня.

Спархок так и сделал. Как всегда, от нее пахло травой и деревьями.

— Вымой ноги, — сказал он.

— Ну вот еще! — отозвалась она.

— Хочешь целую неделю объяснять маме, откуда у тебя на ногах эти пятна?

— И это все, что я получу? — возмутилась принцесса. — Один жалкий поцелуйчик и умывальные наставления?

Спархок рассмеялся, подхватил ее на руки и поцеловал снова — уже не один раз. Затем опустил на пол.

— А теперь беги.

Принцесса слегка надула губы, вздохнула и направилась к дверям своей спальни, небрежно волоча Ролло за заднюю лапу.

— Дай маме хотя бы глаза сомкнуть до утра, — бросила она через плечо, — и, пожалуйста, постарайтесь не шуметь. И почему это от вас двоих всегда столько шума? — Даная лукаво глянула на него. — Почему ты краснеешь, отец? — осведомилась она с невинным видом. Затем рассмеялась и ушла в спальню, закрыв за собой дверь.

Спархок никогда не был уверен, понимает ли его дочь истинный смысл подобных реплик, хотя чувствовал, что по крайней мере одна часть ее загадочной личности отлично все понимает. Он запер дверь спальни Данаи на засов и вошел в опочивальню, которую делил со своей женой. Прикрыв за собой дверь, Спархок заложил засов.

Огонь в камине догорел до углей, но света было достаточно, чтобы разглядеть молодую женщину, которая была смыслом всей жизни Спархока. Ее густые светлые волосы разметались по подушке, и во сне она выглядела весьма юной и привлекательной. Спархок остановился у изножья кровати, не сводя глаз с Эланы. В ее лице все еще можно было разглядеть черты той маленькой девочки, которую он воспитывал. Он вздохнул. Подобные мысли неизменно вызывали у него грусть, потому что напоминали, что он чересчур стар для Эланы. Ей бы нужен был молодой муж — не такой потрепанный и некрасивый. Спархок тщетно гадал, где же он совершил ошибку, настолько привязавшую к нему Элану, что она и думать не захотела об ином возможном выборе. Наверняка это было что-то мелкое и незначительное. Кто может знать, как подействует на другого мельчайший жест или слово?..

— Я знаю, что ты здесь, Спархок, — сказала Элана, даже не открыв глаза. В голосе ее чувствовалось легкое раздражение.

— Я просто увлекся неким весьма привлекательным зрелищем. — Легкомысленный тон мог избавить его от предстоящих неприятностей, хотя он мало на это надеялся. Серые глаза Эланы открылись.

— Поди сюда, — велела она, протягивая к нему руки.

— Всегда покорнейший слуга вашего величества, — ухмыльнулся Спархок, подойдя к краю кровати.

— В самом деле? — отозвалась она и, обвив руками его шею, поцеловала его. Спархок ответил на поцелуй, и некоторое время ничто другое их не занимало.

— Как ты думаешь, любовь моя, можем мы отложить все упреки до утра? — спросил он. — Я немного устал. Почему бы нам не продолжить поцелуи и все прочее, а уж позже ты поругаешь меня всласть?

— И растеряю всю свою злость? Глупости, Спархок. Я приберегла для тебя самые разнообразные ругательства.

— Могу вообразить. Долмант послал меня в Ламорканд, чтобы кое-что там выяснить. Это заняло у меня больше времени, чем я рассчитывал.

— Это нечестно, Спархок! — возмутилась она.

— Что-то не понимаю.

— Ты не должен был говорить это сразу. Нужно было подождать, пока я потребую объяснений, а не давать их сразу и непрошеными. Ты мне все испортил.

— Сможешь ли ты простить меня? — осведомился он притворно-сокрушенным тоном, целуя ее в шею. Он давно уже обнаружил, что его юная жена обожает подобные игры. Элана рассмеялась.

— Я подумаю, — сказала она, вновь целуя его. Женщины из его семьи решительно, отличались крайней несдержанностью в чувствах. — Ну, хорошо. Все равно ты уже все испортил, так что расскажи мне, чем это ты занимался и почему не послал мне весточку, что задержишься.

— Политика, любовь моя. Ты же знаешь Долманта. Ламорканд на грани мятежа. Сарати нужно было профессиональное заключение, но он не хотел, чтобы разошлись слухи о моей поездке, и запретил мне упоминать об этом в письмах.

— Думаю, пора мне потолковать по душам с нашим почтенным архипрелатом, — зловеще проговорила Элана. — Он, кажется, забыл, кто я такая.

— Я бы не советовал этого делать, Элана.

— Но, любимый, я ведь не собираюсь воевать с ним. Я просто хочу указать ему, что он забывает о самых обыкновенных правилах приличия. Прежде чем посылать куда-то моего мужа, он должен был спросить меня. Я слегка устала от имперских замашек его архипрелатства, а потому собираюсь поучить его хорошим манерам.

— Можно мне быть при этом? Разговор должен выйти прелюбопытнейший.

— Спархок, — Элана одарила его уничтожающим взглядом, — если ты хочешь избегнуть официального выговора, ты должен немедленно предпринять кое-какие весомые шаги для смягчения моего неудовольствия.

— Я как раз собирался приступить к этому, — ответил он, заключая ее в объятья.

— Отчего тебя так долго не было? — вздохнула королева.

Немного позже неудовольствие ее величества королевы Элении заметно смягчилось.

— Что же ты узнал в Ламорканде, Спархок? — спросила она, лениво вытягиваясь на ложе. Интерес к политике никогда полностью не покидал мыслей Эланы.

— Западный Ламорканд кипит. Там есть один граф по имени Геррих. Мы встречались с ним, когда искали Беллиом. Он был в сговоре с Мартэлом в одном хитроумном замысле, имевшем своей целью держать воинствующие ордена подальше от Чиреллоса на время выборов.

— Это весьма много говорит о характере господина графа.

— Возможно и так, но Мартэл всегда был искусен в манипулировании людьми. Он завязал небольшую войну между Геррихом и братом патриарха Ортзела. Как бы то ни было, та кампания слегка расширила горизонты нашего графа. Он подумывает о ламоркандском троне.

— Бедненький Фредди, — вздохнула Элана. Фридаль Ламоркандский приходился ей дальним родственником. — Но какое дело до этого церкви? У Фредди большая армия, он как-нибудь управится с одним честолюбивым графом.

— Все не так просто, любовь моя. Геррих заключил союзы с другими дворянами западного Ламорканда. Он собрал армию никак не меньше королевской и ведет переговоры с пелосийскими баронами из окрестностей озера Вэнн.

— Эти бандиты, — с откровенным пренебрежением проговорила королева. — Их может купить кто угодно.

— Ты хорошо осведомлена в тамошней политике, Элана.

— Приходится, Спархок. Пелосия на северо-востоке граничит с Эленией. Нынешние беспорядки могут как-то повредить нам?

— Пока что — никак. Геррих обратил свои взоры на восток — то есть к столице.

— Может быть, мне стоит предложить Фредди союз, — пробормотала королева. — Если в тех местах разразится война, я смогу под шумок оттяпать кусочек юго-западной Пелосии.

— У нас появились территориальные амбиции, ваше величество?

— Не сегодня, Спархок, — усмехнулась она. — Нынешней ночью у меня на уме кое-что другое. — И снова потянулась к нему.

Миновало время, был близок рассвет. Размеренное дыхание Эланы говорило Спархоку, что она заснула. Он выскользнул из постели и подошел к окну. Годы военной службы приучили его почти бессознательно проверять погоду перед наступлением дня.

Дождь прекратился, зато ветер усилился. Была ранняя весна, и еще несколько недель не стоило даже надеяться на приличную погоду. Спархок рад был, что вовремя добрался домой — наступающий день выглядел очень уж неприглядно. Он посмотрел на факелы, горевшие во внутреннем дворе, — их пламя металось и билось, вспыхивая на ветру.

Как случалось всегда в непогоду, мысли Спархока вернулись к годам, которые он прожил в выжженном солнцем Джирохе, где женщины с закрытыми лицами, с головы до пят закутанные в черное, шли к источнику в сером сиянии рассвета и где женщина по имени Лильяс заполняла его ночи тем, что она именовала любовью. Спархок, однако, не вспоминал ту ночь в Кипприа, когда наемные убийцы Мартэла едва не выпустили из него всю кровь вместе с жизнью. Этот счет он уладил с Мартэлом в Земохе, в храме Азеша, так что не стоило вспоминать ни старый скотный двор в окрестностях Кипприа, ни звон монастырских колоколов, взывавший к нему из тьмы.

Минутное ощущение, что за ним следят, ощущение, испытанное им на узкой улочке по дороге ко дворцу, все еще беспокоило Спархока. Происходило что-то непонятное, и он от души жалел, что не может поговорить об этом с Сефренией.