"Огненные купола" - читать интересную книгу автора (Эддингс Дэвид)

ГЛАВА 23

С исчезновением Гхворга исчезло и всякое подобие согласия среди троллей. Как частенько говорил Улаф, они не привыкли действовать большими стаями, и когда их бог, поддерживавший некоторое единство между ними, сгинул, тролли вспомнили о привычной вражде друг с другом. Их натиск на рыцарей мгновенно ослаб — в рядах троллей завязались яростные стычки. В них ввязывалось все больше троллей, и скоро перед входом в ущелье кипела уже всеобщая свалка.

— И что теперь? — спросил Келтэн у Улафа.

— Конец, — пожал тот плечами, — во всяком случае, для нас. Тролли, впрочем, будут драться еще очень долго.

Кринг, судя по всему, пришел к тому же выводу, и его пелои целеустремленно направились к груде тролльих трупов, держа наготове сабли и копья.

Халэд, бледный, с невидящими глазами, все еще стоял возле своей машины. Затем он вздрогнул и очнулся.

— Что случилось? — спросил он, смятенно озираясь.

— Ты прикончил гигантского ящера, мой юный друг, — пояснил Тиниен. — Выстрел был впечатляющий.

— Я? Да я даже не помню, чтобы стрелял в него. Я был уверен, что он слишком далеко.

С крутого склона ущелья спустился Заласта. На его бровастом лице было написано явное удовлетворение.

— Боюсь, молодой господин, мне пришлось на время завладеть твоим разумом, — объяснил он оруженосцу Спархока. — Мне нужна была твоя машина, чтобы уничтожить эту тварь. Надеюсь, ты простишь меня — у меня не было времени получить твое согласие.

— Все в порядке, мудрый. Жаль, что я сам не видел этого выстрела. Что это была за бестия?

— Ее сородичи населяли землю миллионы лет назад, — ответил стирик, — задолго до того, как появились люди и даже тролли. Похоже, наш противник весьма даровит в воскрешении древних мертвецов.

— Это он был в огненном шаре? — спросил Келтэн.

— В этом я не могу быть уверен, сэр Келтэн. Судя по всему, наши враги отличаются разнообразием. Впрочем, если существо в шаре и не было нашим главным врагом, то это, вероятно, один из ближайших его пособников. Он весьма искусен.

— Давайте позаботимся о раненых, — резко сказал Вэнион. Сколько бы он ни утверждал, что магистр пандионцев теперь Спархок, привычка отдавать приказы оставалась в крови Вэниона.

— Хорошо бы наглухо завалить проход, — предложил Улаф, — на случай, если уцелевшим троллям вздумается ночью нанести нам неожиданный визит.

— Я сообщу дамам, что худшее уже позади, — сказал Спархок. Он развернул Фарэна и направился к пещере. С некоторым изумлением и куда большим негодованием он увидел, что Элана и ее спутницы стоят у входа в пещеру.

— Я же сказал тебе оставаться внутри, — упрекнул он жену.

— Но ты ведь не ожидал, что я послушаюсь?

— По правде говоря, ожидал.

— Жизнь полна маленьких разочарований, не так ли, Спархок? — с вызовом осведомилась Элана.

— Довольно, дети, — сухо сказала Сефрения. — Незачем выносить на публику домашние свары. Ссорьтесь с глазу на глаз.

— Разве мы ссоримся, Спархок? — спросила Элана.

— Только собирались.

— Прости, любимый, — покаянно извинилась она. — Я просто не могла усидеть в пещере, когда тебе угрожала такая страшная опасность. — Элана посуровела. — А сейчас я намерена проглотить свою королевскую гордость и признать, как сильно я ошибалась. Я совершенно неверно судила о Заласте. Сегодня он спас нас всех, верно?

— Во всяком случае, он нам не навредил, — согласился Телэн.

— Он был великолепен! — воскликнула королева.

— Он очень, очень искусен, — с гордостью сказала Сефрения. Почти бессознательно, должно быть, она держала на руках Данаю. Столетия сестринской любви сделали инстинктивным ее проявление у маленькой стирикской женщины.

— Что это была за жуткая рожа на опушке? — спросил сэр Берит с явным содроганием.

— Улаф говорит, что это Гхворг, Тролль-Бог войны, — ответил Спархок. — Я видел его в Земохе, в храме Азеша. Правда, тогда я не слишком к нему присматривался. У меня было другое на уме. — Он скорчил гримасу. — Ну что же, матушка, — обратился он к Сефрении, — похоже на то, что мы были правы. Заклинание Гверига оказалось не таким прочным, как мы предполагали. Тролли-Боги на свободе — по крайней мере, Гхворг. Меня удивляет, почему они не сбежали раньше. Если они могли выбраться из Беллиома, то почему не сделали этого в храме, когда я грозился уничтожить Беллиом?

— Возможно, им нужна была помощь, — пожала она плечами. — Возможно также, что наш враг заручился их поддержкой, взамен посулив им свободу. Нужно будет посоветоваться с Заластой — быть может, он что-то знает об этом.

В сражении с троллями было ранено больше рыцарей, чем вначале показалось Спархоку. Пятнадцать рыцарей погибли. Когда на ущелье опустился вечер, к Спархоку подошел Энгесса. Взгляд у него был жесткий.

— Я ухожу, Спархок-рыцарь, — отрывисто сказал он. Спархок удивленно взглянул на него. — Мне нужно поговорить со здешним кланом. То, что они вовремя не прибыли на границу — непростительная вина.

— Возможно, атан Энгесса, на то была причина.

— Не та причина, которую я мог бы счесть достаточной. Я вернусь утром и приведу воинов для охраны Эланы-королевы.

— В лесу тролли, Энгесса.

— Они мне не помешают, Спархок-рыцарь.

— Я просто хочу, чтобы ты был осторожен, атан Энгесса. Мне надоело хоронить друзей. Энгесса вдруг ухмыльнулся.

— В этом преимущество войны с троллями, Спархок-рыцарь. Не нужно хоронить убитых друзей. Тролли просто съедают их.

Спархока передернуло.

Заласта, вне всяких сомнений, был героем дня. Все пелои и большинство рыцарей церкви относились к нему с явным трепетом. Зрелище его огненного поединка с загадочной фигурой в пылающем лиловом шаре и чудесное уничтожение гигантского ящера живо запечатлелись в умах всего отряда. Заласта, впрочем, держался скромно, пожатием плеч отметая все похвалы как нечто несущественное. Однако он был явно доволен, что неприязнь к нему Эланы рассеялась, как дым, и что теперь королева относилась к нему с искренней сердечностью. Его неизменно чопорные манеры смягчились — Элана производила на людей именно такое действие, — и он стал менее сдержанным и более человечным.

Энгесса прибыл наутро с тысячей местных атанов. Судя по лицам офицеров, им довелось выслушать немало нелестных слов об их опоздании. Раненых рыцарей уложили на носилки, которые несли атаны, и изрядно увеличившийся отряд вернулся на дорогу и продолжил свое путешествие к тамульскому городу Лебас. Раненые сильно замедляли их продвижение — во всяком случае, так казалось. После двух — внешне — дней пути Спархок обменялся парой слов со своей дочерью, сказав, что ему нужно поговорить с ней, когда другие будут спать. Когда по застывшим лицам его спутников стало ясно, что Афраэль опять сжимает время, Спархок направил коня к карете.

— Пожалуйста, Спархок, переходи прямо к делу, — сказала ему маленькая богиня. — Мне сейчас труднее, чем обычно.

— Что-нибудь изменилось?

— Разумеется. Я вынуждена продлевать боль раненых, а это отвратительно. Я стараюсь, чтобы они побольше спали, но всему, знаешь ли, есть предел.

— Ну хорошо, скажи, что из происшедшего в ущелье было настоящим?

— Почем мне знать?

— Ты хочешь сказать, что не можешь отличить настоящее от иллюзии.

— Конечно, не могу, Спархок. Когда мы создаем иллюзию, никто не может отличить ее от настоящего. Какой прок был бы от иллюзии, если бы ее можно было распознать с первого взгляда?

— Ты сказала «мы». Если это и вправду была иллюзия, стало быть, ее сотворил бог?

— Да — впрямую либо косвенно. Впрочем, если это была косвенная иллюзия, то сотворивший ее имеет большой вес в глазах своего бога. Мы не отдаем так много силы слишком часто — или слишком охотно. Не ходи вокруг да около, Спархок. Что тебя беспокоит?

— Сам не знаю, Афраэль, — признался он. — Просто что-то было не так.

— Конкретнее, Спархок. Мне нужно хоть что-то конкретное, чтобы было от чего оттолкнуться.

— Мне просто показалось, что все это было чересчур, вот и все. У меня было четкое ощущение, что некто просто красуется перед нами, словно незрелый юнец.

Она задумалась, надув пухлые губки.

— Возможно, мы и впрямь незрелы, Спархок. Это одна из опасностей нашего положения. Нет ничего, что угрожало бы нам и заставило бы нас повзрослеть, так что мы можем давать себе волю сколько угодно. Я и в себе самой сколько раз это замечала.

— И ты тоже?

— Не вредничай, отец, — Даная произнесла эти слова почти рассеянно, ее черные тонкие брови напряженно сошлись над переносицей. — Это вполне согласуется, — добавила она. — Тогда, в Астеле, Сабр проявлял явный недостаток взрослости, а ведь им кто-то ловко управлял. Возможно, ты только что обнаружил одну из наших слабостей, Спархок. Я предпочла бы, чтобы ты не применял этого наблюдения ко мне лично, но все же имей в виду, что все мы, с твоей точки зрения, в некотором роде незрелые юнцы. Боюсь, я сама просто неспособна это заметить. Если это общий наш недостаток, я подвержена ему точно так же, как и другие. Мы все обожаем производить впечатление друг на друга, а хороший тон требует делать вид, что ты впечатлен, когда кто-то красуется перед тобой. — Богиня скорчила гримаску. — Боюсь, это уже привычка. Крепко держись за свой скептицизм, Спархок. Твое холодное неверие может оказаться нам весьма полезным. А теперь, пожалуйста, отправляйся спать. У меня много дел.

Они пересекли горы Атана и по восточным отрогам спустились к границе. Разница между землями Атана и Тамула оказалась резкой и на редкость очевидной. Атан был диким краем лесов и гор, Тамул — гигантским ухоженным парком. Здешние поля выглядели до тошноты аккуратно, а холмы, казалось, были возведены искусственно, дабы тут и там улучшить пейзаж. Крестьяне трудились прилежно, и на их лицах не было ни следа нищенской безнадежности, столь привычной для крестьян и крепостных в эленийских королевствах.

— Все дело в организации, мой дорогой Эмбан, — говорил Оскайн маленькому толстому священнику. — Ключ к нашему успеху — организация. Вся власть в Тамуле исходит от императора, и все решения принимаются в Материоне. Мы даже говорим нашим крестьянам, когда нужно начинать сев, а когда — собирать урожай. Я готов признать, что такой метод управления имеет свои недостатки, но он вполне отвечает характеру тамульцев.

— Эленийцы, к несчастью, не так дисциплинированны, — отозвался Эмбан. — Церковь была бы счастлива иметь более послушную паству, но нам приходится управляться с тем, что дал Господь. — Эмбан усмехнулся. — Что ж, во всяком случае, это прибавляет жизни разнообразия.

Они прибыли в Лебас к концу дня. Это был небольшой чистенький город с откровенно непривычной архитектурой, которая явно склонялась к художественным излишествам. Дома здесь были приземистые и широкие, с изящными крышами, которые по краям загибались вверх, как если бы их строителям не по душе были прямые линии. Мощеные улицы, широкие и прямые, были заполнены гуляющими горожанами, разодетыми в яркие шелка.

Прибытие эозийцев вызвало в городе изрядный переполох, поскольку тамульцы прежде никогда не видели эленийских рыцарей. Больше всех, однако, поразила их королева Элана. Все тамульцы были черноволосы, со смугло-золотистой кожей, и бледная светловолосая королева, торжественно проезжавшая в карете по улицам города, вызывала у местных жителей особый трепет.

Первой их заботой были, разумеется, раненые. Оскайн заверил эозийцев, что тамульские лекари считаются лучшими в мире. Более того, оказалось, что у посла в Империи чрезвычайно высокое положение. Для раненых рыцарей был выделен особый дом, а лекари возникли мгновенно, точно сгустились из воздуха по приказу Оскайна. Для размещения гостей были предоставлены другие дома, битком набитые слугами, которые ни слова не понимали по-эленийски.

— Ты, похоже, обладаешь здесь немалым весом, Оскайн, — заметил Эмбан вечером, после экзотического ужина, состоявшего из множества перемен блюд, неизвестно из чего приготовленных и порой обладавших весьма непривычным вкусом.

— Не переоценивай моего веса, друг мой, — усмехнулся Оскайн. — Мои полномочия подписаны императором, и это его рука обладает немалым весом во всей Дарезии. Он велел, чтобы тамульцы сделали все возможное — и невозможное — дабы королеве Элане было у нас приятно и удобно. Никто не посмел бы не подчиниться приказам императора.

— Должно быть, эти приказы так и не дошли до ушей троллей, — с невинным видом предположил Улаф. — Впрочем, тролли ведь смотрят на мир иначе, чем мы. Может быть, они посчитали, что их появление развлечет королеву Элану.

— Неужели ему обязательно это делать? — воззвал Оскайн к Спархоку.

— Улафу? Боюсь, что да, ваше превосходительство. Это какая-то особенность талесийской натуры — весьма загадочная и, вполне вероятно, извращенная.

— Спархок! — возмутился Улаф.

— Ничего личного, старина, — ухмыльнулся Спархок. — Я только хотел напомнить, что еще не простил тебе все те случаи, когда ты хитростью заставлял меня готовить завтрак.

— Стой смирно! — прикрикнула Миртаи.

— Эта штука попала мне в глаз, — пожаловался Телэн.

— Не умрешь. А теперь стой смирно. — Она продолжала натирать снадобьем его лицо.

— Что это такое, Миртаи? — с любопытством спросила баронесса Мелидира.

— Шафран. Мы добавляем его в пищу. Это разновидность пряности.

— Чем это вы занимаетесь? — осведомилась Элана. Она и Спархок вошли в комнату и обнаружили, что атана равномерно натирает лицо Телэна местной приправой.

— Улучшаем пажа, ваше величество, — пояснил Стрейджен. — Он должен выйти в город, и мы не хотим, чтобы его эленийская внешность бросалась в глаза. Миртаи хочет изменить цвет его кожи.

— Ты ведь мог бы сделать это с помощью магии, Спархок? — спросила Элана.

— Я — возможно, — отозвался он, — а вот Сефрения смогла бы запросто.

— Где ты раньше-то был? — с горечью вопросил Телэн. — Миртаи терзает меня вот уже битых полчаса.

— Зато ты приятно пахнешь, — утешила его Мелидира.

— Я не собираюсь стать коронным блюдом на чьем-то ужине. Ой-о-о!

— Извини, — пробормотала Алиэн, осторожно вынимая гребешок из спутанной пряди его волос. — Я должна хорошенько прочесать волосы, иначе краска плохо ляжет. — Алиэн была занята тем, что окрашивала волосы мальчика в черный цвет.

— И долго мне потом придется смывать эту желтую пакость? — осведомился Телэн.

— Не знаю, — пожала плечами Миртаи. — Шафран смывается плохо, но где-то через месяц постепенно сойдет.

— Ну, Стрейджен, — пригрозил мальчик, — я с тобой еще за это поквитаюсь!

— Стой смирно! — снова прикрикнула Миртаи, продолжая натирать его шафраном.

— Нам нужно встретиться с местными ворами, — пояснил Стрейджен. — Воры Сарсоса обещали, что мы получим окончательный ответ в Лебасе.

— Стрейджен, — сказал Спархок, — мне видится в твоем плане один большой изъян. Телэн не говорит по-тамульски.

— Ну и что? — пожал плечами Стрейджен. — Главарь местных воров — каммориец.

— Как это могло случиться?

— Мы не обращаем внимания на национальные различия, Спархок. В конце концов, все воры — братья, и единственная аристократия, которую мы признаем, — аристократия таланта. Так или иначе, когда Телэна окончательно превратят в тамульца, он отправится в притон местных воров потолковать с Кааладором — так зовут этого камморийца. Телэн приведет его сюда, и мы сможем поговорить с ним с глазу на глаз.

— Почему же ты сам не пойдешь к нему?

— Чтобы меня всего измазали шафраном? Не говори глупостей, Спархок.

Кааладор-каммориец оказался коренастым краснолицым толстяком с курчавыми черными волосами и приятной располагающей внешностью. Он больше походил на веселого содержателя таверны, чем на вожака воров и головорезов. У него были грубовато-добродушные манеры, и говорил он с типично Камморийской протяжностью, а просторечие выдавало его сельское происхождение.

— Так это, стало быть, ты вконец запутал воров по всей Дарезии, — заметил он, когда Телэн представил ему Стрейджена.

— Я весьма сожалею о причиненных неудобствах, Кааладор, — усмехнулся Стрейджен.

— А вот этого не надо, братец. Нипочем не извиняйся, что бы ты там ни натворил.

— Постараюсь запомнить. Что ты делаешь здесь, так далеко от дома, друг мой?

— Так ведь и я могу тебя на сей счет поспрошать, Стрейджен. Далеконько отсюда до Талесии.

— Примерно столько же, сколько до Каммории.

— А, ну так со мной-то, дружок, дело ясное. Раньше я потихоньку себе браконьерствовал, гонялся, стало быть, за кроликами по чужим кустам, только работенка эта рисковая и, чего уж там, неприбыльная, вот я и принялся шарить по курятникам. Курочки, знаешь ли, не такие шустрые, как кролики, особливо по ночам. Потом я занялся овечками — и как-то ночью попал в недурную передрягу, потому как наскочил на цельную ораву овчарок, и что самое-то обидное, их ничем не подкупишь.

— Разве можно подкупить собаку? — с любопытством спросила Элана.

— Еще как можно, хозяюшка. Бросишь им кусок мясца, они про тебя и забудут. Но те овчарки меня здорово обработали — еле я оттуда смылся, этаким оборванным бедолагой, в шляпенции, которую и не всякий нищеброд нахлобучит. Ну, я был парнишка сельский, к городской жизни непривычный, так что отправился я в море и, говоря короче, скоро соскочил на этот вот чужедальний берег, да и давай бог ноги подальше от моря, а то капитан нашего суденышка больно уж хотел потолковать со мной насчет кой-каких ценных вещичек — он их, вишь ли, в грузе недосчитался… — Кааладор смолк. — Ну как, милорд Стрейджен, достаточно я тебя развлек? — ухмыляясь, осведомился он.

— Неплохо, Кааладор, очень неплохо, — пробормотал Стрейджен. — Весьма убедительно — хотя, на мой взгляд, немного чересчур.

— Это мой недостаток, милорд. Я так увлекаюсь, что забываю о чувстве меры. По правде говоря, я мошенник. Я уже давно обнаружил, что маска неотесанной деревенщины совершенно обезоруживает людей. Никого в этом мире нельзя одурачить с такой легкостью, как человека, который считает, что он умнее тебя.

— О-о… — разочарованно вздохнула Элана.

— Да неужто вашему величеству по душе пришлась трепотня этакого нескладехи? — сочувственно осведомился Кааладор. — Я б до утречка так трепался, только б вам угодить — хотя, конечно, так намного труднее добраться до сути дела.

Элана восторженно рассмеялась.

— Я думаю, Кааладор, ты своими речами и журавля с неба сманишь, — сказала она.

— Благодарю вас, ваше величество, — отозвался он, кланяясь с неожиданной грацией. И снова обратился к Стрейджену: — Твое предложение, милорд, немало озадачило наших тамульских друзей. В тамульской культуре существует весьма четкая граница между испорченностью и откровенным воровством. Тамульские воры — народ высокосознательный, и мысль о сотрудничестве с властями отчего-то кажется им противоестественной. По счастью, мы, эленийцы, более испорчены, чем наши простодушные желтокожие братья, а эленийцы в нашем особом сообществе занимают большинство высоких постов — природный дар, вероятно. Мы тотчас разглядели преимущества твоего предложения. Особенно красноречив был Кондрак из Дарсаса. Ты, похоже, произвел на него неизгладимое впечатление. Беспорядки в Империи губительны для нашего дела, и когда мы начали перечислять тамульцам выгоды и подсчитывать убытки, они тотчас же вняли голосу здравого смысла. Они согласились сотрудничать — весьма неохотно, уверяю тебя, — но тем не менее они помогут тебе собирать сведения.

— Благодарение Богу! — Стрейджен испустил глубокий вздох облегчения. — Все эти отсрочки действовали мне на нервы.

— Что, насулил с три короба своей королеве, а исполнишь посулы, нет ли — пес его разберет?

— Примерно так, друг мой.

— Я назову тебе имена кое-каких людей в Материоне, — Кааладор огляделся. — С глазу на глаз, уж сам понимаешь. Насчет всякой там подмоги властям трепаться — дело, само собой, хорошее, только зряшная это затея — бросаться разными именами перед всякими там рыцарями да королевами. — Он бесстыдно ухмыльнулся Элане. — Ну ладно, ваше величество, а не желаете ли теперь послушать длиннющую сказочку, как я за счастьем гонялся в темном воровском мире?

— С удовольствием, Кааладор! — воодушевленно отозвалась она.

Той ночью умер еще один из раненых рыцарей, но остальные, даже тяжелораненые, судя по всему, шли на поправку. Как и говорил Оскайн, тамульские лекари оказались на редкость искусны, хотя некоторые их методы не были знакомы эленийцам. Наскоро посовещавшись, Спархок и его друзья решили поспешить в Материон. В своем путешествии через континент они собрали немало любопытных сведений, и пора было соединить то, что было известно им, с находками имперского правительства.

Рано утром они выехали из Лебаса и направились на юг под ясным летним небом. Местность вокруг была аккуратной, точно приглаженной, на полях, очищенных от сорняков и огороженных низенькими каменными стенами, росли ровными рядами злаки и овощи. Даже деревья в придорожных лесках стояли такими же ровными рядами — казалось, что здесь уничтожены все признаки дикой природы. Крестьяне, работавшие в полях, были одеты в широкие штаны, рубахи из белого полотна и плетеные соломенные шляпы, которые сильно смахивали на шляпки грибов. Многое из того, что выращивали на тамульских полях, было незнакомо эленийцам — странного вида бобы и хлебные злаки. Отряд миновал озеро Самма, где рыбаки забрасывали сети со странного вида лодок с высоким носом и кормой — Халэд отозвался об этих лодках с глубоким неодобрением. «Их перевернет первым же порывом доброго ветра» — таков был его приговор.

В Тосу, городок лигах в шестидесяти к северу от столицы, отряд прибыл с тем чувством нетерпения, которое появляется в конце всякого долгого путешествия.

Погода держалась отменная, а потому они выезжали в путь с рассветом и останавливались на ночлег, только когда уже темнело, с нетерпением пересчитывая каждую лигу, остававшуюся позади. Дорога шла вдоль низкого холмистого берега Тамульского моря, где над белыми песчаными пляжами вздымались округлые холмы, и длинные волны набегали на песок, разбиваясь в пену и откатываясь в синюю глубину моря.

Через восемь дней — более или менее — после того, как они покинули Тосу, отряд остановился на ночлег в похожей больше на парк рощице. Настроение у всех было приподнятое — Оскайн заверил их, что до Материона осталось не более пяти лиг.

— Мы могли бы поехать дальше, — предложил Келтэн, — и к утру были бы уже в Материоне.

— Ни в коем случае, сэр Келтэн, — твердо отрезала Элана. — Грейте воду, господа, и поставьте шатер, где мы могли бы помыться. Ни я, ни другие дамы не намерены въезжать в Материон, везя на себе половину всей дарезийской грязи. Да, еще натяните веревки — мы развесим платья, чтобы ветерок выгладил их. — Она критически огляделась. — И, кстати, господа, я хочу, чтобы вы занялись собой и своим снаряжением. Завтра утром, перед тем как отправляться в путь, я сама осмотрю вас, и горе будет тому, у кого на доспехах найдется хоть пятнышко ржавчины.

Келтэн душераздирающе вздохнул.

— Повинуюсь, моя королева, — обреченно ответил он.

На следующее утро отряд двинулся в путь, построившись в колонну, в первых рядах которой катилась карета. Ехали медленно, чтобы не подымать пыли, и Элана, в синем платье и короне из золота и бриллиантов, сидела в карете, царственно выпрямившись, и поглядывала по сторонам с таким видом, словно весь видимый мир принадлежал ей одной. Впрочем, перед самым отъездом произошла одна мелкая, но горячая стычка. Ее высочество принцесса Даная яростно возражала против того, чтобы надеть нарядное платье и маленькую изящную диадему. Элана не стала осыпать свою дочь упреками, а сделала то, чего не делала никогда.

— Принцесса Даная, — произнесла она безупречно официальным тоном. — Я — королева. Ты подчинишься мне.

Даная ошеломленно заморгала. Спархок мог бы прозакладывать собственную голову, что никто прежде не осмеливался говорить с ней таким тоном.

— Слушаюсь, ваше величество, — ответила она наконец подобающе смиренным тоном.

Весть о приближении эозийцев, конечно же, опередила их — стараниями Энгессы, — и когда вскоре после полудня отряд подъехал к длинному холму, они увидели, что на вершине ожидает их конный отряд церемониальных войск в доспехах из черной полированной стали, инкрустированной золотом. Почетная стража выстроилась рядами по обе стороны дороги. Приветствий не было, и лишь когда колонна эозийцев перевалила через гребень холма, Спархок тотчас понял — почему.

— Боже милосердный! — с благоговейным почтением выдохнул Бевьер.

Под ними, охватывая краями глубокую синеву гавани, лежал полумесяцем город. Солнце, уже миновавшее зенит, освещало венец Тамульской империи. Архитектура отличалась изяществом, и у каждого здания была округлая куполообразная крыша. Город был не так велик, как Чиреллос, и отнюдь не его размеры вызвали благоговейное восклицание сэра Бевьера. Город был ошеломляющ, но его величие отнюдь не порождалось обилием мрамора. Столицу накрывало опалесцирующее сияние, мерцающее радужное пламя, которое струилось, казалось, из-под самых камней города, пламя, которое порой ослепляло глаза своим поразительным великолепием.

— Узрите! — торжественно провозгласил Оскайн. — Узрите же обиталище красоты и истины! Узрите жилище могущества и мудрости! Узрите Материон Огнеглавый, сердце мира!