"Огненные купола" - читать интересную книгу автора (Эддингс Дэвид)

ГЛАВА 15

К веселому сборищу на вершине холма прибавили дюжину атан, хотя очень трудно оказалось растолковать атанским девушкам, что их лица не растрескаются от одной-двух улыбок и что боги не провозглашали запрета на смех. Берит и еще несколько молодых рыцарей развлекали дам, как бы между прочим вынося неудобные — а также удобные — камни из естественного амфитеатра на вершине холма. Дальний склон холма оказался обрывистее ближнего, и край вершины с дальней стороны образовывал естественную защитную стену. Молодые рыцари наносили достаточно камней, чтобы с трех сторон выстроить вокруг холма некое подобие бруствера. Все это делалось как бы походя, но не прошло и часа, как в распоряжении отряда были вполне пригодные укрепления.

Вокруг подножия холма развели множество костров, и их синеватый дым клубился между белых березовых стволов. Приготовление пищи сопровождалось громким лязгом, стуком и перекличкой. Атаны Энгессы нагромоздили высокие груды бревен — по большей части в десять футов длиной — и повара, как один, громко объявили, что предпочитают костры из щепок, а не из бревен. Пришлось, разумеется, обтесать срубленные стволы, и скоро вокруг холма на равном расстоянии лежали груды острых десятифутовых кольев, которые можно было пустить на растопку, а можно было и в считанные минуты поставить частоколом вокруг холма. Рыцари и пелои привязали коней неподалеку и расположились на отдых вкруг холма, а атаны рассыпались чуть дальше, под деревьями. Дамы собрались под большим навесом, растянутым на кольях в центре естественной впадины на вершине холма. Стрейджен наигрывал на лютне и пел низким звучным голосом.

— Ну, как дела там, внизу? — спросил Телэн, подойдя к Спархоку.

— Неплохо, если учесть, насколько хорошо Халэду удается не бросаться в глаза со всеми нашими приготовлениями, — ответил Спархок.

— Он здорово работает, верно? — в голосе Телэна прозвучала нотка гордости.

— Твой брат? О да. Ваш отец хорошо обучил его.

— Наверное, это было бы замечательно — расти вместе с братьями, — немного грустно заметил Телэн. — Ну да ладно… — Он пожал плечами и взглянул на лес. — Энгесса сообщал что-нибудь новенькое?

— Наши приятели все еще в лесу.

— Они собираются напасть на нас?

— Вероятно. Кто бы стал собирать столько вооруженных людей в одном месте, если бы не собирался напасть?

— Мне нравится твой план, Спархок, но в нем есть одно слабое место.

— Вот как?

— Когда они окончательно сообразят, что мы сегодня не тронемся с места, они могут дождаться темноты и только тогда двинуться в атаку. А ведь драться ночью гораздо труднее, чем днем, разве нет?

— Обыкновенно — да, но мы используем один трюк. — Телэн вопросительно глянул на Спархока. — Есть пара заклинаний, с которыми можно осветить ночь.

— Я как-то все время забываю об этом.

— А пора бы привыкнуть, Телэн, — Спархок едва заметно усмехнулся. — Когда мы вернемся домой, ты начнешь свое послушничество.

— Когда это решили?

— Только что. Ты достиг нужного возраста, а если будешь и дальше расти с такой скоростью, то вытянешься и до нужного роста.

— А трудно это — учиться магии?

— Нужно быть очень внимательным. Все заклинания говорятся на стирикском языке, а он весьма труден. Если употребить неверное слово, все пойдет наперекосяк.

— Спасибо, Спархок. Это все, что мне было нужно, — еще одна причина для беспокойства.

— Мы поговорим об этом с Сефренией, когда доберемся до Сарсоса. Может быть, она согласится обучать тебя. Флейта тебя любит, так что она простит тебе некоторые промахи.

— При чем тут Флейта?

— Если твоей наставницей будет Сефрения, ты будешь обращать свои просьбы к Афраэль.

— Просьбы?

— В этом и состоит магия, Телэн. Ты просишь бога сделать что-то для тебя.

— Значит, молиться? — недоверчиво спросил мальчик.

— Вроде того.

— А Эмбан знает, что ты молишься стирикской богине?

— Вероятно да. Впрочем, церковь предпочитает закрывать на это глаза — из практических соображений.

— По-моему, это лицемерие.

— На твоем месте я бы не говорил этого Эмбану.

— Давай-ка все проясним. Если я стану рыцарем церкви, я буду поклоняться Флейте?

— Молиться, Телэн. Я ничего не говорил о поклонении.

— Молиться, поклоняться — какая разница?

— Сефрения тебе объяснит.

— Так ты говоришь, она в Сарсосе?

— Я этого не говорил.

— Да нет, Спархок, только что сказал.

— Ладно, но ты об этом помалкивай.

— Так вот почему мы путешествуем сушей, а не морем!

— Да, еще и поэтому. Тебе больше нечем заняться?

— Честно говоря, нечем.

— Тогда найди себе занятие, или я сделаю это за тебя.

— И вовсе незачем так раздражаться. — Спархок одарил его долгим твердым взглядом. — Ну хорошо, хорошо, не злись. Пойду развлекать Данаю и ее кошку.

Спархок смотрел вслед мальчику, который направился к компании, вовсю веселившейся под навесом. Нет, ему явно пора быть поосторожнее с Телэном. Мальчик опасно умен, и ничего не стоит случайно проболтаться ему о том, что лучше держать в тайне. Однако этот разговор был небесполезен. Спархок вернулся к компании, собравшейся на вершине холма, и отозвал в сторонку Берита.

— Скажи рыцарям, что если эти люди решат напасть на нас, когда стемнеет, именно я позабочусь о том, чтобы было светло. Если мы все решим заняться этим одновременно, начнется неразбериха.

Берит кивнул.

Спархок подумал еще немного.

— Мне надо будет поговорить с Крингом и Энгессой, — прибавил он. — Не хватало только, чтобы атаны и пелои ударились в панику, когда небо около полуночи вдруг озарится сиянием.

— Именно это ты и собираешься сделать? — спросил Берит.

— В таких случаях это наилучший выход. Один источник света легче контролировать, чем несколько сотен мелких, — и так гораздо легче привести в смятение противника.

Берит ухмыльнулся.

— И вправду, что может быть страшнее, когда крадешься в зарослях в полной темноте — и вдруг видишь, что солнцу вздумалось взойти в неурочное время?

— Берит, множество битв было когда-то предотвращено тем, что ночь вдруг засияла светом, а битва предотвращенная порой даже лучше, чем выигранная.

— Я это запомню, Спархок.

День клонился к закату, и веселье на вершине холма стало несколько натянутым. Число веселых историй и шуток, в конце концов, не бесконечно. Воины, расположившиеся вокруг холма, коротали время, осматривая свое снаряжение или просто отсыпаясь. Незадолго до заката Спархок встретился у дороги со своими друзьями.

— Если и теперь они не поняли, что сегодня мы с места уже не сдвинемся, значит, они на редкость тупы, — заявил Келтэн.

— Да, устроились мы прочно, — согласился Улаф.

— Можно предложить, Спархок? — спросил Тиниен.

— Почему ты всегда так спрашиваешь?

— Привычка, наверное. Меня учили быть вежливым со старшими. Так вот, даже самое лучшее заклинание не даст нам того света, который есть у нас сейчас, до захода солнца. Мы знаем, где они, мы заняли позиции и отдохнули. Почему бы нам немного не поторопить события? Если мы вынудим их атаковать сейчас, то будем биться при свете дня.

— Но как вы собираетесь вынудить кого-то к нападению, если он нападать не желает? — спросил патриарх Эмбан.

— Мы начнем открытые приготовления, ваша светлость, — ответил Тиниен. — Так или иначе, логично было бы уже начинать укрепляться. Поставим частокол вокруг холма и начнем копать траншеи.

— И рубить деревья, — добавил Улаф. — Мы прорубим широкие просеки в глубину леса и свалим срубленные стволы так, чтобы они помешали противнику пробираться через лес. Если они намерены атаковать нас, пусть идут в бой по открытой местности.

Времени на это ушло на удивление мало. Колья для частокола были уже заострены и лежали наготове, аккуратными стопками. Врыть их в землю было делом считанных минут. Березы в лесу были толщиной не больше десяти дюймов и без усилий падали под топорами воинов. Срубленные деревья отволакивали в лес и наваливали беспорядочными грудами, через которые перебраться было невозможно даже для пешего.

Спархок и его друзья вернулись на вершину холма, чтобы оттуда наблюдать за приготовлениями.

— Почему они не нападают сейчас, когда работа еще в разгаре? — напряженно спросил Эмбан у рыцарей.

— Потому что подготовка атаки требует времени, ваша светлость, — пояснил Бевьер. — Разведчики должны вернуться к своим и сообщить командирам, чем это мы тут занимаемся; командиры должны пробраться через лес и лично взглянуть на наши приготовления; а потом им нужно собраться всем вместе и обсудить, что же теперь делать. Они замышляли засаду и наверняка не готовы атаковать укрепленные позиции. Дольше всего времени уходит на то, чтобы приспособить свое мышление к новой тактической ситуации.

— И сколько же?

— Это зависит исключительно от личных качеств того, кто ими командует. Если он был твердо намерен устроить нам засаду, то теперь будет думать еще неделю.

— Тогда он обречен, Бевьер-рыцарь, — жестко сказал Энгесса сириникийцу. — Как только мы обнаружили прячущихся в лесу воинов, я послал дюжину моих людей в гарнизон в Сарсосе. Если наш враг будет думать больше двух дней, за спиной у него окажутся пять тысяч атанов.

— Славно придумано, атан Энгесса, — одобрил Тиниен и задумался. — У меня есть одна мысль, Спархок. Если наш безымянный приятель охвачен нерешительностью, мы можем попросту продолжать укрепление нашего оборонительного рубежа — траншеи, заостренные колья, всякого рода препятствия. Каждое добавление заставит его заново обдумывать ситуацию — а это даст нам возможность заняться новыми укреплениями, и так далее. Если мы сумеем удержать его в этом состоянии, с тыла к нему подойдут атаны Сарсоса и снесут его войско с лица земли прежде, чем он успеет пустить его в ход.

— Хорошая идея, — кивнул Спархок. — Так и сделаем.

— Я всегда думал, что солдаты только и делают, что рубят врага мечами и топорами, — признался Эмбан.

— Этого тоже хватает, ваша светлость, — усмехнулся Улаф, — но иногда не мешает и похитрить с противником. — Он взглянул на Бевьера. — Машины?

Бевьер заморгал. Почему-то загадочные вопросы Улафа неизменно ставили его в тупик.

— Поскольку времени у нас в достатке, мы могли бы соорудить на вершине холма несколько катапульт. Атака под градом камней — занятие не из самых приятных, а когда человек получает по голове пятидесятифунтовым булыжником, это его почему-то приводит в некоторое смятение. Если уж мы намерены выдержать осаду, нужно делать это по всем правилам. — Улаф оглядел слушателей. — И тем не менее, — сказал он, — я терпеть не могу осады. Я хочу, чтобы все это поняли.

Воины взялись за работу, а дамы и молодые люди, развлекавшие их, продолжили свое веселье, которое было теперь еще более натянутым.

Спархок и Келтэн занялись укреплением бруствера на вершине холма. Поскольку этот бруствер должен был защищать его жену и дочь, прочность этого укрепления весьма заботила принца-консорта.

В веселой болтовне под тентом все чаще появлялись тягостные паузы, и Стрейджен вынужден был заполнять их игрой на лютне.

— Он сотрет себе пальцы, — проворчал Келтэн, укладывая на место очередной валун.

— Стрейджен обожает всеобщее внимание, — пожал плечами Спархок. — Он будет играть, покуда кровь не потечет из-под ногтей — было бы кому слушать.

Лютня Стрейджена заиграла какой-то старый мотив, и он начал петь. Спархок не обладал особым музыкальным слухом, но должен был признать, что у талесийского вора красивый голос.

А потом к нему присоединилась баронесса Мелидира. Ее глубокое контральто искусно сплеталось с баритоном Стрейджена. Их дуэт звучал ровно и слитно, обогащенный низкими тонами их голосов. Спархок мысленно усмехнулся. Баронесса продолжала свою кампанию. С тех пор, как Афраэль упомянула ему о замыслах белокурой девушки относительно Стрейджена, Спархок различал дюжины искусных мелких уловок, которые использовала баронесса, чтобы обратить на себя внимание намеченной жертвы. Спархоку было почти жаль Стрейджена, но он полагал, что Мелидира самая подходящая для него пара. Между тем двое завершили свой дуэт под громкие рукоплескания. Спархок глянул в сторону навеса и заметил, что Мелидира почти с нежностью коснулась протянутой рукой запястья Стрейджена. Спархок знал, какой силой обладают эти якобы случайные прикосновения. Лильяс как-то объясняла ему это, а уж Лильяс была первой в мире соблазнительницей — как, вероятно, могла бы поклясться добрая половина мужчин в Джирохе.

Затем Стрейджен перешел на другой известный всем мотив, и новый голос подхватил песню. Келтэн, как раз поднимавший камень, выронил его. Камень упал ему на ногу, но он даже глазом не моргнул. Голос, казалось, принадлежал ангелу — высокий, сладостный, чистый, как хрустальная слеза. Он легко взмывал над верхними пределами сопрано. Это был лирический голос, не тронутый тонкими вариациями колоратуры и казавшийся естественным, как птичье пение.

Пела камеристка Эланы Алиэн. Кареглазая девушка, всегда такая тихая и неприметная, стояла посредине шатра, пела, и лицо ее сияло.

Спархок услышал всхлипывания и с изумлением увидел, как по лицу Келтэна градом катятся крупные слезы — светловолосый пандионец рыдал навзрыд и ничуть этого не стыдился.

Быть может, недавний разговор с Богиней-Дитя и впрямь разбудил дремавшие в Спархоке запасы интуиции — он вдруг понял, не зная даже, каким образом, что на самом деле ведется две кампании, и более того, что кампания, затеянная баронессой Мелидирой, более откровенная и шумная. Спархок аккуратно прикрыл ладонью усмешку.

— Господи, что за голос у этой девушки! — ошеломленно и восторженно пробормотал Келтэн, когда Алиэн допела песню. — О Боже! — добавил он уже совсем другим тоном и скрючился в три погибели, схватившись за ушибленную камнем ногу.

Работа продолжалась до заката, а затем все войско отступило под защиту укрепленного частокола и приготовилось ждать. Сэр Бевьер и его собратья-сириникийцы поднялись на вершину холма, где завершили строительство катапульт. Затем они позабавились, обстреливая увесистыми булыжниками темнеющий лес — на первый взгляд, безо всякой определенной цели.

— Куда они стреляют, Спархок? — спросила Элана после ужина.

— В деревья, — пожал он плечами.

— Но ведь деревья нам не угрожают.

— Нет, конечно, но за ними прячутся люди. Булыжники, падающие с неба, заставят их понервничать. — Спархок усмехнулся. — На самом деле, моя дорогая, люди Бевьера попросту определяют дальнобойность своих катапульт. Если наши приятели, затаившиеся в лесу, решат наступать по просекам, которые мы для них так любезно прорубили, Бевьер хочет точно знать, когда нужно начинать стрельбу.

— Кажется, быть солдатом — это куда больше, чем просто содержать в чистоте снаряжение.

— Я рад, что ты это понимаешь, моя королева.

— Тогда, может быть, отправимся спать?

— Прости, Элана, — сказал Спархок, — но я сегодня не буду спать. Если наш приятель покончит со своими размышлениями и все же решит напасть на нас, мне нужно будет сделать кое-что, и как можно быстрее. — Он огляделся. — Где Даная?

— Она и Телэн наблюдают, как люди Бевьера стреляют камнями по деревьям.

— Пойду приведу ее. Ты наверняка захочешь, чтобы сегодня ночью она была поближе к тебе.

Спархок прошел через впадину, направляясь туда, где Бевьер командовал действиями своих рыцарей.

— Пора спать, — сказал он дочери, поднимая ее на руки.

Она слегка надулась, но других возражений не последовало. На полпути к шатру Эланы Спархок замедлил шаг.

— Афраэль, — сказал он, — насколько твердо ты держишься формальностей?

— Одно-два коленопреклонения, конечно, доставляют мне удовольствие, — ответила она, — но если дело срочное, я могу обойтись и без них.

— Отлично. Если нападение произойдет сегодня ночью, нам понадобится свет, чтобы не просмотреть врага.

— И сколько же тебе нужно света?

— Примерно как в полдень.

— Даже и не думай, Спархок. Ты представляешь, сколько на меня обрушится бед, если я заставлю солнце взойти в неурочный час?

— Я говорил не об этом. Мне просто нужно достаточно света, чтобы эти люди не могли в сумраке подобраться к нам. Заклинание это на редкость длинное, со множеством формальностей и трудностей. Вполне вероятно, что мне будет некогда, и я хочу знать, будешь ли ты смертельно оскорблена, если я просто попрошу у тебя свет и оставлю детали на твое усмотрение?

— Это совершенно против правил, Спархок, — строго укорила она.

— Я знаю, но если только на этот раз?..

— На этот раз — само собой, но не вздумай превращать это в привычку. Мне же, в конце концов, нужно поддерживать репутацию.

— Я люблю тебя, — рассмеялся он.

— О, если в этом суть, тогда все в порядке. Мы можем обойти любые правила ради тех, кто нас любит. Просто попроси у меня свет, Спархок, а уж я позабочусь о том, чтобы ты получил много-много света.

Атака началась незадолго до полуночи. Из темноты хлынули дождем стрелы, за которыми тут же последовали удары по атанским заставам. Это был, можно сказать, чистой воды тактический промах, потому что атаны лучшие в мире бойцы и с радостью ввязываются в рукопашный бой.

Со своего места на вершине холма Спархок не мог подробно разглядеть атакующих, однако он твердой рукой обуздал свое любопытство и решил отложить освещение поля боя до той минуты, когда противник целиком ввяжется в драку. Как они и предвидели, враги под прикрытием первых, разведывательных ударов атаковали груды бревен, наваленные в лесу, чтобы затруднить продвижение через полосы леса, образованные просеками, которые вырубили по предложению сэра Улафа — эти просеки расходились от подножия холма, словно спицы большого колеса. Тут-то и выяснилось, что сириникийцы Бевьера обстреливали камнями лес не ради собственного удовольствия. Целью их были те самые груды бревен, и сейчас, точно определив дальность стрельбы, катапульты швыряли в воздух корзины камней размером с кулак. Камни градом сыпались на головы людям, которые пытались растащить бревна, чтобы расширить узкие проходы — их пришлось оставить, чтобы пелои могли выехать из лагеря на поиски развлечений. Двухфунтовый камень, свалившийся с неба, не убьет человека, но переломает ему кости, так что минут через десять враги, пробиравшиеся в лесу, отступили.

— Должен признаться, Спархок-рыцарь, — сказал Энгесса, — что я считал твои хитроумные приготовления слегка глупыми. Атаны так не воюют. Впрочем, ваш подход к делу имеет определенные преимущества.

— Мы живем в разных мирах, атан Энгесса. Твои соплеменники сражаются в диких землях, где враги встречаются поодиночке или небольшими группами. Наши края густо заселены, и нам приходится иметь дело с большими армиями. Мы живем в крепостях и за многие века научились защищать эти крепости.

— Когда ты сделаешь так, чтобы было светло?

— В самое неподходящее время для нашего противника. Я хочу, чтобы он двинул в бой большую часть своего войска. Он не ожидает света, а отдавать приказы людям, которые уже ввязались в битву, — дело долгое и трудное. Мы изрядно сократим его армию, прежде чем он сумеет отвести ее. Оборонительная тактика имеет свои преимущества, если заранее как следует подготовиться.

— Улафу-рыцарю не нравятся осады.

— Улафу недостает терпения. Настоящий знаток осад — Бевьер. Он охотно будет ждать и десять лет, только бы вынудить противника принять бой на своих условиях.

— Что сделает враг дальше? Мы, атаны, непривычны к тому, чтобы прерывать бой.

— Он отступит и станет осыпать нас стрелами, а между тем решать, как ему быть дальше. Затем он, вероятно, двинется в открытую атаку по одной из этих просек.

— Почему только по одной? Почему бы ему не атаковать нас сразу со всех сторон?

— Потому что он еще не знает, что мы для него приготовили. Вначале он должен выяснить это. В свое время он все узнает, но это знание обойдется ему недешево. Когда мы уничтожим половину его солдат, он либо отступит окончательно, либо бросит все свои силы и со всех сторон.

— И тогда?..

— Тогда мы перебьем всех его солдат и продолжим свой путь, — пожал плечами Спархок. — При том условии, конечно, что все пройдет, как мы задумали.

С двухсот шагов, при свете одних только звезд силуэты врагов казались лишь смутными тенями. Первые ряды вышли на середину просеки и остановились, к ним непрерывно подходили другие, образуя едва различимый в темноте строй.

— Глазам своим не верю! — воскликнул Келтэн, наблюдая за построением вражеских солдат.

— Что-то не так, сэр Келтэн? — голос Эмбана прозвучал слегка пронзительно.

— Ни в коей мере, ваша светлость, — весело ответил Келтэн. — Просто мы имеем дело с идиотом. Бевьер, — позвал он, слегка повернув голову, — он строит свои войска на дороге, чтобы маршем двинуть их к холму.

— Не может быть!

— Чтоб у меня ногти на ногах отвалились, если я вру.

Бевьер отрывисто бросил несколько слов, и его рыцари развернули катапульты, наводя их на невидимую в темноте просеку, которая вела к дороге.

— Приказывай, Спархок! — окликнул молодой сириникиец.

— Мы сейчас спускаемся, — отозвался Спархок. — Можете начинать, как только мы окажемся у подножия холма. Мы подождем, покуда твои катапульты не пробьют в их рядах солидные бреши, а потом двинемся в атаку. И тогда уж, сделай милость, прекрати стрельбу. — Бевьер только ухмыльнулся. — Присмотри за моей женой, покуда меня не будет.

— Разумеется.

Спархок и прочие воины начали спускаться с холма.

— Я разобью своих людей на два отряда, друг Спархок, — сказал Кринг. — Мы сделаем круг и выйдем к дороге примерно в полумиле позади них, с двух сторон. Там мы будем ждать твоего сигнала.

— Не убивайте всех, — предупредил Энгесса. — Мои атаны всегда очень сердятся, если им не удается принять участие в драке.

Они спустились к подножию холма, и тогда начали бить Бевьеровы катапульты, на сей раз крупными валунами. Судя по звукам, донесшимся от дороги, прицел сириникийцев был как нельзя точен.

— Удачи, Спархок, — отрывисто бросил Кринг и растворился в ночи.

— Будьте повнимательней, сэры рыцари, — предостерег Халэд. — Эти пеньки на просеке очень опасны в темноте.

— Когда мы двинемся в атаку, Халэд, уже не будет темно, — заверил его Спархок. — Я кое о чем позаботился.

Энгесса бесшумно проскользнул в проход в частоколе, чтобы присоединиться к своим воинам, которые затаились в лесу.

— Это всего лишь мое воображение или всем вам тоже кажется, что мы имеем дело с кем-то не слишком искушенным? — спросил Тиниен. — У него, сдается мне, вовсе нет понятия ни о современной тактике, ни о военных орудиях.

— По-моему, Тиниен, ты ищешь слово «тупица», — хохотнул Келтэн.

— В этом я не уверен, — Тиниен нахмурился. — Было слишком темно, чтобы я мог разглядеть что-то с вершины холма, но мне почудилось, будто наш противник строит своих солдат в фалангу. На западе этого не делали уже тысячу лет.

— Но ведь фаланга, кажется, не слишком хороша против конных рыцарей? — спросил Келтэн.

— В этом-то я не уверен. Это зависит от длины их копий и размера перекрывающих друг друга щитов. Они могут причинить нам немало неприятностей.

— Берит, — сказал Спархок, — вернись на холм и попроси Бевьера немного сдвинуть прицел катапульт. Я бы хотел разбить построение на дороге.

— Хорошо. — Молодой рыцарь начал карабкаться на вершину холма.

— Если он использует фалангу, — продолжал Тиниен, — это значит, что он никогда прежде не сталкивался с конницей и привык сражаться на открытой местности.

Катапульты Бевьера начали швырять валуны в едва различимый строй на дальнем конце просеки.

— Начинаем, — решил Спархок. — Я хотел немного выждать, но лучше нам увидеть, с кем мы собираемся воевать. — Он вскочил в седло Фарэна и вывел рыцарей за частокол. Затем он глубоко вздохнул. «Нам бы не помешало немного света, о Божественная», — подумал он, даже не потрудившись облечь свою мысль в стирикские слова.

«Это уж совсем против правил, Спархок, — едко упрекнул его голос Афраэли. — Ты же знаешь, что я не должна отвечать на молитвы на эленийском языке».

«Ты ведь знаешь оба языка, так какая разница?»

«Вопрос стиля, Спархок».

«В следующий раз я исправлюсь».

«Буду счастлива. Как тебе понравится вот это?»

Над северным горизонтом запульсировало лиловое свечение. Затем длинные полосы яркого многоцветного света заструились вверх, бурля и покачиваясь, и затянули ночное небо, словно сияющий, колышущийся занавес.

— Что это? — воскликнул Халэд.

— Северное сияние, — проворчал Улаф. — Никогда не видел такого яркого — да еще так далеко на юге. Я впечатлен, Спархок.

Мерцающая завеса света, вздымаясь и опадая, расходилась во тьме, стирая звезды и наполняя ночь радужным сиянием.

Громкие крики растерянности и испуга донеслись от войска, сгрудившегося у дороги. Спархок внимательно глядел на усеянную пеньками просеку. Солдаты, готовившиеся напасть на них, носили древние доспехи — нагрудники, шлемы с султанами из конского волоса и большие круглые щиты. Они были вооружены короткими мечами. Их передний ряд, очевидно, был снабжен длинными копьями и перекрывающими друг друга щитами, однако Бевьеровы катапульты пробили немалые бреши в этих тесных рядах, и град валунов продолжал сеять смерть среди солдат, сбившихся так тесно, что они не могли бежать.

Несколько мгновений Спархок мрачно смотрел на это зрелище.

— Ну ладно, Улаф, — сказал он наконец, — пропой им песню огра.

Ухмыльнувшись, Улаф поднес к губам изогнутый рог огра и извлек из него низкий оглушающий рев.

Ряды вражеских пехотинцев смешались под ударами катапульт, смятение и страх охватили их при виде света, так некстати озарившего полнеба, и они ни в коей мере не были готовы встретить атаку рыцарей в доспехах и на тяжелых конях. С оглушительным треском первые ряды вражеской пехоты повалились под ударами копыт боевых коней. Рыцари изготовили копья, обнажили мечи и топоры и принялись за дело, прорубая изрядные прорехи в тесно сбившихся рядах противника.

— Улаф! — проревел Спархок. — Выпускай пелоев!

Сэр Улаф снова дунул в рог — на сей раз дважды.

Боевой клич пелоев разнесся в ночи пронзительным улюлюканьем. Спархок метнул взгляд на дорогу — воины, которых атаковали всадники Кринга, были не такими, как те, что столкнулись с рыцарями. Спархок вел своих людей против пехоты, людей в нагрудниках и шлемах с султанами, которые дрались пешими. Кринг обрушился на всадников в развевающихся одеждах и тюрбанах, вооруженных кривыми мечами, которые очень походили на сабли пелоев. Вражеское войско явно состояло из двух совершенно разных частей. Позже у него будет время обдумать это, а сейчас — сейчас у них было дел невпроворот.

Спархок размеренно взмахивал своим широким мечом, нанося размашистые удары в окружавшее его море шлемов, увенчанных султанами из конского волоса. Так продолжалось несколько минут, пока по звукам, доносившимся от дороги, не стало ясно, что пелои целиком ввязались в бой.

— Сэр Улаф! — рявкнул Спархок. — Попроси атанов присоединиться к нам!

И вновь проревел рог огра — теперь уже трижды.

За деревьями, в гуще леса, разнесся шум боя. Вражеские солдаты, бежавшие от натиска рыцарей и смертоносной атаки пелоев, не нашли спасения в лесу. Атаны Энгессы, бесшумные и грозные, скользили в колдовском многоцветном сиянии, струившемся с неба, отыскивая и уничтожая противника.

— Спархок! — закричал вдруг Келтэн. — Гляди! Спархок обернулся — и похолодел.

— Я думал, тварь давно мертва! — воскликнул Келтэн.

Фигура в черном плаще с капюшоном восседала на тощем коне. Ее окружало зеленоватое свечение, и она источала ощутимые волны непримиримой ненависти. Спархок вгляделся повнимательней — и вздохнул с облегчением.

— Это не Ищейка, — сказал он Келтэну. — Руки у него человеческие. Скорее всего, это тот, против кого мы деремся.

Затем еще один человек в черном выехал из гущи деревьев. Этот был одет в высшей степени театрально. На голове у него была черная широкополая шляпа, лицо скрывала мешковатая маска с прорезями для глаз.

— Может быть, это шутка? — вопросил Тиниен. — Это и в самом деле тот, о ком я думаю?

— Думаю, что командует здесь тот, в плаще с капюшоном, — заметил Улаф. — Сомневаюсь, чтобы Сабру можно было доверить пасти коз.

— Пожинай плоды пустой своей победы, Анакха! — прозвучал гулкий, странно металлический голос окруженной зеленоватым свечением фигуры. — Я лишь испытал тебя, дабы обнажить твою силу — и слабость. Ступай своей дорогой. Я не стану тревожить тебя более — пока что. Однако не усомнись, о человек без судьбы, ибо мы повстречаемся вновь, и в следующую нашу встречу испытание мое будет суровее.

И с этими словами Сабр и его зловещий спутник исчезли.

Стоны и вопли раненых врагов вдруг разом оборвались. Спархок быстро огляделся. Странные пехотинцы, с которыми только что сражались его рыцари, сгинули бесследно. Остались только мертвецы. У дороги пелои Кринга в изумлении осаживали коней. Войска, с которыми они бились, тоже исчезли, и, судя по разочарованным восклицаниям, доносившимся из леса, атаны тоже лишились противника.

— Что здесь происходит? — воскликнул Келтэн.

— Не знаю, — ответил Спархок, — но зато знаю точно, что мне это не нравится. — Он спрыгнул на землю и ногой перевернул убитого врага.

Это была высушенная мумия, побуревшая, съежившаяся — и очень похожая на тело человека, который умер несколько столетий назад.

— Мы уже видели такое прежде, ваша светлость, — объяснял Тиниен патриарху Эмбану, — только тогда это были древние ламорки. Я не знаю, к какому разряду древностей принадлежат эти. — Он покосился на два мумифицированных трупа, которые принесли на холм атаны.

— Этот — кинезганец, — сказал посол Оскайн, указав на одного из мертвецов.

— Выглядит почти как рендорец, верно? — заметил Телэн.

— Да, определенное сходство неизбежно, — согласился Оскайн. — Кинезга, как и Рендор, — сплошная пустыня, а не так уж много существует разновидностей одежды, подходящей для такого климата.

Мертвец, которого они обсуждали, был в свободном, ниспадавшем широкими складками одеянии, голова была замотана куском ткани, и край ткани спускался на затылок.

— Они не слишком хорошие бойцы, — сказал Кринг. — Стоило нам нанести первый удар, как вся их смелость пошла прахом.

— А кто другой, ваше превосходительство? — спросил Тиниен. — Эти, в доспехах, были очень хорошими бойцами.

В глазах тамульского посла появилось беспокойство.

— Это — плод чьего-то воображения, — объявил он.

— Не думаю, ваше превосходительство, — покачал головой Бевьер. — Люди, с которыми мы столкнулись в Эозии, действительно были извлечены из прошлого. Вид у них был диковинный, могу вас уверить, но когда-то они и в самом деле были живыми людьми. Все, что мы видели здесь, говорит нам, что мы встретились с подобным случаем. Этот парень определенно не воображаемый солдат. Когда-то он жил на свете и носил именно такие доспехи.

— Это невозможно, — твердо сказал Оскайн.

— Оскайн, — сказал Эмбан, — просто ради предположения отвлечемся ненадолго от слова «невозможно». Кем бы мог быть этот человек, если не плодом воображения?

— Это очень старая легенда, — сказал Оскайн. Лицо его все еще выражало беспокойство. — Говорят, что когда-то, очень давно, в Кинезге обитал некий народ, предшественник нынешних ее жителей. Легенда называет этих людей — киргаи. Предполагается, что современные кинезганцы — их выродившиеся потомки.

— Но, судя по их внешности, они происходят из разных частей света, — заметил Келтэн.

— Согласно легенде, Кирга — город киргаев — располагалась в центральных нагорьях Кинезги, — пояснил Оскайн. — Местность эта выше, чем окружающая пустыня, и там было большое озеро, питавшееся из подземных источников. Предания гласят, что климат там значительно отличался от пустынного. Киргаям не требовалось защищаться от солнца, как их современным отпрыскам. Кроме того, я полагаю, одежда служила признаком ранга и статуса. Судя по нраву киргаев, они нипочем не позволили бы низшему народу носить киргайскую одежду.

— Значит, киргаи и кинезганцы жили в одно время? — спросил Тиниен.

— На сей счет легенды не слишком точны, сэр Тиниен. Очевидно, был период, когда киргаи и кинезганцы существовали бок о бок. Киргаи, впрочем, наверняка были господствующей нацией. — Оскайн скорчил гримасу. — И с какой только стати я так говорю о мифе? — пожаловался он.

— Это весьма вещественный миф, Оскайн, — Эмбан ткнул ногой мумифицированного киргая. — Я так понимаю, этот народ обладал особой репутацией?

— О да, — с отвращением согласился Оскайн. — У них была чудовищная культура, основанная на жестокости и войне. Они держались подальше от других народов, дабы избежать, как они говорили, загрязнения. Говорят, они были помешаны на чистоте расы и воинственно враждебны к новым веяниям.

— Бессмысленная враждебность, — заметил Тиниен. — Занимаясь торговлей, неизбежно сталкиваешься с новыми идеями и веяниями.

— Легенда гласит, что киргаи тоже понимали это, сэр рыцарь. Торговля была запрещена.

— Они вовсе не торговали? — ошеломленно спросил Келтэн.

Оскайн покачал головой.

— Предполагается, что они сами производили все, что им могло понадобиться. Они пошли настолько далеко, что запретили хождение золота и серебра.

— Чудовищно! — воскликнул Стрейджен. — Так у них вовсе не было денег?

— Говорят, что были — железные бруски, и, полагаю я, довольно увесистые. Это вряд ли поощряло развитие торговли. Киргаи жили только ради войны. Все мужчины были солдатами, а женщины всю свою жизнь вынашивали детей. Когда киргаи становились слишком стары, чтобы воевать или рожать, они должны были покончить с собой. Предание гласит, что они были лучшими в мире бойцами.

— Легенда преувеличивает, Оскайн, — сказал Энгесса. — Я сам убил пятерых этих людей. Они слишком много времени тратили на то, чтобы напрягать мускулы и принимать стойку с оружием — вместо того, чтобы заниматься делом.

— Древние придавали большое значение формальностям, атан Энгесса, — пробормотал Оскайн.

— А кто был этот тип в плаще? — спросил Келтэн. — Тот, что пытался выглядеть как Ищейка?

— Думаю, что он занимает здесь примерно то же положение, что Геррих в Ламорканде и Сабр в Западном Астеле, — задумчиво отозвался Спархок. — По правде говоря, я слегка удивился, увидев здесь Сабра, — прибавил он осторожно, помня, что они с Эмбаном поклялись сохранять в тайне настоящее имя Сабра.

— Профессиональная вежливость, что же еще, — пробормотал Стрейджен. — Но это его появление подтверждает нашу догадку, что все нынешние волнения и беспорядки связаны между собой. За всем этим кто-то стоит — некто, кого мы еще не видели и о ком даже не слышали. Рано или поздно нам нужно будет изловить кого-нибудь из этих посредничков и вытянуть из них сведения об их хозяине. — Светловолосый вор огляделся. — Ну, что теперь?

— Энгесса, — обратился Спархок к рослому атану, — когда, ты сказал, прибудут атаны из Сарсоса?

— Примерно послезавтра, Спархок-рыцарь, — атан глянул на небо на востоке. — Завтра, — поправился он, — поскольку уже светает.

— Тогда мы займемся нашими ранеными и подождем атанов здесь, — решил Спархок. — Я бы предпочел, чтобы в такое время меня окружало множество дружеских лиц.

— Один вопрос, Спархок-рыцарь, — сказал Энгесса. — Кто такой Анакха?

— Это Спархок, — пояснил Улаф. — Так зовут его стирики. Это означает «человек без судьбы».

— У всех людей есть судьба, Улаф-рыцарь.

— А у Спархока, судя по всему, нет, и ты представить себе не можешь, как сильно это беспокоит богов.

Как и рассчитывал Энгесса, атаны из Сарсосского гарнизона прибыли на следующий день, около полудня, и изрядно разросшийся эскорт королевы Эланы двинулся на восток. Двумя днями позже путешественники поднялись на гребень холма и увидели далеко внизу белеющий мрамором город посреди необъятных зеленых полей, за которыми до самого горизонта тянулась темная полоса леса.

Спархок, с раннего утра ощущавший знакомое присутствие, нетерпеливо погонял коня.

Сефрения сидела у дороги, на своей белой кобылке. Это была маленькая красивая женщина с черными волосами, белоснежной кожей и синими глазами. Ее белое одеяние было из тонкого полотна, а не из грубого домотканого холста, который она обычно носила в Эозии.

— Здравствуй, матушка, — улыбнулся Спархок, словно они расстались всего неделю назад. — Как поживаешь? — Он снял шлем.

— Сносно, Спархок. — Голос у нее был звучным и, как всегда, музыкальным.

— Можно мне приветствовать тебя? — спросил он церемонно, как говорили все пандионцы, встречаясь с ней после долгой разлуки.

— Конечно, дорогой.

Спархок спешился, взял ее за руки, повернул ладонями вверх и поцеловал ладони в ритуальном стирикском приветствии.

— Ты благословишь меня, матушка? — спросил он. Она ласково обхватила ладонями его виски и проговорила благословение по-стирикски.

— Помоги мне сойти с коня, Спархок, — велела она.

Спархок обеими руками обхватил почти девичью талию и легко поднял женщину из седла. Но прежде чем он опустил Сефрению на землю, она обвила руками его шею и крепко поцеловала его в губы, чего прежде никогда не делала.

— Я так соскучилась по тебе, дорогой! — выдохнула она. — Ты поверить не можешь, как я по тебе соскучилась.