"Свет без тени" - читать интересную книгу автора (Ватанабэ Дзюнъити)Глава VIIВ три часа дня Ютаро Гёда вышел из клиники. Он собирался в Департамент по охране окружающей среды, взять материалы по некоторым интересовавшим его вопросам. – Когда тебя ждать домой? – спросила Рицуко, провожая мужа до машины. – Может, придется пообедать с ними, так что, вероятно, немного задержусь. – Значит, часов в девять-десять? – Не знаю, – буркнул Ютаро. – Это будет зависеть не от меня. – А с кем ты собираешься обедать? Кто-нибудь из общего отдела? Ютаро заметно нервничал. – Ладно. Постараюсь пораньше. Он сел в машину и помахал жене рукой. Номуре, шоферу Ютаро, было двадцать семь. В «Ориентал» он работал уже года три и был в курсе всех дел, в том числе и личной жизни хозяина. – В муниципалитет? – спросил он, трогаясь с места. Ютаро кивнул. Они ехали к центру по улице Аояма. Как всегда, вереница машин едва тащилась, то и дело надолго замирая под низким пасмурным небом. Ютаро вытащил из кармана записную книжку и, пометив что-то, взглянул на часы. Когда они подъехали к перекрестку Миякэдзака, часы показывали уже половину четвертого. – Я освобожусь минут через двадцать, так что подожди меня здесь. – Ясно, – буркнул Номура, глядя прямо перед собой. Ютаро пробыл в муниципалитете, как и сказал, двадцать минут. Стремительно подойдя к машине, он плюхнулся на сиденье. – Куда теперь? – Уф! – Ютаро вытащил из кармана носовой платок и, хотя на лбу не было ни капельки пота, отер лицо. – К станции Эбису, ладно? Номура, не говоря ни слова, нажал на педаль. – Ноябрь, а такая жара! Необычно… – заискивающе проговорил Ютаро. – В пасмурный день, наверное, особенно много аварий… – Наверное. Ответы Номуры не отличались любезностью. Ютаро чуть ли не каждую минуту поглядывал на часы. Когда они миновали улицу Тэнгэндзи и подъехали к Эбису, было уже половина пятого. – Дом номер один? – Да-да. Дорога, шедшая мимо банка М. пересекала два перекрестка и потом постепенно поднималась в гору. На вершине холма стоял особняк. Ярко-синяя крыша над ослепительно белыми стенами, черные перила веранд. Как гласила реклама – «дом в североевропейском стиле». Машина затормозила перед главным входом. – Спасибо! – Протискиваясь в дверцу, Ютаро сунул шоферу тысячеиеновую бумажку. – На, возьми. – Не надо, зачем… – Возьми, возьми! – Шофер в растерянности смотрел на упавшую на переднее сиденье банкноту. – Говорю, возьми! А взамен я тебя кое о чем попрошу. – Ютаро многозначительно подмигнул, вылез из машины и направился к отделанному разноцветным кафелем входу. На двери с номером 818 значилась только фамилия: «Уэгуса». Ютаро позвонил и замер в ожидании. За дверью явно слышали звонок, но выходить не торопились. Ютаро позвонил еще раз и через круглый, величиной с маленькую монетку, глазок заглянул внутрь. В этот момент из-за двери раздался женский голос: – Кто там? – Это я. Послышался звук поворачиваемого в замке ключа, и дверь распахнулась. – А-а, папочка! Волосы женщины были подобраны кверху. Она прижимала руку к груди, придерживая распахивавшийся халат. – Вот сюрприз… – Ты что, была в ванной? – Да. – Женщина закрыла за ним дверь. – Почему неожиданно? – Просто так. Ютаро снял пальто и с подозрением огляделся вокруг. Гостиный гарнитур, стереокомбайн, телевизор. Направо, за шторкой, – кухня. В глубине квартиры была еще одна комнатка, совсем маленькая и обставленная в японском стиле. Слева от кухни – ванная. Дом был построен всего полгода назад, и стены еще сияли белизной, квартирка была чистенькой и опрятной, как и всегда, когда в жилище царствует женщина. – Если собираешься зайти, хоть по телефону предупреждай. – Иногда полезно заставать врасплох. – Ого! Да никак папочка во мне сомневается? Ютаро обнял полуобнаженное женское тело, прикрытое лишь тоненьким халатиком. – Пусти! Я еще не домылась! Женщина отбивалась, но, маленькой и хрупкой, ей было не под силу совладать с Ютаро. Схватив женщину в охапку, он отнес ее в маленькую комнату и бросил на постель. Влажная после купания кожа дышала теплом, и Ютаро совсем потерял голову. – …Фу, какой противный! – Тяжело дыша, женщина поднялась с постели. Ютаро устало и блаженно следил за ней сквозь полуопущенные веки. – Вода в ванной, наверное, совсем остыла! – Можно напустить горячей. – Но это же долго! Недовольно ворча, женщина ушла в ванную. Через минуту она крикнула оттуда: – А папочка будет мыться? – Сначала ты, Маюми. – И то верно, – засмеялась она, – а то папочка такой большой, половину воды обязательно выплеснет на пол! Маюми ее звали только в баре «Алоника» на Гиндзе, где она работала. Настоящее имя было Матико – Матико Уэгуса, – но Ютаро больше нравилось звать ее Маюми. Они познакомились два года тому назад в кафе «Одиллия» – тогда она служила там, – и спустя полгода он взял ее на содержание. Маюми было двадцать три, а Ютаро – за пятьдесят, но, несмотря на такую значительную разницу в возрасте, Ютаро с его деньгами вполне устраивал Маюми. А ему с возрастом все больше и больше нравились молоденькие. К тому же Маюми – крепкая, изящная, с чуть вздернутым носиком – была в его вкусе. Единственный минус – если это можно считать минусом – заключался в том, что Маюми была ровесницей дочери Ютаро. Когда, выйдя из ванной, он налил себе пива, время близилось к шести. – Ой! Я же опоздаю! Маюми присела на пуф перед зеркалом и принялась красить глаза. – Ты сегодня работаешь? – Да. А что, у папочки есть свободное время? – Нет. После семи у меня встреча с одним человеком из муниципалитета. Маюми, глядя на себя в зеркало, кивнула. – Но ведь в кафе можно не приходить до восьми. – Мне нужно успеть в салон красоты не позже половины седьмого. – Жаль. – А потом еще поужинать, так что получится как раз к восьми. – Может, поужинаем вместе? Маюми задумалась. – Я угощаю. – В самом деле? А если об этом узнает мадам Рицуко и закатит сцену? – Не узнает. – Вдруг она что-нибудь заподозрит? Даже подумать страшно. Маюми провела пуховкой по щекам и состроила испуганную гримаску. – Ты что, видела ее? – Помнишь, я подвернула ногу и пошла в клинику сделать рентген? Ютаро кивнул. – Так вот: гляжу, в коридоре какая-то женщина разговаривает с медсестрой. И тут к ней подбегает кто-то из служащих и кричит: «Госпожа, госпожа!» – Вот оно что… – Папочка знает, что выбирать! Такая красавица, никогда не скажешь, что ей сорок восемь. – Ты даже знаешь, сколько ей лет? – Конечно. Ведь папочка сам мне рассказал. – Да?.. – Ютаро хмыкнул. Он сидел в нижнем белье и допивал второй бокал пива. – Только вот… – Что «только вот»? – Только вот лицо у нее… немного истеричное. Маюми полюбовалась на свое отражение в зеркале и высунула язык. – Ты так считаешь? – Папочке неприятно? – Да нет, ничего. – В общем, мне почему-то так показалось. Маюми пожала плечами и начала приклеивать искусственные ресницы. Ютаро поднялся, застегнул рубашку. Кончив наводить красоту, Маюми надушилась и повернулась к нему. – Я хотела с тобой посоветоваться… – О чем? – спросил он, застегивая галстук на толстой шее. – Мне скоро исполнится двадцать четыре… Ютаро озадаченно посмотрел на нее. – Я не желаю вечно оставаться девочкой из бара! – Если ты хочешь уйти оттуда, я не возражаю. – Да. Но речь не об этом. Я не просто хочу уйти, я хочу сама быть хозяйкой, хочу иметь собственное кафе. – Хм… На Гиндзе? – Разумеется. – В двадцать четыре – быть «мадам»… Не рановато ли? – Я же говорю не про большое кафе. С меня хватит малюсенького бара, пусть даже с одной стойкой, без столиков. – Найти маленький бар на Гиндзе – это не так просто. – Улица Намики, восьмой квартал. Там сейчас продается очень симпатичное кафе. – Зачем так спешить? – поморщился Ютаро. Он уже завязал галстук. – Значит, нет? – Ни с того ни с сего – что за сумасбродство! Маюми фыркнула. – И нечего фыркать! – Жадина!.. Маюми резко отвернулась. Белая комбинация туго обтягивала ее бедра. – Кафе мы тебе купим, но только когда я доведу до конца одно дело. – Одно дело? Какое? – с любопытством спросила она, натягивая через голову белоснежное креп-жоржетовое платье. – Я задумал построить новую клинику. – Ого! Где? – В Накамэгуро. – Почти рядом со мной! – Но пока это только планы, я еще никому не говорил. – Вот здорово! В креп-жоржетовом платье, тщательно причесанная, Маюми выглядела неожиданно изысканной и элегантной. – Клиника будет большая? – Коек на сорок. Гёда застегнул брюки и начал причесываться. – Выходит, нынешняя клиника приносит хороший доход? – Какой там доход! – поморщился он. – Строить буду на ссуду. – Значит, те скупердяи из банка все-таки раскошелились? Ютаро пригладил волосы, надел пиджак и тоже превратился в элегантного джентльмена. Сейчас вряд ли бы кто-нибудь догадался о его недавних любовных безумствах. – Пока это все одни проекты. – А что папочка собирается делать с «Ориентал»? – Она так и останется. Но если я построю новое здание, то там будут только палаты люкс и лечить станем лишь тех, кто платит наличными, а не по страховке. – Но ведь в «Ориентал» и сейчас есть палаты люкс по пятнадцати тысяч иен в день. – Так-то оно так, но есть и общие, которые оплачиваются по страховке. – А разве это плохо? – Не то чтобы плохо… Просто, когда кто-то долго лежит в клинике, на него начинают косо смотреть другие больные. – Пожалуй. Маюми отошла от зеркала и присела рядом с Ютаро. – А если я заболею, папочка положит меня в палату люкс? – Вздернутый носик Маюми почти уткнулся в лицо Ютаро. – Так как? – Может быть. – Какая бессердечность! – Ничего подобного. – А ведь в самом деле, случись со мной что-нибудь такое, вот беда! Папочка хлопот не оберется. – Маюми хихикнула. – Да уж, лучше иметь дело с богатыми больными… – Об этом не следует болтать. – Ютаро допил остатки пива. – Отличные палаты, а пустуют. Никакого толку. – Ты клади туда на аборты, – посоветовала Маюми. – За это все платят наличными. Доход обеспечен. – А где набрать хороших врачей? – Чем плох тот доктор, который смотрел меня? – Ты это о ком? – Такой высокий, ужасно интересный… – Наоэ?.. – Точно! Он. – Он что, так тебе запомнился? – Ой, что ты. Он только дотронулся до меня, я сразу и разомлела! – Маюми прижала руки к груди, делая вид, что сейчас упадет в обморок. – Красивый, элегантный… А как ему идет этот белый халат!.. – Он очень знающий врач. – Вот и я так подумала – как только его увидела. – Не сочиняй. – Нет, правда-правда! Только он ужасно неразговорчивый – и холодный-холодный, прямо бр-р! Мороз по коже. – Да, это так… – Есть в нем что-то пугающее. – Эдакий Нэмури Кёсиро.[8] – Вот-вот! Нэмури Кёсиро в белом халате. Но все равно я сплю и вижу с ним встретиться! Ну, – улыбнулась Маюми, – а теперь пойдем куда-нибудь ужинать! – Ты что-то плохо себя ведешь. Ладно, пошли. Гёда поднялся и взял пальто. В этот вечер дежурил Кобаси. В смотровом кабинете напротив него сидел Дзиро Тода. Уже давно пробило пять, амбулатория опустела. В клинике оставались только Кобаси и Акико Такаги, да еще медсестра Мидори Танака, помогавшая разносить ужин, задержалась в палатах. – Когда тебе об этом сказали? – Кобаси повернулся на табурете к больному. Табурет легонько скрипнул. – Вчера вечером. Голова и правый глаз Дзиро Тоды закрывала плотная марлевая повязка. – Ты не ошибся? Это точно была старшая сестра? – Конечно. Она вызвала меня в коридор и разговаривала потихоньку, чтобы никто не услышал. – Какие неприятные вещи ты рассказываешь. – Кобаси нахмурился и умолк. Дзиро Тода был тот самый парень, которому в баре разбили бутылкой голову. В клинике он провел уже четверо суток. Кровотечение прекратилось, и рана немного успокоилась, но при ходьбе Тода до сих пор ощущал легкую дурноту и головную боль. Три глубоких шрама, пересекавшие лоб и правую щеку, местами гноились, и, когда Тода шевелил губами, от боли его лицо сводило мучительной судорогой. Он потерял много крови, и ему необходимо было остаться в клинике еще по меньшей мере дней на пять, пока не снимут швы, но вчера вечером старшая медсестра совершенно неожиданно велела ему готовиться к выписке. – Когда меня сюда привезли, то внесли только тридцать тысяч иен. Я, конечно, понимаю, что эти деньги вот-вот кончатся, но… – Тода говорил едва слышно. Видевшие Тоду в тот памятный вечер ни за что не поверили бы, что у него может быть такой слабый голос. – И все же я думал, что меня еще подержат здесь… Неужели эти тридцать тысяч уже кончились? – Это потому, что вас поместили в палату, которая стоит три тысячи иен в день, – словно оправдываясь, объяснила Акико. – Да я только вчера впервые услышал об этом! – В тот день из всех свободных палат эта была самая дешевая. – Меня привезли в таком состоянии, что я, естественно, ничего не помню. – Вы же не застраховались на случай болезни – вот и результат. – Извините… – Помимо платы за место в клинике, надо учитывать стоимость операции и лекарств, – снова вступила в разговор Акико. – Да при чем тут деньги?! – неожиданно взорвался Кобаси. – При чем тут страховка?! Какое значение имеет стоимость палаты?! Акико испуганно замолчала. – Есть деньги, нет их – разве это должно влиять на госпитализацию или выписку больного? Критерий может быть только один – состояние человека! – Как всегда в минуты гнева, у Кобаси мелко дрожали уголки губ. – А в этой клинике только и слышишь: деньги, деньги!.. Пытаясь овладеть собой, Кобаси стиснул руки и уставился в пространство. Потрясенные вспышкой Кобаси, Акико и Тода молчали. Наконец Тода виновато сказал: – Денег у меня не было, а я еще так глупо себя вел… Затеял эту дурацкую ссору… Кобаси молчал. – Когда я напиваюсь, то плохо соображаю, что делаю… – Теперь поздно говорить об этом. Тода снова опустил забинтованную голову. – Что за человек эта старшая сестра! – с досадой воскликнул Кобаси. – Она ни при чем. Это моя вина: я не заплатил… – Да что ты каешься? Может, ты сам хочешь, чтобы тебя вышвырнули отсюда? – Нет, что вы! – испуганно запротестовал Тода. – Тогда не болтай глупостей. – Понятно. – Ты еще не здоров. Раны гноятся, тебя подташнивает, и голова болит, так? – Так. – Задумайся над этим серьезно. – А разве можно еще что-то сделать? Кобаси нервно вытащил сигарету. Действительно, что тут сделаешь? Отругал Тоду, но и самому в голову ничего не приходит… Акико взяла лежавший рядом со стерилизатором спичечный коробок и положила его перед Кобаси. – Сколько у тебя сейчас денег? – Тысяч пять-шесть. – Пять-шесть… – задумчиво пробормотал Кобаси, поднося зажженную спичку к сигарете. – Ты вообще-то чем занимаешься? – Играю в джазе. – В кабаре? – Вроде того… – А те, что приходили с тобой в клинику, – они тоже из джаза? – В общем, да. Ответы были весьма неопределенными. Джазист… А медсестры говорят, что дружки, приходившие его навестить, все как один – форменные бандиты. Так что эти россказни о джазе… Что-то не очень верится. – А у своих друзей ты больше не можешь занять? – Э-э-э, они… я… – промямлил Тода и умолк. Его приятели приходили в клинику всего два раза, в самые первые дни, а потом словно в воду канули. – Семья у тебя есть? – Нет. – Отец, мать? – Они очень далеко… – Далеко-то далеко, но все-таки есть? Тода кивнул. – У них ты не можешь попросить? Тода сдавленно пробормотал что-то и закрыл руками забинтованное лицо. – Сэнсэй, – подала голос Акико. – А помощь нуждающимся?..[9] Может, попробовать получить пособие?.. – Я уже думал об этом. Сразу его не выдадут. Если даже вопрос решится положительно, оформление займет немало времени, и все равно клиника получит деньги не раньше чем через три месяца. – Если у него и в самом деле нет наличных, значит, выхода никакого? – Получается так, – мрачно подтвердил Кобаси. – Не думаю, что эти скупердяи согласятся ждать три-четыре месяца. В «Ориентал» избегали иметь дело с больными, чье лечение оплачивалось по пособию. Когда все же такие больные появлялись, от них старались побыстрее отделаться. – А где живут твои родители? – А Миядзаки. – Да, действительно не близко. Но если сразу написать, попросить?.. Конечно, они удивятся – все так неожиданно. Но ведь это для твоего же здоровья. Они не откажут! Тода кивнул и снова закрыл руками забинтованное лицо. – Ты пробудешь здесь еще дня четыре, максимум – пять; если они пришлют тысяч тридцать, все уладится. А деньги ты им вернешь. Выпишешься из больницы и заработаешь. – Но старшая сестра велела ему выписаться завтра. Даже если он попросит родителей, все равно будет уже поздно, – снова вступила в разговор Акико. – Ну и что? Я попрошу ее немного подождать. – Дело не в старшей сестре. За ней стоит сам Главный… – Главный? Ну и плевать! – Сэнсэй, осторожнее… – Осторожнее? Почему? Я ведь хочу сделать то, что нужно. – Но больной действительно не прав. Он не платит за лечение… – Врач не должен думать о деньгах! Его обязанность – добросовестно лечить больного. – Но в частных клиниках так нельзя. – Когда это ты успела переметнуться? – Переметнуться?.. – Лицо Акико окаменело. – Просто я считаю, что нельзя во всем винить только главного врача. Не так уж он плох. – Нет, плох. Он далеко не беден, но все равно старается выжать из клиники как можно больше прибыли. Он медицину превратил в средство наживы. По-твоему, это нормально? – Сэнсэй, здесь больной… – Акико показала глазами на Тоду. Кобаси, точно впервые увидев его, замолчал. Ему стало неловко. Копаться в грязном белье – да еще при пациенте… – Как бы там ни было… – Кобаси перевел дыхание, – а письмо матери ты напиши. – Хорошо. – Если Главный станет торопить с деньгами, я сам одолжу тебе на время. – Сэнсэй!.. – укоризненно воскликнула Акико. – Ничего. Такая сумма меня не затруднит. Тода опустил голову совсем низко – так низко, что стали видны волосы, выбившиеся из-под повязки на затылке. – Ну-ну, успокойся. На душе у Кобаси стало легко и радостно. Он работал уже третий год, но сегодня впервые по-настоящему почувствовал себя врачом. Акико смотрела на него в немом изумлении. – Тебе нельзя долго сидеть, опять начнется головокружение. – А… – Тода медленно поднял голову. – Значит, старшему врачу ничего не говорить? – Какому старшему врачу? Доктору Наоэ? А ты что, говорил ему что-нибудь? – Да, сегодня утром, после обхода. Я спросил его… – О том же, о чем и меня? – Да. – И что он тебе ответил? – Сказал, что придется выписываться. – Выписываться?! Тода кивнул. – Он так и сказал: «Придется выписываться»? – Кобаси не верил собственным ушам. – Да. – Какой идиотизм! Но ведь тебе нельзя выходить на улицу, в толчею. Раз у человека кружится голова… Наоэ же должен понимать это! – Сэнсэй!.. – одернула его Акико. – Доктор Наоэ написал в заключении, что рана болезненна, но возможно амбулаторное лечение. – Неужели он мог написать такое?.. Когда это говорит главный врач – еще полбеды, но если и Наоэ… Невероятно! – Ему действительно противопоказан амбулаторный режим? – спросила Акико. – Категорически. Да Наоэ и сам говорил, что Тоде придется побыть в клинике по меньшей мере недели две. – Но ведь теперь он утверждает, что Тоде можно выписываться? – Какая разница, что он говорит! Суть в том, что, если Тоду сейчас выписать, выздоровление затянется. – Казалось, Кобаси рассуждает сам с собой. – В этой клинике лежат гораздо более легкие больные. Разве правильно их держать в больнице, а Тоду – выписывать? Тода продолжал глядеть в пол. Обмотанный бинтами, он казался еще моложе своих двадцати пяти лет – совсем беспомощный мальчишка. – В общем, мне все ясно. Положись на меня. Можешь сегодня спать спокойно. – Спасибо. Простите меня… Тода встал, поклонился и вышел из кабинета. Когда за ним закрылась дверь и стихли в коридоре шаги, Акико повернулась к Кобаси. – Разве можно говорить такое? – То, что я сказал, – справедливо, все до единого слова. – Справедливо-то справедливо. Только он очень странный, этот больной. – Почему? – Молодой, а постоянной работы нет, болтается без дела, якшается с какими-то подозрительными типами… Не нравится он мне. – Нравится, не нравится – какое это имеет отношение к болезни? – Все равно, противный он… Когда меряешь ему температуру или щупаешь пульс, так и норовит дать волю рукам. – Молод еще. – Показывает нам всякие гадкие фотографии… – Неужели? – Все медсестры его терпеть не могут. Кобаси почувствовал, что и в самом деле наговорил лишнего. Тем не менее упрямо сказал: – Суть не в этом. – А ему действительно пришлют деньги из деревни? По правде говоря, Кобаси и сам не был в этом уверен. – Не опасно давать ему взаймы? – Все будет в порядке, – пытаясь убедить себя, ответил он и оглянулся на висевшую у него за спиной доску. – В общих палатах все занято… – Места есть только в палатах второго класса и выше. Кобаси, отвернувшись, молчал. – Вы хотите перевести Тоду в более дешевую палату? – Да. Это хотя бы на день продлит его пребывание в клинике. – У нас всего две общие палаты. – Да… Здесь стараются иметь дело только с богачами… Плакало «строительство общества всенародного благоденствия»! – Что-о? – Акико широко раскрыла глаза. – Это предвыборное обещание нашего главврача – когда он баллотировался в муниципалитет… Акико залилась смехом. – А не перевести ли нам и тех двоих? – Служащего с шофером? – Им-то уж и вовсе нечего делать в больнице – давай и их выпишем. А? – Ну, перестань… Теперь, когда в комнате, кроме них, не было никого, Акико разговаривала с Кобаси совсем по-другому. Чувствовалось, что их связывают очень тесные узы. – В последнее время я отказываюсь понимать Наоэ. – Почему? – Пляшет под дудку старшей сестры – кладет в клинику практически здоровых людей, прописывает совершенно бесполезные лекарства, делает бессмысленную «операцию», а Тоде, несмотря на нагноение швов, велит убираться домой… – Это политика Главного, и ничего тут не поделаешь. – Но ведь Наоэ очень хороший врач! Таким гордился бы любой университет. Если не он, то кто же еще может образумить Главного?! – Доктор Наоэ и главврач – разные люди. – Разница только в том, что Наоэ не бизнесмен. – Нет, не только. У Наоэ собственные взгляды, достойные всяческого уважения. – Трудно поверить! – Он выдающийся человек. – Нет, он плохой человек. – Как ты можешь так о нем говорить?! – Может, когда-то он и был замечательным врачом… Во всяком случае, он мне не товарищ по университету и не коллега по кафедре, так что я могу позволить себе осуждать его. – Да если та же Норико услышит такое!.. Представляю, что будет. – Ну и пусть. Я ей даже спасибо скажу, если она ему это передаст. – Глупый какой. Только неприятности наживешь! – Если здесь станет совсем невыносимо, вернусь в университетскую клинику. Какой смысл работать под началом такого человека! – Осаму-тян! – Акико впервые за весь вечер назвала Кобаси по имени. – Как ты можешь? И, выскочив за дверь, она опрометью побежала по лестнице на второй этаж. |
||
|