"Свет без тени" - читать интересную книгу автора (Ватанабэ Дзюнъити)Глава XXIСедьмое января, понедельник. После недельного отдыха Норико пришла на работу. Праздники кончились. В этот день в клинике собрались все. Главный врач пригласил сотрудников в кабинет и сказал речь. Поздравил с Новым годом и призвал трудиться еще усердней. В заключение он пожелал, чтобы все относились друг к другу с «неустанным вниманием». Норико слушала его безо всякого интереса. И, только когда он сказал о внимании, невольно вздрогнула: не о Наоэ ли речь? С понедельника начинались нормальные рабочие будни, но Наоэ все еще не появился. Дел после долгого перерыва было много; с самого утра в амбулатории толпились больные. В комнату медсестер заглянула Сэкигути. – Кто-нибудь знает, что с доктором Наоэ? Вопрос относился ко всем, но Норико показалось, что старшая сестра обращалась именно к ней. – Столько больных, а доктор Кобаси ни на секунду не может уйти из палаты… Просто не знаю, что делать, – ворчала Сэкигути. Кобаси и в самом деле неотлучно находился при Кокити Уэно. Зашел ненадолго на собрание, но тут же прибежала сестра, опять вызвала его в палату. С третьего января Кобаси, как и советовал Наоэ, отменил переливание крови. В тот же вечер Уэно начало лихорадить; следующие два дня температура скакала, а шестого с самого утра поднялась выше тридцати восьми. Кожа опять пожелтела. К вечеру начался настоящий жар. Лицо у Уэно пылало, он тяжело дышал. Смерть могла наступить в любую минуту – как и предсказывал Наоэ, на пятый день после отмены переливания крови. «Может, позвонить Наоэ домой?» – подумала Норико. Ей казалось, что все ждут этого от нее. Наоэ говорил, что задержится в Саппоро дня на два, не больше. Седьмого или восьмого собирался на работу. Может, решил побыть с матерью те несколько дней, которые отняла у него Норико?.. Теперь Норико корила себя за эгоизм. Сэкигути снова заглянула в комнату медсестер. – Кажется, доктор Наоэ собирался в праздники на Хоккайдо? – Она обращалась уже непосредственно к Норико. – Да, я тоже об этом слышала. – Я звонила ему домой. Консьержка сказала, что он еще не вернулся. – Может быть, задержался в Саппоро? – Но он же знает, что должен быть на работе! Норико и сама несколько раз звонила Наоэ, но безуспешно. Так что слова старшей сестры нисколько не удивили ее, но она почему-то встревожилась. – Может, решил лететь утренним рейсом? С аэродрома – сразу сюда? – предположила Сэкигути. – Да-да, конечно, – пробормотала Норико. – Во всяком случае, он бы предупредил, если решил задержаться. – Хоть бы скорее приехал… Из амбулатории звонили каждые пять минут: спрашивали, не пришел ли Наоэ. Кобаси не мог вести прием: еще не кончился утренний обход, да и Уэно нельзя было оставить надолго. За дверью застучали каблуки, и в комнату вбежала Каваай. – Как там Уэно? – спросила Сэкигути. – Опять лихорадит, – ответила на бегу Каваай, схватила кислородную подушку и умчалась. – Странно. Очень странно… – задумчиво сказала Сэкигути и в который раз взглянула на часы. Почувствовав упрек, Норико опустила голову и снова принялась мыть шприцы. Кобаси спустился в амбулаторию только в одиннадцать. Часть больных, не дождавшись врача, ушла, но человек тридцать все же терпеливо сидели у кабинета. Кобаси работал молча. Он был страшно зол на Наоэ, но высказываться считал ниже своего достоинства: возмущение его выражалось молчанием. Норико дежурила у кровати Уэно. Только раз отлучилась на минутку, позвонить Наоэ, но в ответ услышала длинные гудки. «Неужели опять ввел себе наркотик и спит, не слышит звонков? – Тревога снова охватила ее. – Но ведь он обещал, что больше не будет». Та ночь у озера казалась теперь волшебным сном, и Норико никак не могла поверить, что все это действительно было, было… До главврача тоже, видно, дошел слух, что Наоэ нет на работе; он явился в комнату медсестер, пробурчал недовольно:»Ну что ты с ним будешь делать!» – и зашептал что-то на ухо старшей сестре. Та озадаченно посмотрела на него, затем подошла к картотеке и начала просматривать все медицинские карты, начиная с «А». Кокити Уэно становилось все хуже. Утром его била дрожь, потом она прекратилась, но к вечеру озноб начался снова. Он был в сознании. Когда его окликали, чуть открывал глаза, но, кажется, никого не узнавал. Кобаси терзался угрызениями совести: на глазах у него умирал человек и он нес за это ответственность. Кобаси поставил капельницу, ввел успокоительное – словом, сделал все, что мог, но все равно на сердце у него было тяжело. Кобаси с самого утра бегал то в палату, то в комнату медсестер. В три часа Норико еще раз спустилась в амбулаторию. Набрала номер. Гудок. Еще один. «Сейчас возьмет трубку». Но нет, гудки, только гудки. Видимо, все-таки не вернулся… Норико медленно побрела по лестнице, как вдруг почувствовала дурноту. Она прижала руки к груди, несколько раз глубоко вздохнула, но желудок сжал мучительный спазм. Закрыв рот рукой, она ринулась в туалет. Норико вырвало чуть ли не на пороге: ощущение было такое, что ее выворачивает наизнанку. Норико подождала, пока не перестанет мутить; грудь точно сжимало тисками. Наконец ей стало легче. Умывшись, Норико медленно подняла глаза к зеркалу. В уголках глаз блестели слезы. Она задумалась. На желудок она никогда не жаловалась, продукты сегодня все были свежие, тошнота подкатила так же внезапно, как и исчезла, – такого с ней никогда не бывало. «Из-за беременности», – догадалась она. Норико ощущала сильную слабость. Увидев в зеркале свое измученное лицо, она вспомнила о Наоэ. В комнате медсестер Кобаси разговаривал со старшей сестрой. – Он умрет сегодня вечером или ночью. – Кто дежурит? – Старшая сестра подошла к висевшему на стене расписанию. – А, Симура и Каваай. – Вечно мне не везет! – недовольно надулась Каваай. – А что, Наоэ-сэнсэй так и не появлялся? – удивился Кобаси. – Час назад звонила. Нет дома. – В какой гостинице он остановился в Саппоро? Кажется, в отеле G.? – Хоть по телефону поговорить, если он еще там… – Он вам нужен? – Очень. Я хотел посоветоваться с ним об Уэно. Может, дать ему преднин? – Попробуем дозвониться? – предложила Сэкигути. У Норико екнуло сердце: «Отель G.»… Пять дней назад она была там с Наоэ. Смотрела из окна на заснеженный город. Наоэ обнимал ее… Всего пять дней, а кажется, так давно. Саппоро ответил сразу. Это было в порядке вещей, но Норико почему-то страшно удивилась. – Алло, алло… – кричала в трубку старшая сестра. – Саппоро? Гостиница G.? Не переставая скручивать тампоны, Норико насторожилась. – На-о-э… да-да… правильно… господина Наоэ Кёскэ, из Токио… Старшая сестра посмотрела на стоявшего в дверях Кобаси. «Если он в номере, я потом тоже позвоню ему потихоньку», – подумала Норико. – Вот как? Понятно… – протянула старшая сестра. Норико затаила дыхание. – Да-да, я поняла, большое спасибо. Положив трубку, Сэкигути повернулась к Кобаси: – Три дня назад он выехал из гостиницы. – Куда? – Сказал, что в городе живет его семья. Может быть, перебрался к ним. – А номер их телефона узнать нельзя? – М-м-м… Не известно, на чье имя он записан. Попытаюсь, конечно, но… – Возможно, его уже нет и там. – Да-да, летит сейчас сюда… – Ладно, не надо. Как-нибудь обойдусь. – Надеюсь, уж завтра он выйдет на работу, – процедила старшая сестра. – Завтра будет поздно… – Задумчиво вытянув губы трубочкой, Кобаси постоял немного и вышел из комнаты. В шестом часу вечера Уэно стало хуже: он потерял сознание. Было ясно, что конец наступит вот-вот, и Кобаси решил остаться на ночь, поменявшись с терапевтом Кавахарой. Подкрашенная глюкоза исправно поступала в тело Уэно, но никакого облегчения не приносила. Еще вчера Кобаси сказал жене Уэно, чтобы она пригласила родственников, но она по-прежнему в одиночестве сидела у постели мужа. Без десяти минут пять Уэно вздохнул в последний раз и закрыл глаза. Он метался в бреду целых три дня, а умер легко и тихо. Старушка Тиё не плакала у тела – видимо, разговор с Наоэ подготовил ее. Она просто ходила взад и вперед, не зная, куда девать руки. Труп обмыли, сообщили о смерти властям. Предстояло отвезти его домой. Но потом решили, что утром Тиё с чиновником из отдела социального обеспечения отвезет покойного прямо в крематорий. О еде и Кобаси, и медсестры забыли. Только поздно вечером, когда с делами было покончено, они отправились ужинать. В меню был суп из соевых бобов, жареная рыба, маринованные огурцы. Есть Норико совсем не хотелось, она взяла только огурцов и в соседней лавке купила мандаринов. Она утешала себя тем, что Каваай еще совсем ребенок и не поймет, что с ней происходит. После ужина Кобаси пришел к медсестрам в комнату, сел на диван. – Ну вот, – печально сказал он, – все кончено. Вид у него был изможденный. Видимо, напряжение дня не прошло для Кобаси бесследно. Вздохнуть с облегчением после смерти больного – противоестественно. Но для врачей и сестер – это будни, повседневная жизнь, и теперь они наслаждались наступившим покоем. – Я так боялся, – сказал Кобаси, – что она догадается об обмане… – Да, сэнсэй, это нелегко – две смерти подряд. Сначала Исикура, а теперь Уэно. – Да уж, пожалуй, хватит. – Куда вы – туда и смерть. Больше, сэнсэй, с вами в паре не дежурю, – сказала Каваай. – Это ты ее за собой водишь, – невесело пошутил Кобаси. Неожиданно Норико показалось, что за дверью кто-то стоит. – Кто там? – Она открыла дверь и увидела Тиё. – Можно войти? На минутку… – Вам доктора? Старушка робко кивнула. – Вы ко мне? – Кобаси встал и подошел к двери. Старушка поклонилась и протянула пакет и коробку. – Что это? – Мы причинили вам столько хлопот… – Что вы, бабушка?! – Кобаси отвел руку с подарками. – Если бы мы могли помочь ему… – Ну как же? Столько крови перелили! Так старались… – Не надо. – Муж был так благодарен! Денег-то у нас нету… Спасибо. – Она поклонилась Кобаси, потом Норико и положила на стол пакет с коробкой. – Ну что вы, не надо! Да поймите, нельзя! Не за что… – чуть не плача, проговорил Кобаси. Оставив подарки, Тие заковыляла к выходу, но у порога еще раз остановилась: – Спасибо вам. Проводив взглядом ее маленькую сухую фигурку, Кобаси и Норико разом посмотрели на стол. – Бегала старушка, покупала, – вздохнула Норико. В пакете оказались хурма и мандарины, в коробке – виски. Фрукты предназначались, по-видимому, медсестрам, а виски – Кобаси. – Нехорошо получилось, – угрюмо проговорил Кобаси, глядя на бутылку. – Ведь старику-то не помогли. – Для нее, наверное, расходы немалые, – заметила Норико. – Совестно брать от нее подарки. – Она так старалась, хотела сделать приятное. Нет, отказываться нельзя. – Норико подумала, что, если б здесь был Наоэ, он бы не отказался. – А может, и правильно, что послушался совета Наоэ? – закуривая, пробормотал себе под нос Кобаси. Было уже почти девять часов. Норико собралась гасить в палатах свет. За окном чернело усыпанное звездами небо. Верно, похолодало. Тишину в комнате разорвал телефонный звонок. Норико стояла ближе всех к аппарату. Она сняла трубку. – Алло, Токио? Клиника «Ориентал»? – послышался пожилой женский голос. – Да. – Я звоню из Саппоро. Моя фамилия Наоэ… – Как? – Я сестра Кёскэ Наоэ. – Слушаю вас… – У Норико оборвалось сердце. – Что случилось? – Вчера… Кёскэ скончался… – Что?! – Леденящий холод охватил Норико. – Кёскэ умер. – Умер… Кобаси и Каваай испуганно вскочили. – Кто?.. – Он покончил с собой. Норико слушала, не в силах вымолвить ни слова. – Утонул в озере Сикоцу… Норико выронила телефонную трубку и прижала ладони к лицу. Потом медленно, как при замедленной съемке, осела на пол. Трубка соскользнула со стола и раскачивалась из стороны в сторону. |
||
|