Джун Томсон Месть археолога

Глава 1

В рассказе «Пенсне в золотой оправе» я упомянул о том, как много запутанных дел расследовал мой старый друг Шерлок Холмс в 1894 году. Просматривая три объемистых тома своих записок, я никак не мог решить, какие из них выбрать для публикации. Сравнивать достоинства одного замечательного приключения с достоинствами другого, не менее замечательного, всегда нелегко. Но после долгих колебаний я все же согласился — по просьбе Холмса — не публиковать отчет о трагедии профессора Адльтона.

Разумеется, даже приняв такое решение, я ощущал в глубине души некоторое разочарование, поскольку это приключение обладало рядом неповторимых особенностей, проявившихся наиболее ярко в том свете, который данное дело позволило пролить на темные стороны человеческой натуры. Однако я не мог не считаться с мнением Холмса и потому отложил отчет об этом интереснейшем расследовании вместе с другими моими неопубликованными рассказами. [1]

Как сейчас помню, мисс Роза Адльтон появилась в гостиной нашей квартиры на Бейкер-стрит однажды утром в середине ноября.

Это была красивая хрупкая девушка не старше двадцати одного года, очаровательно одетая во все голубое и… с потертым кожаным саквояжем в руке, совершенно не сочетавшимся со всем ее воздушным обликом.

— Надеюсь, вы простите мне, мистер Холмс, неожиданное вторжение без предварительной договоренности или письма, — проговорила наша гостья с обворожительной прямотой. — Но мое дело не терпит отлагательств, а мы пробудем в Лондоне совсем недолго. Вот я и решила прийти к вам в надежде, что вы не откажетесь дать мне какой-нибудь совет.

— «Мы» пробудем в Лондоне?.. — переспросил ее Холмс, с самым любезным видом приглашая мисс Адльтон устраиваться поудобнее.

— Мои родители и я. Я пришла к вам по просьбе моей матушки. Она очень сильно тревожится, да и я тоже, за моего отца, профессора Генри Адльтона.

— Не тот ли это Адльтон, который профессорствует в колледже Крайст-Черч в Оксфорде?

— Тот самый. Вы его знаете?

— Мне доводилось читать его трактат «Древние британские памятники и захоронения». Это великолепное сочинение, свидетельствующее об обширной эрудиции и глубоких познаниях автора. Из ваших замечаний я понял, что вы пришли к нам без ведома вашего батюшки?

— Да, мистер Холмс. Более того, уверена, что он бы очень разгневался, узнав, что я решила обсуждать его дела. Следует заметить, что мы приехали в Лондон только сегодня утром и остановились до завтра в гостинице «Бентли». Сейчас мои родители находятся в Британском музее. Под предлогом, что у меня разболелась голова, я осталась в гостинице и, воспользовавшись их отсутствием, пришла посоветоваться с вами. Завтра утром моя матушка и я отправимся навестить родственников в Кент, а мой отец отбудет на неделю в Корнуолл. Именно из-за его поездки туда мне и нужен ваш совет.

— Я полагаю, — произнес Холмс, откидываясь на спинку кресла и не сводя внимательного взгляда с мисс Адльтон, — что будет лучше, если вы расскажете нам все.

— Увы, всего не знает ни моя матушка, ни я, — призналась мисс Адльтон, — но постараюсь изложить вам то, что мне известно.

Дней десять назад мой отец получил письмо от некоего мистера Монтегю Уэбба из Тинтагеля, графство Корнуолл. В письме, которое отец прочитал моей матушке и мне вслух, мистер Уэбб сообщал, что он археолог-любитель, занимающийся на досуге раскопками доисторических захоронений на Бодмин-Мур. По его словам, он намеревается со временем написать монографию об этих памятниках древности для местного Исторического общества.

Ему удалось обнаружить неподалеку от заброшенных копей, известных под названием «Уилл-Агнес», ранее неизвестный курган — древнебританское захоронение. Должно быть, проливные дожди, шедшие несколько дней подряд, размыли курган и обнажили угол гробницы. Никому не сказав о своей находке, мистер Уэбб вернулся на следующий день с лопатой и, сняв оставшийся слой земли, увидел всю погребальную камеру целиком. Когда же он снял каменные плиты, покрывавшие сооружение сверху, то обнаружил внутри камеры человеческие останки вместе с глиняными черепками и другими предметами, некогда погребенными с телом.

Получив письмо от мистера Уэбба, мой отец пришел в необычайное возбуждение. Как вам известно, мистер Холмс, он специализируется по древней британской истории, а открытие ранее неизвестного кургана с полностью сохранившейся погребальной камерой — событие крайне редкое. [2]

Отец немедленно вступил в переписку с мистером Уэббом, умоляя того никому не сообщать о находке и временно закрыть погребальную камеру, пока отец не осмотрит ее сам. Он попросил также археолога приготовить все необходимое к его приезду в Корнуолл поскольку ему не терпелось приступить к раскопкам.

Через несколько дней от мистера Уэбба пришло еще одно письмо, в котором тот извещал отца, что выполнил все его распоряжения, и предлагал прибыть в пятницу, то есть завтра, поездом, который отправляется с Падмингтонского вокзала в десять пятьдесят пять. Мистер Уэбб должен встретить отца на станции Бодмин. Он уже позаботился снять для них обоих на неделю комнаты в «Голубом кабане». За семь дней они на досуге успеют раскопать холм, тщательно изучить захоронение и предметы в погребальной камере.

Вместе со вторым письмом от мистера Уэбба пришла небольшая посылка с найденными в погребальной камере тремя образцами глиняных черепков. Рассмотрев их, отец повел себя очень странно.

— Я полагаю, он сильно разгневался на то, что мистер Уэбб самовольно изъял черепки из гробницы?

— О да, мистер Холмс, отец был просто вне себя от ярости. Он всегда твердо придерживался мнения, что раскопки нужно производить только строго научными методами и что из захоронения нельзя извлекать решительно ничего, пока место каждого предмета не будет документально зафиксировано. Отец обвинял мистера Уэбба в отсутствии профессионализма при ведении раскопок, хотя, как мне кажется, посылая отцу глиняные черепки, археолог руководствовался самыми лучшими намерениями. Но было нечто такое, что подействовало на отца сильнее, чем нарушение научной методики.

— Что же это?

— Сами черепки. Стоило отцу осмотреть их, как поведение его заметно изменилось.

— В чем именно?

— Он стал необычайно угрюмым, отменил лекции и семинары и почти весь день провел у себя в кабинете, спускаясь только к столу. Моя мать и я слышали, как он всю ночь расхаживал по кабинету. Такое поведение для него необычно, хотя, насколько я припоминаю, в прошлом бывало несколько случаев, когда отец вел себя так же странно.

— Когда это было?

— В первый раз это случилось двенадцать лет назад, когда мне было девять лет.

— Разве были и другие случаи?

— О да, мистер Холмс! Когда я подросла, то стала замечать, что такое случается каждой весной.

— Не могли бы вы рассказать обо всем поподробнее?

— Странности в поведении моего отца наблюдались обычно в начале марта. Он становился все более рассеянным, молчаливым, почти полностью переставал разговаривать с моей матушкой и со мной. Дней через десять возбуждение достигало кульминации, которая обычно приходилась на утро, когда почтальон доставлял первую почту. Не дожидаясь, пока горничная принесет почту, отец сам забирал ее у почтальона, словно ждал какого-то письма. После этого он запирался у себя в кабинете и вел себя во всех случаях одинаково: наотрез отказывался выходить из дома, и мы с матушкой слышали, как он безостановочно вышагивает по кабинету. Недели через две его поведение приходило в норму.

— Как долго асе это продолжается?

— Пять лет. Потом все вдруг разом прекратилось. Я совершенно точно помню дату, когда этот кошмар кончился, по одной простой причине: это случилось двадцать первого февраля — в день рождения моего отца. После завтрака, перед тем как отправиться на занятия в колледж, отец имеет обыкновение удаляться к себе в кабинет для чтения свежего номера «Тайме». В ту пору у него уже начали появляться первые признаки того необычного состояния, в которое он впадал каждую весну. Но тем утром отец вышел из кабинета совершенно другим человеком. Мой отец — человек не слишком веселый и жизнерадостный и обычно не любит проявлять свои чувства. Но в то утро меня поразило, что он просто сиял от радости. Он широко улыбался, как человек, сбросивший с себя непосильное бремя. С тех пор отец больше не вел себя так странно вплоть до того самого дня, когда получил от мистера Уэбба глиняные черепки.

— Ваша мать как-нибудь объясняет странное поведение отца?

— Нет, мистер Холмс, она ничего не знает. Когда отец впервые повел себя странно и почти прекратил разговаривать с нами, я спросила у матери, не обиделся ли он на меня за какой-нибудь проступок, ведь тогда я была совсем еще ребенком. Матушка ответила мне, что отец, должно быть, переутомился. Но, как знаете, мистер Холмс, дети нередко постигают истину острее, чем взрослые. Я хорошо помню, что у меня тогда сложилось впечатление, будто отец не столько переутомился, сколько чего-то очень боится.

— Боится? Но чего, мисс Адльтон?

— И мне хотелось бы это знать, мистер Холмс! Сейчас, когда отец снова повел себя так странно, получив посылку от мистера Уэбба, моя мать разговаривала со мной гораздо откровеннее. Ведь я уже взрослая. Это она посоветовала обратиться к вам за консультацией, так как сама матушка не может сказать ничего определенного о причинах поведения отца и лишь предполагает, что это связано с каким-то происшествием в его прошлом. Говорить же с ней на эту тему отец отказывается. Как бы то ни было, моя мать убеждена, что его жизни что-то угрожает. Я слышала, как она несколько раз пыталась отговорить отца от поездки в Корнуолл. Но он желает непременно ехать. Мне кажется, отец знает, какая опасность ему угрожает, но по какой-то причине не может или не хочет избежать ее.

— Может быть, он получил предупреждение о грозящей ему опасности, когда осматривал глиняные черепки, которые прислал мистер Монтегю Уэбб? — поинтересовался Холмс.

— Признаться, и мне так показалось, — согласилась мисс Адльтон.

Раскрыв саквояж, она достала из него коробочку размером в шесть квадратных дюймов и протянула ее Холмсу.

— Вот эти черепки. Я воспользовалась случаем и взяла их из чемодана отца, чтобы показать вам, мистер Холмс.

— Превосходно! — воскликнул он.

Холмс резко встал с кресла и отнес коробочку на стол. Там он снял крышку, освободил черепки от оберточной бумаги, в которую они были аккуратно завернуты, и принялся тщательно рассматривать их в сильную лупу.

Пока Холмс разглядывал древности, мы с мисс Адльтон хранили молчание, мисс Адльтон — с некоторым трепетом, я же с любопытством ждал, что обнаружит мой друг, разумеется, если вообще что-нибудь обнаружит. Узнать что-нибудь по выражению лица Холмса было невозможно. Его четкий профиль словно окаменел, прямо как у краснокожего индейца. Наконец детектив отложил лупу и повернулся к нам.

— Любопытно, — скупо обронил он и добавил, обращаясь ко мне: — Не хотите ли взглянуть, Ватсон?

Я охотно воспользовался приглашением и, подойдя к столу, осмотрел все три черепка сначала невооруженным глазом, а затем в лупу, как Холмс.

— Что скажете, Ватсон? — спросил Холмс, когда я закончил осмотр. — Каковы ваши выводы?

— Я не специалист, — был мой ответ, — но мне кажется, что они подлинные.

— О да, мой дорогой друг, в этом нет ни малейшего сомнения. Перед нами великолепные образцы изделий древних британских гончаров бронзового века. Не хотите ли вы сделать еще какие-нибудь комментарии по поводу черепков?

— Только то, что они кажутся мне необычно чистыми.

— Неудивительно, Ватсон. — Мое невежество вызвало у Холмса улыбку. — Мистер Монтегю Уэбб вряд ли послал бы профессору черепки вместе с налипшей на них грязью. А теперь, мисс Адльтон, поскольку мой коллега тоже закончил осмотр образцов, я возвращаю их вам на сохранение. Не сомневаюсь, что вы захотите вернуть их на место, прежде чем отец заметит пропажу.

Ловко завернув черепки, Холмс уложил их в коробку и с легким поклоном вручил ее мисс Адльтон.

— Доктор Ватсон проводит вас вниз и вызовет вам кеб, чтобы вы могли вернуться в гостиницу.

Мисс Адльтон взяла коробку с видимой неохотой. Должно быть, ее, как и меня, несколько озадачила сдержанность Холмса и то, что он так быстро закончил расспросы.

— Вы полагаете, что не сможете нам помочь, мистер Холмс? — нерешительно спросила она.

Холмс в удивлении поднял брови.

— Почему вы так решили, мисс Адльтон? Наоборот, я самым решительным образом заявляю, что намерен взяться за ваше дело. В нем есть кое-какие небезынтересные особенности. Вы и ваша матушка можете быть уверены, что мы с доктором Ватсоном с величайшим рвением примемся за расследование.

— Вам удалось обнаружить какие-нибудь улики, Холмс? — спросил я после того, как, усадив мисс Адльтон в наемный экипаж, вернулся в гостиную.

— Разумеется, — невозмутимо ответил Холмс. — Черепки.

Он закурил трубку, расположился в кресле у камина, вытянув ноги к огню, и теперь сидел, окутанный клубами дыма.

— Но вы же сами сказали, что черепки подлинные! — в недоумении воскликнул я.

— Это действительно так, мой дорогой друг, хотя виденные нами черепки — не совсем то, за что их выдают. В каком бы древнем кургане они ни были найдены, их нашли намного раньше, чем утверждает в своем письме мистер Монтегю Уэбб.

— Почему вы так думаете?

— Потому, что на черепках я обнаружил едва заметные следы. Хотя, как вы совершенно справедливо заметили, черепки были тщательно отмыты от грязи, все же кое-какие следы на них сохранились, и эти следы говорят мне о многом.

— Признаться, я не вполне понимаю, о чем вы, дорогой Холмс.

— Я имею в виду крохотное, круглое, чуть липкое пятнышко, расположенное на оборотной стороне каждого черепка. По выражению вашего лица, Ватсон, я вижу, что вы не только не заметили их, но и до сих пор не сознаете, какое важное значение они имеют для раскрытия дела. Позвольте пояснить ход моих рассуждений несколько подробнее. Эти пятнышки свидетельствуют о том, что на черепки было что-то наклеено. Так как клей выцвел от времени, естественно предположить, что наклейки были сделаны давно. Видимо, черепки находились в чьей-то коллекции древностей, может быть, мистера Уэбба, и тот, отклеив этикетки с номерами, под которыми черепки числились в каталоге, послал черепки профессору Адльтону, утверждая, будто нашел их совсем недавно во время предварительных раскопок кургана в Бодмин-Мур.

Подобная гипотеза ставит перед нами два вопроса. Во-первых, что побудило мистера Уэбба поступить столь странным образом? Ответить на этот вопрос нам, возможно, не удастся до тех пор, пока мы не завершим расследование. Второй вопрос заключается в следующем. Знал ли профессор Адльтон о совершенном мистером Монтегю Уэббом подлоге? Судя по поведению профессора, он понял, что его обманывают, и это открытие его почему-то испугало.

Из разговора с мисс Адльтон мы узнали, что аналогичные изменения в поведении ее отца случались и прежде, причем первый раз двенадцать лет назад. Я нахожу это обстоятельство чрезвычайно важным для дела.

— Важным? Но почему?

— Мой дорогой Ватсон, — заметил Холмс, — вы присутствовали при моем разговоре с юной леди и поэтому располагаете теми же сведениями, какими и я. Если вы дадите себе труд поразмыслить над тем, что сообщила нам мисс Адльтон, то сами свяжете вместе все известные нам факты. Речь идет лишь о фактах и ни о чем более, но, поверьте мне на слово, успешное расследование зависит от них.

Но продолжу объяснения. Мисс Адльтон склонна думать, что ключ к разгадке странного поведения отца кроется в его прошлом, причем свой секрет отец хранит так тщательно, что даже миссис Адльтон ничего не знает, хотя и опасается, что тайна может каким-то образом угрожать жизни ее мужа.

Тут Холмс прервал свои объяснения и обратился ко мне с вопросом:

— Есть ли у вас какая-нибудь страшная тайна, которую бы вы не решились раскрыть своей жене?

— Разумеется, нет, — не раздумывая, ответил я. — даже трудно вообразить нечто подобное.

— Охотно верю вам, мой дорогой друг. Вы обладаете качеством, которое я особенно ценю в вас, — открытостью, свойственной честным людям. Но предположим, что в вашем прошлом было какое-то событие, которое вы захотели скрыть от всех. Что бы это могло быть?

— Нечто очень постыдное, — высказал я предположение.

Холмс ухватился за мой ответ.

— Поздравляю, Ватсон, возможно, вы нашли разгадку! Стыд — столь же сильная эмоция, как любовь, ненависть, гнев или жалость. Ваша догадка позволяет объяснить, почему профессор Адльтон, несмотря на то что он явно опасается возможных последствий, все же отправляется завтра в Бодмин. Возможно, прожив долгие годы под бременем стыда и страха, он решил наконец избавиться от тяжкого груза. Но все это не более чем домыслы. А нам нужны неопровержимые факты. Только из них, как из кирпичиков, строится успешное расследование, без фактов можно возвести лишь карточный домик. Учитывая это, я безотлагательно попытаюсь выяснить некоторые недостающие детали, а вы, Ватсон, окажете мне неоценимую услугу, если сообщите расписание поездов, отправляющихся в Бодмин завтра утром. Так как профессор намеревается отправиться поездом в десять пятьдесят пять, я предлагаю выехать пораньше.

— Вы хотите отправиться в Корнуолл? — спросил я, беря с полки железнодорожное расписание.

Холмс удивленно поднял брови.

— Конечно, мой дорогой друг. Есть данные, которые я не смогу собрать, оставаясь в Лондоне. Загадку древнего погребения в Бодмин-Мур необходимо решить на месте.

— Есть поезд в девять ноль пять, он отправляется с Падмингтонского вокзала, — сообщил я.

— Этим поездом мы и отправимся, — решил Холмс, поднимаясь с кресла, и, направляясь к двери, добавил: — В мое отсутствие, дорогой друг, попробуйте провести небольшое самостоятельное расследование. На нижней полке в книжном шкафу вы найдете экземпляр трактата профессора Адльтона. Может быть, просматривая его, вы сможете пролить свет на некоторые обстоятельства нашего дела, имеющие решающее значение. Могу ли я взять на себя смелость и порекомендовать вам особенно тщательно прочитать несколько первых страниц?

С этим заключительным вопросом Холмс торопливо вышел, и через несколько мгновений я услышал, как он свистит на улице, подзывая кеб. [3]

Холмса не было несколько часов, и вернулся он к самому ужину.

В отсутствие моего друга я последовал его совету и, достав с нижней полки сочинение профессора Адльтона, расположился у камина. Это был увесистый том в красном переплете с великолепными иллюстрациями предметов, найденных при раскопках в местах обитания или в захоронениях древних британцев. Среди них были и черепки, похожие на те, которые мистер Монтегю Уэбб прислал профессору Адльтону. Но ничего такого, что могло бы пролить свет на интересующее нас дело, я так и не обнаружил. Просматривая титульные страницы, я отметил, что книга была выпущена в 1882 году издательством Снеллинга и Броудбента.

Ничего больше первые страницы мне не рассказали. На одной из них было напечатано название книги и имя автора. На другой стояли посвящения. Первое из них, более длинное, было обращено к Элизабет Мэри Адльтон. В изящных выражениях профессор выражал свою признательность ей за постоянную поддержку и ободрение, которые жена оказывала ему на протяжении многих лет работы над книгой. Второе посвящение было намного короче первого, и я лишь бегло просмотрел его. В нем профессор Адльтон выражал благодарность своему ассистенту или нескольким ассистентам за помощь в классификации и анализе собранного материала.

Следующие две страницы занимало оглавление с подробным перечнем всех разделов и параграфов по каждой из глав.

С полчаса или около того я безуспешно пытался погрузиться в книгу, но обнаружил, что для меня она оказалась слишком научной с ее длинными перечнями инструментов и подробными описаниями метательных топориков и зазубренных наконечников стрел. И вскоре сосредоточил внимание на вечерней газете.

Холмс стремительно влетел в гостиную, размахивая крупномасштабной топографической картой Бодмин-Мур, которую приобрел у Стэнфорда[4], и тут же, не медля ни секунды, расстелил на ковре перед камином, приглашая меня помочь ему отыскать «Уилл-Агнес», заброшенную шахту, неподалеку от которой располагался древний холм с захоронением.

После продолжительных поисков мы наконец обнаружили то, что искали, примерно в пятнадцати милях от Бодмин-Мура и милях в четырех от ближайшей деревни Мивионз.

— Уединенное местечко, — заметил я с сомнением. — Как вы намерены до него добираться, Холмс? Пешком?

— Ни в коем случае, Ватсон.

— Тогда как же?

— Каким-нибудь транспортом.

Холмс на секунду поднял голову от карты, и я увидел в его глазах отсутствующее выражение. Мысленно он был далеко от Бейкер-стрит: в захолустном уголке Корнуолла,

— Я успел предусмотрительно отправить телеграмму в «Голубой кабан» в Бодмине, заказал нам два номера и попросил предоставить в наше распоряжение легкий быстроходный экипаж.

Все это Холмс произнес отсутствующим тоном, явно не желая нарушать ход мысли, и я решил воздержаться от дальнейших расспросов о том, что он делал в городе и удалось ли ему разыскать те факты, которым он придавал столь огромное значение.

Весь вечер Холмс был погружен в размышления, и только когда я поднялся с кресла, чтобы пожелать ему спокойной ночи, и заметил, что хочу уложить чемодан перед предстоящей поездкой в Корнуолл, Холмс вспомнил о моем присутствии. Он сидел у камина, погруженный в раздумье, и неотрывно глядел на пламя, хотя вряд ли сознавал это.

— Чемодан? — переспросил он и добавил, с видимым усилием возвращаясь к действительности: — Ну конечно! И пожалуйста, Ватсон, не забудьте прихватить с собой ваш армейский револьвер.

Больше Холмс ничего не сказал, его взгляд снова неотрывно следил за пламенем, и я тихо вышел из гостиной, оставив Холмса размышлять о предстоящей поездке.