"Безжалостный обольститель" - читать интересную книгу автора (Лэндон Джулия)

Глава 3

Джулиан решил, что пусть Клодия выпьет хоть бочку вина, лишь бы оставалась рядом. Хозяин гостиницы буквально просиял, когда Джулиан заказал бутылку самого лучшего вина, и тут же предложил подать к вину еще и сыр с хлебом. Джулиан рассеянно кивнул, поскольку все его внимание было сейчас сосредоточено на сидевшей рядом женщине. Ее взгляд скользил по лицам постояльцев, длинные тонкие пальцы постукивали по столу, потом прикоснулись к золотому крестику, висевшему у нее на шее.

Опять Филипп. Снова это неуловимое, странное чувство, что он наблюдает...

Она тоже думает о Филиппе? Мечтает о том, что могло бы быть? Прошло всего восемнадцать месяцев – вполне возможно, что она все еще скорбит о нем.

Замечательно, черт побери! К своему огромному несчастью, Джулиан желал ее больше, чем имел на это право. Больше, чем диктовал здравый смысл, и тогда и сейчас. Он желал ее безудержно и неотвратимо, и хотя при жизни Филиппа знал, что она никогда не будет принадлежать ему, не мог допустить, чтобы она совершила ужасную, непоправимую ошибку, связав свою судьбу с Филиппом. Несмотря на всю кажущуюся уверенность, Клодия была совершенно неискушенной в житейских делах. Понятия не имела о том, что, выйдя замуж за Филиппа, станет женой пьяницы с огромными долгами и перспективой неминуемого разорения.

Вот почему Джулиан счел себя обязанным пойти к Клодии и объяснить, что Филипп не тот человек, который ей нужен. Он сделал это ради нее... он был уверен, что сделал это ради нее. Нельзя сказать, что Клодия поблагодарила его за это. Напротив, она едва сдержалась, чтобы не влепить ему пощечину, и Джулиану не особенно хотелось вспоминать о том эпизоде.

Он подождал, пока принесут вино, и, наполняя бокал, заметил:

– В Париже у меня была возможность посетить Люксембургский сад, и там я увидел одну из самых прекрасных выставок роз.

Клодия тут же бросила на него подозрительный взгляд:

– Роз?

– Это напомнило мне сад, который когда-то мог похвастать одними из самых прекрасных роз в Англии. Не столь великолепный, но тем не менее радовавший глаз и пользовавшийся популярностью у жителей. – Он улыбнулся и передал ей бокал с вином.

Она насторожено прищурилась:

– И?..

Подчеркнуто неторопливым жестом Джулиан налил вина в свой бокал.

– И я сразу вспомнил о прискорбной гибели этих роз. – Он поднял свой бокал и прикоснулся им к ее бокалу. – И все ради какого-то вымышленного замка. Ты была неисправима, Клодия.

Воспоминания заплясали в ее глазах.

– Прошу прощения, но вы ошибаетесь, – учтиво произнесла она. – Это было вовсе не ради воображаемого замка, а ради воображаемой конюшни, где воображаемые рыцари держали своих лошадей. И кстати, я не была неисправимой, я была полна идей. А вот вы, напротив, были весьма суровым и жестким.

– Суровым? Я? – Джулиан хмыкнул. – Не путай дисциплину с суровостью. Уверяю тебя, добиться послушания от пяти юных непосед было далеко не простой задачей. Ты, конечно, помнишь тот случай с радугой? И раз уж ты считала меня суровым, следовало отлупить всех пятерых за то, что вы так исчезли, или хотя бы тебя одну.

Клодия едва не поперхнулась вином.

– Разве это я придумала? Да будет тебе известно, это Юджиния предложила искать конец радуги. А я взяла на себя вину, чтобы защитить ее от твоего гнева, как мне часто приходилось делать.

Он рассмеялся:

– И ты хочешь, чтобы я поверил тебе? Чтобы поверил, что это Юджиния срезала все розы? Или чуть ли не до смерти напугала бедняжку Софи?

– Едва ли я была виновата в том, что ты до невозможности баловал Софи, – сказала она, пытаясь скрыть за бокалом вызывающую улыбку.

– Это не баловство. Когда восьмилетняя девчушка вспрыгивает к тебе на постель и цепляется за ночную рубашку так, что ее десять мужчин не смогли бы оторвать, а все из-за того, что ей страшно, нельзя не позволить ей остаться.

Клодия тоже не сдержала смеха.

– Ну ладно, здесь ты прав, – весело сказала она. – Но мне было всего двенадцать лет! И вообще ничего особенного не произошло.

На какой-то краткий миг Джулиан вернулся в прошлое, в то время, когда Клодия стояла перед ним в его кабинете. Ее ручки были сжаты в кулачки, подбородок вызывающе вздернут, а Юджиния и Валери испуганно жались за ее спиной. «Но неужели тебе не пришло в голову, что малышка испугается, когда Юджиния притворится призраком?» Вздернутый носик Клодии сморщился при этих словах, и она украдкой взглянула на пособников преступления. «Она вовсе не показалась мне такой страшной. И я думала, что она будет издавать какие-то звуки».

– Это было достаточно страшно для восьмилетней девочки. Софи спала в моей постели три ночи, прежде чем я наконец сумел убедить ее, что под той простыней была Юджиния.

Виновато улыбнувшись, Клодия отвела взгляд, густые ресницы цвета шоколада мягко коснулись щек.

– Наверное, мы поступили неправильно, – признала она, – но все равно ты был слишком строг.

– Что, опять строг? А что ты тогда скажешь по поводу пони?

– О! Но это едва ли была моя вина! – возмущенно ахнула Клодия. – А как же Юджиния? Почему ты не вспоминаешь ее ужасное поведение?

– Моя дорогая Юджиния была просто святой. А несчастье с кроликами тоже не было делом твоих рук?

Она выставила вперед ладонь:

– Клянусь честью, вот это точно было делом рук Юджинии.

Джулиан снова рассмеялся. Этот смех зародился где-то глубоко внутри и волной омыл его сердце, прежде чем вырваться наружу.

– Ты была своенравным ребенком, и я до сих пор удивляюсь, что Редборн не запер тебя в монастыре.

Ее улыбка стала еще шире. Боже, но до чего завораживают ее глаза! Джулиан поставил бокал и обвел взглядом комнату, пытаясь успокоиться.

– А что привело тебя во Францию? – спросил он. – Я слышал, ты замучила бедного лорда Дилби уговорами составить законопроект, который разрешал бы трудовые организации для женщин и детей.

Бледные щеки Клодии покраснели, и ее веселость тут же улетучилась.

– Неужели это так ужасно? У мужчин есть такие организации. Во Франции сейчас как раз обсуждают возможность разрешить их и для женщин.

– И как это тебе удалось узнать? Прочитать ты об этом не могла, поскольку не знаешь французского.

В награду он получил хитрую усмешку.

– Право, лорд Кеттеринг! Есть и другие способы общения. Вовсе не обязательно знать французский.

О да, можно себе представить!

– Полагаю, вашего очарования было достаточно, чтобы убедить Дилби?

Фыркнув так, как не позволяют себе леди, Клодия покачала головой:

– Сам король не мог убедить Дилби! Он несносный упрямец. Носится с собственной персоной и хочет, чтобы все преклонялись перед ним.

Судя по всему, лорд Дилби был для Клодии больным вопросом, потому что следующие полчаса она только и говорила о его причудах, особенно о его презрении к слабому полу. Это было, конечно, не совсем так – Дилби постоянно посещал заведение мадам Фарантино, дорогой закрытый клуб для джентльменов, но при этом был действительно одиозен.

Впрочем, Клодия несколько преувеличивала. Джулиан от души веселился, когда она описывала его длинную тонкую шею и странную, как у страуса, походку.

Чем больше Клодия говорила о Дилби и о своих целях, тем заметнее успокаивалась. А Джулиан все больше очаровывался. Холодность, с которой она относилась к нему в замке Клер, исчезла, и сейчас легко можно было понять, почему Клодия пользуется таким успехом у холостяков. Она могла так улыбнуться мужчине, что тот чувствовал себя наверху блаженства. Когда ее глаза искрились смехом, мужчина невольно представлял себе эти глаза в пылу страсти.

Боже милостивый, он ничего не может сделать, чтобы защитить свое сердце от этой очаровательной, упрямой и прекрасной женщины.

Филипп так и не смог заполучить ее.

Джулиану было стыдно, что он думает об этом, но все равно эти мысли вновь и вновь возвращались к нему, непрошеные, необоснованные. И он был рад, что она не принадлежала Филиппу. Он хотел, чтобы только ему принадлежала честь держать ее в объятиях, страстно любить. Он хотел, чтобы она всецело принадлежала ему, и в этот момент ему было безразлично, как это характеризует его самого или его действия два года назад. Он желал ее так неистово, так давно, что иногда это едва сдерживаемое желание парализовывало его. Но это не мешало ему чувствовать себя предателем по отношению к Филиппу даже сейчас, впрочем, это уже не имело значения.

Он просто хотел ее.

Клодия чувствовала, что она пропала, окончательно и бесповоротно.

Сквозь стенки бокала она наблюдала, как его пальцы поглаживают линии на ее ладони. Джулиан делал вид, что предсказывает ей судьбу. Этому он якобы научился во время особенно памятной поездки в Мадрид.

Клодия пыталась держаться холодно с самоуверенным повесой, но ему непременно нужно было подчеркнуть свой ум, очарование и остроумие. И Боже, как же он был красив! Однако она понимала, куда он клонит. В свои двадцать пять лет она уже прекрасно распознавала признаки тонкого обольщения – надо же, предсказывает ей судьбу по ладони! Словно она наивный подросток!

– А видишь вот эту линию? Она означает, что ты глубоко полюбишь и тебя полюбят такой же глубокой любовью, – сказал он, подняв на нее свои черные жгучие глаза.

– Думаю, вы хотели бы, чтобы она означала именно это.

– Ты и представить себе не можешь, как сильно я этого хочу, – легко согласился он и снова стал вглядываться в ее ладонь, неторопливо и едва касаясь при этом линий подушечками пальцев. Восхитительная дрожь пробежала по ее коже, и она вспомнила, как Беатрис Хитер-Пратт, жена назойливого виконта Дилби, шептала ей: «Ни один мужчина не может доставить женщине такого удовольствия, как Кеттеринг. Боже, какие чудеса творят его руки!» Она сказала это Клодии во время бала, задыхаясь от волнения и пытаясь поправить прическу. Они с Беатрис стояли у стены и украдкой поглядывали на Кеттеринга, расхаживавшего по залу словно бентамский петух. Всего минуту назад он вышел из той самой комнаты, которую чуть раньше покинула Беатрис.

– А эта линия означает, что ты будешь жить очень долго и у тебя будет много внуков, которые станут утешением в старости.

Ее кожа уже пылала.

– Что за нелепость это ваше чтение по ладони! – фыркнула она и отдернула руку.

– Возможно. Но мне кажется, в этом что-то есть. Ведь, в конце концов, кожа многое говорит о характере человека. Она почувствовала, как мурашки побежали по телу, и глотнула вина.

– Кожа? – переспросила она, чувствуя легкое головокружение.

– Да, кожа. – Он подался вперед и пристально всмотрелся в ее лицо. – Например, тоненькие линии вокруг глаз женщины, – прошептал он, поднимая руку, чтобы прикоснуться к ее виску, – говорят мужчине, что она любит смеяться, что она счастлива. – Жар волной пробежал по ее шее и спустился к груди, когда он провел пальцем по линии уголка ее глаза. – А тонкие линии вокруг рта, – продолжал он, когда его взгляд и пальцы остановились на ее губах, – говорят, что она несчастна. – Он прикоснулся к уголку ее рта таким легким движением, что пульс Клодии вдруг бешено забился. Джулиан, хотя это казалось невозможным, оказался еще ближе к ней. Он собирается поцеловать ее! Здравый смысл забил тревогу, требуя, чтобы она отстранилась, но Клодия застыла, не в силах остановить Джулиана, желая, чтобы он прикоснулся к ней губами...

– Прошу прощения, мсье.

Клодия вздрогнула, щеки ее пылали, но Джулиан спокойно откинулся назад и убрал руку от ее лица, хотя его взгляд был по-прежнему прикован к ее губам.

– Да?

Хозяин гостиницы что-то быстро затараторил по-французски.

– Благодарю, – ответил Джулиан, все еще не отрывая от нее взгляда. – Похоже, начинается посадка на пакетбот.

– О! Это замечательная новость, – залепетала Клодия и опустила глаза, пытаясь засунуть руку в перчатку, которую Джулиан каким-то образом сумел снять. Хозяин гостиницы сказал что-то еще, и к тому времени, когда Клодия наконец сумела натянуть лайковую перчатку, Джулиан встал и озадаченно запустил пятерню в свои густые волосы. Взглянув на нее несколько смущенно, он произнес:

– У нас, похоже, небольшая проблема. Ей это совсем не понравилось.

– Кажется, мы должны хозяину несколько больше одного франка. Он утверждает, что мы пили самое лучшее вино, – добавил он, неловко указывая на пустую бутылку.

Судя по тому, как ей трудно было подняться, Клодия решила, что уж она-то точно пила лучшее вино. Ухватившись за стол, она встала и широко улыбнулась Джулиану. Она могла поклясться, что услышала нечто очень похожее на стон.

– Клодия... это долгая история. Короче говоря, я остался без портмоне.

Она заморгала. Он нахмурился:

– У меня нет денег.

Это немного отрезвило ее. Тысячи мыслей вихрем закружились в голове. У нее даже возникло подозрение, что он составил ей компанию именно потому, что у него нет денег. Но как могло случиться, чтобы один из богатейших людей Англии оказался без денег? Впрочем, ей это совершенно неинтересно.

– Понятно, – сказала Клодия, схватив свою сумочку.

– Нет, ты не понимаешь.

Она посмотрела на него, с удивительной для ее нынешнего состояния сноровкой быстро открыла сумочку, вытащила несколько монет и бросила на стол.

– Ты очень добра, – пробормотал он.

– Не стоит благодарности, – непринужденно ответила она. Этот человек был, есть и останется до конца жизни повесой! Ей следовало понять, что его интерес и внимание были неискренними, что он преследовал свои цели.

Она нагнулась, чтобы поднять свой чемодан, но Джулиан опередил ее и легко вскинул его себе на плечо.

– Прошу, позволь мне, – сказал он, взяв в другую руку свой небольшой саквояж.

Она уже позволила. Снова позволила выставить ее дурой. Клодия устремилась к двери с сильно бьющимся сердцем и, возмущенная до глубины души, зашагала к пристани.

– Клодия, мне столь же не терпится попасть в Англию, как и тебе, поверь, но я не умею летать, – услышала она его голос где-то позади себя.

Она поняла, что почти бежит, и остановилась, сложив на груди руки и глядя перед собой. Джулиан перевел дух и поправил тяжелый чемодан на плече.

– Это не то, что ты думаешь, – сказал он, читая ее мысли.

Как же, не то. Как раз то!

– Мое портмоне – и мой пистолет – у капитана. Это все несносный Рено. Когда доберемся до Ньюхейвена, я отплачу за твою щедрость, верну все до последнего франка.

– Вы, должно быть, считаете, что у меня ужасные манеры, если думаете, что мне жалко немного вина для попутчика, – произнесла она с шиком, свойственным настоящей аристократке. – А вот и «Сердце девушки»! – воскликнула она, прежде чем он успел ответить, и снова устремилась вперед, не заботясь о том, поспевает он за ней или нет.

К счастью, этот же капитан командовал судном, когда она плыла во Францию, поэтому ее проводили в самую лучшую каюту, представлявшую собой крошечную душную комнатушку. Устроившись в гамаке, служившем кроватью, Клодия старалась не думать о Джулиане. Этот человек был, пожалуй, самый несносный из повес с Риджент-стрит, распутник с репутацией сердцееда, безжалостный обольститель. И зачем только она согласилась выпить с ним вина?

Она никогда не чувствовала себя достаточно хорошо на корабле, особенно если это был быстроходный клипер, а сейчас, когда она влила в себя изрядную дозу вина, ей стало плохо еще до того, как корабль вышел в открытое море. И спустя час ей срочно понадобилось на воздух.

Она поспешила на палубу, с трудом улыбнувшись двум матросам, сворачивавшим толстую веревку, и начала искать место, где могла бы побыть одна. Наконец нашла, перегнулась через поручни и стала вдыхать соленый воздух. Это успокоило взбунтовавшийся желудок, через некоторое время ей стало значительно лучше, а в голове слегка прояснилось. Она взглянула наверх: ночное небо раскинуло над морем роскошный шатер, полная луна освещала путь, звезды сверкали словно бриллианты. Это было огромное чудо, она могла без устали наблюдать за ним и на несколько мгновений забыла обо всем.

– Мало что может сравниться по красоте со звездной ночью на Ла-Манше.

Клодия медленно опустила голову и повернулась на звук его голоса. Он стоял в нескольких футах от нее, поставив одну ногу на бочку, пальцы небрежно держали сигару. Он ослабил ворот рубашки и развязал шейный платок, в лунном свете концы платка переливались у него на груди. Он сделал затяжку, кончик сигары ярко вспыхнул на фоне темного моря, и он небрежно бросил окурок в воду.

– Я знаю еще одну картину, способную тронуть меня до глубины души.

Хорошее шотландское виски и дама полусвета в заведении мадам Фарантино, подумала Клодия. Джулиан опустил ногу с бочки и, сунув руки в карманы, шагнул к ней.

– Есть еще красота, которая снова и снова завораживает меня.

Возможно, причина была в звездной ночи или вино все еще действовало, Клодия точно не знала, но она, казалось, не в силах была оставаться невозмутимой.

Он громко рассмеялся и, вскинув бровь, подошел ближе. Сердце ее затрепетало, словно предупреждая об опасности. Это вино. Это вино заставляет ее сердце так сильно биться.

Она засмеялась.

– А сейчас, – тихо сказал он, не обращая внимания на ее смех, – я вижу эту красоту в лунном свете. – Он поднял руку и прикоснулся к ее шее. Клодия вздрогнула, словно от ожога. Довольная улыбка тронула его губы, и он оказался так близко, что она почувствовала его дыхание на своей шее. – Я вижу эту красоту в лунном свете, и неодолимое желание побуждает меня заключить эту красоту в свои объятия.

Внезапное желание оказаться в его объятиях потрясло ее так, что Клодия отпрянула.

– Боже, Боже, – произнесла она с нервным смешком. – Я думала, это я выпила почти все вино, но, судя по всему, и вы, милорд, позволили себе бокал-другой. Вы, должно быть, считаете меня ужасно наивной.

– Наивной? Никогда! Неискушенной – да.

– Я не настолько неискушенная, чтобы не понимать ваших намерений.

Он усмехнулся:

– Я не скрываю своего восхищения. – И его взгляд неторопливо скользнул по ней, словно подтверждая это. – При лунном свете вы так же великолепны, как и при свете дня, Клодия.

Рассмеявшись, Клодия замотала головой:

– Ради Бога перестаньте, а? Боюсь, я сейчас лопну или еще какая-нибудь беда со мной случится.

– Я не могу перестать.

Ее колени, будь они прокляты, начали дрожать, словно подкрепляя нелепые слухи, ходившие в лондонских салонах, что женщина действительно может растаять от его улыбки.

– Послушайте, я знаю, что у мужчин на уме, и я, Джулиан, не распутница.

– А, так ты помнишь мое имя, – сказал он, еще приблизившись к ней. И еще. Теперь их разделяла только полоска лунного света. – Итак, скажи мне, прекрасная Клодия, что же у мужчин на уме?

Она совершенно точно знала, что у них на уме, но не могла вымолвить даже слово, потому что взгляд его темных глаз проникал ей в самую душу, ломая все привитые с детства приличия, касаясь самого сокровенного, отчего ее бросило в жир.

– У... удовольствие, – выдавила она из себя.

– Хм... – задумчиво произнес он, цепко ухватив ее за локоть. – Вовсе не такое уж плохое занятие. А может, – протянул он, непринужденно обняв ее за талию, – ты немного завидуешь мужчинам, получающим удовольствие?

Она бы непременно возразила, но ее смутила доля истины в его словах, кроме того, его голова так стремительно приблизилась к ней, что волна наслаждения подхватила ее прежде, чем она успела понять, что произошло. Мягкое прикосновение его губ к ее губам застало Клодию врасплох, она потеряла способность думать, когда его язык прикоснулся к ее плотно сжатым губам. Легкий запах табака смешивался с исходившим от него мужским запахом, и покалывающее ощущение на губах огнем разлилось по всему ее телу.

Он обхватил ладонями ее лицо, и Клодия невольно раскрыла губы. Его язык проник в ее рот, от этого ощущения Клодия покачнулась, и он крепко прижал ее к себе.

Никогда, даже в самых смелых своих мечтах, она не представляла себе, что поцелуй может быть столь бесстыдно-чувственным. Ее тело жаждало большего, прижимаясь к нему; руки обвились вокруг его шеи, язык – вокруг его языка. Перед глазами все поплыло. Внезапно она оказалась прижатой к поручням, его бедро раздвинуло ее бедра, а язык в это время вонзался в ее рот в древнем, как само время, ритме, и она ответила ему тем же. Его рука опустилась на ее ногу, и он, сжав ее юбки, начал медленно поднимать их. Клодия инстинктивно попыталась оттолкнуть его руку.

Но Джулиан приподнял женщину так, что она оказалась сидящей на поручнях. Ее ноги обхватывали его с обеих сторон, а его рука крепко прижимала ее тело. Он поднял юбки и коснулся ее ноги.

Если бы не его железная хватка, Клодия непременно упала бы прямо в море и утонула в состоянии блаженного забытья. Нежное прикосновение к впадинке под коленом – запретное прикосновение мужчины – вызвало в ней волну желания. Ее сердце бешено билось, задыхаясь, она ахнула прямо ему в губы. Он оторвался от них и зарылся лицом во впадинку на ее шее.

– Позволь мне доставить тебе наслаждение, Клодия, – прошептал он. – Наслаждение, о котором ты даже не мечтала.

Страсть, прозвучавшая в его голосе, заставила ее задрожать. Но хотя тело ее желало большего, здравый смысл воспротивился. Это был Джулиан Дейн, человек, когда-то разбивший ее нежное сердце и не сумевший уберечь от смерти ее нареченного. Это была правда, пусть ей и не хотелось сейчас об этом думать. Джулиан прав – да, она неискушенная, но не наивная.

Его умение соблазнять намного превосходило таланты всех известных ей мужчин, и ее испугало то, как легко она поддалась ему. Он распутник, отточивший свое умение соблазнять женщин, и чувственные слова, которые он шепчет ей на ухо, тому подтверждение.

– Опусти меня, – пробормотала она.

Всего мгновение поколебавшись, он приподнял ее с поручней и удерживал, пока ее тело скользило вдоль его тела. Когда ее ноги коснулись палубы, он не сразу отпустил ее, а поцеловал в лоб и в то место на щеке, которое покраснело от его щетины.

– Где твоя каюта? Клодия оттолкнула его.

– Я не стану одной из твоих многочисленных жертв. Не поддамся твоим чарам! Оставь свои поцелуи для тех, кто их жаждет, Джулиан. – С этими словами она повернулась и пошла прочь, молча отчитывая себя за то, что едва не уступила его очарованию. Какой же глупой она бывает. Ведь во всей Англии не сыщешь более известного повесы! Неужто она упадет в объятия мужчины только потому, что он говорил ей красивые слова? Конечно, нет, и уж точно не в его объятия!

Она презирает его. Ведь презирает, правда?