"Дикие розы" - читать интересную книгу автора (Грайс Джулия)

Глава 18

Озеро Беннет со всех сторон обступали синие лесистые склоны холмов, над которыми возвышались голые скалы. Предсказания тети Сьюзен относительно суровости и дикости здешних мест сбылись в полной мере. На пути сюда они видели лосей и дважды обнаруживали медвежьи следы около палатки. Ночами поднимался холодящий кровь волчий вой, полный одиночества и невыразимой тоски.

Отсюда должно было начаться их путешествие по воде до Доусон Сити. К разочарованию Корри, Беннет Сити оказался еще одним палаточным лагерем, протянувшимся на многие мили по берегу замерзшего озера, еще одним скоплением людей, суетящихся вокруг штабелей пиломатериалов и остовов недостроенных лодок. Воздух был пропитан запахом свежеоструганного дерева, горное эхо усиливало и без того оглушительный визг пил и стук топоров.

У Корри было такое ощущение, что десять тысяч человек ни с того ни с сего решили поселиться на территории лесного склада.

С ледников окрестных гор постоянно и неумолимо дул холодный влажный ветер. Снег ложился на землю и тут же таял, превращая белизну земной поверхности в черную слякоть, обнажая нечистоты и мусор – неизбежные спутники человеческого жилья. Опилки и стружки, пустые бутылки, пищевые отходы, консервные банки. Какой-то шутник построил настоящий маленький домик из пивных бутылок с крышей из жердей, покрытых брезентом и дерном.

Основным занятием населения Беннет Сити являлось судостроение, как остроумно заметил Куайд.

– Билет на пароход стоит дорого, многим это не по карману. Вот они и строят суда своими руками – кто во что горазд. Это может быть все что угодно, лишь бы держалось на плаву – шаланда, плоскодонка, выдолбленная колода. Я даже видел здесь на берегу одну лодку с гребным колесом. Представляю, какое будет зрелище, когда все эти штуковины спустят на воду.

– Да, но озеро замерзло. Как же они доберутся до воды?

Корри в изумлении оглядела заснеженную поверхность озера, шероховатую от торосов.

– Лед скоро сойдет. А когда Юкон вскроется, я куплю билет на пароход, и мы поплывем вверх по течению. Я, может быть, и обладаю некоторыми достоинствами, но боюсь, что на судостроение моих талантов не хватит. Так что в ближайшие две-три недели нам делать совершенно нечего. Только ждать. Вы можете фотографировать, сколько душе угодно. А ледоход, я уверен, произведет на вас незабываемое впечатление.

Дни тянулись медленно. Корри все чаще задавалась вопросом, удастся ли ей в конце концов отыскать Эвери. Куайд наводил справки здесь, на озере, но никто ничего не знал о Курране. Куайд предположил, что он, вероятно, решился пересечь озеро по льду на собачьей упряжке. А может, он вообще проходил не здесь, а по Белой тропе или перешел через ледники у Вальдеса.

– Как бы то ни было, беспокоиться не стоит, Корри. Если он здесь, мы найдем его. Если же нет, если он погиб, тогда…

Куайд мог не продолжать. Корри к этому времени уже успела узнать, как непредсказуема человеческая судьба в этом диком краю. Эвери мог погибнуть, замерзнуть насмерть где-нибудь на горном перевале, и она может никогда не узнать об этом.

Зато Корри на собственном опыте узнала всю тяжесть совместного житья с Куайдом. Он тщательно придерживался обещания обходиться с Корри, как с сестрой. Временами он казался веселым и беззаботным, и Корри было легко с ним. Чаще он пребывал в мрачном безмолвии.

Однажды за ужином Куайд казался особенно тихим и погруженным в себя. Вдруг он нарушил молчание странным вопросом:

– Корри, вы меня считаете разумным человеком?

Она удивленно подняла на него глаза.

– Да… конечно, да. А почему вы спрашиваете?

Куайд отвернулся.

– Возможно, когда вы узнаете меня получше, то перестанете считать таковым. Скажите, вас никогда не обуревали… странные чувства? Странные, необъяснимые чувства, от которых не избавиться, которым можно только подчиниться?

– Нет. Пожалуй, нет.

– Это понятно. Люди, в большинстве своем, имеют очень ограниченные стремления, например, съесть лишний кусок шоколадного торта или переспать с женой соседа. – Куайд помрачнел. – Приходилось ли вам когда-нибудь совершать поступки, подчиняясь лишь внутреннему чувству?

Корри засмеялась.

– Ну, конечно. Если я чувствую необходимость купить себе новую кофточку, то иду в магазин, а если я чувствую, что голодна, то…

Куайд бросил на нее сердитый взгляд и нахмурился еще сильнее.

– Перестаньте смеяться надо мной! Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду не такого рода потребности. Но представьте… представьте, что однажды вы случайно встречаете на улице человека. Он поразительно похож на того, кого вы… ненавидите лютой ненавистью. Только выглядит старше и имеет более плотное телосложение. Вы наводите справки и узнаете, что это абсолютно другой человек, не тот, которого вы знали раньше, с другим именем и положением в обществе.

Куайд на мгновение смутился, но продолжил:

– Но в нем все равно что-то есть, Корри. Что-то, что не оставляет вас в покое, мешает вам жить. И вы, будучи не в силах с этим бороться, начинаете следовать за ним повсюду.

Корри заметила, что рука Куайда непроизвольно потянулась к карману, где лежала обожженная камея.

– Но ведь это неразумно. А я всегда считал себя человеком рассудительным, даже рациональным.

Корри задумчиво посмотрела на него и медленно произнесла:

– Нет, со мной никогда ничего похожего не случалось. А… что это за человек? И почему для вас так важно…

Куайд с досадой махнул рукой.

– Давайте оставим эту тему, ладно? Это мой личный кошмар, не стоило им делиться с вами.

Корри часто думала в эти дни о своем ребенке. Если родится мальчик, он, по всей вероятности, унаследует благородную внешность отца. А если девочка, то обязательно будет похожа на нее. В любом случае, кто бы ни родился, это будет их с Эвери ребенок, плод их сладостного единения…

У Корри начал расти живот, так что вскоре это стало заметно, и пришлось расшить брюки в талии. Куайд подивился ее благоразумию.

– Вы правильно делаете, что не перестаете носить брюки. В них гораздо теплее, к тому же везде такая грязь, что, пройдись вы в юбке, потом никакими силами не отчистите. Если вас интересует мое мнение, то вам любой наряд к лицу. Особенно фланелевая рубашка.

Куайд был в веселом расположении духа, поэтому улыбнулся и потрепал ее по щеке. Корри рассерженно оттолкнула его.

Чтобы как-нибудь убить время, Куайд учил Корри готовить. Теперь она могла испечь на походной печке вполне съедобную буханку черного кислого хлеба. А еще научилась делать отменные пирожки с начинкой из сушеных яблок и орехов. Куайд купил сироп и развлекался сочинением новых десертов из того скудного ассортимента продуктов, который у них был. Он подшучивал над Корри и постоянно повторял:

– Вам надо поправляться.

Корри часто вспоминала отца, когда фотографировала, а затем без устали проявляла пластины в отгороженном и тщательно занавешенном углу палатки. Она запечатлела грязь и убожество человеческого жилья, компании спившихся бродяг на главной улице Беннет Сити, а однажды битый час провела, снимая, как целая толпа людей расселась на высоченных лесах и слаженно, дружно пилила толстые бревна.

В один из дней, отстояв в очереди на почту пять часов, Корри получила письмо от тети Сьюзен.

«Корри, дорогая моя девочка, все ли с тобой в порядке? Я так беспокоюсь о тебе и о Ли Хуа. Можно ли доверять тому человеку, которого ты наняла в проводники? Ты знаешь, я не одобряла твоего намерения отправиться на Север, но раз ты все равно уже там, я желаю тебе удачи. Я очень люблю тебя, моя девочка. Если бы я могла хоть чем-то помочь тебе!»

Тетино письмо содержало еще кучу новостей и вопросов. В Сан-Франциско все только и говорят что об испано-американской войне. Судоверфи Стюарта лихорадочно выполняют военные заказы правительства под управлением помощника Дональда. Сам Дональд высылает директивы и распоряжения из Дайи. Кстати, встречалась ли Корри с ним? Хорошо ли она питается? Носит ли теплую одежду? Нужны ли ей деньги? Когда она собирается вернуться?

Корри читала письмо, попеременно смеясь и тяжело вздыхая. Она тут же написала ответ, в котором намеренно неопределенно рассказала об их с Куайдом житье на озере Беннет и вовсе не упомянула о лавине. Зачем напрасно беспокоить тетю? Ли Хуа сможет ей обо всем в подробностях рассказать, когда вернется в Сан-Франциско, к тому же информация, переданная лично, всегда выглядит убедительнее.

Как-то раз Корри решила прогуляться по берегу озера и посмотреть, как продвигается строительство лодок. Вдруг ее кто-то окликнул:

– Миссис Прайс! Неужели это вы?

Корри обернулась и увидела, как ее догоняет Евлалия Бенраш. На ней была черная строгая блузка, подол юбки покрывал густой слой засохшей грязи. В качестве верхней одежды она носила мужскую стеганую куртку, которая была ей настолько велика, что рукава доходили до кончиков пальцев.

– Миссис Бенраш! Вот так встреча!

Корри не могла скрыть своего удивления.

– Да, это я. Мне удалось благополучно перейти через перевал, и как только сойдет лед, я собираюсь взять билет на пароход и отправиться вверх по реке до Секл Сити, где в больнице находится мой муж. Мне ужасно опротивело это грязное, многолюдное поселение. Я с нетерпением жду возможности уехать отсюда. Уверена, что по крайней мере половина этих омерзительных людей не умеют или не считают нужным пользоваться отхожим местом.

Последнюю фразу Евлалия Бенраш произнесла злорадным шепотом. Потом придирчиво осмотрела Корри с головы до пят.

– Я вижу, вы носите мужскую одежду. Что касается меня, я под страхом смерти не надела бы на себя брюки. Женщина должна всегда оставаться женщиной. Вы ведь путешествуете не одна, не так ли? Я еще на «Алки» подумала, что это не может быть так.

– Я… нет.

– Что же, вы едете с подругой?

– Нет, не совсем. Я… я наняла одного человека, который согласился отвезти меня вверх по реке.

Губы Евлалии Бенраш вытянулись в прямую тонкую линию.

– Мужчина. Я так и думала. Так, значит, мне не показалось, когда я пару дней назад видела, как вы входили в палатку с мужчиной. Я подумала тогда, что обозналась. Ведь на пароходе вы производили впечатление порядочной женщины.

Евлалия Бенраш придала своему лицу выражение, демонстрирующее, что с нынешнего момента Корри отказано в чести принадлежать к этой категории.

– Это был мистер Хилл, человек, которого я наняла…

Корри сконфуженно и сбивчиво пыталась объясниться.

– Мужчина – он мужчина и есть. Это вольные пташки, которые не имеют никаких моральных принципов. Но ведь для проститутки это безразлично, не так ли?

С этими словами миссис Бенраш подобрала заляпанный грязью подол своей юбки и ушла, гордо подняв голову. А Корри смотрела ей вслед, обескураженная и покрасневшая от стыда.

Наступила середина мая. Резкое потепление вызвало настоящее нашествие москитов – бедствие, которому нет равных на Севере. Куайд и Корри вынуждены были закрываться москитной сеткой и мазаться патентованным репеллентом, чтобы как-то существовать.

Корри все труднее было делить крышу с Куайдом. Он, надо отдать ему должное, относился к ней с братской нежностью и тактичностью, беспрекословно освобождая Корри от своего присутствия, если у нее возникала необходимость переодеться или вымыться. Несколько раз он имел серьезный разговор с мужчинами, которые проявляли слишком большой интерес к Корри. Однажды даже пришлось пригрозить пистолетом, что возымело моментальное действие.

Если совместное житье с Корри и стоило Куайду каких-нибудь усилий, то он тщательно скрывал это. Корри же постоянно чувствовала присутствие Куайда рядом: массивность его тела, грубую жизнерадостность, тяжелый взгляд его мужественных глаз, так непохожих на глаза Эвери. Корри изучила его привычки, заранее знала, Что может его развеселить, что – расстроить. Она знала теперь, что он имеет обыкновение спать, подложив руку под голову, что иногда его мучают ночные кошмары, тогда он страшно вскрикивает во сне.

По большей части его стоны и крики бывали неразборчивы, но однажды Корри абсолютно отчетливо услышала, как Куайд произнес жуткие слова: «О Боже! Огонь! Огонь!» Он заметался по кровати, размахивая руками так сильно, что Корри испугалась, как бы он не задел ее. Она потрясла его за плечо.

– Куайд! Куайд, проснитесь. Это только кошмар, страшный сон.

– Что?

Куайд очнулся и сел в постели. В мерцающем свете печки Корри увидела, что его глубокие глаза широко раскрыты и абсолютно бессмысленны, а руки сжаты в кулаки.

– Это я – Корри. Вам приснилось что-то страшное. Ложитесь обратно, Куайд.

Он продолжал бессмысленно смотреть на нее.

– Куайд, вы слышите, это был только страшный сон. Все хорошо.

Наконец он послушно лег обратно и заснул. Наутро Корри напомнила ему ночное происшествие.

– О чем вы?

Куайд рассеянно взглянул на нее и взял в руки котелок, в котором обычно сбивал тесто для оладий. Потом сердито пробурчал:

– Страшные сны снятся детям, которые боятся темноты и привидений.

– В таком случае вы тоже боитесь привидений. Потому что ночью вас мучил какой-то кошмар. Я слышала, как вы кричали что-то об огне.

Куайд молча продолжал сбивать тесто, потом спросил:

– Хотите, я добавлю сюда протертых абрикосов. Вам будет это полезно.

– Мне все равно. А вы избегаете ответа на вопрос. Насколько я могу судить, вам постоянно снится один и тот же кошмар. И каждый раз вы размахиваете кулаками, как будто хотите кого-то убить. Это… Это как-то связано с той обожженной брошью, с которой вы никогда не расстаетесь?

– Корри, мы же с вами договорились, что вы не вмешиваетесь в мои дела, а я – в ваши.

– Если вы спите бок о бок со мной и при этом страшно кричите и молотите в воздухе кулаками, это перестает быть только вашим делом. Не удивлюсь, если в один прекрасный момент вы нечаянно убьете меня и даже не проснетесь.

Куайд отставил тесто в сторону. Потом достал из кармана брошь и положил на раскрытую ладонь. Казалось, на обожженной позолоте неведомым образом запечатлелись ненависть и страх смерти.

– Посмотрите на нее, Корри. На эту девушку с камеи. На ее лицо, безмятежное и умиротворенное, даже несколько строгое.

– Кто это, Куайд? Кто была женщина, которая носила эту брошь?

– Она не успела стать женщиной. Ей не исполнилось и восемнадцати. Она не дожила до своего последнего дня рождения всего несколько дней. Это я ей подарил брошку.

– Она была…

– Она была прекрасна, Корри. Правда, иногда она могла быть сердитой – на тот образ жизни, к которому ее принуждали. Она хотела быть свободной, хотела стать писательницей, как я. А ее держали взаперти дома, заставляли выйти замуж по расчету, за нелюбимого человека.

Наступило молчание, потом Куайд продолжил:

– Хотя лучше всего я помню ее ребенком. У нее были светло-каштановые волосы, похожие на ваши, такие же густые и тяжелые. Она была чудесной девочкой, резвой, ни секунды не могла усидеть на месте, все время находила себе какие-нибудь дела: играла в куклы, крутила обруч, возилась с собакой.

– Кто она была?

– Моя сестра – Ила. Она сгорела заживо в отцовской конторе. Удалось выяснить, что поджигателем был клерк отца, он украл большую сумму денег и хотел замести следы, спалив конторские книги. Это случилось в субботу утром, и он не предполагал, что в конторе может кто-нибудь быть. Ила сидела в задней комнате и печатала на машинке. В тот день она поссорилась с матерью…

Глаза Куайда повлажнели. Корри прошептала:

– Извините меня. Я не знала.

– Вы когда-нибудь задумывались над тем, что чувствует человек, когда сгорает заживо? Ведь это ужас! Я не могу избавиться от этой мысли, я живу с ней долгие годы. Они сказали, что на полу был разлит бензин, сначала загорелся подол ее юбки, а потом она вспыхнула, как факел. Она кричала. Господи, как она кричала…

Лицо Куайда побелело и стало цвета рисовой бумаги, на лбу выступила испарина.

«Сгореть заживо». У Корри перехватило дыхание. Она подошла к Куайду и коснулась его руки.

– Куайд, вы должны перестать об этом думать. Как это ни ужасно, все уже позади. Все в прошлом.

Куайд отрицательно покачал головой.

– Нет, Корри, не в прошлом. Все будет в прошлом только после того, как я найду этого человека и убью его.

– Куайд, нет…

Корри испуганно попятилась от него. Куайд рассматривал брошь со всех сторон, поворачивая ее на свету.

– Когда я держу в руках эту камею, мне кажется, что Ила по-прежнему со мной, что она смотрит на меня. Тогда я чувствую тот страх, муку, ненависть, которые она перенесла, ощущаю ее последнее, предсмертное желание жить. Я даже слышу ее крики, Корри. И это самое страшное.

Корри дрожала и не отрываясь смотрела, как Куайд бережно прячет брошь в карман.

– Я буду носить с собой эту вещь, пока не найду убийцу Илы, кем бы он ни был. И когда он умрет, Ила обретет покой. Это все, что я могу для нее сделать теперь.

Май был в полном разгаре. К визгу пил и стуку топоров добавился далекий грохот снежных лавин, устремившихся с вершин к подножию гор. Куайд предупредил Корри, чтобы она была осторожна во время своих лесных прогулок и не подходила близко к нависающим глыбам снега и льда. Теперь это было небезопасно. Корри ответила, смеясь, что в предупреждениях не нуждается, одной лавины с нее достаточно.

Однажды утром она проснулась с тяжелой головой. Всю ночь она видела во сне Матти Шеа, предсказывающую ей судьбу. Она быстро оделась за ширмой, которую ей соорудил Куайд, и выползла из палатки.

Восходящее солнце раскрасило небо в желтые и розовые тона. День обещал быть безоблачным. Корри задумалась об Эвери и о том, скоро ли они встретятся. Потом ее мысли перенеслись к Ли Хуа. Как ее нога? Наверное, она уже в Сан-Франциско. Интересно, вернется ли она к своей работе в доме Стюартов? Как ее встретит тетя Сьюзен?

Солнце потихоньку поднималось над горизонтом и вдруг мгновенно осветило горный ледник. Алмазы, рубины, аметисты, тысячи драгоценных камней ослепительно засверкали в его лучах.

Корри замерла от восторга. Через секунду она поняла, что не в силах вынести такую красоту в одиночестве. Она бросилась к палатке.

– Куайд! Идите сюда! Это потрясающе! Я никогда не видела такой красоты!

Куайд вышел и остановился рядом с ней. Они долго не отрываясь любовались открывшимся зрелищем. Вокруг разливалась такая тишина, что казалось, все люди на мгновение оторвались от своих дел и забот и замерли в восхищении.

Солнце поднялось выше, и магия пробуждающейся природы исчезла, горы приобрели свой обычный бело-голубой цвет.

Куайд тихо и торжественно сказал:

– Одному Богу известно, какое количество раз я смотрел на эти горы, но я никогда не видел ничего подобного. Есть вещи, которые человеку дано увидеть только раз в жизни. Похоже, мы наблюдали как раз такое.

Они вернулись в палатку и сели завтракать. Куайд вдруг показался Корри таким близким…

Озеро Беннет постепенно менялось. На прибрежных проталинах стали появляться фиолетовые крокусы. Однажды Корри увидела в небе стаю канадских гусей, которые возвращались из долгого зимнего изгнания на весеннюю теплую родину. На поверхности озера кое-где образовались промоины, а оставшийся лед, мягкий и хрупкий, был сплошь испещрен бороздками, похожими на те крохотные тоннели, которые прорывают в горе сказочные гномы.

Двадцать девятого мая лед тронулся. Это случилось внезапно в полдень, когда горячее солнце стояло высоко в голубом ясном небе.

Казалось, что сам Господь Бог творил это величественное, причудливое, волшебное действо. Лед вдруг сдвинулся и стал на глазах ломаться, как стекло: глыбы сверкающего хрусталя надвигались друг на друга и рассыпались в прах с диким скрежетом.

– Куайд! Силы небесные, я не верю своим глазам.

Корри машинально схватила его за руку. Грохот и лязг все возрастал. Казалось, огромный железнодорожный состав сходит с рельсов и валится под откос.

Куайд улыбался гордо и радостно, как будто сам устроил для Корри это незабываемое зрелище.

– Потрясающе, правда?

Корри с трудом могла его расслышать из-за чудовищного, все перекрывающего грохота. Куайд почти кричал.

– Говорят, что этот грохот слышен за пятнадцать миль. Вам еще предстоит увидеть, что будет на самом Юконе. Толщина речного льда достигает шести футов. Эти глыбы несутся вниз по течению с огромной скоростью, сшибая друг друга, и при столкновении разлетаются в кристаллическую пыль без остатка. Их можно сравнить со злыми великанами, которые идут по земле, вырывая с корнем деревья и разрушая все на своем пути.

– Это невероятно! Такая мощь!

– Вы увидите, какая это мощь, когда образуется затор. Тогда эти айсберги собьются в кучу и перекроют течение. Река выйдет из берегов и будет искать другие русла. Могут пройти дни, пока лед не растает или его не разобьет водой. Только тогда течение реки восстановится…

Они еще долго любовались ледоходом. Случалось, что льдины выбрасывало на берег. Тогда они сминали близко стоящие каркасы судов и рассыпались на миллион осколков.

Корри наконец нашла в себе силы вымолвить:

– Вот еще одно зрелище, которое, вероятно, мне дано увидеть только раз в жизни!

– Нет, Корри. Это повторяется каждый год. Вы можете хоть пятьдесят лет подряд любоваться им, если только захотите остаться здесь на такой долгий срок.

Куайд улыбнулся, и они вернулись в палатку счастливые и притихшие.

Это произошло однажды ночью, непредвиденно и закономерно, с молчаливого согласия их обоих.

Они ужинали при свечах. Куайду удалось подстрелить утку, и Корри приготовила ее с рисом. Она собиралась мыть посуду, когда вдруг заметила, что Куайд странно и пристально смотрит на нее. Корри бессознательно оправила голубой свитер, туго обтягивающий ее грудь. Голубой цвет очень шел ей, подчеркивая молочную бледность лица.

Куайд улыбнулся.

– Не удивительно, что этот парень тогда забрался к вам в палатку. Свежий воздух и моя стряпня пошли вам на пользу, Корри. Вы выглядите, как наливное яблочко, готовое упасть к кому-нибудь в корзину…

Корри смотрела на него, пораженная несоответствием между насмешливыми словами и странной дрожью в его голосе.

– Делия, не смотрите на меня так, а то я могу не сдержаться и сделать то, о чем буду потом жалеть. Диву даюсь, как мне до сих пор удавалось жить с вами в одной палатке и вести себя так, как будто я святой. Но я совсем не святой, Делия, и, думаю, пришло время вам узнать это.

– Куайд!

Металлическая тарелка, которую она держала в руках, выскользнула и задребезжала по полу. Их взгляды встретились, Корри не могла оторвать глаз от завораживающей, магической синевы.

– Молчите, Делия. Не говорите ничего. Только поцелуйте меня. Бог свидетель, я хотел этого очень долго.

Куайд обнял ее. Она ощутила его тепло, вдохнула чистый запах его тела. Его губы оказались мягкими, чувственными, осторожными. Постепенно его объятия становились все более властными, он ласкал ее так страстно, как будто хотел вложить в свои ласки всю силу истомившейся без любви души…

У Корри перехватило дыхание от настойчивого и требовательного поцелуя. Она почувствовала, с какой готовностью откликается ее тело на его близость. Ей страстно хотелось, чтобы это объятие длилось вечно, хотелось открыться навстречу ему, соединиться с ним…

– Любимая… любимая… я хочу быть еще ближе к тебе… совсем близко… ты нужна мне…

– Да, Куайд…

Их голоса слились в сладкий любовный шепот, в то время как Куайд раздевал ее медленно, осторожно, ласково. Сначала свитер, потом брюки, потом нижнее белье. Он покрывал поцелуями каждый вновь обнажившийся участок ее тела. Тепло его дыхания приводило Корри в сладостный трепет… Куайд сбросил с себя одежду и приник к горячему, возбужденному телу Корри, каждой своей клеткой ощущая его…

– Твоя грудь прекрасна, Делия. Я хочу целовать ее, любить ее…

Он коснулся языком сосков, сначала мягко, затем со все возрастающей страстью. Корри застонала от желания, по ее телу волнами расходилась чувственная нега. Она выгнула спину, теснее прижимаясь к его массивной груди и плоскому, мускулистому животу. Он целовал ее шею, грудь, живот, спускаясь все ниже, пока его губы не коснулись пушистого бугорка.

– Делия… О Господи, любимая…

Она снова выгнулась и застонала от разрывающего душу желания, а он все целовал ее, кончиком языка исследуя каждую ложбинку прекрасного устья.

Прерывисто дыша, она дотянулась до скипетра его страсти и направила его в себя. Куайд начал осторожными толчками продвигаться внутрь. Сладостная боль сосредоточилась в его лоне, так копит силы трепетный розовый бутон, готовый раскрыться. Она начала двигаться в такт ему, стараясь дать возможность войти в себя как можно глубже. Отбросив все приличия и теряя разум, она отдалась в его власть всецело, без остатка…

Правильно ли они поступают? Может ли так вести себя порядочная женщина? Ей было все равно. Корри знала только, что она и Куайд – теперь одно целое. Их соединила величественная и суровая природа Аляски. Они сами стали частью необузданной стихии: ревущей, освобожденной ото льда реки.

Его движения стали еще более энергичными. Она чувствовала, как волна жгучего наслаждения поднимает ее все выше и выше, на самую вершину страсти. Они слились в последнем мучительном и блаженном содрогании, ее исступленный крик покрыл стоны Куайда…

Потом они заснули, завернувшись в одно одеяло, около остывшей печки. Их все еще разгоряченные тела сплелись умиротворенно и нежно. Все это было так непохоже на то, что она испытала с Эвери. Даже в мечтах она не могла вообразить, что можно достичь такого совершенного утоления страсти. Всю оставшуюся жизнь она готова провести в этих объятиях. Большего счастья ей не надо.

Уже засыпая, Куайд пробормотал:

– Я же говорил тебе, что я не святой. Ты простишь меня?

Она только вздохнула, поцеловала его и уткнулась ему в плечо. Прощать было нечего.