"Красавица и шпион" - читать интересную книгу автора (Лонг Джулия Энн)

Кит уже понял, что вымещает на мисс Мейкпис свое недовольство навязанным ему заданием по написанию книги, но тут же простил себя за это. Ему нравилось приводить ее в замешательство: это было все равно, что нажимать наугад клавиши нового фортепиано, чтобы послушать чистоту звука. По опыту он знал, что лучший способ поближе узнать человека – это удивить его, потому что в этом случае ничего не остается, как реагировать наиболее непосредственно.

Кит был вынужден признать, что до сих пор звуки, издаваемые Сюзанной, были не слишком скучными.

С его стороны было нехорошо увлечь ее на вальс – прошлым вечером он через весь зал почувствовал ее до дрожи страстное желание танцевать, – но вчера у него было озорное настроение. Кроме того, в войну он видел столько смертей, что общепринятый обряд, сопровождающий скорбь, – траурный наряд, уединение, воздержание от развлечений – казался ему до неприличия нелепым, если принять во внимание как быстротечна жизнь, какой пугающе короткой она может оказаться и как великолепно быть живым. В желании, танцевать он увидел куда больше мужества и здравого смысла, чем в намерении простоять весь бал с унылым видом. Память мертвых лучше чтить, живя полной жизнью.

Ему даже пришло на ум, что Сюзанна Мейкпис может представлять для него интерес, если ее немного расшевелить.

Она очень недурна. Не в общепринятом смысле этого слова, как сестры Карстерс, чья красота с возрастом поблекнет. А мисс Мейкпис... Ее глаза были многоцветными, и с привычной для агента склонностью исследовать явления он очень хотел посмотреть ей в глаза при ярком свете, чтобы понять – сколько же в них оттенков и каких именно. А ее губы... просто шикарные. Розовые, как морская раковина изнутри.

Самый нежный из всех оттенков розового.

Из-за этих губ он чувствовал беспокойство, у него даже портилось настроение. Сюзанна Мейкпис, конечно же, сущее дитя там, где дело касается страсти. Ее смелые наброски нагой натуры, разумеется, ни о чем не говорят. Позволить себе развлечься с ней означает недостойным образом воспользоваться ее положением. Тем более что у нее на самом деле нет никакого положения.

На горизонте грозно замаячили египетские барханы, и Кит ускорил шаг. Чем скорее он состряпает какую-никакую книгу, тем скорее сможет вернуться в Лондон в объятия графини.

На земле перед ним промелькнула треугольная тень, и он вскинул голову, чтобы посмотреть на ее источник. Высоко в ослепительно голубом небе, раскинув крылья, кружила пустельга. Кит опустил взгляд, оглядел подножия деревьев и увидел красноречивые признаки: кора молодых деревьев была объедена кольцами. Кружащие пустельги и объеденная кора вместе обычно указывали на присутствие где-то рядом мышей-полевок. Полевки поедают кору, пустельги поедают полевок. Очень разумный, вовсе не глупый порядок вещей. Впрочем, в природе все устроено разумно.

И будь он проклят, если трепет исследователя, следопыта не шевельнулся в нем в этот миг. Пусть он и пошел на это дело из-под палки.

Не будь он уверен в обратном, он мог бы поклясться, что трепет этот связан исключительно с полевками.

К сожалению, ощущение нереальности, граничащей с ночным кошмаром, никак не желало проходить. Сюзанна привыкла к музыке, к комфорту, к компании блестящих молодых людей. Вместо этого она стояла на коленях на траве рядом с крошечной норкой, и рослый виконт, который согласно законам природы должен был восхищаться ею, пришел в восторг от гнездышка с новорождёнными мышатами. В руках у него был карандаш, между бровями – глубокая складка, и он с сосредоточенным видом записывал что-то в блокнот.

Солнце припекало Сюзанне голову под капором, ей казалось, что она пухнет, как булка в печи. Она уже жалела, что нарядилась в розовый муслин, платье наверняка потемнеет от пота.

Она посмотрела на копошащихся зверюшек. При виде мышей, как и при виде змей, полагается визжать. Так Сюзанна раньше думала. Наткнись она на зверюшек в присутствии Дугласа, непременно завизжала бы. Но эти мыши были каждая размером едва ли с фалангу ее большого пальца. Такие беззащитные крошки, и как ни странно... очаровательные. Они спали, сбившись в кучку. Ей захотелось извиниться перед ними за это бесцеремонное разглядывание и поскорее оставить их в покое.

– Полевки, – прошептал Кит. – Полевки длиннохвостые. – Он произнес это таким тоном, словно доверял ей важную тайну.

Сюзанна еще некоторое время разглядывала мышек, затем прошептала:

– Я слышала, вы нажили свое состояние на контрабанде. – Эта тема казалась ей куда увлекательнее полевок.

– Вы слышали? – пробормотал он, продолжая смотреть на полевок и царапать карандашом в блокноте.

Она ждала, что он с возмущением опровергнет ее слова. Хотела смутить его так же, как он смущал ее. Возможно, он и правда был контрабандистом и оставался им до сих пор. Может быть, именно он снабжает тетю Франсис этим чудным чаем.

Она повторила попытку:

– Еще я слышала, что власти вас разыскивают за пиратство.

Тут он наконец прекратил писать, но только для того, чтобы с мечтательной улыбкой окинуть взглядом поляну. Он представил, как славно было бы стать пиратом. Но возможно, он просто вспоминал наиболее приятные мгновения своего пиратского прошлого.

Так ничего и не ответив, он снова склонился над блокнотом. Сюзанна заметила, что он не слишком тщательно побрился: несколько волосков золотились на остром подбородке. На нем не было шляпы. К концу дня его лицо станет заметно темнее остальной кожи на теле – бледно-золотистой.

– А вам приходилось слышать о том, что я посещаю притоны курильщиков опия? – спросил он.

– Нет! – Она отогнала от себя мысли о его теле. Он, кажется, немного огорчился.

– Я так и думал, что эта история не пройдет.

Она раскрыла рот и, тут же его захлопнула.

– Но почему же они?.. Почему же вы?..

Он беззвучно засмеялся.

– Зарисовывайте полевок, мисс Мейкпис, вы разве забыли, что работаете на меня?

Она и правда забыла! Ее и без того порозовевшие на солнце щеки залила густая краска. Она понятия не имела, как ведут себя наемные художники. Так же, как гувернантки? Или поварихи? Наверняка почтительно. И мысли не допуская о флирте.

Она склонилась над альбомом и вскоре полностью погрузилась в свое занятие. Рисование доставляло ей неизменное наслаждение. Она тщательно зарисовала мягкую шёрстку, плавно переходя от светлых к темным затененным местам на сгрудившихся тельцах, крошечные носики и лапки. И, конечно же, хвостики, там, где они были видны. Ведь это как-никак особый, редкий вид длиннохвостой полевки!

Она положила последний штрих на палец задней лапки и, оторвав глаза от альбома, с удивлением увидела, что он следит за ее руками. Внимательно, сосредоточенно.

В воздухе что-то мелькнуло, и на мгновение их накрыла тень размером с тарелку.

– Пустельга. Ищет добычу, – пробормотал виконт, и Сюзанне захотелось закрыть гнездо своим телом. Он задумчиво поднял глаза на ее лицо. Одно краткое головокружительное мгновение она уже подумала, что он сейчас похвалит ее капор или на худой конец рисунок. И на случай, если ему требовалось поощрение, мягко улыбнулась.

– Вы, кажется, не очень горюете по отцу, мисс Мейкпис? – произнес он.

От неожиданности Сюзанна даже задохнулась и закашлялась. Но виконт ни на секунду не отвел от нее спокойных глаз, словно сказанное им было сущей банальностью. Правда, в его словах не прозвучало и тени упрека, он просто хотел знать, потому и задал вопрос.

Сюзанна хотела обидеться, но его прямолинейная манера общения странным образом давала ей почувствовать себя свободной. Этакая безоглядная честность. Ей хотелось отвечать на его вопросы. Ей самой хотелось получить на них ответы так же, как этого хотелось ему.

– Я горюю по отцу, – ответила она с прохладцей, потому что он это заслужил. Голос ее слегка дрожал от волнения. – Но, знаете ли, лорд Грантем, мы не были с ним особенно близки.

Мгновение он молчал, затем сказал:

– Кит. – И криво усмехнулся.

Сюзанна нахмурилась, а он улыбнулся, уже по-настоящему. И не сводил с нее своих голубых глаз. Взгляд его был спокойным и твердым. Кит был уверен, что она расскажет подробности.

И она не смогла не нарушить молчание.

– Я редко его видела, он часто уезжал по разным своим экспортно-импортным делам. Я очень хотела сблизиться с ним. Но папа оставался для меня почти что незнакомцем, и я никогда не перестану об этом сожалеть. Но я горюю по нему. Хотя, может быть, не так сильно, как если бы наши отношения были более теплыми. И не так сильно, как вы сочли бы справедливым.

Пока виконт переваривал ее слова, капелька пота сбежала вниз от ее затылка к лопаткам. Что-то изменилось в его лице, что-то трудно определимое.

Он кивнул так, словно ее ответ удовлетворил его. Сюзанна почувствовала досаду. На него из-за этого его снисходительного кивка и на себя, потому что обрадовалась его одобрению.

– Ваш отец был скрытным, – мягко произнес Кит, несколько удивив ее. – Он мне нравился. Но, по-моему, он мало кого допускал в свой внутренний мир. Так что не только для вас он был незнакомцем, мисс Мейкпис. Мне даже трудно представить, что у него вообще могла быть дочь.

Что за странные вещи он говорит!

– Вы полагаете, у него был внутренний мир? У папы?

– А разве он не у каждого есть? – удивленно спросил виконт.

Сюзанна оглядела окруженную деревьями поляну, на которой они сидели, склонившись над мышиным гнездом. Домов отсюда не было видно, пруда тоже. Ей пришло в голову, что они с виконтом непозволительно уединились, но она так увлеклась работой, что забыла о приличиях. Что бы сказала миссис Далтон!

– А ваша мать, мисс Мейкпис? Что с ней случилось?

У Сюзанны все еще слабо кружилась голова от прямоты его вопросов и откровенности собственных ответов. Но разговор уже набрал скорость и несся вперед на всех парах.

– Мама умерла, когда я была еще маленькой, лорд Грантем. Я помню только...

Она замолчала. Никогда никому она не рассказывала о той ночи. Отчасти потому, что воспоминание было очень зыбким. Оно скорее походило на сон, чем на реальное событие. Сюзанна ревностно хранила его, словно боялась, что поделись она им с кем-нибудь – и оно станет почти невидимым. А отчасти из гордости: не хотелось, чтобы ее жалели, оттого что она помнит только такие вот пустяки.

Но его голос и поведение были абсолютно непринужденными, спокойными, в них не чувствовалось ни любопытства, ни настойчивости, ни даже сочувствия. Они вели самый заурядный разговор, в котором не могло быть ничего шокирующего.

Внезапно она поняла, что если расскажет ему, то этим ничего не испортит и не разрушит. Она глубоко вздохнула для храбрости. Странно, но сердце почему-то сильно забилось. Она отвела глаза и стала рассказывать:

– Я помню, как проснулась в темноте. Кто-то разговаривал шепотом, потом поднялась суматоха. Кто-то плакал. Надо мной склонилась женщина, у нее были длинные черные волосы, и они защекотали мне щеки. – Она смущенно засмеялась и тыльной стороной ладони провела по щеке. – И глаза у нее были темные. А голос... – Она кашлянула. – Голос был таким ласковым.

Она покосилась на виконта. Лицо его было задумчивым, он словно вспоминал вместе с ней.

– Эта женщина с темными волосами и была вашей матерью?

– Вам, наверное, это покажется странным, но... – Сюзанна запнулась. – Но я не вполне уверена. У меня есть ее миниатюрный портрет, там она совсем на себя не похожа. Там она похожа на меня. То есть я похожа на нее.

– А как звали вашу мать, мисс Мейкпис?

– Анна.

– Анна... – повторил он негромко. – Похоже на «Сюзанна». Может быть, вы как-нибудь покажете мне эту миниатюру?

Его просьба озадачила Сюзанну. Или он все-таки решился пофлиртовать с ней? Вполне возможно, ведь манера флиртовать у него должна быть весьма своеобразной.

– Может быть, – осторожно ответила девушка.

Он слегка скривил губы и снова склонился над мышатами.

С одним делом покончил и перешел к следующему, кисло подумала Сюзанна. И вдруг поняла, что не может вот так закончить разговор.

– А папа когда-нибудь вам рассказывал о ней? О моей маме? – Она постаралась, чтобы вопрос прозвучал небрежно, но все же не сумела скрыть волнения.

Виконт удивленно посмотрел на нее.

– Нет. – Ответ прозвучал очень мягко. – А разве вам он ничего о ней не рассказывал?

Сюзанна помолчала. Затем кокетливо тряхнула головкой, словно все это не имело ровным счетом никакого значения.

– Похоже, лорд Грантем, что мой папа никому ничего не рассказывал.

На этот раз виконт не улыбнулся.

– Разве ни он, ни кто другой не говорил с вами о вашей матери? – все так же мягко спросил он. Продолжать разговор в прежнем беспечном духе оказалось нелегко.

– Нет, никто. – Странно, до чего стыдно ей было в этом признаваться. Из гордости она не опустила взгляда. Он еще некоторое время смотрел на нее с непонятным выражением лица. Потом глубоко вздохнул, выдохнул и в раздумье опустил подбородок на грудь. Когда он снова поднял голову, глаза его блестели.

– Думаю, в следующий раз мы с вами отправимся к серебристому дубу, мисс Мейкпис, поскольку несколько дней назад вы проигнорировали его, чтобы зарисовать другую местную достопримечательность.

Сюзанна вспыхнула от неожиданности. Ей захотелось наброситься на него с кулаками. Но его насмешки переносить было легче, чем участие или обескураживающую прямоту. Она почувствовала, что снова обрела душевное равновесие. И у нее появилось подозрение, что он сказал последнюю фразу именно с этой целью.

– Дайте-ка взглянуть на вашу работу, – попросил он, беззвучно смеясь. Она молча подала альбом. Он рассмотрел рисунок с мышатами. Довольно долго его лицо не выражало ровным счетом ничего, что само по себе уже говорило о многом. Затем оно стало суровым, словно компенсируя этой суровостью какое-то мягкое чувство. А потом, будто солнце, пробившееся сквозь тучи, так же удивив и обрадовав ее, на его лице показалось невольное восхищение.

– Как вы этого добиваетесь? – отрывисто спросил он. В тоне его прозвучал упрек.

– Этого? – повторила Сюзанна, боясь что покажется ему глупой. Но она решительно не понимала, о чем он спрашивает.

– Как вам удается запечатлеть их именно такими, какие они есть? Их мышиную сущность? – Он постучал по альбому костяшками пальцев и требовательно заглянул ей в лицо. Словно от ее ответа зависело что-то очень важное.

– Я... – Она запнулась. – Я об этом не задумывалась, – призналась она смущенно, боясь, что разочарует его, потому что он явно ждал от нее большего. – Это все равно, как...

Он терпеливо ждал. Сюзанна задумалась. Она и правда не знала, как у нее получилось запечатлеть мышиную сущность, например. Но она знала, что всегда обращалась к своему альбому, чтобы отвлечься от нежелательных мыслей, или уловить нечто мимолетное, будь то мысль или образ, или желая понять что-то, или... а может быть, потому...

Но все это прозвучит очень глупо.

– Это все равно, как если я на какой-то миг перестаю быть собой, и я чувствую, каково это – быть... быть полевкой, например. Или розой. Или...

Она едва не сказала: «Или вами».

Нет, она не пыталась представить, каково это – быть им. Она просто видела его, стоявшего на мостках, во всем великолепии наготы, с протянутыми к небу руками, и наслаждение, которое он испытывал в тот момент, стало и ее наслаждением. Как будто каждая капля этого наслаждения и его непринужденность, его красота – все это наполнило ее рисунок.

– Нет, – сказал он внезапно. Мягко, но решительно. Будто на него вдруг снизошло откровение.

– Нет? – растерялась она.

– Не думаю, чтобы вы переставали быть собой, когда рисуете, мисс Мейкпис. Ни на мгновение. Я подозреваю, что, когда вы рисуете, вы как раз в полной мере становитесь самой собой. – Одна из светлых бровей взмыла вверх вместе с уголками губ, подзадоривая ее вступить с ним в спор. Он не сводил с нее внимательного взгляда. Она разглядела, что его светлые ресницы на кончиках были темно-золотыми, а три лучика, расходившиеся от уголков глаз, становились глубже, когда он улыбался. В углу его рта она заметила маленький шрам. На впалых щеках блестела короткая щетина. Его лицо с бескомпромиссными углами, неожиданно плавно скруглявшимися, было чрезвычайно мужским. Ей захотелось провести пальцем по всем этим углам и покатостям, как ведут пальцем по карте, прокладывая маршрут.

– Наверное... – пробормотала она наконец. Это она-то, которая могла легко болтать о всяких пустяках, только и смогла, что сказать: «Наверное». Она уже подозревала, что для этого человека не существовало пустяков. Но все вопросы и насмешки, которыми он с момента их встречи осыпал ее, словно яркими острыми алмазами, уже некоторое время назад прекратились, и теперь она могла присмотреться к нему поближе. Он и сыпал своими вопросами потому, чтобы она не могла присмотреться к нему. Чтобы она уклонялась от них, а не всматривалась.

«Но это ваша ошибка, виконт Грантем», – подумала Сюзанна. Теперь ей еще сильнее захотелось узнать, что он с такой решимостью скрывает. Или защищает.

Она перевела взгляд на его мягко улыбавшиеся губы, слово в них-то и скрывались все его секреты. В данную минуту смотреть на них было легче, чем в его пытливые глаза. На губах ее взгляд задержался... пожалуй, дольше требуемого. Ведь в конце концов она женщина. Да и было на что посмотреть.

Тут она заметила, как улыбка медленно исчезает с его губ. И снова посмотрела ему в глаза.

То, что она в них увидела, произвело на нее эффект взорвавшейся шаровой молнии.

Голубые глаза превратились почти что в черные. Теперь в свою очередь он устремил взгляд на ее губы, решая для себя какой-то вопрос. Лицо его стало напряженным. Сюзанну обдало с ног до головы восхитительным жаром, от которого перехватило дыхание.

Но вот выражение его лица резко изменилось: стало жестким, глаза хищно сощурились. Он вскочил на ноги с такой поспешностью, что она отшатнулась.

За ними следили!

Кит ощутил это, как дуновение ветра. Даже после долгих лет, проведенных вдали от этих мест, он все равно сразу чувствовал нечто чужеродное. И когда чутье заставило его оторвать взгляд от столь многообещающих губ Сюзанны Мейкпис, он заметил на краю опушки человека.

Едва Кит вскочил на ноги, тот кинулся бежать. И с необычайной быстротой исчез из виду. Досада захлестнула его, словно узда. Кит мог бы пуститься в погоню за убегавшим, бегал он не хуже оленя и хорошо знал эти места. Незваный гость не имел против него никаких шансов. Но он вдруг почувствовал, что Сюзанну нельзя оставлять одну.

Кит опустил пистолет – он выхватил его из сапога чисто инстинктивно – и быстро оглядел поляну и то место, где стоял незнакомец. И не заметил больше ничего подозрительного. Деревья, трава, цветы, белки. Никаких признаков человека.

Не исключались, конечно, браконьеры. Но к настоящему времени в округе все знали, что хозяин «Роз» вернулся в свои владения, и Кит искренне сомневался, что даже самый отчаянный смельчак рискнул бы произвести набег при свете дня – разве что он круглый дурак. Он не заметил в руках человека мушкета, но позже непременно исследует это место, поищет отпечатки ног на траве, капканы, какие-нибудь другие следы, оставленные незваным гостем.

Если бы кто-то просто так бродил, не имея в виду ничего дурного, по его владениям, он не бросился бы бежать...

На ум ему пришел Джон Карр, но Кит отмел эту возможность. А потом подумал – уж не решил ли отец в самом деле проследить за ним? Вот это вполне вероятно!

Проклятие! Его застали наедине с женщиной.

Он повернулся к Сюзанне, Она все еще сидела на траве, откинувшись назад и опираясь на ладони. Брови ее чуть сдвинулись. Но если принять во внимание, что он ни с того ни с сего вскочил и выхватил пистолет, она вела себя на удивление спокойно.

– Вот уж не думала, что натуралисты носят с собой оружие. Вы решили вызвать на дуэль полевок?

Даже Кит не сумел бы проговорить это с таким великолепным равнодушием и в первый момент почти растерялся, не зная, что ответить. Случай в самом деле редкий.

– Это не дуэльный пистолет, – сказал он и тотчас понял, каким абсурдным прозвучало это оправдание.

– Гм...

– Мне показалось, что я заметил браконьера, – уточнил он холодно.

– Никогда не думала, что пистолет прячут в сапоге, когда отправляются изучать полевок.

– Неужели никогда? – рассеянно переспросил он. И, вспомнив о хороших манерах, протянул руку, чтобы помочь ей подняться. Сюзанна с готовностью позволила ему сделать это. Приступив к рисованию, она сняла перчатки, и ее ладонь оказалась маленькой и мягкой. Ему захотелось подольше задержать ее, чтобы продлить это мимолетное удовольствие, – весьма естественное для человека желание, и он даже позволил воображению дополнить картину. Все остальное у нее тоже такое же мягкое... Да вот всего лишь мгновение назад... одно безумное мгновение...

Наверное, очень кстати, что он заметил того человека на опушке. Досадуя на себя, на отца, на мисс Мейкпис и на весь белый свет, Кит резко выпустил ее руку. Она – не роковая красавица. Он – не зеленый юнец. Он просто скучающий шпион.

– Нет, – твердо ответила она. – Никогда.

Трудно было заподозрить такую барышню, одетую в розовый муслин, в твердости характера. Интересно, догадывается ли она, что только чудом спаслась от поцелуя?..

– Откуда вам знать, мисс Мейкпис, что берет с собой натуралист? Я что-то не припоминаю, чтобы видел в вашем альбоме полевок. Вот голых виконтов я там определенно видел.

Своими словами он заставил ее покраснеть. Но главным его намерением было заставить ее замолчать. Ему хотелось хотя бы мгновение посмотреть на нее глазами шпиона, а не мужчины.

В Сюзанне не только не было никакого сходства с Джеймсом Мейкписом, но и мать, на которую она предположительно походила, была для нее совершеннейшей загадкой, если только ее словам можно верить.

И Кит ей верил. Эта загадочность мучила ее, что слышалось в голосе. В месте, которое должно принадлежать родителям, зияла пустота. Но чувство вины, шевельнувшееся в нем из-за его бестактных расспросов, быстро было отодвинуто на второй план желанием докопаться до сути. Все вместе это выглядело странным – смерть родителей, какой-то непонятный наблюдатель на опушке, таинственный внутренний мир Джеймса Мейкписа...

– Пожалуй, – предложил он как бы невзначай, – вам стоит спросить тетушку, от кого вы унаследовали ваш талант к рисованию – от отца или матери?

При всем желании ему было трудно расспрашивать Франсис Перриман напрямик о Джеймсе Мейкписе. Другое дело – подтолкнуть ее племянницу сделать это за него.

Сюзанна все еще выглядела смущенной, что было ей весьма к лицу. Она поспешно захлопнула альбом.

– Да, любопытно было бы знать. – Спокойный вежливый ответ.

Ему больше нравилось, когда она иронизирует, смущается или напускает на себя надменный вид...

– Вы умеете ездить верхом, мисс Мейкпис? – спросил он неожиданно для себя.

– Да, и весьма неплохо. – И добавила, словно спохватившись: – Спасибо. – И высоко подняла подбородок, как флаг перед битвой.

Вот так-то лучше.

– Завтра утром прошу вас подойти к моим конюшням. Мы поедем на поиски папоротников – верхом.

Тут ее лицо несколько прояснилось. И вот что странно – ему было приятно, что он сделал ей приятное. Хотя речь шла о сущем пустяке.