"Алая роза Тюдоров" - читать интересную книгу автора (О`Брайен Джудит)

Глава 11

Ничего не выйдет.

Дини убедилась, что незаметно пронести бутылку в спальню Кита не удастся. Она не лезла ни за пояс, ни в прорезь рукава ее платья. Дини попыталась было засунуть ее в свою высокую прическу, скрепленную прутьями, но стоило после этого взглянуть на себя в зеркало, как пришлось отвергнуть эту мысль. В самом деле, придворная дама с пустой бутылкой из-под кока-колы на голове – это уж слишком. Подобное издевательство над образом не пришло бы в голову даже Энди Уорхолу, известному остряку.

Тогда девушка решила нести бутылку открыто. Поначалу придумала наполнить ее элем и так, с открытой бутылкой, двинуться прямо к Киту в надежде, что никто не обратит на это внимания.

Потом забраковала эту идею из-за высохших, почерневших орешков, которые по-прежнему болтались на дне сосуда.

Хотя Дини и была абсолютно уверена, что орешки не имели никакого отношения к переходу во времени, и знала, что в автомобильных очках Кита ничего подобного не было, она поняла, что осторожность не помешает.

Вид из окна подсказал ей, что делать. Яркое солнце причудливо освещало переплетения ветвей в парке, цветы, яркие, словно тропические бабочки, могли дать сто очков форы палитре Гольбейна. И Дини просто-напросто вышла во двор и устремилась в парк, сжимая в кулачке заветную бутылку. Вежливо отвечая на приветствия придворных, она в то же время самым бессовестным образом обрывала с кустов розы. К тому времени, когда прогулка закончилась, у нее в руках оказался огромный букет, полностью закрывший бутылку, в которую она вставляла стебли. Мало у кого хватило бы наблюдательности, чтобы заметить чрезвычайно странную для того времени форму ее сосуда.

…Дини ни словом не обмолвилась Киту, что нашла бутылку. Она хранила секрет целых четыре дня, ожидая, когда раны Кита затянутся. Тот же, наоборот, словно породистый щенок, стремился побыстрее вырваться из тесной комнатушки на свободу. Впрочем, Дини вместе с Энгельбертом, Саффолком и матушкой Лоув удавалось сдерживать его порывы.

На третий день вынужденного пребывания у себя в спальне герцог Гамильтон вовсе изнемог от безделья и, будто плененный хищник, беспрестанно ходил по импровизированной камере, насылая вполголоса проклятия на голландских гвардейцев, не дававших ему улизнуть на волю.

Терпение Дини, приложившей немало сил, чтобы урезонить его, наконец лопнуло.

– Ты, значит, решил, что тебе плохо живется? – заговорила она сердито. Уперев руки в боки, девушка стояла и смотрела на Кита, который в этот момент пытался растворить окно и выпрыгнуть во двор. – А вот мне уже десять раз побрили ноги, я переругалась и чуть не подралась с прачкой, отказавшейся кипятить твои бинты, вступила в конфронтацию с доктором Корнелиусом, который одержим навязчивой идеей пустить тебе кровь по всем правилам здешней медицины. Смотри на все с юмором, Кит, и посиди в спальне еще хотя бы пару дней. Тогда я по крайней мере буду уверена, что если ты все-таки вылезешь через окно, то ничего себе не повредишь.

Сраженный ее аргументацией, Кит расхохотался и согласился ждать, сколько потребуется…

Итак, все это время она подавляла в себе жесточайшее искушение броситься на шею любимому и рассказать, как заполучила драгоценную бутылку. Впрочем, у нее были и другие причины сдерживать свои эмоции.

Ее, к примеру, поместили в тот же самый дортуар, где Кромвель грозил ей страшными карами и где был ранен Кит. Конечно, никаких следов происшедшего в комнате не осталось, но Дини всякий раз бледнела, подходя к злополучной двери, и напоминала себе, что смертельная опасность, нависшая над ними, продолжает оставаться совершенно реальной.

К тому же она боялась гнева Кита, который, конечно, рассвирепеет, узнав, что она отправилась на поиски бутылки на свой страх и риск. Она и сама понимала, что делает глупость, когда в абсолютной темноте, стоя на четвереньках, шарила рукой в зарослях кустарника. С другой стороны, они не могли приступить к осуществлению своих планов без этого сосуда.

Таким образом, когда она решилась наконец принести бутылочку в комнату Кита, у нее было такое чувство, что она держит в руках ключ к их спасению.

Дини надеялась застать его уже на ногах и даже, возможно, в окружении брадобреев. Впрочем, она была бы не прочь обнаружить его спящим и разбудить нежным поцелуем.

Но Кита в комнате не оказалось, а на это она совершенно не рассчитывала.

Поняв, что Гамильтон пропал, она едва не выронила драгоценную бутылочку.

– Кит! – позвала она шепотом, будто пришла навестить его в больницу.

Ответа не последовало. Как ни странно, но вместе с Китом исчезли и гвардейцы королевы, охранявшие его покой все предыдущие ночи. Комната казалась нежилой, настолько пустой и заброшенной она выглядела. Даже бинты и тазик с кипяченой водой пропали.

С силой сжав в кулаке горлышко бутылки, Дини попыталась подавить нахлынувший страх. Ведь должно же быть объяснение случившемуся! Вполне вероятно, что оно очень простое. В конце концов, его могли пригласить на завтрак к Саффолку или королю. А может, матушка Лоув решила перевести больного в более просторные апартаменты?

Но тогда достопочтенная Лоув предупредила бы Дини. Для этого у нее были возможности, а главное – знание языка, которым матушка владела совсем неплохо.

Чуть позже Дини посетила другая мысль, куда более зловещая: это дело рук Кромвеля. Девушка отлично помнила, как тот исходил злобой в Большом зале, испепеляя ее взглядом. У Кромвеля есть люди, готовые за грош и мать родную зарезать. Они полагались на покровительство Эссекса, а о совести забыли начисто.

Конечно, Кит сильный, но ведь он еще не до конца оправился от ран.

– Кит! – почти простонала Дини.

Тишина…

Высоко подняв голову, девушка вышла из спальни, стараясь придать своему лицу выражение спокойствия. Нет, она не станет рыдать и причитать. Она начала путешествие по коридорам и закоулкам дворца, стараясь заглянуть в каждую комнату, попадавшуюся ей по дороге. Разумеется, в Хемптон-Корте множество помещений, но она должна обойти их все.

Дини бродила словно сомнамбула по дворцовым переходам, ее отчаяние росло. Многочисленному населению Хемптон-Корта не было до нее никакого дела. Люди резвились на природе, о чем свидетельствовали взрывы хохота, доносившиеся из парка. Все это время Дини прижимала розы к груди, так что постепенно нежные цветы начали вянуть. Почувствовав легкое головокружение, девушка вспомнила, что не ела с прошлого вечера. Но ведь она собиралась позавтракать с Китом…

Через час Дини, отбросив какую бы то ни было систему, бродила по замку, полагаясь только на удачу. Под конец она вышла в парк в надежде встретить Энгельберта или матушку Лоув. Она была бы рада любому, кто смог бы ответить на вопрос: где Кит?

Толпа придворных окружала мощенный булыжником двор. Они перебрасывались шутками и аплодировали. Из центра круга доносился звон металла, и Дини вспомнила, что с подобным звуком сталкиваются мечи, ударяясь друг о друга.

Стоило ей приблизиться, как кружок придворных раздался, и она смогла видеть происходящее.

– Гамильтон, вот идет твоя кузина. По-моему, она оборвала все розовые кусты в округе!

Голос принадлежал Чарлзу Брендону, герцогу Саффолку. В центре импровизированной площадки, окруженной зрителями, несколько молодых людей демонстрировали мастерство фехтования.

Одним из них был Кит, который сражался левой рукой.

Увидев Дини, он сразу же передал свой меч Саффолку и направился к ней. Он выглядел прекрасно, а распахнутая на груди белоснежная рубашка и короткие штаны только подчеркивали стройность его фигуры и мужское обаяние. Дини отметила про себя, что многие женщины смотрели вслед Киту блестевшими от вожделения глазами.

– Кузина, неужели это все мне? – спросил Гамильтон, оказавшись рядом и указывая на букет.

Некоторые из придворных рассмеялись, но скоро вернулись к привычным занятиям. Одни просто болтали, другие снова образовали плотный круг, чтобы насладиться зрелищем поединка между Саффолком и молодым Сурреем.

– Куда ты, черт возьми, подевалась? – обрушился на нее Кит и положил ей на плечо руку, что со стороны, впрочем, выглядело как вполне невинный родственный жест. Он смотрел на нее сверху вниз, и она заметила, как в его глазах заплясали чертики. – Нет, серьезно, Дини, где я тебя только не искал! Больше не исчезай так внезапно, пожалуйста!

– Ты спрашиваешь, где я была? – возмутилась Дини. – Всего-навсего искала тебя, бегая по всему замку и заглядывая в каждую дверь! Когда я увидела, что тебя нет в комнате, то, понятное дело, подумала, что случилось что-то ужасное. О Кит, я так волновалась…

Хотя Кит и сердился на девушку, он не мог не отметить, что выглядела она великолепно. Но больше всего его поразили цветы, которые она прижимала к груди. С этим увядшим букетом в руках Дини показалась ему на удивление хрупкой и трогательной – ни дать ни взять, маленькая девочка из сказки.

Оглянувшись вокруг, он быстро подхватил ее за руку и повел к лабиринту. Укрывшись за кустами живой изгороди, они прильнули друг к другу, причем Киту пришлось трудно, так как у Дини подкашивались ноги и она в прямом смысле повисла у него на шее.

– Где ты был? – спросила девушка, уткнувшись лицом ему в грудь.

– Рано утром меня разбудил Энгельберт. Он сообщил, что видел, как Кромвель о чем-то совещался со своими головорезами, и предложил мне перебраться в другую комнату. Я, честно говоря, надеялся, что он рассказал тебе о своих намерениях.

Дини отрицательно покачала головой:

– Ничего подобного, но я даже этому рада. Кто знает, может быть, один из парней Кромвеля, заметив, что мы секретничаем, начал бы за мной следить и я привела бы его прямо к тебе. – Она наконец стала успокаиваться и даже улыбнулась. – А ты, между прочим, был прав. Эти розы для тебя.

Она протянула ему увядший букет в бутылочке, и Кит собрался было что-то сказать, когда понял, что держит в руке.

– Как же ты…

– Не спрашивай. – Она приложила ему пальчик ко рту.

– Тебя кто-нибудь видел?

– Нет, я ходила туда ночью – только не сходи с ума. Было уже часа три, и я задула свечу, как только нашла бутылочку. Разве ты не знаешь, что в это время суток темно, хоть глаз выколи? Я несколько раз натыкалась на стену…

– Мне, конечно, следовало бы на тебя разозлиться, – проговорил Кит, сжав в кулаке горлышко заветной бутылочки, – но я слишком рад тебя видеть. Знаешь, когда Саффолк в самой настоятельной форме попросил меня принять участие в этом фехтовальном турнире, у меня просто не хватило сил отказаться. У него к тому же имелся довольно основательный аргумент: наш король, утверждает Саффолк, не любит, когда кто-нибудь из его придворных подолгу прячется в норке и не играет вместе со всеми.

Дини смахнула у него со лба прядь.

– Как ты себя чувствуешь? Я и представить себе не могла, что ты в состоянии фехтовать.

– Чувствую себя я ужасно, – признался Кит. В самом деле, вблизи было видно, что его лицо под золотистым загаром отливало нездоровой белизной, а морщины у глаз и в уголках рта стали глубже. – Но я, наверное, не смог бы выдержать в четырех стенах ни дня. Похоже, я пошел на поправку.

– Благодаря доктору Корнелиусу и его целебным бальзамам?

– Нет. – Кит перестал улыбаться. – Благодаря Вилме Дин Бейли и ее животворной любви.

Заметив, как изменился голос Кита, Дини даже приложила ладошку к губам. Кит покрутил головой осматриваясь – слишком много любопытных придворных прогуливалось неподалеку. Выяснилось, что они в полном одиночестве. Положив бутылочку в траву у самых корней акации, Кит притянул Дини к себе. Хотя руки у него болели после фехтования, разбередившего раны, одно только присутствие Дини благотворно сказалось на его состоянии. Боль стала понемногу отступать.

– Может быть, попробуем сегодня вечером, во время захода солнца? – Его жаркое дыхание шевелило волосы у самого уха девушки.

– А может быть, сделаем это позже? – промурлыкала Дини, мечтательно прикрыв глаза.

– Позже? Зачем позже, ведь нам необходимо… – Неожиданный хохот Кита несколько озадачил Дини и нарушил ее романтическое настроение. – Дини, когда я сказал «попытаемся сегодня вечером», то имел в виду переход через лабиринт, а не… не…

Лицо Дини вспыхнуло, Кит растерялся и умолк, не зная, как закончить фразу. Девушка обняла возлюбленного за талию и сцепила руки у него за спиной, словно пристегивая себя к нему. Он же оперся подбородком ей о макушку и вдыхал запах ее пушистых волос. При этом он не переставал вслушиваться в окружающие звуки – если кусты зашуршат, значит, поблизости соглядатай.

– Это должно сработать, обязательно должно, – произнесла тем временем Дини, покрывая поцелуями грудь Кита через распахнутый ворот рубашки.

Тот ничего не ответил, и тогда Дини чуточку отстранилась и взглянула ему в лицо. Оно поразило ее своим одухотворенным, почти молитвенным, но и суровым выражением. Его глаза были устремлены в только одному ему известные дали. Впрочем, через мгновение он посмотрел на нее с нежностью.

– Пора присоединиться к гуляющим, – пробормотал он и нагнулся, чтобы поднять бутылку. Он подержал ее некоторое время против света и заметил, как на землю просыпалось несколько розовых лепестков. – Кстати, – добавил он, – на тот случай, если нам не удастся переговорить наедине, неплохо бы условиться о времени встречи в лабиринте. Шесть часов сегодня вечером, к примеру. Подходит?

Дини попыталась подавить дрожь.

– Тебе холодно? – спросил Кит, подавая ей руку.

– Да, – ответила она невыразительным голосом. – Меня трясет с того самого момента, как я здесь оказалась.

– Что ж, вполне достойное объяснение.

Они с Китом вышли из лабиринта. И в самом деле было прохладно, а солнце пока было недостаточно жарким, чтобы нагреть воздух. Кит снова заговорил в самое ее ухо:

– Мы находимся в последнем веке ледяной эры…

– Ты, наверное, шутишь.

– Ничуть. Здесь на десять или двенадцать градусов холоднее, чем в двадцатом веке. Ты разве сама не заметила?

– А мне казалось, холодно оттого, что кругом одни камни…

Он усмехнулся:

– Само собой, от этого тепла не прибавляется. Герцог Саффолк призывно замахал рукой, увидев их.

Он стоял, окруженный группой молодых людей.

– Вот ты где, Гамильтон! Иди-ка сюда, попробуй скрестить свой меч с оружием Суррея.

Кит поднял руку, давая тем самым понять, что через минуту будет в распоряжении Саффолка.

– Итак, в шесть.

Он пристально взглянул ей в глаза.

– В шесть часов, – послушно подтвердила Дини.

– Эй, Гамильтон!

Кит поднял голову на крик и успел поймать левой рукой меч, который ему бросил Суррей.

Правой он передал Дини бутылочку с совсем уже увядшими цветами. Потом провел ладонью ей по щеке.

– Запомни, в шесть, – негромко повторил он, поворачиваясь, чтобы идти.

– Что делать с бутылкой? – прошептала она ему в спину, глядя, как темные локоны упруго подрагивают при ходьбе.

Кит остановился и медленно обернулся:

– Бутылку, разумеется, захвати с собой. Но не это главное. Береги себя, Дини, слышишь? Береги себя!

Король старался изо всех сил произвести впечатление на мистрис Дини в своем музыкальном салоне.

– Вот клавикорд, – торжественно объявил он, простирая над клавишами крупные руки.

Он заиграл свою любимую мелодию, стараясь, чтобы каждая нота как можно дольше звенела в воздухе. Наконец взмахнул руками и обрушил на слушателей аккорд, не сводя блестящих глаз с новой придворной дамы Анны Клевской. Девушка сидела в кресле у окна, положив руки на цыганскую гитару Гамильтона.

До чего же она хороша! И волосы тоже красивы – с золотистой искрой в каштановых локонах. Солнце садилось, и дневные краски расплывались, становились мягче. Однако у этой женщины дурная привычка посматривать в окно. Его величество хотел, чтобы внимание красавицы было сосредоточено исключительно на королевских достоинствах.

Она пришла сюда сама, по доброй воле, после того как во дворце завершилась дневная трапеза. Как обычно, она сидела за столом рядом с Гамильтоном и, как обычно, получала удовольствие от общения с кузеном. Впрочем, такого рода отношения были распространенным явлением среди близких родственников. Когда все насытились, стало заметно, что Гамильтону вовсе не хочется покидать кузину, хотя остальные дамы уже разбрелись по своим покоям на отдых.

– Вам это нравится, мистрис? – Король повторил несколько последних аккордов.

– Извините, я не расслышала, – сказала Дини, которую его голос вывел из глубочайшей задумчивости.

Генрих Великолепный закусил губу, неприятно удивленный подобным невниманием. Король, надо сказать, потрудился над своей внешностью, прежде чем заманить Дини в музыкальную комнату. Рыжая борода была аккуратно подстрижена, как и волосы, выглядывавшие из-под берета. Генрих не любил стричься, поскольку знал, что лысеет. По этой же причине он почти всегда находился в головном уборе – даже тогда, когда над его головой трудился цирюльник. Его величество не считал нужным, чтобы о его недостатке было известно какому-то презренному брадобрею.

– Музыка, мистрис Дини, – повторил Генрих. – Вам нравится эта музыка?

– Она просто великолепна, ваше величество. Король подавил в себе желание выругаться. Вместо этого он ослепительно улыбнулся. Генрих гордился своими зубами, поскольку считал, что они для его возраста сохранились великолепно.

Закончив играть, король с удовольствием посмотрел на свои пухлые, но очень подвижные пальцы.

– Эту вещицу я написал сам, – произнес он не без гордости.

– Правда? – с удивлением подняла на него глаза Дини, и Генрих понял, что в эту минуту ее интерес был самым неподдельным.

– Да, этот пустячок у меня получился. – С этими словами король встал и приблизился к девушке. – А теперь, мистрис Дини, настала ваша очередь усладить наш слух. Сыграйте нам что-нибудь из своих сочинений.

– Разумеется, ваше величество… – Дини попыталась улыбнуться.

Она не знала точно, который час, но хорошо понимала, что время близится к шести. Ей придется еще бежать к себе в спальню, чтобы взять бутылочку и встретиться с Китом вовремя. Тем не менее она взяла гитару, чтобы сыграть королю хоть какой-нибудь пустячок. Повелители не любят, когда подданные противятся их желаниям.

– Мистрис Дини, – заговорил тем временем Генрих на удивление мягко и проникновенно, – что вас тревожит? От нашего внимания не ускользнуло, что вы чем-то озабочены.

Дини тронула струны, которые жалобно зазвенели. На самом деле она пыталась выиграть время, чтобы определить, как вести себя с королем дальше. Во-первых, она решила ничего не рассказывать ему о Кромвеле – граф Эссекс, узнав о том, что его предали, станет действовать быстро и решительно, ведь ему будет нечего терять, не так ли?

Поэтому, заговорив, девушка тщательно подбирала слова.

– Боюсь, ваше величество, что мне никак не удастся освоиться при дворе. Я постоянно боюсь совершить неловкость, обидеть кого-нибудь из придворных или – подумать страшно – ваше величество.

Король расслабился и присел рядом с ней на каменный подоконник. Драгоценные камни на его шляпе засверкали в лучах заходящего солнца.

– А известно ли вам, мистрис, что я вовсе не рассчитывал на королевскую корону, когда был мальчиком? – Теперь властные нотки исчезли из его голоса, и Генрих выглядел простым, немало перенесшим на своем веку человеком.

– Не может быть! – произнесла заинтригованная Дини. Она даже отложила гитару, приготовившись слушать.

Король тихонько засмеялся и вытянул ноги в шелковых чулках. На том месте, где в его плоть глубоко въелась язва, красовалась широкая алая подвязка.

– Тогда я был просто герцогом Йоркским, младшим сыном в семье. А мой старший брат, Артур, принц Уэльский, должен был наследовать трон.

– Что же с ним приключилось?

Генрих несколько удивился. Даже в отдаленном Уэльсе история его жизни была известна каждому. Впрочем, он продолжил:

– Артур был любимчиком отца, его даже назвали в честь легендарного английского короля.

– Поняла! В честь знаменитого короля Артура! – Глаза Дини, окруженные длинными мохнатыми ресницами, внимательно смотрели на Генриха. Тому очень понравился ее заинтересованный взгляд.

– Да, Артур был королем в полном смысле слова. К тому же он был женат на самой очаровательной принцессе христианского мира – Екатерине Арагонской, дочери Фердинанда и Изабеллы.

– Это те самые ребята, которые отправили Христофора Колумба на поиски Нового Света?

Генрих засмеялся:

– В самом деле, те самые. Но это случилось после того, как мой отец отказался финансировать экспедицию Христофора. Брат этого путешественника, Бартоломео Колумб, специально приезжал в Англию, чтобы получить средства. Нельзя сказать, чтобы он требовал слишком много, но мой отец недооценил значимость предприятия и денег не дал. Он заявил, что это путешествие вряд ли окажется прибыльным.

Дини, совершенно забыв о том, что она находится в компании короля, присвистнула сквозь зубы:

– Клянусь Богом, он, должно быть, потом сильно пожалел о своей скупости!

– Совсем не так сильно, как думаете вы и как жалел об этом я. Финансировать такого рода предприятие – весьма рискованное вложение денег. – Голос короля звучал ровно, но глаза его заблестели.

– Что ж, должно быть так, – согласилась Дини. – Но что же все-таки случилось с Артуром?

– Когда ему было четырнадцать лет и он едва успел обвенчаться со своей прекрасной избранницей, его настигла смерть.

– Ужасно! Бедная Екатерина. Король кашлянул.

– Видите ли, мистрис Дини. В юности Екатерина была очаровательнейшей из женщин. А я, обыкновенный подданный, неожиданно получил ранг принца Уэльского и превратился в наследника трона. Мой бедный отец в страшной спешке принялся скликать ко двору лучших наставников Европы. Дело в том, что моим образованием занимались мало. Нет, оно вполне соответствовало высокому церковному сану – младшие сыновья, как вы знаете, обычно предназначаются церкви. Но королю требуется большее. Только старательной и прилежной учебой можно достичь государственной мудрости.

– Другими словами, вам пришлось зубрить? Король некоторое время недоуменно смотрел на нее, потом утвердительно кивнул:

– Полагаю, этим словом вы именуете процесс обучения? Что ж, как вы говорите, мне пришлось «зубрить». – Генрих стряхнул щелчком невидимую пылинку с красного камзола. – Так вот, одной из моих наставниц оказалась Екатерина Арагонская, вдова моего брата. Когда умер мой отец, мне исполнилось восемнадцать, Екатерине – двадцать три. И я на ней женился.

– Секундочку. Так вы женились на вдове вашего брата?

– Да. К моему глубочайшему сожалению, Господь не благословил нас сыном – живым, я имею в виду. Мы были наказаны. За то, что противились Божьей воле. Религия запрещает мужчине жениться на вдове брата. Поэтому брак пришлось аннулировать.

– Вот жалость-то.

Король нахмурился:

– Это и в самом деле было грустно. Дини поняла, что пора сменить тему.

– Так каким же образом, ваше величество, вам удалось сделаться столь великим государем?

От этих простых слов король, казалось, стал еще выше ростом.

– Полагаю, что сам Господь наделил меня приличествующим моему сану величием.

Дини закусила губку, чтобы не рассмеяться: Генрих и в самом деле верил в собственную исключительность.

В углу раздался бой часов, до которых Генрих был великий охотник.

– Ваше величество? – обратилась Дини к королю когда поняла, что пробило шесть и Кит с минуты на минуту будет ждать ее в лабиринте.

Король довольно ухмыльнулся:

– Да? – Судя по голосу, девушка сгорала от страсти.

Поначалу она не знала, что придумать, но потом нашлась:

– Позвольте мне… Позвольте выйти… в туалет! Король поднялся во весь свой огромный рост.

– Разумеется, мистрис, вы можете идти – хоть сейчас…

На лице Генриха появилось выражение легкой брезгливости. Он не одобрял женщин, некстати вспоминавших о своих естественных надобностях.

Дини присела в торопливом поклоне и выскочила из музыкальной комнаты как пуля. Оказавшись в коридоре, она что было сил помчалась к себе.

Сын герцога Норфолка, граф Суррей, ждал, когда пройдет Гамильтон.

Для Суррея это был день унижений. Он вызвал герцога на поединок, прекрасно зная, что Гамильтон ранен. Затем он с большим искусством изобразил удивление и тревогу и даже пытался выказать унижавшую герцога жалость, когда Саффолк – этот надутый тупица – поведал ему, что Гамильтон не может действовать правой рукой.

Как он, Суррей, и ожидал, Гамильтон выразил желание биться с ним левой рукой. Дамы от удовольствия чуть в обморок не попадали, Суррей же заскрипел зубами от злости. Нет, в самом деле, кто он такой, этот Гамильтон, откуда взялся? Конечно, он имеет весьма благородную наружность, но его титул не наследственный, а дарованный королем.

Суррей выпрямился и украдкой вытер покрасневший нос. Весной он без конца чихал.

Ему было просто необходимо победить Гамильтона в присутствии двора, а главное – в присутствии дам. Странно, но прекрасные манеры и хорошее воспитание ничуть не помогли Суррею завоевать успех у прекрасного пола. Гамильтон же, не столь рафинированный и не слишком молодой, пользовался благосклонностью дам в полной мере…

Как такое могло случиться? Как он, Суррей, сражаясь против ослабевшего от болезни противника, владевшего только одной левой, позволил победить себя в двух схватках? Помнится, у него от стыда горели уши. Некоторые дамы открыто смеялись. Гамильтон, правда, не смеялся, а сразу же после схватки подал ему, Суррею, руку. Разумеется, он ее пожал. А что было делать? Зато как только Гамильтон и Саффолк отправились на ужин, он, Суррей, несколько раз обтер свою ладонь о штаны. Проклятый Гамильтон.

Суррей подпрыгнул. Кто-то шел прямо к тому месту, где он скрывался. Интересно, что будет, если он возьмет и просто перережет Гамильтону глотку? А вдруг все обойдется? Но нет, не обойдется. Рано. Слишком многие сегодня видели сокрушительное поражение, которое нанес ему Гамильтон. А значит, подозрения падут прежде всего на его голову.

– Кит! – раздался женский зов.

Так вот кто это! Мистрис Дини. Что и говорить, красивая дама. Интересно, как поведет себя Гамильтон, когда узнает, что ею обладал другой человек – немного поиграл, а затем отбросил, как негодную ветошь? То-то герцог взбесится! Да, мистрис Дини следует заняться.

Его отец тоже ее не переваривает. Конечно, ведь он надеется возвести на трон свою кузину Кэтрин Говард. Что ж, если подобное случится, их славный род займет более высокое положение при дворе. В конце концов они пережили Анну Болейн, тоже их кузину, значит, переживут и Кэтрин Говард.

– Кит!

Красотка находилась от него в нескольких ярдах. Ему хотелось схватить ее, намотать на руку волосы. И…

– Дини!

Из-за угла показался столь ненавистный юному Суррею Гамильтон. Ничего. В следующий раз. Граф зловеще улыбнулся и спрятался в кустах. Однако прежде чем удалиться окончательно, он послал по адресу мистрис Дини воздушный поцелуй.

Медленными шагами они углублялись в лабиринт. Если бы их кто-нибудь встретил, всегда можно сделать вид, что они просто гуляют, наслаждаясь последними минутами угасающего дня.

– Только спокойствие, – твердил Кит, чувствуя внутреннее напряжение девушки.

Из-за кустов появились леди Лонглей и ее конюх с красным лицом.

– Добрый вечер, леди, – приветствовал даму Кит. Дини тоже улыбнулась, но как-то неискренне.

Леди Лонглей тоже поклонилась в ответ и устремилась по направлению к замку. За ней поспешил краснолицый грум.

Оказавшись в зарослях, Дини протянула бутылочку из-под кока-колы Гамильтону. Теперь, когда Дини извлекла из нее и выбросила цветы, бутылочка выглядела весьма и весьма скромно. На дне по-прежнему перекатывались обугленные орешки.

– Нужное время приближается, – сказал Кит и указал жестом в сторону солнца. – Скажи, ты была на этом месте?

– Не помню…

– Ладно. Зато я помню, что стоял именно здесь и смотрел в-о-н туда. – Уверенным жестом Кит указал на запад. Затем повернулся к ней: – С тобой все нормально? Признаться, вид ты имеешь весьма бледный.

Он приподнял ее личико за подбородок и внимательно всмотрелся в него.

Его взгляд в очередной раз поразил Дини, проник ей в самое сердце. Девушка была вынуждена отвернуться, чтобы сосредоточиться и подумать. Под взглядом Кита размышлять она так и не научилась…

– Что-то не так, – наконец произнесла она.

Кит в этот момент поднял бутылочку над головой и пытался поймать с ее помощью солнечный луч. Свободной рукой он сжимал плечо Дини.

Неожиданно солнце вспыхнуло на поверхности стекла. Отразившись от нее, луч сверкнул голубым цветом.

– Дини, – начал было Кит, прижимая ее к себе.

Но девушка вдруг приподнялась на цыпочках и выхватила у него бутылку. Голубое свечение сразу же прекратилось.

– Что ты делаешь? – удивленно воскликнул Кит. Дини высвободилась из его объятий:

– Я же говорю, что все происходит не совсем так, как мне хотелось бы. Какая-то странная тяжесть сжимает мне грудь.

Кит попытался отнять у нее бутылочку, но Дини ловко увернулась и отбежала на почтительное расстояние.

– Черт возьми, Дини! – выругался он.

Мысли девушки метались, и она прикрыла лицо рукой, чтобы сосредоточиться и сформулировать удобоваримое объяснение собственному поведению.

Вдруг ее осенило: Анна! Ее сотрясала дрожь, казалось, Дини напрочь лишилась возможности рассуждать. Таково по крайней мере было внешнее впечатление. Кит рванулся вперед и схватил ее за плечи. В его глазах не осталось даже тени гнева.

– Дини, посмотри на меня, – попросил он. Полыхнув в последний раз, закатное солнце ушло за горизонт.

Кит проводил Дини к каменной скамейке и усадил ее. Потом присел сам. Дини сидела, опустив глаза, стараясь не соприкоснуться с ним ни рукой, ни ногой. Затем, глубоко вздохнув, произнесла:

– Что будет с королевой Анной?

– Прошу тебя, Дини, никогда больше со мной так не шути, – проговорил Кит с выражением безмерной усталости на лице. Он выглядел неважно и учащенно дышал.

«Зря я так с ним», – подумала девушка, но тем не менее с вызовом в голосе повторила вопрос:

– Что будет с королевой Анной?

– Хочешь, чтобы я прочел тебе лекцию по истории? – резко спросил Кит. – Скажи, ты помнишь старую школьную песенку?

– Какую песенку?

– О короле Генрихе и шести его женах. Меня научила ее петь сестра, поэтому я буду перечислять жен именно в том порядке, в каком они перечисляются в песенке. Да, кстати, какое у тебя образование?

– Очень плохое. Но не в этом дело – скажи, что будет с Анной?

Кит протянул руку и накрыл ею холодную ладонь Дини:

– Так вот, в песенке сказано: развелась, лишилась головы, умерла; развелась, лишилась головы, выжила.

Дини принялась считать на пальцах.

– А не мог бы ты повторить еще раз?

Кит послушно процитировал стишок вновь, и Дини показала ему четвертый палец.

– Кит, Анна – четвертая жена Генриха, – произнесла она шепотом.

– Ну и что?

– Значит, Генрих с ней разведется?

Кит утвердительно кивнул:

– Так оно и будет. Кромвель уже готовит необходимые документы.

– Значит, это ты оставляешь на милость Кромвелю?

Он снова утвердительно кивнул.

– Дини, объясни, что с тобой происходит?

– Погоди, – перебила она Кита. – Я вот что думаю: если мы уберемся отсюда, боюсь, что Анна не отделается разводом. Кромвель-то в ярости. Пока мы здесь, можно попытаться как-нибудь изменить историю, правда?

Кит промолчал, и Дини снова заговорила:

– Если мы уедем, ты думаешь, Кромвель оставит все как есть? Ничего подобного. Ему необходимо на ком-нибудь сорвать зло. И он непременно займется вплотную Анной. Она здесь самая беззащитная и одинокая. Будет следить за ней и ждать, когда она допустит хоть малейший промах, после чего обвинит в государственной измене или еще в каких-нибудь смертных грехах и потребует смертной казни. Запомни, если такое случится – это будет целиком наша вина.

Кит молча поднес ее руку к губам и поцеловал.

– Пожалуй ты права. Но сказать по правде, мы ей ничем не можем помочь.

– Мы не можем допустить, чтобы это произошло. – Дини в сердцах вырвала руку из ладони Кита, по-прежнему чувствуя на своей коже тепло его губ.

– Дини, мы не в состоянии изменить традиции, существующие при дворе Генриха VIII.

– Это почему?

– Ради Бога, Дини. Перестань изображать из себя упрямого янки. – Он наподдал ногой ни в чем не повинный камушек, а потом повернулся к ней. – Здесь тебе не Бостон восемнадцатого века. Нет здесь никакого демократического и гласного суда, и просветители отсутствуют. Запомни: мы в средневековье! Здесь на кострах сжигают людей за колдовство. И хотя тебе чрезвычайно хочется верить в равноправие женщин, здесь они занимают место где-то между скаковой лошадью и парой хороших сапог.

– Но…

– Осмотрись и прислушайся к тому, о чем здесь говорят, Дини, – неумолимо продолжал Кит. – Как, скажи на милость, мы можем спасти женщину, которая была обречена с того самого момента, когда Генрих ее увидел?

– А вот она спасла тебе жизнь.

Кит хотел было говорить дальше, но замолчал.

– Она тебе просто-напросто не нравится. И по одной-единственной причине – потому что говорит с немецким акцентом, – выпалила Дини с яростью.

– Дини, только без истерик.

– Немцев разбили, Кит. Разбили по самому большому счету. – От волнения девушка проглатывала гласные. – Но ведь Анна-то в любом случае никакого отношения к фашистам не имеет! Она просто молодая и очень несчастная женщина из Клева, правда, из весьма тщеславной семьи. И она собственными руками ухаживала за тобой, делала все, что в ее силах, чтобы ты выжил. И как, спрашивается, мы собираемся ее за это отблагодарить? Тем, что предоставим ей возможность сложить голову на плахе?

В полном молчании Кит поднял глаза к небу, спрашивая себя: не перенес ли он и в самом деле грехи потомков на добрую и некрасивую Анну Клевскую? Впрочем, вряд ли прямые потомки Анны принимали участие во второй мировой войне, ведь детей у нее не было. Анна не оставила после себя ни единого человека, который в далеком будущем смог бы воевать против Англии.

– Солнце зашло, – тихо произнес он. – Сегодня уже поздно.

– Нет, Кит, ты не прав. – На этот раз Дини уже не отодвигалась от Кита и не сердилась на него. Наоборот, просунула руку сквозь сгиб его локтя. – Как раз сегодня вечером можно кое-что сделать. Есть один человек, который обладает большей властью, чем Кромвель. Это Генрих. Вдруг, если королева станет ему хоть чуточку симпатичной, он не позволит Кромвелю осуществить его кровавые планы?

– Какая разница, какие планы вынашивает Кромвель! Я видел, как король соглашался с самыми мерзкими из его интриг только потому, что они соответствовали его собственным желаниям. Теперь, к примеру, Генрих хочет, чтобы Анна исчезла, но он никогда не признает, что если с женой случится самое страшное, то это его вина. У королей есть такое право – не брать на себя своей вины. Так что все напрасно, Дини.

– Ладно, – сказала Дини. – Но мы могли бы хоть в какой-то степени повлиять на то, чтобы Анна вместе с короной не потеряла и голову? Кто знает, может быть, без ее помощи ты бы умер?

– Ничего подобного, – прорычал Кит. Затем со вздохом он встал. – Мистрис Дини, вы желаете, чтобы мы сыграли роль посредников между королем и его супругой?

Дини с готовностью закивала головой и тоже поднялась.

– Господь свидетель, я предупреждал тебя о возможных последствиях. – Кит подкинул в воздух заветную бутылочку и тут же поймал ее левой рукой. Потом, взявшись за руки, они отправились назад во дворец, причем всю дорогу ни она, ни он не проронили ни слова.