"Бумажная звезда" - читать интересную книгу автора (Хейз Мэри-Роуз)

Глава 8

Вера упорно прибавляла в весе, ей ничего не оставалось делать, как есть.

Ее все больше и больше тянуло к еде, единственному удовольствию в теперешней жизни, а мама только радовалась, готовя все новые и новые вкусные блюда.

Шли недели, но Сент так и не ответил на ее письмо. На всякий случай Вера сообщила в нем номер своего телефона, но он не позвонил. Теперь девушка точно знала, что никогда больше не увидит его и даже не услышит звука голоса.

Он ее окончательно забыл, увез Джи Би в Коннектикут и спит с ней. Как может Сент помнить такое толстое, скучное существо, если рядом такая красавица, как Джи Би? Вере казалось, что она умрет от ревности.

Все планы и надежды рухнули, девушка не могла больше рисовать, особенно сейчас, когда лицом Старфайер стало лицо Джи Би.

Но однажды утром, спустя девять месяцев, когда Вера уже потеряла всякую надежду, произошло нечто неожиданное.

— Тебе пришло какое-то письмо, — сказала мама, с подозрением глядя на нее. — Авиапочтой из Америки.

Сердце Веры радостно забилось: значит, он все-таки не забыл ее.

Почерк незнакомый, и на конверте наклеена калифорнийская почтовая марка, но письмо могло быть только от Сента.

Она засунула его в карман, чтобы прочитать, когда останется одна. Мама начала было возражать по поводу такой таинственности, но Вера твердо стояла на своем.

После завтрака девушка сразу бросилась наверх и заперлась на ключ.

«Потреро-Хилл

Сан-Франциско

10 марта 1981 года

Дорогая Вера!

С запозданием благодарю за твое письмо. Прости, что ответил не сразу, а только через полгода, но на то были свои причины. В моей жизни произошли большие изменения.

Как ты поживаешь? Я чувствую себя виноватым за то, что моя мать так поступила с тобой. Зная ее, я догадываюсь, что она вычла из твоей зарплаты деньги за разбитые стаканы и бутылку шампанского. Если это так, напиши мне, и я постараюсь вернуть деньги, так как не в моих силах помочь тебе с работой, по крайней мере сейчас, хотя я не могу себе представить, что у меня когда-либо появится возможность нанимать кого-нибудь.

Как ты увидишь из моего адреса, я живу сейчас в Калифорнии. Мы с Джи Би разбежались в разные стороны. Она захотела начать новую жизнь и очень преуспела в этом. Сейчас работает моделью и имеет грандиозный успех. Мы больше не встречаемся, и я вижу ее только на фотографиях в газетах или журналах. Со всеми ее проблемами покончено, как оказалось, она не убивала своего отчима, а только сильно ударила, от чего тот потерял сознание, так что все ее волнения оказались напрасными. Ирония судьбы, не так ли?

В настоящее время я пишу роман, в основу которого легло наше путешествие, хотя бы чисто географически. Это будет рассказ о двух людях, путешествующих по стране объездными дорогами, и все у них идет плохо, они никак не могут выбраться на простор. В конце концов герои умирают в результате несчастного случая и попадают в ад. Роман будет называться «Отсюда выхода нет».

Проблема состоит в том, что я хочу сделать их злыми людьми, которые заслуживают только ада, но все-таки вызывающими симпатию, чтобы читатель им сострадал. Это очень трудно Ты натура творческая и должна меня понять Я снимаю квартиру в доме, расположенном на холме, откуда открывается фантастический вид, и пишу вечерами и по выходным Я решил стать пай-мальчиком и поступил в колледж, как того хотел мой отец. Я подумал, а почему бы нет? Может, все не так уж и плохо, может, это наконец сделает его счастливым и он станет ко мне лучше относиться? И ты знаешь, это действительно неплохо. Я изучаю киноискусство и очень в этом преуспел. Возможно, из меня когда-нибудь получится хороший кинодраматург или директор студии.

Арни находится на излечении в реабилитационном центре, расположенном в районе Раунд-Маунтинз Он идет на поправку, но пока к нему никого не пускают.

Если у тебя появится возможность, прилетай в Сан-Франциско. Было бы чудесно повидаться с тобой и вспомнить былые времена.

Помнишь трио Старфайер?»

«Мы с ней больше не встречаемся…»

Что бы это значило? Ведь он так влюбился в Джи Би. А может, нет?

Что произошло между ними, что заставило его сесть за работу над романом о дороге в ад? Почему он с ней больше не встречается?

Но как чудесно, что Джи Би не убивала своего отчима и может чувствовать себя совершенно свободной. Как приятно знать, что у нее все хорошо.

Вера снова и снова перечитывала лаконичное письмо Сента, но так и не поняла, что же случилось с ним за прошедшие полгода, хотя было ясно, что он намекает на что-то большее И эта фраза: «Если у тебя появится возможность, прилетай в Сан-Франциско. Было бы чудесно повидаться с тобой «

Лицо Веры вспыхнуло от радостного возбуждения. Неужели он действительно этого хочет, или заговорило чувство вины, или просто дань вежливости? Как Сент поведет себя, если она вдруг прилетит?

Как бы она хотела вернуться туда А что, если взять и написать «Да, Сент, я планирую побывать в Америке, хочу попытаться продать рисунки о Старфайер какому-нибудь издательству. Мне думается, Сан-Франциско подойдет, и, уж конечно, я с удовольствием повидаюсь с тобой».

Она представила, как Сент встречает ее в аэропорту и его лицо сияет.

— Вера! — кричит он. — Как я рад тебя видеть! Ты потрясающе выглядишь!

И сразу мечты испарились, а настроение испортилось.

Ничего потрясающего в ней нет, наоборот, она выглядит просто ужасно, разъелась до восемнадцатого размера — настоящая свинья.

Вера проверила, хорошо ли заперта дверь, и разделась.

Она посмотрела на себя в зеркало и пришла в ужас. Стоит Сенту взглянуть на нее, и он содрогнется от отвращения или, того хуже, рассмеется ей в лицо Какой смысл предаваться несбыточным мечтам? Теперь уже ничего не исправишь.

— Дерьмо собачье, — грубо выругался доктор Уилер.

Вера с удивлением посмотрела на него. Девушка никогда раньше не слышала, чтобы доктор так ругался, но сейчас ей это даже понравилось: она сразу почувствовала себя взрослой и равной ему.

— Ты можешь полететь туда, если захочешь, — продолжал он, — особенно сейчас, когда у тебя есть предлог. Я разработаю специальную диету и комплекс физических упражнений. Но первое, что нужно сделать, придя домой, выбросить все конфеты, которые ты прячешь в ящиках своего комода.

Глаза Веры расширились от удивления.

— Откуда вы знаете?

— Я знаю все твои секреты, от меня ничего не утаишь.

В этом он был совершенно прав, доктор знал ее слишком хорошо и слишком долго.

Вернувшись домой. Вера прошла в комнату, разделась и снова посмотрела на себя в зеркало, на этот раз глазами Сента. И тут же перед ее мысленным взором проплыла картина: Сент везет Джи Би в Коннектикут; они путешествуют по всей стране. Сент и Джи Би — высокая, красивая, с рыжими волосами и грацией львицы — теперь больше не видятся. Но ведь ему ничего не стоит захотеть, и они снова будут встречаться. Вера зажмурилась от пронзившей ее боли.

Девушка чувствовала себя одинокой и несчастной. Если бы только доктор Уилер знал, как она страдает и что для нее единственным утешением служит еда. Он даже не догадывается, что Вера испытывает постоянное чувство голода.

Она выдвинула ящик комода и под стопкой нижнего белья нащупала плитку шоколада. Съев ее, девушка почувствует себя гораздо лучше.

Вера сорвала фольгу и откусила большой кусок. С набитым ртом снова взглянула на себя в зеркало: щеки раздулись, рот измазан.

«Что это ты так волнуешься? — мысленно спросила она себя. — Кому ты нужна? Какая разница, как ты выглядишь?

Сент никогда тебя не полюбит. Но если он перестал встречаться с Джи Би, то, может, у меня все же есть шанс ему понравиться? А если еще и похудеть…»

Доев шоколад. Вера снова открыла ящик стола и вытащила из него все свои запасы: три плитки хрустящего шоколада, коробку засахаренных фруктов, шесть батончиков «Марс» и большую плитку «Кэдбери» с орехами и фруктами. Она сложила все это в бумажную сумку и спустилась вниз.

— Мам, я пройдусь немного! — прокричала она.

— Только не опаздывай к чаю. Я испекла пирог с патокой.

Вера вздохнула: ей очень нравился этот пирог.

Она медленно шла по улице, высматривая кого-нибудь из детей. Первыми ей встретились мальчики лет десяти, судя по цвету кожи — индусы или пакистанцы. Школьные фуражки аккуратно сидели на их черноволосых головках.

— Ребята, хотите сладостей? — спросила Вера.

Они посмотрели на нее огромными темными глазами испуганных оленей и бросились бежать.

«Это знамение свыше, — подумала Вера. — Значит, ты должна съесть все это сама».

Затем ей в голову пришла более разумная мысль: «Наверняка их тысячи раз предупреждали не брать ничего у незнакомых людей. Ты должна найти кого-нибудь, кто тебя хорошо знает».

И тут же ей попался навстречу Лоуренс Рид, живущий по соседству. Лоуренс в свои двенадцать лет уже имел собственный компьютер, учился играть на пианино, громко ревел при малейших царапинах или ушибах и носил очки с толстыми, как донышко бутылки, стеклами. Никто в квартале не любил Лоуренса. Вера тоже, но была не прочь сбагрить ему свои лакомства.

— В них что-то плохое? — спросил мальчишка с подозрением.

— Ничего плохого, — ответила Вера.

— Тогда зачем же ты мне их отдаешь?

— Они мне больше не нужны. Я собираюсь сесть на диету.

Лоуренс с головы до ног осмотрел Веру.

— И правильно делаешь. Ты слишком толста. Мама говорит, что избыточный вес служит причиной повышенного давления.

— Спасибо, Лоуренс, за совет.

Вера посмотрела ему вслед. Он чинно шел по улице, держа в одной руке нотную папку, в другой — ее сумку со сладостями.

— Хоть бы ты ими подавился, маленький хам, — прошептала она.

Вера всерьез взялась за себя.

Прошло несколько ужасных месяцев, наполненных бесконечными ссорами с матерью, которая чувствовала себя обиженной и оскорбленной. Вес уменьшался удивительно медленно, унция за унцией. Вера старалась думать о Сенте.

«Я это делаю ради него, — уговаривала она себя. — Господи, пожалуйста, помоги мне».

Первые три месяца были наихудшими. Мама с папой печально наблюдали, как она по утрам, надев на себя шорты и спортивные тапочки, отправляется бегать, и вздыхали так тяжело, словно во всем этом мероприятии было что-то неприличное и даже опасное. Она возвращалась с пробежки в ужасном состоянии и без сил падала в кресло. Мама обмахивала ее лицо мокрым полотенцем и тут же предлагала чего-нибудь вкусненького: кусочек пирожка, пирожное или стакан крепкого сладкого чая.

— Нет, — решительно отказывалась Вера. — Оставь меня в покое. Мам, пожалуйста, не приставай ко мне.

— Найди себе работу, — снова предложил доктор Уилер. — Ты должна реже бывать дома.

— Какую же работу я могу найти?

— Любую. Ты хоть чуть-чуть разбираешься в искусстве?

— Я немного рисую.

— Вот и займись чем-нибудь, связанным с рисованием.

Вера удивилась, что ей самой не пришла такая мысль.

Она нашла работу продавщицы и приемщицы в местной картинной галерее, специализировавшейся на покупке и продаже скромных акварелей с видами сельских домиков, увитых шток-розами, с котятами, играющими клубками пряжи, или Иисусом Христом, бредущим среди пасущихся овечек.

Во время частых отъездов хозяина галереи, пожилого человека по имени Кристофер, у которого, по его словам, была слабая грудь. Вере удавалось иногда продавать картины.

Вера все время бегала. Бегала на работу, бегала в перерыве на ленч и домой тоже возвращалась бегом. Она регулярно принимала витамины и, к ужасу мамы, ела только фрукты, овощи и обезжиренное мясо.

Спустя полгода девушка окрепла и уже без труда пробегала целую милю. Скоро Вера заметила, что у нее появилась талия.

Когда ее размер уменьшился до двенадцатого, доктор Уилер дал ей синий резиновый корсет с белыми полосками по бокам. В нем она сразу почувствовала себя стройной и изящной.

Прошло девять месяцев.

— Тебя не узнать, — говорила мама. — Ты так изменилась, Вера. Я перестала понимать тебя. Зачем тебе надо худеть? — Она всхлипнула. — Бегаешь, бегаешь… У меня такое впечатление, что ты собираешься убежать от нас. Я права?

Ты больше не хочешь жить с папой и со мной. Конечно, мы постарели, и тебе стало скучно.

Однако Вера больше не испытывала чувства вины.

— Ма, я люблю тебя и папу, но мне пора начинать самостоятельную жизнь.

К весне 1982 года Вера значительно похудела и держалась в этом весе уже полгода. Она выбросила большую часть своей старой одежды и перешила ту, которую можно было переделать, однако основную часть гардероба пришлось обновить.

Сент время от времени писал ей. Работа над книгой успешно продвигалась, учеба доставляла ему удовольствие, Арни поправлялся, и Сент наконец смог его навестить. Джи Би много работала.

Вера с гордостью смотрела на свое отражение в зеркале.

Она выглядела совсем неплохо.

Откровенно говоря, она стала выглядеть настолько хорошо, что перестала чувствовать себя ущербной по сравнению с Джи Би. Веру больше не волновало, что у Старфайер лицо Джи Би.

Теперь она с легким сердцем снова могла начать рисовать.

После нескольких месяцев напряженной работы девушка отобрала шесть самых лучших рисунков, сняла с них ксерокопию и авиапочтой направила Сенту.

«… Мне кажется, что тебе будет интересно узнать о дальнейших приключениях Старфайер. Если ты по-прежнему хочешь оказать мне услугу и если, конечно, у тебя есть время, предложи их в одну из газет Сан-Франциско».

Конечно, все это пустое. Ничего путного не выйдет. Кто их возьмет?

— Но человек должен мечтать, — говорил доктор Уилер. — Если хочешь поехать в Калифорнию, чтобы стать профессиональным карикатуристом, и готова все для этого сделать, то твоя мечта осуществится.

И вдруг произошло нечто из ряда вон выходящее: он взял ее двумя пальцами за подбородок и заглянул в глаза.

— По крайней мере та привлекательная девушка, которая сидела в тебе, наконец освободилась, не так ли?

Доктор наклонился и поцеловал Веру в лоб.

Раньше он этого никогда не делал. Вера не знала, как расценить этот поступок, не знала, понравился ей его поцелуй или нет. Она просто была не готова к этому. Не считай она доктора старым, могла бы подумать, что тот с ней флиртует. Возможно, это и нельзя расценивать как флирт, судя по серьезному выражению лица доктора и по тому любопытству, с которым он смотрит на нее, но более подходящего слова Вера в тот момент подобрать не смогла. Ей осталось только надеяться, что такое больше не повторится.

Поцелуй смутил ее, и она чувствовала какую-то неловкость, как будто между ними произошло что-то неприятное, нарушилось какое-то равновесие, чего ей совсем не хотелось.

Пусть все останется как прежде, чтобы доктор Уилер так и оставался прежним доктором Уилером.

Он заметил ее смущение и растерянность.

— Почему я сделал это? — спросил доктор, глядя на нее в раздумье, и, не дожидаясь ответа, сам же разъяснил:

— Потому что я дурак. — Он непринужденно рассмеялся и, к ее большому облегчению, снова стал прежним.

Вера сознательно пошла на риск, перезаключив свой договор с Кристофером, и начала работать только за комиссионные от продажи картин. Кристофер был в восторге, его грудь по-прежнему болела, и врач рекомендовал ему пожить какое-то время в сухом климате.

Он улетел в длительное путешествие в Марокко, а Верд немедленно приступила к работе, переоборудовав витрину, освещение, вычистив все помещение внутри, и стала брать картины на комиссию, что было вовсе не обязательно, поскольку большинство из них имело простенький сюжет: закаты, домики, утопающие в зелени, играющие котята.

В первую неделю девушка почти ничего не продала — лишь несколько поздравительных открыток да рамок, зато на следующей ей удалось продать две акварели и небольшую, написанную маслом картину с видом плывущей шхуны.

Вскоре вернулся Кристофер. Его кашель почти прошел, но он подхватил какое-то кишечное заболевание, которое сам называл агадирским подарком. Вера снова оказалась предоставленной самой себе, и к концу третьей недели дела пошли еще лучше, а галерею стали посещать не только старые девы и приходские священники, но и другие клиенты.

Дело продвигалось очень медленно, зато верно, а вместе с тем улучшилось и настроение самой Веры. В мае она получила от Сента очередное письмо и была безумно счастлива.

«…Может, из этого еще ничего и не выйдет, так что подожди радоваться, но у одного из моих преподавателей есть друг, знакомый с редактором „Экспресс фичерз“. Это синдикат, принадлежащий „Сан-Франциско экспресс“. Я послал ему твои рисунки Старфайер, которые произвели на него хорошее впечатление. Он позвонил мне и попросил прислать им все, что у тебя имеется. В будние дни они будут печатать их как комиксы в обычном черно-белом варианте, а по воскресным дням — в цвете. Редактор сказал, что нужно представить их в нормальном размере. Думаю, ты лучше меня знаешь, что требуется. Отправь их прямо ему на Маркет-стрит, его зовут Фил Солвей.

В ближайшее время я уезжаю на озеро Тахо. Арни разрешили покинуть реабилитационный центр при условии, что он каждую неделю станет сдавать анализы крови и те будут нормальными. Его отец арендовал на озере небольшой домик, и Арни хочет, чтобы я поселился вместе с ним. Поеду туда по окончании семестра. Мне кажется, что там будет хорошо работаться.

Р.S. Ты отдаешь себе отчет, что Старфайер вылитая Джи Би? Или ты нарисовала ее такой преднамеренно? Я послал Джи Би копии твоих рисунков. Надеюсь, не возражаешь?»

Поначалу Вера почувствовала недовольство, но, немного поразмыслив, решила, что возражать бессмысленно. В конце концов Джи Би входит в трио Старфайер и, пожалуй, самая главная из них. Конечно же, она должна увидеть ее творение.

А тем временем Старфайер с каждым днем становилась все более реальной и уверенной.

— Все это, конечно, хорошо, — сказал Кристофер, с сомнением глядя на Старфайер, — и рисунки и все такое прочее, но не кажется ли тебе, что она какая-то распутная?

— Распутная?

— Видишь ли… как бы тебе сказать… уж слишком много голого тела… И потом эти ремни, пряжки… Все это наводит на мысль… Я хочу сказать, что люди предпочитают собачек, кошек, детишек…

— Возможно, — согласилась Вера, — но ничего не могу с собой поделать. Она такая, какая есть.

Вера писала Сенту в город Тахо:

«При первой же возможности я направлю всю подборку своих рисунков мистеру Солвею. Может, что и получится. — Ей казалось, что она выбрала правильный, небрежный, тон письма. — Сама я смогу приехать в Сан-Франциско не раньше августа. Забавно будет снова повидаться».

А про себя тем временем думала:

«Господи, неужели это случится? Но, кажется, все к тому идет».

И все было бы хорошо, если бы однажды майским вечером не случилось нечто непредвиденное, когда все планы на поездку в Калифорнию рухнули.

Отец Веры поскользнулся в ванной на кусочке мыла, упал и сломал себе шею. Он умер мгновенно, судьба сыграла с ним злую шутку. Всю жизнь отец заботился о здоровье, притворяясь при этом тяжело больным и надеясь прожить до глубокой старости.

— Ты не можешь сейчас уехать, — рыдая, заклинала мама. — Ты не имеешь права оставлять меня одну. Ты все, что у меня осталось.

И мама была права. Вера решила никуда не уезжать.

Когда девушка узнала о смерти отца, то немедленно решила, что во всем виновата только она одна: уж слишком гладко все у нее складывалось.

— Не то чтобы я совсем его не любила, — жаловалась девушка доктору Уилеру, — но просто не могла себе представить, что он когда-нибудь умрет. Мне казалось, что отец будет жить вечно со своими пузырьками, лекарствами и пилюлями.

— Не смей винить себя и не пытайся наказывать себя, отказавшись от поездки.

— Но я действительно не могу сейчас оставить маму одну. Это было бы несправедливо.

Вера написала Сенту:

«Может, когда-нибудь я и приеду, но только не сейчас.

Не могу оставить маму одну. Не представляю, как она будет жить».

— Думаю, что прекрасно, — со вздохом заметил доктор Уилер и, подумав, спросил:

— Нет ли у нее каких-нибудь родственников? Возможно, она поживет у них?

Родственники у мамы были. Ее сестра Синтия, которая была замужем за фабрикантом, производителем сельскохозяйственных машин, приехала на похороны из Йоркшира.

Она оказалась высокой, веселой, никогда не унывающей и не могла понять, как это люди могут постоянно болеть. Синтия не одобряла поведения Вериного отца и всегда открыто говорила об этом. По этой причине сестры не встречались годами, лишь обмениваясь поздравительными открытками на Рождество и дни рождения.

— Конечно, мы возьмем Луизу к себе, если она захочет поехать. Одна она просто пропадет. Как ты знаешь, твой отец не оставил ей ни пенни.

Луиза. От удивления Вера широко раскрыла глаза: она совсем забыла, как зовут ее мать. И вдруг, ко всеобщему удивлению, оказалось, что у той денег гораздо больше, нежели пресловутый пенни.

Когда-то в шестидесятых годах отец за наличные купил маленький домик, цена которого с тех пор значительно возросла. Его расходы за прошедшие годы были весьма незначительными: национальная система здравоохранения взяла на себя оплату его лечения, поэтому, не тратя ничего, он приумножал свое состояние.

Узнав об этом, Синтия еще решительнее стала уговаривать сестру:

— Переезжай к нам, Лу. У нас в доме достаточно места.

Та упрямилась, надувала губы, как обиженный ребенок.

— Нет, Синтия, даже не уговаривай. Я просто не могу к вам переехать. Что станет с Верой? Ей нужен дом, девочка нуждается во мне. Как она будет жить без своей мамочки?

А доктор Уилер поучал Веру:

— Не позволяй ей делать этого, не разрешай командовать собой. Если позволишь матери сесть себе на шею, то так и будет длиться вечно.

— Но она уже старенькая. Я ей действительно нужна.

Но доктор Уилер оставался непреклонным.

— Никакая она не старенькая, всего сорок восемь лет.

Она еще отлично может начать все сначала, а ты только будешь ей мешать.

— Вы действительно так считаете? — заколебалась Вера.

— Да, действительно.

— Вера уже взрослая женщина, — тем временем уговаривала маму Синтия. — Ей пора начать новую жизнь, найти себе хорошую работу и научиться самой о себе заботиться.

— Как ты можешь быть такой бесчувственной?

— Вере хочется поехать в Америку, не держи ее, — настаивала Синтия.

— Ох уж эта мне Америка, — с горечью заметила мама.