"Побег (Фонтан желаний)" - читать интересную книгу автора (Деверо Джуд)

Глава 10

Риган лежала на узкой койке, откинувшись на подушки, и дрожала от слабости, а Тревис прикладывал к ее лбу влажную салфетку. Благодарно посмотрев на него, она через силу улыбнулась.

— Морская болезнь мне так некстати, — прошептала она.

Тревис ничего не ответил, а поднял ночной горшок, куда Риган освободила желудок, и пошел на палубу вычистить его.

От слабости Риган лежала безмолвно и не могла шевельнуться. В глубине души она чувствовала, что неожиданно настигшая ее болезнь каким-то образом связана с душевным состоянием. Разумеется, она не могла признаться в этом Тревису, но ее страшила мысль об Америке. Она останется одинокой в чужой стране, жители которой временами говорили на совершенно непонятном ей языке.

После шторма прошел почти месяц, и все это время она практически ничем не занималась, а только помогала Саре шить для себя новую одежду. Больше она не кокетничала с Дэвидом Уэйнрайтом, чтобы возбудить ревность Тревиса. Напротив, она проводила с Тревисом все время, ела, спала и беседовала только с ним. Он оказался замечательным рассказчиком и развлекал ее долгими повествованиями о своих друзьях в Виргинии. Она узнала про Клея и Николь Армстронг; он рассказал ей невероятную историю о том, как раньше Клей, будучи женат на французской аристократке, одновременно обручился с другой женщиной. Слушая его, Риган смеялась до слез, особенно услышав про то, как умеют гримасничать племянник и племянница Клея.

Он рассказал ей о своем младшем брате Уэсли, и только спустя несколько дней Риган сообразила, что он уже юноша, а вовсе не ребенок. Она мысленно молилась за каждого, кому приходилось жить под властью Тревиса. Еще она услышала про семейство Бэксов и других людей, живших выше или ниже по реке.

Риган слушала с интересом, в своем воображении приукрашивая его рассказы. Представляя себе этих людей, она видела маленькие, грубо сколоченные домики; женщин в простых коленкоровых платьях и курящих трубки, сделанные из кукурузных початков; мужчин, простых фермеров, трудолюбиво работавших в полях. Радостно улыбаясь, она рассчитывала все же, что эти люди не будут воспринимать ее как некую королеву только из-за ее красивых дорогих нарядов.

За рассказами Тревиса и собственными фантазиями, которые их расцвечивали, долгое плавание пролетело быстро, и только на этой неделе она стала волноваться. Она не знала, тошнит ли ее от волнения, или же есть другая причина. Риган только понимала, что внезапно ослабела, почувствовала себя отвратительно, и теперь, лежа на койке, лениво смотрела в потолок и мучилась болями в животе.

С самого начала болезни Тревис умело ухаживал за ней: он молча помогал ей, поддерживал голову, когда на нее накатывала дурнота, умывал ее и требовал, чтобы она отдыхала. Он даже перестал работать вместе с командой и почти не оставлял ее одну.

А Риган считала, что его внимательность, — своего рода прощание с ней. Красивая одежда и нежность в последнюю минуту стали как бы вознаграждением за ее близость во время плавания в Америку. Теперь он от нее избавится, вернется к семье и друзьям и уже никогда ее не увидит. Больше его не будет интересовать, кокетничает ли она с другими мужчинами, и есть ли от нее какая-нибудь польза.

По ее лицу потекли слезы. Но почему же он не оставил ее в Англии, где, по крайней мере, ей все было привычно? Зачем он вынудил ее отправиться в эту далекую страну, где решил избавиться от нее как от ненужного хлама?

Она вознамерилась высказать ему все, что думает о нем, но когда Тревис вернулся в каюту, ее опять стало тошнить, и раздражение исчезло.

— Только что мы видели землю, — сообщил Тревис и обнял ее. Она опустила голову на его теплую, внушающую спокойствие грудь. — Завтра в это время мы уже должны прибыть в гавань Виргинии.

— Прекрасно, — прошептала она. — Может быть, когда мы сойдем на сушу, морская болезнь меня отпустит.

Эти слова развеселили Тревиса; он обнял Риган и погладил по голове.

— Думаю, твоя морская болезнь очень скоро пройдет.

Следующие несколько часов на корабле кипела работа. Сара уложила в сундук последнее из новых платьев Риган, а Тревис расплатился с ней и с женщиной, которая помогала ей шить. Прощаясь. Сара и Риган плакали. Сара должна была остаться на корабле и дальше плыть на север, в Нью-Йорк, где жила ее семья. Многие женщины, которым Риган помогала во время их болезни, сложились и подарили ей детское одеяло, расшитое розами.

— Мы так решили, что вам оно скоро понадобится, — сказала одна из них, лукаво посмотрев на Риган и бросив взгляд на Тревиса.

— Я так благодарна вам, — сказала Риган, которая обрадовалась гораздо сильнее, чем им могло показаться. Ведь не могла же она признаться этим женщинам в том, что они стали ее первыми друзьями.

Ночью она лежала без сна в объятиях Тревиса и разглядывала его лицо, освещенное светом луны. Она жалела, что он стал так много для нее значить, ей хотелось ненавидеть его, как раньше, даже считать его негодяем; но сейчас она ощущала только глубокое одиночество от того, что так много теряет: и этого крупного властного человека, от которого она стала зависеть, и женщин, которые видели в ней подругу и вовсе не считали ее бесполезной.

Наутро она хранила гробовое молчание. С трудом выдавливая из себя улыбку, она стояла на палубе и махала рукой своим новым подругам, которые радовались тому, что наконец покидают корабль и испытывали возбуждение от того, что одни вернулись домой, а другие прибыли в новую для себя с грану.

Тревис ушел, чтобы нанять грузчиков. Когда Риган проснулась, было довольно поздно. Корабль уже стоял в порту, и некоторые из пассажиров успели сойти на берег. Поцеловав ее на бегу, Тревис объявил, что будет занят до середины дня. По его словам, штормовой ветер дул в сторону Америки, и они пришли в порт на несколько дней раньше, поэтому никто их не встречает.

«Нас!» — с отвращением подумала Риган, наблюдая за тем, как Тревис показывал матросам, куда ставить ящики.

— Миссис Стэнфорд!

Повернувшись на робкий голос, она увидела за спиной Дэвида Уэйнрайта. Он похудел еще больше, и обращаясь к ней, отвел глаза в сторону.

— Хочу пожелать всего хорошего вам и вашему мужу, — тихо произнес он.

— Благодарю вас, — ответила она.

На лице его было написано то же чувство неуверенности, которое терзало Риган. Ей захотелось лишь, чтобы по ее лицу ничего не было заметно Она только льстила себя надеждой, что у нес не такой же несчастный, как у него, вид — Надеюсь, нам обоим Америка понравится больше, чем мы предполагали, — добавила она.

Но Дэвид не захотел понять ее намек на беседы, которые они вели между собой во время плавания; он был слишком смущен.

— Скажите вашему мужу… — Он не смог договорить, резко схватил ее руку, прижался к ней губами, на секунду посмотрел ей в глаза, с трудом прошептал: «До свидания», и заспешил по сходням на берег.

Согретая чувствами Дэвида, она облокотилась на поручни и внезапно увидела, что Тревис мрачно смотрит на нее. Она весело помахала ему рукой и впервые подумала о том, что, может быть, сумеет в одиночку прожить в этой новой для нее стране. В конце концов, за время путешествия она подружилась со многими людьми. А что, если…

Тревис лишил ее возможности помечтать: спустя несколько минут он уже давал ей указания, что нужно побыстрее обедать, надеть одежду попрочнее и уложить оставшиеся платья в сундук. Иными словами, он продолжал управлять ее жизнью.

Она решила, что он никак не дождется, когда же избавится от нее, поэтому выполняла его распоряжения так медленно, что он пришел в ярость.

— Или ты закончишь через две минуты, или я тебя унесу с корабля, — предупредил он. — Фургон уже ждет, и нам нужно добраться до места еще до заката.

Любопытство пересилило гнев Риган.

— А куда мы едем? Ты… Ты нашел мне работу? Замерев с сундуком на спине, Тревис улыбнулся.

— Я нашел тебе работу что надо! Дело, которое лучше всего тебе удается. Ну ладно, теперь идем.

Собравшись с силами, Риган не стала сердиться на его слова, а пошла вслед за ним по сходням, высоко подняв голову.

Он бросил сундук в ветхую омерзительную повозку.

— Прости! — Он расхохотался, видя ее отвращение. — Я же говорил тебе, что мы пришли слишком рано, поэтому смог добыть только такой фургон. Сейчас мы поедем к одному моему другу, а завтра я позаимствую шлюп.

Риган ничего не поняла из его слов. Она знала, что шлюп — это корабль, но не могла уразуметь, зачем он нужен Тревису. Подхватив ее за талию, он посадил ее на полусгнившее сидение так же бесцеремонно, как погрузил сундук, а потом и сам уселся рядом с ней и, прикрикнув, погнал вперед двух унылых лошадей.

Пейзаж, проплывавший мимо них, казался диким и опасным, да и дорога была ужасна — немногим лучше укатанной тропинки. Сжимая зубы на ухабах, она чувствовала, что Тревис не пропустил ни одной выбоины.

Посмеиваясь, он посмотрел на нее.

— Теперь ты понимаешь, почему мы обычно путешествуем по коде? Завтра мы поплывем на чистеньком шлюпе, и нам уже не придется трястись по рытвинам.

Она так и не знала, где окажется завтра, поскольку Тревис, видимо, утаивал от нее, где ей придется работать. Риган не хотела расспрашивать его, зная, что ее вопросы будут встречены яростным взглядом.

Солнце уже клонилось к закату, когда они остановились у первого же увиденного на дороге дома — аккуратного, ухоженного, выкрашенного в белый цвет и обшитого дранкой. Дорожку к крыльцу украшали первые весенние цветы, теплый ветерок мягко теребил разноцветные лепестки. Дом этот был без особых затей, но все равно гораздо лучше, чем Риган ожидала увидеть в Америке.

На стук Тревиса дверь открыла полная седая женщина в надетом поверх муслинового платья переднике.

— Тревис! — воскликнула она. — Мы уж думали, не приключилось ли чего. Посланный тобой человек сказал, что ты приедешь к нам гораздо раньше.

— Здравствуй, Марта, — ответил он и поцеловал ее в щеку. — Дорога оказалась длиннее, чем я думал. А судья дома?

Марта засмеялась:

— Ты все такой же нетерпеливый. А это, как я понимаю, и есть та юная леди? Тревис по-хозяйски обнял Риган.

— Это Риган, а это — Марта. Оскорбленная простецкими манерами Тревиса, Риган протянула руку:

— Рада познакомиться с вами, миссис…?

— Просто Марта, — улыбнулась ее новая знакомая. — Вы теперь в Америке. Идите в комнату, судья ждет вас.

Увлекаемая Тревисом, Риган оказалась в красивой комнате с ухоженной старой мебелью, обитой мягкой зеленой тканью; занавески на окнах были того же цвета. Не успела она произнести ни слова, как ее представили судье — высокому и почти лысому мужчине, которого вместо имени все называли судьей.

Едва Риган поздоровалась с новыми знакомыми, пожав им руки, как услышала: «Возлюбленные братья и сестры, сегодня мы собрались во имя нашего Господа Бога…»

Удивившись, Риган решила, что слух ее подводит. Она оглядела стоявших вокруг. Марта ангельски улыбалась мужу, державшему в руке открытую книгу — он совершал брачную церемонию. Тревис держал Риган за руку и был очень серьезен.

Только через несколько минут Риган поняла, что происходит. Даже не спросив ее согласия, Риган выдавали замуж за Тревиса Стэнфорда! Она стояла перед этими чужими ей людьми, не сменив дорожное платье из тяжелого темно-зеленого полотна, с покрытым пылью лицом, усталая, измученная думами о своем будущем, — и участвовала в свадебной церемонии! Покосившись на торжественное лицо Тревиса, она решила, что на этот раз он зашел слишком далеко. Прежде чем выйти замуж, она должна выслушать предложение вступить в брак и непременно надеть в этот день свое самое красивое платье.

Она видела, что все стоявшие вокруг не спускают с нее глаз.

Улыбаясь, судья сказал:

— Риган, согласна ли ты взять этого мужчину в мужья?

Повернувшись к Тревису, она улыбнулась своей самой приятной улыбкой и прошептала:

— Нет!

Присутствовавшие не сразу поняли, что происходит. Марта громко захихикала: она была хорошо знакома с привычкой Тревиса подавлять ближних. Судья быстро опустил глаза в книгу. С пылающим от ярости лицом Тревис схватил Риган за руку выше локтя, буквально вытащил ее в просторный холл и закрыл за собой дверь.

— Что означает, черт побери, эта твоя выходка? — прорычал он, склонившись к ее лицу.

Невольно отступив назад, Риган старалась не поддаваться. Ведь право на ее стороне:

— Ты ни разу даже не спросил, хочу ли я выйти за тебя замуж. Ты не спросил и о том, хочу ли я уехать в Америку. Мне надоело, что ты все решаешь за меня.

— Решаю! — отозвался он. — Ни один из нас не принимает каких-либо решений. Все решила за нас судьба.

Видя ее изумленное лицо, он застонал:

— Стоило бы вбить в тебя немного здравого смысла, только боюсь за ребенка.

— Ребенка? — прошептала она. На секунду закрыв глаза, Тревис, казалось, молил Бога дать ему силы.

— Ты же не настолько витаешь в облаках, чтобы не знать — от того, чем мы занимались в постели, рождаются дети.

Она ничего не ответила, и он продолжил более спокойным тоном:

— Неужели ты действительно думала, что последние недели страдала от морской болезни? И он нежно погладил ее щеку.

— Любимая, ты носишь моего ребенка, а мой принцип — жениться на матери моих детей.

Риган оторопела, она не могла собраться с мыслями.

— А как же работа? — прошептала она. — И потом, я не могу выходить замуж в этом платье, и цветов у меня нет, и… и… Господи, Тревис! Ребенок!

Он крепко обнял ее.

— А я-то думал, ты поняла. Мне казалось, ты просто скрывала от меня. Я бы и сам этого не понял, только вот жену моего друга Клея как-то раз при мне стошнило. Тогда она мне и объяснила, что с многими женщинами это случается в первые несколько месяцев. А теперь, милая, — спросил он, взяв ее за подбородок, — ты выйдешь за меня замуж?

Заметив ее колебания, он добавил:

— В моем доме ты сможешь выполнять любую работу. — Он улыбнулся. — Ты заработаешь таким образом право удовлетворять любые свои желания. А что касается твоего платья, я предпочитаю, чтобы на тебе вообще ничего не было, поэтому меня устраивает любое. К тому же с нами здесь только Марта и судья. А цветы я могу нарвать в саду Марты.

— Нет, — прошептала она, сдерживая слезы. Он говорит так логично. Конечно же, у нее будет ребенок; конечно же, она выйдет за него замуж. Она мало что могла сделать по своей воле, понимая, что ей не удастся убежать от Тревиса, коль скоро у нее есть нечто, принадлежащее ему. Что же касается одежды, она не имеет значения. Если она может выйти замуж без любви, конечно, она обойдется и без красивого платья.

— Я готова, — мрачно объявила она.

— Я же не веду тебя на казнь, — усмехнулся он. — А ночью я искуплю свою вину за сегодняшние события.

Направляясь впереди него в гостиную, она думала о том, что Тревис никогда ее не поймет. Предполагается, что свадьба — это самый важный момент в жизни женщины, когда она чувствует, что все ее любят и желают ей безбрежного счастья. Всю оставшуюся жизнь она будет помнить эту тайную ужасную церемонию, в которой участвовали всего несколько незнакомых ей людей, а сама свадьба совершалась не ради нее, а ради того, что находилось в ее чреве. В нужный момент она механически сказала, что возьмет Тревиса в мужья и проигнорировала его ищущий взгляд. Когда настало время надеть ей на палец кольцо, Марта предложила свое, но Риган только пожала плечами и учтиво ответила, что кольцо — это неважно.

К концу церемонии никто не улыбался, и когда Тревис наклонился, чтобы поцеловать ее, Риган подставила ему щеку. Она едва пригубила предложенное судьей вино и промолчала, когда Тревис объявил, что им пора уезжать.

Через силу улыбаясь, Риган попрощалась с хозяевами и поблагодарила их, а Тревис помог ей опять подняться на сидение фургона. Напряжение этого дня, свадьба — если ее можно было так назвать — лишили ее сил, и когда она, ослабев, села, Тревис подтянул ее к себе.

— Не очень-то хорошая свадьба получилась, правда? — спросил он глухо. — О такой своим внукам не расскажешь.

— Нет, — просто ответила она и замолчала, чтобы не заплакать. Теперь ей хотелось одного — спать. Может быть, завтра она будет с радостью думать о своем ребенке и о том, что она — жена Тревиса.

Когда фургон остановился, Риган почти спала. Тревис, взяв ее на руки, поднялся на несколько ступенек, и она приоткрыла глаза.

— Мы дома? — пролепетала она — Нет еще — Его голос звучал серьезно, без обычных признаков веселья. — Мы в гостинице. Утром мы поедем домой.

Она только кивнула и прижалась к нему. По крайней мере, ее ждала брачная ночь. Если Тревис и не умел устраивать свадьбу, он, во всяком случае, имел представление о том, как подарить женщине такую ночь, о которой она может только мечтать.

Лежа на кровати, на которую ее опустил Тревис, Риган слышала, как он поднимает по лестнице сундуки. А может, стать женой Тревиса не так уж плохо — по крайней мере, ей больше не нужно бояться, что она останется одна.

Улыбаясь, она почувствовала на щеке его теплые губы.

— Я скоро вернусь, — прошептал он, и по ее спине пробежала дрожь. — А ты отдыхай, это тебе необходимо.

Когда дверь за ним закрылась, Риган вытянулась, положила руки под голову и невидящим взором уставилась в потолок. Сегодня — ее брачная ночь. В прошлом году одна из служанок с кухни ее дяди вышла замуж, и на следующий день после свадьбы ее безжалостно дразнили, но девушка так сияла, что шуточки нисколько ее не смущали. Теперь Риган поняла причину этого.

Внезапно она села. Пусть она уже потеряла невинность и ждет ребенка; но сегодня она ощущает себя именно девственницей. С обожанием посмотрев в сторону закрытой двери, она подумала, как ласков Тревис — он оставил ее одну, чтобы она могла подготовиться.

На старом комоде в углу комнатки Риган ждала горячая вода, и она догадалась, что Тревис, видимо, заранее послал кого-то, чтобы все подготовить к их приезду. Он даже оставил ключи от сундуков на комоде. Зная, что Тревис — нетерпеливый новобрачный и долго отсутствовать не будет, она поспешно открыла сундук и стала разбирать замечательные платья, которые сшила вместе с Сарой. В самом низу лежало платье из тонкого шелка с серебряным отливом. Оно было полупрозрачным, сквозь него просматривались очертания ладони Риган. Оно было откровенным и в то же время скрывало тайну. Она хранила этот замечательный шелк лунного цвета именно для такого случая.

Она быстро расстегнула свое льняное платье, забыв о том, что эта дорожная одежда стала ее свадебным туалетом. Во всяком случае, в брачную ночь она оденется элегантно. Раздевшись донага, она стала мыться, весело смеясь. Потом надела платье и вздрогнула от удовольствия, когда ее кожи коснулся шелк. Это ощущение было божественным, нежным, ласковым, ткань облегала ее формы, подчеркивая именно то, что нужно. Подойдя к зеркалу, она немного удивилась, увидев, как ее груди приподняли мягкую ткань, ее розовые соски едва угадывались под нежным шелком и в то же время притягивали к себе взгляд. «Да, так», — подумала она. Тревису понравится это платье.

Из сундука она достала подаренную Тревисом щетку для волос, отделанную серебром. Когда она вынула булавки, волосы хлынули по ее спине, разметавшись легкими завитками вокруг лица. Она обрадовалась, что не обрезала свои волосы коротко, как стали делать многие женщины после революции во Франции. Она несколько раз провела щеткой по волосам и бросилась в постель, решив, что и так потратила слишком много времени. Ее охватывало такое же нетерпение, как, очевидно, и Тревиса.

В постели Риган приняла позу, которая, как она надеялась, выглядела соблазнительной — слегка откинулась на подушки и вытянула одну руку, а вторую изогнула так, чтобы кончики пальцев легко касались плеча. Придав себе изысканный, как она считала, вид, Риган призывно посмотрела в сторону двери. Было уже очень поздно, в гостинице стояла тишина, но каждый раз, когда тихо поскрипывали половицы, она начинала улыбаться, пытаясь представить себе лицо Тревиса, когда он войдет. Чем больше она думала о нем, тем сильнее выгибала спину и выпячивала грудь. Она вспомнила слова Фаррела о том, как он боится брачной ночи, когда Риган, вероятно, будет жеманиться и плакать, подобно двухлетнему ребенку. Хотя Фаррелу этого никогда не узнать, сегодня ночью она докажет, как он ошибался. Она будет соблазнительницей, искусительницей — женщиной, знающей, что она хочет, и добивающейся своего. Тревис будет трепетать перед ней на коленях, а она — повелевать им.

Может быть, из-за неудобного положения Риган вдруг почувствовала боль в спине; потом заболели руки и онемело бедро. Слегка передвинувшись и опустив руку к колену, она стала возвращаться из мира мечтаний. Зная, что обладает фантастической способностью надолго ускользать от действительности, Риган спрашивала, сколько времени пролежала в этой позе.

Обведя взглядом комнату, она не увидела часов. Луна за окном тоже не светила, а стоявшая возле кровати свеча обгорела на несколько дюймов. «Где же Тревис?» — подумала она, отбросила одеяло и подошла к окну.

Наверняка он понимает, что ей не нужно столько времени, чтобы подготовиться к его приходу. Сверкнула молния, на секунду озарив пустой двор. Спустя несколько минут пошел слабый дождь, и Риган вздрогнула от холодного ветра, подувшего сквозь неплотно закрытое окно.

Вернувшись в теплую постель, она огляделась, лениво думая о том, что эта комната очень напоминает ту, в которой Тревис держал ее под замком в Англии. Тогда она была его рабыней, теперь же стала его женой. У нее, правда, нет кольца, и брачный договор судья подписал с Тревисом. Однако, с улыбкой подумала Риган, она носит ребенка Тревиса, и ради этого он вернется.

При мысли о том, что он может не вернуться, она нахмурилась. Почему ей в голову пришла такая нелепая мысль? Тревис — человек чести, он женился на ней.

— Человек чести, — прошептала она. — Разве люди чести похищают женщин и против их воли отвозят в Америку?

Он объяснял ей, почему заставил отправиться в дорогу вместе с ним, но, может быть, ему просто нужна была женщина, чтобы все долгое плавание по морю согревать его постель? А ведь она так и делала! Они едва не сожгли своей страстью кровать, и теперь она носит в себе плод этого огня.

Дождь пошел сильнее, он хлестал по темному окну, и Риган охватило отчаяние.

Она никогда не была нужна Тревису! Он сам говорил это множество раз. Даже во время плавания он пытался узнать, кто она, чтобы избавиться от нее. Он такой же, как Фаррел и дядя Джонатан, — она никому из них не была нужна.

Слезы покатились по ее щекам подобно каплям яростно хлеставшего за окном дождя. Зачем он на ней женился? Может, он каким-то образом узнал о ее наследстве? Он привез ее в Америку, сразу же женился на ней, а теперь, когда у него есть документальное свидетельство, больше не хочет иметь с ней ничего общего. Он покинул ее в чужой стране без денег, без помощи, и, как видно, с ребенком, которого предстоит воспитывать.

Она горько заплакала, колотя кулаками по подушке. Тело ее раздирали рыдания. Когда первый порыв ярости прошел, слезы полились медленнее, гнев сменился чувством беззащитности. Риган спросила себя, почему она не заслуживает любви.

Дождь перешел в сильный и долгий ливень. Спустя несколько часов звук дождя начал успокаивать ее горе, и Риган погрузилась в глубокий, сродни забытью, сон. Когда на лестнице раздались тяжелые шаги, она их не услышала. Разбудил ее только стук в дверь.