"Дьявольская сила" - читать интересную книгу автора (Файндер Джозеф)

13

Я сидел, не в силах опомниться, на заднем сиденье такси и ехал на работу по широким, запруженным машинами улицам около правительственного центра. Голова раскалывалась еще сильнее, все время я чувствовал, что меня вот-вот стошнит.

Должен признаться, что в то время меня начала охватывать глубокая и безотчетная паника. Мне казалось, что весь мир как бы перевернулся вверх ногами. Все утратило смысл. Вместе с тем я страшно боялся, что подошел к самому краю состояния, за которым теряется здравомыслие.

Теперь я слышал голоса, непроизносимые вслух слова. Я слышал, говоря без обиняков, мысли других людей так же отчетливо, как если бы они говорили вслух. И я был убежден, что теряю рассудок.

Даже теперь, когда прошло столько времени, я не могу точно припомнить, что я осознал тогда, в первые дни, и что мне стало известно гораздо позднее.

Слышал ли я в действительности чужие мысли или же мне казалось, что я их слышал? Могло ли быть такое? А если задаваться вопросом ближе к теме, то непонятно, что имели в виду Росси и его лаборантка, когда спрашивали друг у друга: «Сработало ли?»

Мне казалось, что этому есть единственное объяснение: они знали. Почему-то они – Росси и его лаборантка – не удивились тому, что имиджер сотворил со мной – так и должно было быть. Для меня не было сомнений в том, что именно их аппаратура каким-то образом подправила нормальную функцию моих мозгов.

А знал ли Траслоу, что произошло?

Тем не менее, минуту спустя, после трезвого размышления обо всем случившемся, я с опаской спросил себя: а не повело ли меня к помешательству.

Такси с трудом продиралось сквозь поток машин, а в мое сознание закрались новые сомнения, усиливающиеся с каждой секундой. А что, если эта «проверка на детекторе лжи» всего лишь предлог, способ вынудить меня подвергнуться этой непонятной процедуре?

Короче говоря, знали ли они, что со мной произойдет?

Новый вопрос: а Траслоу знал об этом?

Ну и наконец: сумел ли я обмануть Росси? Или же он считал, что я все же обрел этот странный и ужасный дар?

Росси, опасался я, знал. Обычно, когда кто-то что-то говорит и его слова застают нас в состоянии задумчивости – а у нас с Росси такие ситуации случались, – то мы реагируем на это с удивлением, а нередко и с удовольствием. Без сомнения, нам доставляет удовлетворение сделать таким образом приятное своему собеседнику.

Но вовсе не было похоже, чтобы Росси удивлялся. Скорее, он казался – как бы поточнее выразиться? – испуганным, встревоженным, подозрительным. Будто он специально ждал такого развития событий.

Припоминая там, в такси, эту сцену с Росси, я подумал: а сумел ли я в самом деле убедить его, что в моей реакции ничего необычного не было, что я, по всей видимости, случайно настроился на ход его мыслей и что это всего лишь совпадение и ничего больше.

Такси теперь следовало по району, где были расположены финансовые учреждения, я наклонился вперед и хотел подсказать шоферу, куда ехать дальше. Шофер, негр средних лет, с редкой бороденкой, сидел рассеянно и вел машину, будто задумавшись. Нас разделяла потертая плексигласовая перегородка, я стал было говорить ему в переговорное окошко и внезапно понял нечто удивительное: мыслей водителя не было слышно. Теперь было от чего вконец запутаться. Что, мой дар иссякает или же вообще исчез? А может, это от плексигласовой перегородки или расстояние великовато, а может, еще что-то? И снова вопрос: а не игра ли это моего воображения.

– Здесь нам направо, – подсказал я водителю, – а там слева будет большое серое здание.

Никакой реакции. Слышалось лишь радио, приглушенно раздавались голоса по широковещательному каналу да потрескивали статические разряды от мотора, а больше ничего.

А может, аппаратура сотворила с моими мозгами нечто такое, что прошло столь же внезапно, как и появилось?

Окончательно запутавшись в рассуждениях, я расплатился с водителем и вошел в вестибюль здания, где толпилась масса людей, возвращающихся на работу с ленча. Стоял невообразимый шум и гам от их разговоров. Вместе с толпой служащих, возвращавшихся на работу, меня внесли в лифт и утрамбовали там. Я нажал кнопку своего этажа и – должен признаться – принялся «слушать», или «читать», или как там еще назвать, мысли стоящих рядом, но из-за шума и гула попытки мои не удались. В висках у меня застучала кровь. Я ощутил себя как бы в замкнутом пространстве, снова подкатилась тошнота, на затылке выступила испарина. Но вот двери лифта сомкнулись, и толпа замолчала, как это нередко бывает при подъеме в лифтах.

Теперь я услышал быстро меняющиеся обрывки всяких слов, или, как мне показалось в тот момент, мазки слов и фраз, вроде как запись на магнитофонной ленте, если ее проигрывать назад (или перематывать, не выключая звук перед цифровой записью, – новейшая техника позволяет проделывать и такие трюки).

Толпа прижала ко мне одну женщину лет сорока, с пышными рыжими волосами, с невозмутимо спокойным взглядом. По-видимому, она работала секретаршей у какого-то адвоката, поскольку здание занимали по преимуществу юридические конторы. На вид она была довольно приятной, на губах у нее играла легкая улыбка. Но вот я различил голос ее мыслей – он определенно исходил от нее. Звук становился более отчетливым, накатываясь издали волнами, то усиливаясь, то затихая, как это бывает с голосами на перегруженной линии со спаренными телефонами.

«Терпи, невозможно терпеть, – слышался голос ее мыслей. – Сделать что-нибудь мне он не смеет… сделать мне он не смеет…»

Я изрядно удивился резкому контрасту между внешне приятным и сдержанным поведением этой женщины и ходом ее мыслей, граничащих с истерикой.

Затем я навострил уши по направлению к мужчине слева, похожему на адвоката, в костюме в тонкую полоску (их как раз любят носить адвокаты) и в очках в роговой оправе. На вид ему было лет пятьдесят с небольшим, на лице – смутное выражение скуки. И вот издали доносится голос его мыслей, и даже не голос, а крик: «На минутку опоздал, и они начали там без меня, подонки…»

Машинально я стал «настраиваться», как прислушиваются в разноголосице толпы к знакомым голосам, на голоса, выбирая тембр или четкость звука, это оказалось совсем не трудно в царившей в лифте тишине.

Зазвонил звоночек, и двери раздвинулись на этаже прямо перед приемной нашей компании «Патнэм энд Стирнс». Я стремглав промчался мимо своих коллег, едва замечая их, и очутился в своем офисе.

Первой меня встретила Дарлен. Как обычно, оделась она во все черное, но на сей раз на вороте платья вокруг ее высокой шеи красовались кружева, которые, как она, вероятно, сочла, должны делать ее более женственной. Выглядели же они так, будто откопала эту дрянь где-то на барахолке, устраиваемой Армией Спасения. Подойдя к ней поближе, я услышал, как она подумала: «С Беном стряслось что-то серьезное».

Дарлен начала что-то говорить, но я просто отмахнулся, влетел в свой кабинет, молча поздоровавшись с большими детскими куклами, сидящими вдоль стены, и плюхнулся на стул перед тумбочкой с телефонами.

– Переключи телефон на себя, – попросил я Дарлен по переговорному устройству, встал, плотно закрыл дверь и пересел в мягкое кресло, наконец-то почувствовав себя в желанном одиночестве и в полной безопасности. Долго я сидел так в глубокой тишине, уставясь в пустое пространство, потирая пульсирующие виски, убаюкивая руками голову и прислушиваясь к бешеному стуку сердца.

* * *

Отдохнув немного, я вышел к Дарлен и спросил, какие новости. Она с любопытством оглядела меня, явно интересуясь, все ли со мной в порядке. Протянув мне стопку розовых листков-телефаксов, она добавила:

– Звонил мистер Траслоу.

– Спасибо за известие.

– Вам теперь получше?

– Что ты хочешь сказать?

– У вас голова болела, а теперь как, прошло?

– А-а. Эта мерзкая мигрень. Головная боль, оказывается, отвратительная штука.

– Знаете ли, я всегда держу таблетки адвиля от головной боли. – Она полезла в ящичек тумбочки, где хранила всякие медикаменты. – Примите сразу парочку. Меня тоже мучают мигрени, каждый месяц случаются – хуже не бывает.

– Точно, хуже не бывает, – согласился я и взял несколько таблеток.

– Да, вот еще что, с вами хотел бы переговорить как можно скорее Аллен Хайд из «Текстроникса».

Мистера Хайда, придумавшего большие детские куклы, донимали конкуренты, но он должен был со дня на день получить от них отступные.

Я поблагодарил ее за предупреждение и внимательно углубился в подборку телефаксов. Дарлен повернулась к пишущей электрической машинке «ИБМ-Селектрик» – не удивляйтесь, в «Патнэм энд Стирнс» все еще в ходу пишущие машинки: в некоторых случаях юридические документы приходится печатать на машинке, а не на лазерном принтере – и снова принялась, как одержимая, стучать по ней.

Я, само собой разумеется, не мог удержаться от соблазна и, подойдя совсем близко к ней, наклонился, будто интересуясь, что она там так неистово тюкает.

И сразу же услышал немного приглушенный, но отчетливый голос мыслей Дарлен: «Кажись, он потерял что-то и никак не найдет», а затем все смолкло.

– Со мной все в порядке, – спокойно сказал я.

Дарлен крутанулась на вертящемся кресле и, широко раскрыв глаза, спросила:

– А-а?

– Обо мне не волнуйся. Утром у меня были напряженные переговоры.

Она долго с удивлением смотрела на меня, затем собралась с мыслями.

– А кто волнуется-то? – фыркнула она и крутанулась снова к пишущей машинке.

А я же услышал ее внутренний голос в том же разговорном тоне: «Я что-то сказала?»

Вслух же она произнесла:

– Мне что, связаться по телефону с Траслоу?

– Пока не надо, – ответил я. – До переговоров с Корнстейном у меня еще остается сорок пять минут, мне нужно прогуляться на свежем воздухе, иначе башка наверняка взорвется.

В действительности же мне хотелось просто посидеть спокойно в темной комнате, обмотав пледом голову, но я посчитал, что прогулка по улице, какой бы болезненной та ни оказалась, лучше поправит мою разболевшуюся голову.

Я повернулся и уже хотел было пойти в кабинет за плащом, но в этот момент у Дарлен зазвонил телефон.

– Офис мистера Эллисона, – бросила она. – Минутку, мистер Траслоу, – и, нажав кнопку, чтобы не слышен был наш разговор, спросила:

– Что сказать? Вы здесь?

– Я сам возьму.

– Бен, – услышал я голос Траслоу, когда взял трубку в своем кабинете. – Я думал, вы вернетесь поговорить немного.

– Извините, – стал оправдываться я. – Тест продолжался дольше, нежели я рассчитывал. У меня сегодня сумасшедший день. Если вы не возражаете, давайте условимся сейчас о встрече.

Наступила долгая пауза.

– Прекрасно, – раздался наконец в трубке голос Траслоу. – Что вы там сделали с этим Росси? Он показался мне каким-то пришибленным, но, может, я зря волнуюсь?

– У вас не было раньше случая видеть его, чтобы сравнивать?

– В любом случае, Бен, я догадываюсь, что вы проходили проверку на детекторе лжи с изменяющимися цветными картинками.

– Надеюсь, вы не удивились.

– Конечно же, нет. Но нам нужно поговорить. Я хотел бы ввести вас в курс дела полностью. Появились кое-какие новые идеи.

В голосе его послышался смех, и я понял почему.

– Меня пригласил в Кемп-Дэвид сам президент, – продолжал он между тем.

– Поздравляю.

– Поздравления преждевременны, он хочет обсудить со мной кое-что, как сказал его помощник.

– Похоже, вы приняли приглашение?

– Ну ладно… – заключил Траслоу; казалось, он почему-то заколебался. – Я скоро перезвоню, – и повесил трубку.

* * *

По Милк-стрит я пошел по направлению к Вашингтон-стрит – этому излюбленному месту тусовок пешеходов, поэтому-то улицу иногда даже называют городским местом встреч. Там я бесцельно пошел вдоль Саммер-стрит, которая, как залив, разделяет два огромных конкурирующих универсальных магазина – «Филенес» и «Джордан-Марш». Улица эта вся заставлена палатками, лотками, ручными тележками, где продается всякая всячина: воздушная кукуруза и соленые сушки, бедуинские головные накидки и бостонские рубашки для туристов, южноамериканские свитера ручной вязки и многое другое. На улице, как всегда, полным-полно народу: покупатели, уличные музыканты, клерки из офисов. В это время дня атмосфера улицы пропитана разными звуками – какая-то какофония выкриков и бормотания, вздохов и ахов, шепотов и воплей. И все это – голоса мыслей.

На Девонширской улице я зашел в магазин электронных бытовых товаров и там безучастно смотрел на экран цветного телевизора с двадцатидюймовым экраном, отмахнувшись от назойливых услуг продавца. Несколько телевизоров были настроены на каналы, где передавали «мыльные оперы», один – на канал «Си-эн-эн» и еще один – на передачи повторных фильмов, где транслировали старый черно-белый фильм 50-х годов с участием Донны Рид. По каналу «Си-эн-эн» светловолосая дикторша говорила что-то про какого-то американского сенатора, который неожиданно умер. Я сразу же узнал его лицо на экране: да это же сенатор Марк Саттон из Колорадо – его нашли убитым в собственном доме в Вашингтоне. Полиция, как сообщалось, полагала, что его «укокошили», по всей видимости, не по политическим мотивам, а просто чтобы ограбить.

Ко мне опять подошел с уговорами продавец.

– Знаете ли, у нас уже всю неделю идут нарасхват телевизоры японской «Мицубиси», так что торопитесь, – начал он обхаживать меня.

Я лишь любезно улыбнулся в ответ, ничего не сказав, и вышел на улицу. Голова по-прежнему раскалывалась. Я очутился на пешеходном переходе, когда там зажегся желтый свет и надпись: «ВНИМАНИЕ».

Близко от меня остановилась, дожидаясь, когда погаснет красный сигнал «ЖДИТЕ», симпатичная молодая женщина с коротко подстриженными светлыми волосами, одетая в светло-розовый спортивный костюм и кроссовки. В обычных условиях мы привыкли держаться подальше от незнакомцев – поэтому она стояла несколько в отдалении, погруженная в свои мысли. Я вытянул шею в надежде подслушать, что там она думает, но она сердито зыркнула в мою сторону, будто я был какой-то сексуальный извращенец, и отодвинулась еще дальше.

Люди вокруг суетились и мелькали слишком часто, и я не успевал прислушаться к их голосам из-за отсутствия опыта. Поэтому я был вынужден вытягивать шею, стоя на месте, по возможности незаметно для окружающих, но все попытки оказывались тщетными.

Что ж, выходит, мой дар испарился? Может, все это было игрой моего больного воображения?

Ответа на этот вопрос не находилось.

А может, мое биополе попросту ослабло?

Вернувшись назад, на Вашингтон-стрит, я заметил газетный киоск, вокруг которого толпились прохожие, покупая газеты и журналы «Глоб», «Уолл-стрит джорнэл», «Нью-Йорк таймс» и другие, и, когда на переходе зажегся разрешающий сигнал, перешел улицу и подошел к киоску. Там какой-то молодой человек читал первую страницу газеты «Бостон геральд». Я заметил на ней броский заголовок: «Шайка бандитов прирезала жертву» – с фотографией какого-то мелкого мафиозного «шестерки», арестованного в Провиденсе. Я заинтересовался и подошел поближе, будто желая порыться в старых номерах «Геральда», лежащих перед ним.

Нет, никаких звуков от него не исходит.

Вот женщина лет тридцати, по виду похожая на юриста, быстро просматривает подшивку газет, явно ища что-то. Я пододвинулся к ней сколько можно ближе. И от нее тоже звуков нет.

Может, мой дар иссяк? Или же, подумал я, все эти люди недостаточно огорчены, раздражены, напуганы, и поэтому их мозг не излучает биополя достаточной мощности или излучает, но не той частоты (что еще может быть?), и я не могу уловить волны?

Но вот, наконец, я наткнулся на мужчину лет сорока, хорошо одетого, судя по всему – преуспевающего банкира, стоящего у подборки журналов «Повседневная женская одежда» и безразличным взглядом уставившегося на разложенные экземпляры в глянцевитых обложках. Что-то в его глазах подсказало мне, что он глубоко занят своими мыслями. Я подошел поближе, сделав вид, будто рассматриваю обложку последнего номера журнала «Атлантик», и прислушался.

«…Выгнать ее… она собирается поднять это раздолбанное дело… черт знает, каким образом она будет реагировать, она же гребаная мошенница… позовет ли она Глорию и расскажет ей все, черт возьми… что же мне делать, выбора у меня нет, какой же я идиот, что трахал эту секретаршу…» – мелькали его мысли.

Украдкой быстро взглянул на банкира – его мрачное лицо не шелохнулось.

Тут я смог сформулировать ряд, как вы догадываетесь, выводов, или, если хотите, обобщений, касательно того, что произошло и как мне надо поступать.

Первое. Мощный магнитно-резонансный имиджер «сдвинул» мои мозги таким образом, что теперь я обрел способность «слышать» мысли других людей. Правда, не всех, но, видимо, большинства и, пожалуй, наверняка некоторых.

Второе. Я мог «слышать» далеко не все мысли, а лишь те, которые «выражались» с несколько усиленной экспрессией, иначе говоря, я «слышал» лишь мысли, связанные с особой страстью, боязнью, гневом. Кроме того, я мог «слышать» мысли людей, находящихся вблизи от меня – максимум в двух-трех футах.

Третье. Чарльз Росси и его лаборантка не только не удивились этому новому качеству, но и явно ожидали его. Это значит, что они уже применяли магнитно-резонансный имиджер для этих целей еще до моего появления на горизонте.

Четвертое. Проявленная ими неуверенность относительно того, сработал их метод или нет, свидетельствует о том, что и ранее он либо не работал должным образом, или же срабатывал, но крайне редко.

Пятое. Росси твердо не знал, удался ли этот эксперимент на мне. Отсюда следует, что я могу быть относительно спокойным до тех пор, пока не дам понять, что обладаю вновь приобретенным даром.

Шестое. Из этого вытекает, что рано или поздно они все же узнают правду и станут использовать меня для каких-то своих запланированных целей.

Седьмое. По всей видимости, жизнь моя теперь изменится. Больше спокойно и безопасно чувствовать я себя не буду.

Я посмотрел на часы, прикинул, что забрался далековато и заторопился обратно в офис. Через десять минут я входил в вестибюль здания, где находилась моя фирма. До назначенной встречи оставалось несколько минут.

По какой-то необъяснимой причине на ум мне пришло лицо сенатора, которого я видел в программе новостей по телевидению. Сенатор Марк Саттон, доктор наук и полковник в отставке, был застрелен. Теперь я вспомнил: сенатор Саттон занимал пост председателя специального сенатского подкомитета по разведке. А ранее – вроде лет пятнадцать назад? – он являлся заместителем директора Центрального разведывательного управления, затем его назначили на освободившуюся должность в сенате, а спустя два года избрали в тот подкомитет.

И еще…

И еще он входил в круг старинных друзей Хэла Синклера. Они жили вместе в студенческом общежитии еще в Принстонском университете, да и в ЦРУ пошли работать вместе.

Таким образом, уже трое ветеранов ЦРУ погибли за последнее время: Хэл Синклер и два его близких наперсника.

По-моему, случайности могут быть где угодно, но только не в разведке.

Я позвонил по переговорнику Дарлен и попросил принести что-нибудь перекусить.