"Карнавал страха" - читать интересную книгу автора (Кинг Джордж Роберт)

Глава 7

– Уважаемый Совет и достойные граждане города, – начал Брюсин, когда Моркасл, как побитая собака, вернулся на свое место. – Я пригласил не двух свидетелей, как высокочтимый юрист Л'Арис, а десять человек, которые готовы подтвердить полную невиновность моего подзащитного.

Он поставил ногу на каменное возвышение и повернулся лицом к судьям.

– Но в отличие от Л'Ариса у меня нет желания попусту тратить время уважаемых граждан, когда невиновность Доминика настолько очевидна. – Это заявление вызвало громкие аплодисменты, и некоторые из сидящих в конце зала потянулись к выходу. – Обвинители доказали только то, что у них гнилая кровь и лживые души. – Хлопки повторились.

– Но если все-таки уважаемый Совет будет настаивать, – продолжал Брюсин, – то я готов пригласить своих свидетелей. Советники начали совещаться.

Моркасл, сидевший рядом с Марией, уже понял, каким будет их решение. Совет не станет прислушиваться к уродам. Моркасл бросил убийственный взгляд на Доминика, который спокойно сидел на своей скамье. Мясник зловеще улыбнулся волшебнику. Его гнилые зубы раздвинулись, между ними показался толстый язык, который пробежал по пухлым губам, оставив на них влажный след. Моркасл отвернулся.

…Я убью вас, уроды…

Громкий голос председателя Совета объявил решение:

– Мы вынесем окончательный вердикт, выслушав комментарии сторон. – Толпа ответила недовольным шепотом. – Первыми выступят обвинители.

– Если можно, достопочтенные советники, – выступил вперед Брюсин, – я произнесу свою короткую речь первым, чтобы сэкономить время граждан и судей.

– Прошу.

Брюсин сложил руки на груди и начал:

– У меня нет необходимости в заключительном комментарии. Обвинения исходят от уродов, работа которых состоит в том, чтобы щекотать наши нервы. Одна из них – слепа, второй – артист-фокусник. Одна ненавидит нас, как показал вещий камень, второй – боится. Аргументы и улики обоих против уважаемого и хорошо знакомого всем нам Доминика – слабы.

Он сунул руки в карманы камзола.

– Но для того, чтобы люди знали всю правду, я приглашаю выступить члена Совета Леонида Клее. Он вместе со мной был на так называемом кладбище, где, как утверждают свидетели, убийца хоронил своих жертв. – Поворачиваясь спиной к залу, Брюсин сделал приглашающий жест в сторону одной из старинных ниш. – Советник Клее, расскажите, что мы увидели.

Моркасл внимательно вгляделся в полумрак, стараясь различить в нише фигуру вставшего человека. Когда Клее заговорил, Моркасл понял, что именно он вел заседание суда.

– Благодарю вас, юрист Брюсин. Да, я видел это предполагаемое кладбище. Я отправился туда, чтобы осмотреть похороненные тела. Мы не нашли могил – только кости и останки, разбросанные по земле. Но это были кости не людей, а животных, все, все до одной. Мы искали два часа, но не нашли ни одной могилы, ни единого свидетельства о том, что там похоронены люди. Там были лишь скелеты коз, волков, медведей и лис.

Зал наполнился гулом голосов. Моркасл, побледнев, повернулся к Марии и Л'Арису. Юрист прошептал:

– Все кончено. Я могу даже не произносить свое заключительное слово.

Не успел Л'Арис остановить ее, как Мария встала и направилась к трибуне. Увидев одинокую фигуру слепой, идущей по середине зала, зрители замерли. Те, мимо кого она шла, старались отодвинуться, чтобы она их не задела. Раздались какие-то выкрики. Леонид Клее заставил толпу умолкнуть.

– Вы хотите произнести заключительное слово от обвинителей? – спросил он.

– Да, – подтвердила Мария. Она уже добралась до трибуны, положила руки на камень, который сначала вспыхнул красным, а потом резко побелел. – Все обвинения сегодня исходили не от нас, а от юриста Брюсина. Но он не доказал, почему мясник невиновен, а мы виновны. Советник Клее и юрист Брюсин сообщили, что лес полон костями животных. Говорю вам, те, кто лежит в могилах, не животные, а люди. Они могли показаться уродливыми и деформированными, отвратительными и гадкими, но, если не считать разницы в форме костей и мышц, они такие же люди, как вы.

Мы не животные. Мы не монстры. У нас такие же души, как и у вас. И когда такой человек, как Доминик, убивает одного из нас, он убийца. Если бы кто-нибудь из вас, присутствующих на этом суде, хоть немного бы знал и любил Борго, Панола или Банола, вы бы судили по-другому. Я прошу вас обвинить этого человека. Вы видели кровавый след его руки на моей простыне. Вы слушали о преступлениях, которые он совершил. Если вы не хотите, чтобы его нож коснулся ваших собственных шей, я прошу вас признать его виновным. Спасибо.

Как только руки Марии покинули камень, он сразу потемнел, а она медленно направилась к скамье обвинителей. Л'Арис встретил ее на полпути и довел, придерживая под локоть, до места. Как только они сели, прозвучал глубокий голос Леонида Клее.

– Совет примет ваши слова во внимание.

Л'Арис наклонился к Марии и коснулся ее плеча.

– Будем надеяться, что они услышали вас, дорогая.

Советники недолго переговаривались между собой.

– А теперь все слушайте приговор двенадцати советников Л'Мораи по делу мясника Доминика, – раздался высокий голос секретаря Совета. Толпа смолкла, а Моркасл оторвал взгляд от страшной фрески. – Тот, кто произнесет «да» – выскажется за роспуск собрания. Тот, кто скажет «нет» – выступает за продолжение слушаний.

– Да, – крикнул советник, сидящий с левого края у стены.

– Да, – произнес человек на соседнем кресле.

– Да, – объявил следующий по очереди.

– Да.

– Четверо за роспуск, – подытожил секретарь.

– Нет, – раздался безошибочный голос Кукольника. – Да, – выкрикнул советник Клее.

– Пятеро из восьми за роспуск, – подсчитал секретарь.

– Нет…, нет… Нет…

– Шесть из одиннадцати за продолжение заседания, – отметил секретарь.

– Да, – прозвучал последний голос.

– Шесть за роспуск, шесть за продолжение, – подытожил секретарь. – Поровну. Спорный случай. Я обращаюсь за разрешением к председателю Совета – мастеру Леониду Клее.

Мария крепко ухватилась за край деревянной скамьи, а Моркасл замер в ожидании последнего вердикта.

– Спорный случай, – повторил Клее, вставая. Его глубокий голос успокоил взбудораженную толпу. – Я тоже принял близко к сердцу слова слепой жонглерши Марии, но факт остается фактом – гражданина честного города Л'Мораи обвиняют чужаки. Свод законов города даже не предусматривает статей на этот случай. Тем не менее – я говорю так: если никто из честных горожан не поддержит этих неприятных обвинений, то я не разрешу продолжения слушаний.

Слова встретила стена молчания.

– Никто не хочет свидетельствовать, – заметил мсье Клее с ноткой удовлетворения в голосе.

Мария встала и, повернувшись лицом к толпе, выкрикнула:

– Не бойтесь! Неужели не найдется никого, кто выскажется против этого человека!

Л'Арис дернул ее за руку, чтобы она села, и громом прозвучал голос Клее:

– Тихо! Ваша выходка заставит меня прекратить заседание еще быстрее, чем молчание горожан!

– Подождите! – вдруг крикнул детский голос.

Он раздался из центрального ряда. И все увидели маленького светловолосого мальчика, который вышел к трибуне. Он весь дрожал от страха, но все-таки решился. Голос был высоким и срывался:

– Это правда. Все, что они говорили, правда. – Мальчик закатал рукав и показал темно-багровый синяк на плече. – Он все время бьет меня. Он угрожает, что продаст меня в цирк, а потом выследит и убьет.

– Это сын мясника! – прошептал кто-то в зале.

Доминик вскочил и угрожающе завопил:

– Ты страшно пожалеешь об этом, парень!

Мария тоже встала.

– Говори! Выскажи все, что тебя мучит. Не бойся угроз!

– Мальчик не врет, – крикнул кто-то из толпы. – Магазин Доминика рядом с моим, и я часто слышу, как ребенок плачет. Восемь лет Доминик изо дня в день бьет его.

Сын Доминика боязливо миновал отца и поднялся на трибуну. Белое сияние камня слепило глаза.

– Мой отец виновен. Гул пробежал по залу, и обвинения последовали одно за другим.

– Я тоже видел кровавый отпечаток ладони, – говорил фермер, – в сарае. У меня пропали нож и скребок, а на следующий день они вернулись на место, но были все в крови.

– Он угрожал мне топором.

– Я слышал, что он ловит кошек, обдирает их и продает как кроликов.

– Он ужасно жесток на бойне. Когда обвинения слились в единый крик, Мария удовлетворенно улыбнулась и опустилась на скамью, слушая горожан. Моркасл тоже улыбался. Он смотрел на Доминика, который стоял у противоположного стола. Мускулы его мясистого лица ходили желваками, а кожа покраснела и казалась окровавленной. Не слушая предостережений Брюсина, Доминик смотрел на зал с ненавистью разъяренного быка, отыскивая маленькими глазками каждого нового выступающего. Когда криков стало слишком много, чтобы заметить каждого обвиняемого, Доминик обернулся к Марии и Моркаслу. Волшебник улыбался дразнящей улыбкой.

– А теперь тихо! – выкрикнул советник Клее, пытаясь успокоить зал. – Тихо! Мы не будем травить человека и судить его толпой. Зал сразу успокоился, обвинители сели по местам. – Почти все, о чем вы говорите, – слухи, случайные и анекдотичные обвинения. Я не приму ни одного из заявлений к сведению, пока обвинитель не выйдет вперед, не назовет своего имени, адреса и занятия для того, чтобы занести все это в протокол.

Несколько криков «Я! Я назову!» перебили председателя. На трибуне появился секретарь, который обслуживал суд, делая всем знаки замолчать. Мсье Клее продолжил:

– Те, кто хочет выступить – «за» или «против» Доминика, – выходите вперед и встаньте в центральном проходе. Вы по очереди предстанете перед людьми, назовете себя и скажете то, что хотели сказать.

Горожане потянулись к центральному проходу.

Из темного проема ниши появился писец с большой амбарной книгой. С ним были два мальчика-пажа, которые несли маленькую скамейку и небольшой столик. Писец жестом показал им, куда поставить парту и стул, а потом положил на нее книгу и извлек из кармана чернильницу, уселся и приготовился записывать.

Очередь желавших дать показания уже почти достигала двери. Писец кивнул Совету, что готов к работе, и снова раздался голос Леонида Клее.

– Начнем без проволочек. Первый в очереди – выйди вперед, назови себя и скажи, о чем ты хочешь свидетельствовать.

К столу приблизился фермер. Он снял шляпу и стал нервно мять ее в руках.

– Имя, род, занятие? – спросил писец.

– Я Франсуа из рода Вердмейеров, крестьянин по своему занятию.

Заполнив необходимые графы, писец кивнул:

– Что вы хотите сообщить?

– Доминик приходит, чтобы забить моих коров и овец. Конечно, это его работа, тяжелая работа, но я заметил, что он убивает их медленно. Как будто ему нравится видеть боль и страх. Он убивает ножом и ударяет не меньше пяти раз, перед тем как убить.

– Следующий, – позвал писец, продолжая заполнять книгу.

Вперед выступила толстая женщина.

– Я Антуанетта из семьи Лондау, замужем за Мерионом. У меня десять детей. Я не видела, как мсье Доминик убивает – людей или животных, но он всегда груб с моими детьми. Я верю мальчику, остальным людям и этим уродам. Я верю, что он виновен.

Мария выслушала пятьдесят первых свидетелей, которые высказывали перед судом свои обвинения и подозрения. Только один человек защищал Доминика, и еще двое пытались доказать, что мясник никого не убивал. Но люди все шли и шли, смущенные и взволнованные, они рассказывали о своих страхах, и каждый прибавлял:

– Я сам не ссорился с Домиником, но уверен, что он виновен в преступлениях против горожан.

Через некоторое время Леонид Клее положил конец веренице свидетелей, крикнув:

– Все, кто считает, что Доминик виновен в преступлениях – убийствах, кражах, прелюбодеяниях, жестокости, грубости и тому подобном, о чем тут говорилось, пусть крикнут «да».

Крик был громким и дружным.

– Пусть теперь выскажутся те, кто считает, что мясник невиновен. Они должны сказать «нет».

Никто не проронил ни слова.

Мария, Моркасл и Л'Арис вместе шли по тюремному коридору.

– Я все еще не могу поверить в произошедшее, – заявил Моркасл, хлопая юриста по спине. – Я едва надеялся, что мы выберемся отсюда живыми, что нас не растерзает толпа, а оказалось, что мы победили.

Мария рассмеялась:

– Сначала они называют нас уродами и чужаками, а потом чуть не несут на руках и хвалят, как героев.

– Вы должны помнить, – счастливым голосом сказал Л'Арис, доставая из кармана ключи от камеры, – что горожан легко склонить в ту или иную сторону. Речь Марии и свидетельство мальчика заставили их проголосовать за то, что Доминик виновен. Кто-то один крикнул «да», а остальные последовали его примеру.

Юрист остановился возле камеры, в которой Мария и Моркасл провели ночь, и вставил ключ в замок. С клацаньем и скрежетом железная дверь отворилась, и Л'Арис сделал Моркаслу знак войти.

– Возьмите плащ. Фаэтон ждет на улице.

Кивнув, Моркасл сделал шаг вперед, но Мария, поеживаясь, остановилась на пороге. Она потрогала шершавую стену и сказала:

– Я не могу еще раз войти туда.

– Не беспокойся, Мария, – заметил Моркасл. – Приговорили Доминика, а не нас.

Мария прислонилась к стене и обратилась к юристу:

– А что означает приговор – «смерть в жизни»?

Л'Арис покачал головой, наблюдая за Моркаслом, который отряхивал от пыли свой плащ.

– Это…, это обычный приговор за любое серьезное преступление. Обычно он означает ссылку. Если горожанина подозревают в том, что он способен совершить страшное преступление, Л'Мораи избавляет себя от его присутствия.

– Вот как? – с гневом спросила Мария. – Ссылка? А если он снова явится к нам на холм? Л'Мораи будет жить в безопасности, а Карнавал?

– Нет-нет, все не так, – успокоил ее юрист, кладя ей руку на плечо. – До того как Совет вышлет его, они…, они получат доказательства, что он никому больше не причинит вреда.

– Что вы имеете в виду, говоря о «доказательствах»? – поинтересовалась Мария. – Цепи? Кандалы? Его изобьют или отрубят ему руки? Или что-то другое?

– Другое, – отозвался Л'Арис, когда в коридор вышел Моркасл.

– Я по-настоящему благодарен сыну мясника, – радостно произнес волшебник. – Я так и видел себя заточенным в этой камере до конца дней.

– Да, – радостно поддержал его юрист, с облегчением подхватывая другую тему. – Мы буквально всем обязаны этому мальчику. – Он вытащил из кармана свернутый кусок ткани и помахал им перед уродами. Ткань была куском простыни Марии с кровавыми отпечатками руки мясника. – Кроме мальчика, это было нашим единственным веским доказательством вины Доминика, но его было недостаточно, чтобы убедить Совет и толпу.

Моркасл взял платок из рук юриста и поцеловал его, а потом поднес к свету и покачал головой.

– Отпечаток такой бледный, что Совет едва смог рассмотреть его. – Он повертел ткань в руках и удивленно поднял брови. – А это что – на другой стороне?

– Кровь впиталась… – начал Л'Арис, пытаясь выхватить ткань у волшебника.

– Нет, подождите, – Моркасл оттолкнул руку юриста. Он всмотрелся в темный отпечаток на другой стороне простыни, на нем не хватало указательного пальца. Вот правильная сторона. А если это так, то у убийцы не хватало указательного пальца на левой руке. А у Доминика – увечье на правой!

Мария потрясенно переспросила:

– Ты что, хочешь сказать, что в моем вагончике были отпечатки кого-то другого – не Доминика?

Л'Арис захлопнул тяжелую дверь и вставил ключ в замок.

– Это не лучшее доказательство.

– Но если это отпечаток убийцы, то Доминик невиновен, настаивала Мария. – Эта улика должна была оправдать его, а не обвинить. Надо кому-нибудь об этом рассказать! Пока приговор не вступил в силу.

Лицо Л'Ариса стало неожиданно серьезным.

– Мы ничего не можем остановить, Мария. О чем вы беспокоитесь? Его приговорили не вы, а люди Л'Мораи. Против него свидетельствовал собственный сын. – Он взял слепую под локоть и повел по коридору прочь от мрачной камеры.

Мария вырвалась и воскликнула:

– А что, если он невиновен?

– Это уже не имеет значения, Мария, – мягко ответил юрист. – Люди верят, что Доминик совершил убийства. А если в это верит народ, то Доминик действительно убийца. Даже вещий камень показал, что мы были правы.

– Но вещий камень не умеет отличать правду от страсти, – возразила Мария. – Вы это сами сказали.

– Если во что-то страстно веришь, – отозвался юрист, – то это правда.

– Но…

– Довольно! – крикнул юрист. – Выбросьте это из головы, а то вы и Моркасл оба закончите свои дни на плахе.

Моркасл взял Марию за руку. Рука была холодной и потной.

– Пошли, Мария.

Они последовали за юристом до выхода из подземелья. Ботинки зловеще шлепали по камням. Молчаливые бывшие заключенные выглядели теперь как угодно, только не победоносно. Лицо Марии скрывала тень печали, волшебник обливался холодным потом. Длинный коридор заканчивался у комнаты стражи, которой Л'Арис передал ключи.

Миновав охрану, троица молча последовала дальше, поднимаясь по каменной лестнице. Наверху сидел еще один стражник, толстый и сонный. Отчаянно зевая, он открыл им ворота. Л'Арис переступил порог и потянул за собой Марию. Моркасл замыкал процессию.

Троица проследовала через анфиладу комнат Дворца Совета. Л'Арис наклонился к Марии:

– Никому не говорите про отпечаток. Если Совет узнает об этом, то вас обвинят в лжесвидетельстве, поклепе и еще в чем-нибудь похуже.

Моркасл замер сзади, навострив внимательные уши.

– Да, вы, юристы, заслужили свою репутацию, – ответила Мария.

Л'Арис покачал головой, раздраженно вздыхая.

Моркасл нервно поглядывал на двоих спутников. Когда они проходили под мрачными сводами дверей, волшебник уловил какие-то приглушенные голоса. Он постарался вслушаться, голоса исходили из зала Совета, в котором проходил суд. Точнее, это были не совсем голоса, а скорее волчий вой или крики животных, вроде тех гиен, которых Кукольник выпускал на кровавые бои. Они смеялись, рычали, подвывали, вскрикивали.

– Что это? – испуганно прошептал Моркасл.

Оглянувшись, Л'Арис ответил:

– Вот поэтому мы и не должны никому ничего говорить об отпечатке. Эти звуки говорят об исполнении приговора Доминика. Наказание уже началось. – Когда молодой юрист снова отвернулся, Моркасл замедлил шаги. Он всматривался в стену, отделявшую зал Совета от коридора, в котором они находились, ища проходов в ниши и ложи.

Мария и Л'Арис обогнули угол, направляясь к главному выходу из Дворца Совета, прошли последнюю анфиладу и оказались у ограды, которую охраняли несколько солдат. Охранник узнал их и, улыбнувшись, сказал:

– Добрый вечер, юрист Л'Арис. Поздравляю с сегодняшней победой.

– Спасибо, Рейсин, – отозвался юрист, кивая молодому человеку.

– А что, волшебник поедет отдельно? – спросил стражник, глядя на Марию.

Нет.

– раздраженно ответил юрист. – Они поедут назад в той же повозке, в которой приехали в город. И конечно вместе.

– А где же он, сэр?

Л'Арис резко остановился и оглянулся. Моркасла нигде не было видно.

Моркасл храбро покрутил ус и скрылся в ближайшей нише. И тут же, гораздо быстрее, чем он ожидал, обнаружил дорогу в один из альковов для советников, который был скрыт в стене. Надо было только подняться по лестнице на пять футов над полом. Из алькова был прекрасно виден весь зал внизу.

Пол чернел от горожан Л'Мораи, у многих были сабли, пики, топоры, кинжалы и факелы. Зал был полон людей, крики и вопли мешались с шарканьем ног. Внимание толпы было приковано к помосту, где горели факелы и в их огне поблескивали сабли.

Неожиданно человек сорок-пятьдесят у задних дверей бросились бежать. Все сгрудились вокруг кого-то или чего-то. Моркасл не мог рассмотреть, что же так привлекает их внимание. Толпа издала крик триумфа, который волнами распространился по всему залу. Вдруг двое стражников с саблями упали, и в толпе образовался проем, сквозь который Моркасл смог наконец рассмотреть животное, которое так привлекало внимание граждан, оно как раз смогло вырваться из толпы нападавших.

Но теперь волшебник понял, что это не зверь.

Это был Доминик.

Он был почти раздет, а на шее болтался металлический ошейник, окрасившийся в кроваво-красный цвет. Кожа была покрыта синяками, порезами и царапинами. Убегая от нападающих, Доминик с трудом вырвал из живота кинжал. Свет упал на его фигуру, высвечивая израненное тело. И тут Моркасл заметил, что темные полосы, разбегающиеся от ошейника, затягивают кровавые бреши.

С диким животным криком Доминик, размахивая кинжалом, кинулся на стоявшую неподалеку женщину. Но не успел клинок коснуться горожанки, как какой-то крестьянин ударил мясника по руке железными вилами. Хруст кости мясника исторг у толпы радостный вопль. Кинжал выпал, звякнув об пол. Доминик споткнулся и упал вперед, а толпа вновь окружила его, ощетинившись пиками и саблями.

Завертевшись на полу, Доминик попытался освободиться, он беспорядочно размахивал руками, пытаясь отвести от себя удары, но тут широкий клинок блеснул в воздухе, сабля опустилась ему на плечо, рассекая тело до самой кости. Мясник завопил от боли, но все-таки в последнем порыве схватился за саблю и вырвал ее из рук нападавшего. Размахивая оружием, он начал расчищать себе дорогу в толпе, отпрянувшей в страхе назад. Острая сабля рассекла пополам какого-то мужчину и отсекла руку женщине. Свет снова заплясал на израненной и обнаженной фигуре Доминика.

В пять огромных прыжков мясник миновал пространство зала и оказался у выхода. Не переставая размахивать саблей, он вонзил ее в столетнее дерево тяжелых дверей. Они хрустнули, но выдержали. Но еще до того, как Доминик успел высвободить клинок, его снова окружила толпа, и множество пик вонзилось ему в спину, а одна пробила сердце. Хлынула кровь, свет снова упал на мощную фигуру Доминика. И снова странные темные лучи, разбегавшиеся от ошейника, остановили кровь…

Моркасл вывалился из ниши, не в силах больше смотреть на эту страшную сцену. Ему необходимо было ускользнуть. Бежать. Забившись в темном коридоре, он пытался найти дверь. Но тут неожиданная боль пронзила его лоб. Он вскрикнул, а чуткие ноздри уже почувствовали запах крови. Упав вперед, он скатился по лестнице, касаясь спиной холодной каменной стены. Наконец пальцы нащупали деревянную дверь. Он открыл ее и выполз наружу. Дверь сзади него захлопнулась. Моркасл попробовал подняться, но не смог. Перед глазами потемнело, и он потерял сознание.