"Дорога на райский остров" - читать интересную книгу автора (Холт Виктория)

ОСТРОВ КАРИБА

Мы Прибыли на Карибу утром в четверг. Всю ночь мы с Фелисити просидели на палубе, подремывая. Я чувствовала себя спокойнее, чем когда-либо с тех пор, как кончился этот кошмар. Море было гладким, время от времени я замечала в воде фосфоресцирующий блеск — причудливо красивый. Южный крест в небе и мириады звезд напоминали мне, как далеко я сейчас от дома. Но мы плыли на Карибу, и там я надеялась что-нибудь выяснить о Филипе и… там я увижу Милтона Хемминга.

Жизнь была полна приключений — иногда ужасных, но я верила, что ничто из уготованного мне в будущем не может быть страшнее ужасных событий, только что пережитых нами.

Я бросила взгляд на Фелисити: ее глаза были закрыты. С тех пор, как она призналась мне в том, что в действительности произошло в ту ночь, в ней произошла перемена. Казалось, тяжелый груз хоть немного перестал давить ей на плечи. Бедная Фелисити! То, что она выстрадала, пережить просто невозможно. Я могла только благодарить Бога, что все уже закончилось — независимо от того, каким способом.

А теперь перед нами… Кариба и Милтон Хемминг.

Солнце встало так же внезапно, как и зашло, воды утратили свой таинственный темный блеск и в утреннем свете были прозрачными.

И тут я увидела острова. Их было четыре… и, да, еще один, чуть на расстоянии, отдельно от других. Когда человек в море видит землю, это волнующий момент, и я могла хорошо представить себе возбуждение, которое должны были испытывать первооткрыватели, плававшие по неизведанным морям.

Когда мы подплыли поближе, я разбудила Фелисити.

— Смотри, Фелисити. Мы почти приплыли. Мы стояли рядом, опираясь на поручни. Я посмотрела на подругу. Та улыбалась. Я накрыла ее руку своей.

— Ты выглядишь гораздо лучше, — заметила я.

— Мне уже спокойнее. Пока я тут сидела и дремала, я совсем не видела снов. Это был… ну, покой.

— Теперь так и будет.

— Спасибо, — сказала Фелисити. — Я никогда не забуду того, что ты для меня сделала.

Я на мгновение задумалась: если бы не я, этого никогда бы не случилось. Ты бы вышла за Реймонда, если бы не появилась я. И этого эпизода никогда бы не было.

Насколько все сложилось бы по-другому для Фелисити! Я представляла ее замужем за Реймондом, как она становится хорошей женой и матерью, живет небогатой событиями жизнью и даже во сне не может вообразить, что на свете существуют люди вроде Уильяма Грэнвилла.

Мне впервые пришло в голову как подходят друг другу Реймонд и Фелисити и как они продвигались бы к браку, если бы не я. Из Реймонда вышел бы идеальный муж… для любой женщины.

Странно, что я, собиравшаяся сама за него замуж — правда, придумывая различные предлоги, чтобы отдалить свадьбу — размышляла о том, что он может жениться на другой.

Но передо мной была Кариба. Начиналось новое приключение, и я пообещала себе, что оно будет прекрасным. Я добьюсь того, за чем сюда приехала.

Острова были зелеными, покрытыми пышной растительностью. В тот момент над ними из-за жары повисла дымка.

— Вон тот остров, похоже, чуть в стороне, — показала Фелисити.

— Да. Остальные находятся очень близко друг к другу. На каком расстоянии, как ты думаешь? Их разделяют не больше полумили. За исключением того единственного. Интересно, как он называется и есть ли там люди.

Мы приближались к самому крупному острову — Карибе, нашему месту назначения. В маленькой гавани кипела жизнь. Мы бросили якорь. Как и ожидалось, море было слишком мелким, чтобы корабль мог подойти к берегу, и нам предстояло добираться туда на лодках.

К нам устремились маленькие лодочки. В них находились улыбающиеся мальчишки, кричавшие на ломаном английском, чтобы им бросили монетки, а они будут за ними нырять. Мы бросали мелочь в воду, такую прозрачную, что было видно дно.

Мы смеялись, наблюдая за гибкими коричневыми телами, извивающимися в воде, как рыбки. Находя монету, мальчишки с победным видом показывали ее нам, бросали в лодку и кричали:

— Еще! Еще!

Так продолжалось некоторое время, пока нам не велели собраться внизу, чтобы отправиться на берег.

Мы с некоторой опаской спустились по веревочной лестнице в лодку, и спустя короткое время нас уже везли к берегу.

Меня охватило сильнейшее возбуждение. Этот остров был последним местом, где, как было известно, побывал Филип. Кто-нибудь здесь наверняка что-то знает.

Солнце поднималось все выше, и уже становилось ощутимо жарко. Я разглядела большое здание и решила, что это и есть отель.

Это вовсе не был необитаемый остров, каким я его себе представляла. Должно быть, здесь проживала процветающая община. Док был забит большими ящиками, что было естественно, поскольку в этот день прибывал корабль из Сиднея, и эти ящики надлежало погрузить и отправить, скорее всего, в самые различные порты мира. Я увидела связки зеленых бананов и каких-то фруктов, названия которых не знала. В гавани были люди всех цветов кожи — черные, коричневые, белые. Казалось, все носятся вокруг и создают много шуму., — Мы отправимся прямо в отель. Кто-нибудь из этих людей расскажет нам, как туда добраться, — как туда добраться.

Лодка была уже почти у берега. Один из двух огромных чернокожих, правивших лодкой, соскочил в воду и закрепил ее.

А потом поднял нас, чтобы мы не замочили ноги.

Я услышала крик это он проталкивался сквозь толпу к нам. Я заметила, как на загорелом лице блеснули белые зубы.

— Я думал, вы никогда не приедете, — сказал он.

Я просто как дурочка разволновалась, и мне в голову пришла безумная мысль, что все мои тревоги уже позади.

Милтон командовал всеми. Где наш багаж? Он присмотрит за ним. При звуке его голоса, казалось, все вытягивались по струнке.

Я рассмеялась, ощущая себя счастливой. И сказала ему:

— Вы действительно большой белый вождь.

— Здесь только таким и можно быть. Он взял за руку меня и Фелисити.

— Бедные девочки, вы, наверное, совсем измучились. Это утомительное путешествие, я знаю, и бессонная ночь.

— Мы подремали, правда, Фелисити?

— На палубе было так мирно, и ночь была чудесной.

— Вам повезло. Бывает и наоборот. А теперь я велю отправить ваш багаж и отправить в дом.

— В какой дом?

— В мой, конечно. Вы мои гостьи.

— Нет, нет, — возразила я. — Мы остановимся в отеле.

— И слышать об этом не хочу.

— Но я настаиваю. Очень мило с вашей стороны, что вы так гостеприимны, но мы должны остановиться в отеле.

Мне надо очень многое сделать, и я хочу жить в отеле.

— Я ждал вас каждую неделю, когда приходил корабль. Я приготовил вам комнату. Я ведь не знал, что вы тоже приедете, миссис Грэнвилл.

— Это долгая история, и она может подождать, — объявила я. — Мы остановимся в отеле.

Милтон бросил на меня обиженный взгляд.

— Вижу, мне ничего другого не остается, как везти вас в отель, — разве что притащить в свой дом силой.

— Решительно ничего другого.

— Возможно, мне удастся уговорить вас навестить меня, пока вы здесь.

— Спасибо. И, пожалуйста, не считайте меня неблагодарной. Я очень ценю вашу доброту и помощь, оказанную нам раньше… Но я должна жить в отеле. Мы какое-то время не хотим находиться в доме. С мистером Грэнвиллом случилось нечто ужасное.

Милтон был поражен. Стало быть, до Карибы новость еще не дошла. Я полагала, что в свое время там все станет известно, но пока еще прошло слишком мало времени.

— Несчастный случай, — объяснила я, глазами умоляя его ничего больше не говорить об этом в присутствии Фелисити.

— Мне очень жаль, — обратился к ней Милтон.

— Будет очень любезно с вашей стороны, если вы поможете нам добраться до отеля, — быстро вставила я. — Полагаю, одно ваше слово — и с нами будут обходиться самым лучшим образом.

— Пошли, — ответил он. — Это ваша ручная кладь? — И крикнул одному из мужчин:

— Отвезите это в отель!

— Да, хозяин, — откликнулся тот.

— А теперь пошли. Это здесь… прямо у кромки воды.

— Большое белое здание с балконами? — Я запнулась, бросив взгляд на побледневшую Фелисити.

— Именно, — ответил Милтон. — Там довольно удобно. Внутри прохладнее. Я позабочусь о том, чтобы вам отвели удобные комнаты.

Он взял меня за одну руку, Фелисити — за другую. Это был почти королевский выход. Люди почтительно расступались, пропуская нас.

— Похоже, здесь на острове вы король, — заметила я.

— Я правлю всем, что вижу. — Милтон покосился на меня и сделал гримасу. — А, впрочем, не всем.

Мы поднялись по трем ступенькам, ведущим к двери. Чернокожий мальчуган бросился открывать се, и мы вошли в холл.

За конторкой сидела женщина с почти белой кожей — квартеронка, догадалась я.

— Доброе утро, хозяин, — поздоровалась она.

— Я привел двух гостей, Роза, — сказал Милтон. — И хочу, чтобы им отвели лучшие комнаты в отеле… по фасаду с балконами, выходящими на гавань. — Он обернулся к нам. — Вам это будет интересно. Гавань очень оживленная, там всегда что-то происходит.

— Сейчас свободна только одна, хозяин.

— Хорошо, давайте эту и соседнюю.

— В ней нет балкона. Я спросила Фелисити:

— Тебе бы она подошла, да?

— Да, да, — поспешно отозвалась та.

— Вам будет хорошо на балконе в прохладный вечер, — сообщил мне Милтон. — После захода температура воздуха совсем другая.

— Ну, хорошо, Фелисити может посидеть у меня на балконе, если захочет. Пусть будут эти две комнаты.

— Что ж, решено, — отозвался Милтон. — Сегодня вечером, дамы, вы обедаете у меня. Я дам вам на отдых весь день. Вам это необходимо с дороги. Я заеду за вами в семь. А пока отдыхайте. Я сейчас осмотрю комнаты, чтобы убедиться, что они вам подходят.

— Да, хозяин, — сказала девушка, делая знак человеку в ливрее.

— Доброе утро, хозяин, — поздоровался тот.

— Доброе утро, Джеко.

Когда мы поднимались наверх, я заметила:

— Похоже, на этом острове вы заправляете всем.

— В таких особых случаях, да.

— Звучит просто устрашающе.

— Мне это нравится — внушать благоговейный ужас. Я очень радуюсь этому… но еще более я счастлив оттого, что вы, наконец, приехали.

Нас отвели в комнаты. Они были просторными с большими двуспальными кроватями, шторами, защищающими от солнца и маленькими циновками на натертом полу. Над кроватями висели сетки.

— Никогда не забывайте ими пользоваться, — посоветовал Милтон. — А не то к утру вас съедят живьем. Местная флора приведет вас в восторг, но что касается фауны — это другое дело. И в дневную жару держите шторы опущенными.

Он открыл окна, выходящие на балкон.

— Ну, вот. Видите, какой прекрасный вид на гавань. Это очень интересно вечером, когда солнце уже зашло. Тогда можно здесь посидеть. Вам понравится.

Я вышла на балкон и огляделась. Фелисити колебалась. Я взяла ее за руку и втащила за собой.

Я положила руку на чугунные перила. Они были крепкими и прочными. Я почувствовала, что Фелисити слепо дрожит, и мы вернулись в комнату.

— Вам надо бы перекусить, — заметил Милтон. — Я скажу, чтобы вам прислали.

— Обо всем-то вы думаете, — отозвалась я.

— Я так долго ждал этого дня, что у меня было много времени подумать обо всем. Что вас так задержало?

— Я вам как-нибудь расскажу, — многозначительно пообещала я.

Милтон все понял.

— А теперь, — объявил он, — я вас покидаю. Я приеду в семь часов и отвезу вас к себе домой. Если что-то понадобится, просто скажите. Я велел присматривать за вами.

— Какое утешение иметь столь могущественного друга.

— Я твердо намерен сделать ваше пребывание на моем острове приятным.

— Спасибо, вы очень добры.

Он взял мою руку и крепко сжал. Его глаза сияли. Не было никаких сомнений, что он очень рад моему приезду. Когда он ушел, я бросила взгляд на Фелисити.

— Ну, вот, наконец, мы и здесь.

— Он так добр к нам.

— Он ведь помогал нам еще на корабле, правда? Помнишь, как он все устроил для твоей тетушки? Фелисити кивнула:

— Я всегда считала, что он хочет от нее отделаться.

— С чего бы это?

— Чтобы иметь больше возможностей общаться с тобой. А тетя Эмили постоянно была рядом — она ведь была нашей дуэньей.

— Она сама хотела уехать.

— Иногда мне кажется, он помог ей так думать. Я рассмеялась:

— Он очень властный человек.

— Хорошо, что он на нашей стороне. Не хотела бы я иметь его своим врагом.

В комнату вошла высокая негритянка с подносом. На нем были маленькие рогалики и тарелка с фруктами — манго, бананами и ананасами. Было и кокосовое молоко.

Все было очень аппетитным — именно то, что нам нужно.

Когда мы покончили с едой, я предложила Фелисити распаковать чемоданы и немного поспать.

Фелисити согласилась.

Я отправилась с ней в ее комнату. Шторы были опущены, не впуская солнце. Я была рада, что в комнате нет балкона, и ничего не будет напоминать Фелисити об ужасных событиях.

— Я действительно устала, — сказала она.

— Тогда поспи сначала, — посоветовала я. — А распакуешь все потом.

— А ты будешь в соседней комнате?

— Конечно.

— Ты не уйдешь, не сказав мне?

— Обещаю, что нет. Если я тебе понадоблюсь, зайди в соседнюю комнату.

Я поцеловала подругу и отправилась к себе, я вышла на балкон. Корабль будет стоять в гавани еще несколько дней, пока будут грузить товар, и отправится в Сидней так, чтобы успеть к рейсу в среду.

Я прислушивалась к шуму и суете, наблюдала за ярко одетыми женщинами в развевающихся платьях. У многих вокруг шеи были ожерелья из цветов, и у большинства — длинные черные волосы. Женщины были красивы и двигались с исключительной грацией. На мужчинах было мало одежды, и она были менее привлекательна. Большинство были в одних набедренных повязках. Они суетились, громко кричали.

Это была колоритная, завораживающая картина.

Я вернулась в комнату и немного разобрала багаж. Но тут поняла, что по-настоящему устала. Я легла в кровать и очень скоро заснула.

Я проснулась около пяти и вспомнила, что в семь за нами собирался заехать Милтон, чтобы отвезти нас к себе в дом.

Я встала и постучала в дверь Фелисити. Та по-прежнему спала, и меня поразило спокойствие ее лица. Я обрадовалась. Теперь она забудет, сказала я себе. Этот остров — самое лучшее место, чтобы забыть.

Я села у кровати и тихонько позвала подругу:

— Это я, Эннэлис. Тебе известно, сколько времени? Она открыла глаза, и в них я увидела проблеск ужаса. Должно быть, на мгновение Фелисити представила, что находится в той спальне, которую делила с мужем.

— Все в порядке, — поспешно успокоила ее я. — Мы на Карибе. Ты хорошо поспала, и я тоже. Нам был необходим отдых.

Фелисити села.

— Сколько времени?

— Около пяти.

— Он приедет в семь.

— Да, надо одеваться. Ты подумала о том, чтобы повесить одно из платьев?

— Да, голубое. Я его ни разу не надевала в…

— Оно бы там не подошло. Но теперь ты уже не там…

— Я оставила большую часть того, что носила там. Не хочу их больше даже видеть.

— А где голубое платье? А, вижу. Оно прелестно.

— Он на меня даже не посмотрит. Он все время смотрит только на тебя.

— По-моему, он все замечает.

— Похоже, он здесь человек влиятельный.

— Это его остров. Ему принадлежит плантация, а сахарный тростник, как я полагаю, — основная отрасль здесь, так что все от него зависят.

— А что ты наденешь?

— Красное.

— Оно очень яркое. Здесь вообще все очень ярко одеваются.

— Это идет к цветам и всему остальному.

— Как долго мы здесь пробудем, Эннэлис?

— Ты так стремишься вернуться домой?

— По-моему, я не буду чувствовать себя в безопасности, пока не попаду домой.

— Ты же знаешь, зачем я приехала. Я собираюсь выяснить все о брате. Как только все узнаю, я буду готова к отъезду. Но если ты хочешь уехать раньше…

— Нет. Я не вынесу поездки назад в Сидней, посадки на корабль…

— Ты же видела Милтона Хемминга за работой. Осмелюсь предположить, что он все для тебя устроит и сделает так, чтобы все прошло без сучка, без задоринки.

— Нет, нет. Я хочу быть с тобой. И мне кажется, мне здесь понравится. Я действительно считаю, что мне необходимо время… побыть вдали от всего… чтобы немножко прийти в себя — до того, как я поеду домой.

— Ну, тебе еще предстоит долгий путь по морю.

— Мне бы хотелось чтобы со мной была ты. Я останусь с тобой, и, надеюсь, ты скоро все узнаешь о Филиппе.

— Я тоже надеюсь. А теперь я должна идти одеваться, и ты — тоже. Можно попросить прислать нам горячей воды. Посмотрим, что можно сделать.

— Эннэлис!

— Да?

— Как чудесно, что мы уехали, убежали от всего этого.

Я согласилась.

Милтон приехал за нами в семь и отвез в свой дом в экипаже, весьма напоминавшем багги, на которых мы ездили в Сиднее, только гораздо более нарядном. Экипаж был тщательно отполирован, и его везли две великолепные лошади.

— Я им редко пользуюсь, — сообщил нам Милтон. — Проще ездить верхом. Вам тоже понадобятся лошади для верховой езды. Я велю прислать вам двух в отель.

— Вы нас просто ошеломляете, — заметила я.

— Для моя такая честь, что вы посетили мой остров.

День клонился к закату, солнце садилось в половине восьмого. Насколько я поняла, так было круглый год. Здесь не было времен года, как дома. Ни зимы, ни лета — только сухой сезон и сезон дождей. Я была рада, что он еще не начался.

Мы подъехали к чугунным воротам, широко распахнутым, а потом оказались на аллее, по обе стороны от которой росли высокие стебли сахарного тростника. Это и была плантация. I/I тут я увидела дом. Он был большим, белым и внушительным. Весь пейзаж был окрашен красным отсветом заходящего солнца. Повсюду, куда ни кинь взгляд, был сахарный тростник.

У меня от восхищения перехватило дыхание.

— Вам нравится? — спросил Милтон.

— Это… просто великолепно.

— А чего вы ожидали?

— Чего-то величественного, но не такого. Прежде мне ничего подобного видеть не доводилось.

— Вы ведь никогда не бывали на сахарных плантациях. Я рад, что мельницу и котельную отсюда не видно. Они не так красивы.

Мы остановились на гравиевой дорожке.

— Приехали. — Милтон соскочил наземь, и тут же, словно по мановению волшебной палочки, появился мужчина, чтобы взять на себя заботу о лошадях. Взяв под руки меня и Фелисити, Милтон повел нас в дом.

Мы стояли в большом холле, построенном в стиле старых английских поместий. На окнах были легкие шелковые занавески. Тяжелый бархат был бы не к месту в этом климате. В комнате стоял длинный стол с изящными стульями. Похоже было на восемнадцатый век.

— Надеюсь, вам нравится мой дом, — произнес Милтон. — Давайте присядем и выпьем прохладительного перед обедом.

— Здесь совсем как дома, — заметила Фелисити.

Милтон улыбнулся, очень довольный.

Напитки принесла бесшумно ступавшая девушка в длинном хлопковом балахоне с красными и белыми розами на голубом фоне; на шее и в ушах у нее были кораллы.

— Это туземный прохладительный напиток, — пояснил Милтон. — Безалкогольный, или почти.

Вкус у напитка был бесподобный.

Милтон спросил нас о путешествии и сообщил, что уже слышал о трагедии, поскольку новость пришла с кораблем.

— Приход корабля означает новости из внешнего мира, а их всегда много, и здесь есть люди, заботящиеся о том, чтобы они широко распространялись. Наверное, для вас это было ужасным потрясением. По-моему, угроза бандитских нападений растет. Но здесь вам нечего бояться. Наш остров — законопослушный. Наказания за злодеяния так велики, что никто не рискует.

— Здесь легче было бы поймать преступников, чем в Австралии, — заметила я.

— Верно. Так что можете забыть свои страхи.

Милтон много рассказал нам об острове и о том, как выращивают и продают сахарный тростник.

Он повел нас в столовую, очень похожую на ту, что была у нас в доме. На одной стене даже был большой гобелен. Французские окна, выходили во двор. Милтон сообщил:

— После еды мы можем посидеть во дворе. После захода солнца там довольно приятно. Я дам вам веера, чтобы отмахиваться от насекомых. Днем, в жару они вам тоже пригодятся.

Пища была необычной. Подавали много рыбы, какой мне никогда не доводилось пробовать. И я впервые познакомилась с печеными плодами хлебного дерева.

— К этому вкусу надо привыкнуть, — заметил Милтон. — Со временем вы найдете его вполне приемлемым, и вам понравится. — К столу подавались также различные фрукты и особый островной напиток.

Это была бесспорно самая лучшая пища, какую мне довелось есть со времени отъезда из дома.

После обеда мы вышли во двор, и нам принесли веера. Они были очень красивыми, из слоновой кости и ярко раскрашенные. Мой был сине-зеленый, а у Фелисити — красно-белый.

Увидев их, мы вскрикнули от восхищения.

— Будете вспоминать меня, когда жара покажется совсем уж невыносимой, — сказал Милтон.

Так мы и сидели во дворе в этот благоуханный вечер. Здесь в изобилии росли цветы: алый гибискус, розовый жасмин и гладиолусы.

Я чувствовала себя опьяневшей от аромата цветов и напитка, оказавшегося крепче, чем утверждал Милтон.

Однако, возможно, это мечтательное состояние довольства снизошло на меня от того, что здесь все было таким странно-прекрасным и мне было приятно общество этого человека.

В ту ночь я лежала в постели, в полудреме перебирая в памяти события прошедшего вечера. Я по-прежнему ощущала тяжелый аромат франжипани, слышала жужжание насекомых, бившихся о лампы.

— Это летающие жуки, — пояснил нам Милтон Хемминг. — Их бояться нечего. Они часто залетают в помещение. Совершенно безвредны, вы к ним привыкнете. Здесь вам придется познакомиться со многими странными вещами.

В десять часов вечера Милтон привез нас в отель, сказав, что нам надо хорошенько выспаться.

Я сообщила, что мы уже проспали большую часть дня.

— Все равно, хороший сон — это то, что вам сейчас необходимо, — твердо заявил Милтон.

Я слышала цоканье лошадиных копыт, когда мы спускались вниз по небольшому склону, видела маленькие лодочки, покачивавшиеся на воде, корабль, собиравшийся назавтра в обратный рейс.

И постели, я старалась отогнать сон, потому что хотела еще раз все вспомнить.

Я проснулась, чувствуя себя очень бодрой. Отбросила москитную сетку и подняла штору. Я вышла на балкон. Внизу уже пробуждалась к жизни гавань. Подъезжали тележки, запряженные волами — как я поняла, с дальних холмов. Люди, привезшие товары на продажу, договаривались о местах на корабле.

На воде покачивались несколько лодок — это рыбаки.

В мою комнату принесли воду, я умылась и оделась. Затем постучала в комнату Фелисити. Ответа не было, и я вошла.

Фелисити лежала на спине, уставившись в потолок. Подойдя ближе, я увидела на ее глазах слезы.

— Фелисити! — испуганно воскликнула я. — Что случилось?

— Он приходил… он пришел ночью… вернулся… он был здесь… как в той ужасной комнате.

— Тебе просто приснился сон, — заявила я. — Это был просто сон. Ты на Карибе. Вчера ведь тебе здесь понравилось. Прямо под нами — гавань. Там так интересно.

Фелисити трясло:

— Мне никогда от него не уйти, — прошептала она.

— Послушай, Фелисити, он же мертв. Он больше не может тебя тронуть. Все кончено. Мы все начинаем заново.

Она покачала головой, зубы ее застучали, в глазах была пустота. Я поняла, что Фелисити меня не слышит. Я пришла в ужас и замешательство, я просто не знала, что делать.

Моей первой мыслью было, что у Фелисити был кошмар, который, невзирая на неприятный осадок, рассеется при свете дня. Однако здесь было что-то не то. Она просто лежала, совсем обмякшая, и когда я с ней заговаривала, не реагировала.

Я забеспокоилась все больше. Теперь я понимала, что слишком все упрощала, считая, что достаточно лишь увезти Фелисити из того ужасного места, и она все забудет. Она прошла через тяжелые испытания, закончившиеся насильственной смертью ее мужа. Нельзя ждать от Фелисити, что она оправится, стоит лишь увезти ее из тех мест, где она столько пережила.

Я тут же вспомнила о Милтоне. Мне необходима была помощь, и именно он может помочь.

Я спустилась вниз поговорить с квартеронкой в приемной.

— Моя подруга заболела. Я очень беспокоюсь за нее. Нельзя ли сообщить мистеру Хеммингу?

— Ну, конечно же. Я немедленно кого-нибудь пошлю к нему.

Она вызвала одного из мужчин и тут же отправила к Милтону.

— Бедная леди совсем плоха, — сказала квартеронка. — Похоже, не очень она крепкая.

— Да, — согласилась я. — И ей пришлось пережить тяжелые времена.

— Доктор ее скоро вылечит.

Темные глаза с любопытством смотрели на меня. Я полагала, что отчасти я стала предметом особого любопытства из-за интереса, проявленного ко мне Милтоном Хеммингом. Более того, если здесь уже слышали о смерти Грэнвилла, им должно быть известно, что Фелисити — его вдова. Стало быть, то, что ее здоровье подорвано, не должно никого удивлять.

Я вернулась к Фелисити. Она по-прежнему лежала, уставившись в никуда.

Я села рядом с кроватью и взяла ее за руку:

— Все хорошо, Фелисити. Я здесь и позабочусь о тебе.

Фелисити не отозвалась, но пожатие ее руки сказало мне, что она приободрилась. Вскоре приехал Милтон.

Он явился прямо ко мне в комнату. Я услышала шага и вышла его встретить.

— Все дело в Фелисити, — сообщила я. — Она ведет себя очень странно. Похоже, она в полусознании… у нее была тяжелая ночь… сны, кошмары… Но дело не только в этом.

— Может, мне зайти к ней? — предложил Милтон. Когда он вошел в комнату Фелисити, та испуганно подняла глаза.

Я поспешно произнесла:

— Все в порядке. Это мистер Хемминг. Он пришел помочь.

Фелисити стиснула зубы:

— Он не умер… — прошептала она. — Он здесь. Я бросила взгляд на Милтона.

— Пошлю за доктором Нортоном, — сказал он. — Я хорошо его знаю. И все объясню.

— О, благодарю вас.

— Она страдает от запоздалого шока, — сообщил Милтон. — Ведь ей пришлось пройти через страшное испытание. И теперь начинает сказываться его эффект.

— Мне казалось, она так быстро оправляется.

— Она уехала из Австралии, приплыла сюда… возможно, то, что ей пришлось приложить к этому усилия, и задержало реакцию. А теперь она приехала сюда, где все спокойно, и начинает сказываться накопившееся напряжение. Мне кажется, что ей требуется отдых и осторожное обращение. Нортон — хороший парень. Он живет здесь уже несколько лет. Приехал приобретать опыт пять лет назад — и остался. Он сделает для нее все, что возможно.

— Я очень за нее беспокоюсь.

Милтон положил мне руку на плечо. — Я же здесь. Вы знаете, что можете доверить мне заботу о себе… о вас обеих.

Я отвернулась. Я была слишком тронута, чтобы говорить. И отчаянно волновалась за Фелисити.

Прибыл врач и обследовал девушку. Дал ей какое-то снотворное. Милтон, я и врач спустились вниз и уселись за столик рядом с отелем поговорить, — Она в очень нервозном состоянии. Надо соблюдать осторожность. Она прошла через страшное испытание, — говорил доктор Нортон.

— Да, — отозвалась я. — Ее муж погиб насильственной смертью, и она при этом присутствовала.

— Дело Грэнвилла, — пояснил Милтон.

— О, понятно. Это многое объясняет. Бедная леди, похоже, у нее предрасположенность к нервозности. Наверное, в дополнение к шоку здесь еще и большое горе.

— Это был несчастливый брак, — заметила я. — Миссис Грэнвилл не могла привыкнуть к тому образу жизни, какой ее ждал здесь. Она ведь всегда тихо жила в Англии и не представляла, как живут здесь.

— Понимаю. Мы восстановим ее здоровье, но на это потребуется время. Несколько дней я буду давать ей успокоительное. А потом надо будет следить, чтобы она не очень перевозбуждалась. Ваша комната находится рядом с ее. Это хорошо. Мне кажется, она будет очень во многом от вас зависеть.

— Я буду рядом, когда бы ей не потребовалось.

— Покой и отдых… и тогда она поправится.

— Спасибо, — поблагодарила я.

— Я дал ей лекарство, чтобы она успокоилась. Сейчас она будет спать. Я немедленно пришлю в отель пилюли и зайду завтра посмотреть, как она. По-моему, вы сами поймете, что больше всего е нужен отдых. Отдых восстановит ее душевное равновесие. Вам надо будет взять на себя лекарство, которое я пришлю. Одну пилюлю каждый вечер перед сном. Две могут быть вредны для здоровья, а больше — оказаться роковой дозой. Так что вам придется следить за этим. Позаботьтесь, чтобы она не имела к ним доступа. В настоящий момент, похоже, ваша подруга утратила интерес к чему бы то ни было. Дайте ей на ночь пилюлю, и это обеспечит ей хороший сон.

Когда врач уехал, я поднялась к Фелисити. Она лежала неподвижно, с закрытыми глазами, и я оставила ее и снова спустилась вниз. Милтон был еще там.

— Ну, как? — поинтересовался он.

— Ока успокоилась. Но я ужасно боюсь за нее. У нее был такой дикий вид.

— Мне показалось, что она может окончательно сорваться. Но не волнуйтесь. Нортон знает, что делает. Нам повезло, что он на острове. Он все ведет разговоры об отъезде домой, а мы постоянно уговариваем его остаться. Он делает здесь превосходную работу. Даже туземцы считают его особым доктором, обладающим очень большой силой.

— Спасибо, что приехали.

— Дорогая Эннэлис, я всегда к вашим услугам.

Я улыбнулась ему. Он казался другим человеком — мягким, почти нежным. Я стала теплее относиться к нему — это было не то возбуждение, которое я испытывала в некоторых случаях, но что-то более глубокое.

— Присядьте на минутку, — предложил Милтон. — Вы не должны допустить, чтобы это происшествие отразилось на вас самой и вы тоже заболели. Вы должны быть сильной женщиной, утешительницей, целительницей, доброй сестрой милосердия. Было бы прекрасно, если бы перебрались в мой дом.

— Я должна оставаться здесь.

— Вам у меня будет удобнее… и Фелисити тоже.

— Нет, я должна быть здесь.

— Вы говорите это таким тоном, что я понимаю — вы твердо решили. Вы упрямица.

— Наверное, и мне жаль, если я веду себя неблагодарно.

— Давайте говорить откровенно. Я знаю, почему вы не хотите переехать. Во-первых, хотите продолжать наводить справки, а во-вторых, это было бы, по-вашему, неприлично. Однако здесь не такие жесткие условности, как в доброй старой Англии. Вы думаете, мне нельзя доверять, и, раз уж мы с вами говорим откровенно, я вам открою секрет. Нельзя.

Я рассмеялась и поняла, что сделала это впервые с той минуты, как зашла в комнату Фелисити и обнаружила ее потерянной и отрешенной.

— Садитесь же, — сказал Милтон. — Посмотрите на гавань… от одной этой суеты вам уже захочется спать.

— Да, — согласилась я. — Так оно и есть. Извините, что вызвала вас. Могла ведь и сама послать за врачом. Я, наверное, отвлекла вас от дел.

— Мне будет всегда приятно, если вы будете звать меня. Я пожала плечами, игнорируя это замечание. Сейчас было не время для легкого флирта.

Мнлтон тут же посерьезнел.

— Всегда знайте, что если у вас трудности, я рядом, чтобы помочь.

— Я вам благодарна..

— Однажды, — заявил он, — я потребую нечто большее, чем благодарность.

— Пожалуйста… не сейчас.

— Я просто констатировал факт. Я вижу, как вы волнуетесь. Что бы ни случилось, я позабочусь о вас.

— Спасибо.

— Все это можно понять. Фелисити ведь была там, когда он упал и выстрелил в себя. Я кивнула. А потом вдруг выпалила:

— Дело не только в этом. Это уже была кульминация. Все дело в тем, что было раньше…

Милтон с любопытством смотрел на меня.

А потом из-за того, что я была выбита из колеи, и чувствовала, что хочу заставить его понять, я обнаружила, что выкладываю ему все: начиная с нашего приезда в тот дом, о миссис Мейкен, этих ужасных ночах, которые пришлось пережить Фелисити в той комнате с балконом, об участии в них экономки, о вечном смирении Фелисити, о ее затаенных чувствах по поводу вещей, о которых говорить она не могла даже со мной.

— Репутация у него была скверная. Выпивка и женщины. Однако мы не всегда обращаем внимание на скандалы и сплетни.

— В этом случае любые сплетни не могли быть хуже действительности.

И я рассказала о пистолетах и о том, как однажды ночью Грэнвилл явился ко мне в комнату, а я пригрозила пристрелить его.

— Боже правый! — вырвалось у Милтона.

— Я бы так и сделала, — заверила я. — Никогда не думала, что смогу кого-то убить, но его, по-моему, я бы убила. Я сказала, что прострелю ему ноги… искалечу его… и это его испугало. Он знал, что я говорила серьезно и что я была неплохим стрелком.

— Если бы я только знал…

— И что бы вы могли сделать?

— Я бы ни за что не позволил вам ехать к нему.

— Как я могла бросить Фелисити? Она такая хрупкая и нежная. Она не могла сама о себе позаботиться, и все же…

Милтон произнес:

— В ту ночь… на балконе…

— Говорили, он собирался прицелиться в кого-то — как он думал, в бандитов.

— А никаких бандитов не было?

— Не знаю. Мне кажется, у Фелисити лопнуло терпение. Была борьба, пистолет выстрелил, и он упал.

— Неудивительно, что она в таком состоянии. Я рад, что вы привезли ее сюда. Мы вместе позаботимся о ней. Губы у меня слегка задрожали. Я сказала:

— Я рада, что мы здесь… с вами. Как мне благодарить вас?

— Вы это уже сделали, — отозвался Милтон. — Причем таким способом, который значит для меня гораздо больше, чем все остальное.

Несколько минут мы сидели в молчании, глядя на гавань. Я ее почти не видела. Я снова была в том доме, переживая все заново. Я никогда этого не забуду. А насколько больше все это подействовало на Фелисити!

Прибыл ассистент доктора с пилюлями. Я отнесла их в свою комнату и спрятала в глубине одного из ящиков рядом с картой.

Затем я ушла к Фелисити. Немного посидела рядом. Фелисити мирно спала. Я снова спустилась к Милтону.

— Она спит, — сообщила я. Он кивнул.

— Это то, что ей нужно. Мы вместе позавтракаем, а потом я отошлю вас отдыхать. После полудня слишком жарко, чтобы еще чем-то заниматься, разве что спать. С двух до четырех здесь царит полная тишина. А вечером я загляну посмотреть, как вы тут.

— Спасибо — еще раз спасибо, — откликнулась я.

Я смогла съесть лишь немного фруктов. Состояние Фелисити меня совершенно потрясло. Больше всего меня беспокоил этот ее пустой взгляд.

Милтон, казалось, понимал мое настроение. Он пытался отвлечь мое внимание, рассказывая мне об острове, плантации, обычаях и нравах людей. Иногда я даже слабо улыбалась, и все это время меня переполняло чувство благодарности к нему.

Я все время спрашивала себя, что бы я делала, если бы не он.

После ухода Милтона я вернулась в свою комнату, предварительно заглянув к Фелисити. Та лежала на спине с закрытыми глазами, и в ее лице был покой.

Заснуть я не смогла. Перебирала в мозгу сотни возможностей. Что если Фелисити действительно заболела? Что если потеряла рассудок? Что мне тогда делать? Я была ответственна за нее. Меня утешила лишь мысль: «Он здесь. Он поможет».

Думая о нем, я, наконец, задремала.

Фелисити проспала весь день. На закате я зашла к ней и села у постели. Она открыла глаза и улыбнулась мне.

— Я чувствую себя усталой… такой усталой, — сказала она.

— Тебе нужен отдых, — ответила я. — Спи сколько сможешь.

Фелисити улыбнулась и закрыла глаза.

Я спустилась вниз. Там ждал Милтон. Он осведомился насчет Фелисити, и я сообщила, что она все время спит.

— Это то, что ей необходимо.

Мы вместе пообедали в отеле. Я почти все время молчала, но Милтон оживленно говорил, и мне удалось каким-то образом пережить этот вечер. Прощаясь, Милтон взял мои руки в свои и ласково поцеловал в щеку.

— Не забудьте, если испугаетесь, вам достаточно лишь послать за мной.

Я поднялась к себе и с балкона проводила его взглядом. Милтон обернулся, помахал мне рукой, а потом послал воздушный поцелуй.

Я улыбнулась и помахала в ответ. Потом он уехал.

Я отправилась в комнату Фелисити.

— Уже ночь? — спросила она.

— Да.

— Я боюсь ночи.

— Бояться нечего, ты на Карибе.

— Мне снятся кошмары.

— Помни, что я за стенкой. А стены тонкие. Если проснешься, просто постучи, и я сразу приду.

— О да… постучу. Ты так добра ко мне, Эннэлис.

— Вздор. Я забочусь о тебе, и, мне кажется, у меня неплохо получается.

Я устроила Фелисити поудобнее и поправила сетку над кроватью.

— У меня такое чувство, словно я заперта, — сказала она. — Прямо как…

— Тебя от этого дома отделяют много миль. Это все позади. Все уже по-другому, и помни, что я за стенкой.

Я поцеловала подругу, посидела рядом, пока, она не уснула, затем ушла к себе. Я и впрямь очень устала.

Было, наверное, два часа ночи, когда меня разбудил стук в стену. Я поспешно встала и, накинув халат, пошла к Фелисити.

Та сидела в кровати и дико озиралась вокруг.

— Нет, нет, — стонала она.

— Все хорошо, — воскликнула я. — Я услышала стук. Я здесь. Опять сон?

— Он вошел, — запинаясь, пробормотала Фелисити. — Виски… я слышала запах. Ненавижу виски, потому что… потому что…

— Послушай меня, — сказала я. — Все прошло. Ты должна забыть. Ты поправишься. Здесь так много можно сделать. И все так интересно. Милтон готов помочь нам. Все, что тебе надо, — это поправиться. Я дам тебе пилюлю. Доктор сказал, ты можешь пить по одной — только по одной — каждый вечер. Возможно, мне следовало дать тебе лекарство перед тем, как я легла, но ты так мирно спала. А теперь я дам тебе пилюлю. Ты заснешь и будешь видеть хорошие сны.

Я отправилась в свою комнату и принесла Фелисити пилюли. Она послушно выпила.

— Я здесь, на Карибе… да? Ты со мной, а он умер… умер. Он лежал, а вокруг было столько крови…

— Он умер, — подтвердила я, — и его похоронили. С ним покончено. Он никогда больше не будет тебя мучить. Он мертв, а мы здесь, вот это важно.

— Да.

— А теперь лежи тихо и закрой глаза. Я побуду с тобой, пока ты заснешь.

— Обещаешь?

— Обещаю, и если тебе приснится дурной сон, скажи себе: «Это сон». А если я тебе понадоблюсь, постучи в стенку.

— Да… да… так и надо. Все хорошо, правда? Ведь все хорошо?

— Все хорошо, — повторила я. Фелисити лежала, бормоча:

— Все хорошо…

Пилюля быстро подействовала, и скоро дыхание девушки стало ровным. Она засыпала.

А потом я услышала, как она прошептала:

— Реймонд… почему… если бы только… О, Реймонд…

Я смотрела на нее и думала: «Если бы я не поехала на ту конференцию… если бы я никогда не встретила Реймонда… ничего бы этого не было».

Фелисити крепко спала, я встала и направилась к себе.

Заснуть я не могла. Все думала, в какой же запутанной ситуации мы оказались. Фелисити любит Реймонда. И ей сейчас больше всего нужно, чтобы Реймонд приехал и сказал, что любит ее.

Я искренне хотела, чтобы он так и сделал, ибо мне становилось все яснее, что если я уеду с Карибы — а, стало быть, и от Милтона Хемминга, — я уже никогда не буду совершенно счастлива.

На следующее утро, едва встав с постели, я отправилась взглянуть на Фелисити. Она была бледной, но, по крайней мере, сохраняла душевное равновесие.

Я спустилась вниз и позавтракала во дворике позади отеля. Завтрак состоял из мяса со свежим хлебом и кокосового молока. Пока я ела, подошла квартеронка и осведомилась о здоровье Фелисити.

Я сообщила, что врач придет позднее и что Фелисити, кажется, немного лучше, но она по-прежнему очень усталая.

— Если вам что-нибудь понадобится, спросите меня, — предложила девушка. — Мое имя — Роза. Я знаю тут всех.

— Да.

— Бедная миссис Грэнвилл. У нее такой больной вид.

— Мы надеемся, ей скоро станет лучше.

— Мистер Хемминг по-настоящему заботится о ней… и о вас.

— Он очень добр и во многом помог нам.

— Он очень важный человек. Весь остров от него зависит. Мы этого не забываем… и он тоже.

Прозвучала ли в ее словах легкая укоризна ? В ответ я просто кивнула.

— Плантация — это хорошо для острова. Все это процветание… — И Роза повела рукой.

— Да, наверное.

— Так много людей хотят сахар… так много. Наша плантация больше, чем у миссис Мануэль на втором острове.

— Это ближайший отсюда остров, да? Второй по размеру в архипелаге?

Роза кивнула.

— Мистер Мануэль — он недавно умер. Мистер Хемминг был тогда в Англии. Миссис Магда теперь управляет островом. Очень умная леди.

— Как интересно. Мне бы хотелось посмотреть другие острова, пока я здесь.

— Может, мистер Хемминг отвезет вас на второй остров, да? А может, нет.

Похоже, что-то в этой ситуации забавляло девушку. Но она вдруг объявила:

— Извините меня. Мне надо работать.

Я размышляла о другом острове, о том что такого особенного было в Магде Мануэль, что так забавляло Розу.

Я покончила с завтраком и поднялась еще рад взглянуть на Фелисити. Когда я вошла, Фелисити открыла глаза, и я спросила, не хочет ли она немного поесть. К моей радости, Фелисити согласилась, и я отправилась вниз и попросила принести молока, фруктов и хлеба.

Я сидела рядом с Фелисити, пока она ела. Вид у нее был гораздо лучше, она ничего не сказала о том, что произошло ночью, и, похоже, забыла об этом. Фелисити очень устала, наверное, из-за лекарства, и ей, очевидно, надо поспать, Я сидела рядом, пока Фелисити не заснула, а потом спустилась вниз, вышла из двери отеля и на минутку остановилась, глядя на гавань. Перед отелем на террасе сидели на стульях несколько человек. Над их столиками были установлены навесы, и само местечко поэтому напоминало «Континентальное кафе». Люди потягивали из стаканов, как я предположила, местный прохладительный напиток или, возможно, в отеле предлагались и другие вина. Однако казалось странным пить вино так рано утром. Другие земли, другие обычаи, подумалось мне.

Я уселась на один из стульев, подошел официант и поинтересовался, не желаю ли я чего-нибудь. Я отказалась.

— Какое чудесное утро. Как увидишь туман над островом, так сразу знаешь, что тебя ждет.

Официант, как и большинство островитян, с готовностью откликался на приветливое обращение. Казалось, здесь все с удовольствием смеялись и болтали.

Я спросила, как его зовут, и он ответил:

— Обадия.

— Хорошее библейское имя, — заметила я.

— О, мы христиане, хозяйка. Мы ходили в миссионерскую школу.

— На этом острове?

— Да, да. Здесь есть для маленьких. Они ходят в миссионерскую школу. Учат там про Бога и как считать. Они образованные.

— А вы давно на острове, Обадия? Он расхохотался, словно услышал какую-то очень веселую шутку.

— Ой, мисси леди, да вы шутите. Я тут родился. Люди не приезжают на Карибу… разве что леди вроде вас или по делу, да на отдых… А такие, как я, мы тут родились.

— И вы, насколько я понимаю, давно работаете в этом отеле.

— Господь благословит вас, мисси леди. Да я тут служу вот с таких лет. — И он показал рост мальчугана примерно лет десяти. — Раньше вот двери открывал, да-да, весь разодетый в пух и прах. Был горд и счастлив. Хозяин так сказал: «Работай хорошо, Обадия, и кто знает, может, высоко взлетишь». Только не нынешний хозяин. Другой.

— О… другой?

— Папаша нынешнего. Большой красивый мужчина, как хозяин. Папаша его был. А нынче хозяину пора женой обзавестись да парой ребят, чтоб было кому дальше вести плантацию.

— Понимаю. Хозяин — это мистер Хемминг.

— Да-да, он и есть хозяин. Почитай, все здесь его. Большой человек. Хозяин. Мы все хотим, чтоб у него жена была да детишки.

— Стало быть, он пока не женат.

— Нет, мисси леди, нет у него жены. Мы-то думали, как он вернется, привезет с собой жену. Здесь любят возить жен из-за моря. А из здешних никто хозяину не годится, то есть, в жены-то. Хотя вон есть миссис Мануэль. Только вот, понимаете, когда он уехал, она замужняя была. Теперь-то другое дело.

Снова эта миссис Мануэль! Как я поняла, она была хорошим другом Милтона Хемминга. Я ощутила легкий укол. Что это было? Ревность? Тревога? Я слишком позволила себе увлечься этим человеком.

— А как теперь насчет миссис Мануэль?

— Сейчас-то… ну, поглядим. Это хорошо. То есть что хозяин приехал домой без жены… наверное.

— Вы хотите сказать, что миссис Мануэль теперь свободна и может стать женой хозяина?

— Хозяин не любит, когда о нем судачат.

— А кто же это любит?

Обадия приложил палец к носу, что должно было означать — он понял, что оказался слишком болтливым и предпочел бы, чтобы я не распространялась о том, что он мне только что рассказал.

Я кивнула в ответ и изменила тему.

— Обадия, вы помните, что здесь происходило раньше — года два назад?

— Два года. Ну, а что?

— Вы должны помнить людей, останавливавшихся здесь, верно? Людей из-за моря?

Обадия постучал по голове и ухмыльнулся:

— У меня все тут, — сказал он. — Я помню, что было много-много лет назад.

— А вы не помните джентльмена, ненадолго останавливавшегося здесь? Некоего мистера Филипа Мэллори?

— Мистер Филип Мэллори… Ну-у… вроде что-то припоминаю.

Этот молодой человек останавливался в отеле примерно два года назад.

Обадия закатил глаза:

— Точно. Помню его. Очень приятный джентльмен.

— Это был мой брат.

— Ваш брат, мисси леди, что вы говорите!

— Вы, наверное, часто его видели?

— Да, да. Видал.

— И что с ним случилось?

— Ну, он был здесь… а потом его не стало.

— Куда он отправился? Вам хоть что-нибудь известно?

Обадия задумчиво почесал в голове.

— Он ведь был из тех, что карты делают?

— Совершенно верно, — подтвердила я.

— Ну, так он, верно, карты отправился делать.

— А как он уехал? И-куда?

— Просто уехал, и все тут.

— А с ним кто-нибудь был?

— Ох, чего не знаю, того не знаю.

— Постарайтесь вспомнить. Долго он здесь пробыл?

Обадия покачал головой:

— С неделю, наверное, или две… а, может, и три или четыре…

— Но вы ведь сказали — он уехал. И сказал, куда. Не мог же он просто так взять и исчезнуть. Он, наверное, заплатил по счету.

— Ох, вот об этом-то я ничегошеньки не знаю. Счета — не дело старого Обадии.

Я поняла, что больше мне не удастся от него ничего добиться. Однако старик знал Филипа. Это было уже кое-что. Возможно, в отеле есть и другие служащие, кто может что-то помнить о моем брате.

В то утро я переговорила с несколькими служащими. Большинство из них помнили Филипа, но, похоже, ничего таинственного в его отъезде не было. Он просто приехал и уехал, как прочие посетители отеля.

Я отправилась на берег. Однако я не могла расспрашивать всех подряд, не помнят ли они Филипа. Я была разочарована. Все мои надежды были на Карибу, и вот, оказавшись здесь, я зашла в тупик. И кроме того, у меня на руках оказалась Фелисити.

Расстроенная, я пошла назад в отель. Поднимаясь по ступенькам, я встретила Милтона Хемминга.

— Я привел вам лошадь, — сообщил он мне. — И договорился, что ее будут держать в конюшне отеля. Идемте посмотрим на нее. Как Фелисити?

— Кажется, немного лучше. Большей частью она спит, но, похоже, рассудок ее успокоился.

— Хорошо. Это нам и нужно.

Я последовала за Милтоном в конюшню, и он показал мне симпатичную гнедую кобылку.

— Ее зовут Эксельсиор. Как вам кажется, она симпатичная?

— Очень.

— Не выводите ее после полудня. В это время слишком жарко и для нее, и для вас. У нее хороший ход, и она знает окрестности. К тому же тихого нрава и дружелюбная.

— Иными словами, у нее превосходный характер. Не знаю, как благодарить вас.

Милтон пристально на меня посмотрел:

— Вы еще найдете способ выразить свою благодарность.

Я промолчала, и он продолжал:

— На самом деле это я должен благодарить вас. Я очень счастлив, что вы здесь. Надеюсь, вы останетесь здесь надолго.

— Но я ведь здесь совсем недолго. Кто знает, если я загощусь, вам, может быть, захочется от меня избавиться.

— Никогда. Я хочу жениться на вас, а это означает, что вы останетесь со мной на всю жизнь.

— Жениться на мне!

— Вас это не должно удивлять. Вам ведь известны мои намерения.

— Кое-что мне действительно было известно, но я не была уверена, что вы имеете в виду женитьбу.

— Вы что, наслушались сплетен обо мне?

— А они есть?

— Никто не застрахован от скандала.

— Особенно такой влиятельный человек, как вы. Сегодня утром я слышала о вашей власти.

— Ах, вот как?

— От человека по имени Обадия. Похоже, он испытывает перед вами благоговейный страх.

— Здесь не место обсуждать серьезные вещи. — И он повел меня в холл.

Роза подняла голову от конторки и улыбнулась нам.

— Мы идем в кабинет, — объявил Милтон.

— Там никого нет, мистер Хемминг, — отозвалась Роза.

— Нам надо поговорить наедине. Позаботьтесь, чтобы никто не входил.

— Хорошо, мистер Хемминг.

Роза улыбалась своей таинственной улыбкой, явно строя предположения.

Милтон открыл дверь небольшой комнаты, выходившей на гавань. Здесь был балкон со стульями. Милтон закрыл дверь, и мы вышли на балкон.

— Здесь нас никто не побеспокоит, — сказал он.

— Похоже, вам здесь все беспрекословно подчиняются.

— Конечно.

— Ваше естественное наследство, как я полагаю.

— А теперь давайте поговорим серьезно. Я хочу, чтобы вы были здесь, со мной… всегда. Хочу, чтобы вы вышли за меня замуж.

— Вы ездили в Англию на поиски жены?

— Полагаю, любой мужчина подсознательно ищет себе жену, как только начинает понимать, что к чему в этой жизни.

— Стало быть, ваши поиски оказались напрасными?

— Напротив. Я нашел себе жену на корабле, идущем из Англии, так что миссия — если она вообще была — оказалась в высшей степени успешной.

— Нет, пока ваша избранница не согласна.

Милтон подошел ко мне ближе и положил мне руки на плечи.

— Я никогда не смиряюсь с поражением.

— Это смелое заявление. Однако даже самым решительным людям приходится иной раз разочаровываться в своих надеждах.

— Я знаю вас, моя дорогая Эннэлис. На самом деле я вам нужен, но вы не хотите этому верить. Опыт, приобретенный вами в Австралии, подействовал не только на Фелисити. Однако жизнь совсем другая. То был не настоящий брак.

— Естественно, я не считаю, что все браки похожи на этот, иначе весь наш мир был бы миром маньяков.

— Выслушайте меня, — сказал Милтон. — На какое-то время острова покажутся вам интересными. Я же планирую продать плантацию и вернуться в Англию. Нам придется позаботиться об образовании наших детей, а для этого нам будет необходим дом. Мы ведь не захотим, чтобы они покинули нас и уехали в школу на другой конец света.

— Должна вам сообщить, что я помолвлена… в определенном смысле… с другим человеком.

— С человеком, отпустившим вас так далеко!

— На это была причина.

— Какая?

— Это касается только меня и моего жениха.

— Вот я бы ни за что вас не отпустил.

— Знаете ли, я сама за себя решаю.

— И вы решили покинуть его. Он, должно быть, что называется, медлителен в любви. Вы узнаете — я совсем другой.

— Я уже видела вас здесь, на корабле и в Сиднее, — отозвалась я. — Здесь вы что-то вроде местного божка. Люди испытывают перед вами благоговейный страх, склоняются, почти обожествляют… и все же в некоторых случаях вы ведете себя, как юнец.

— Вы хотите сказать, в любви?

— Да. Думаете, стоит только заговорить со мной о женитьбе, и я тут же все брошу и скажу: «Спасибо большое».

— Такова любовь, — ответил Милтон. — Не надо держать меня в неведении. Зачем вы приехали сюда? И почему жених отпустил вас?

— Он даже помог мне поехать.

— Зачем ему понадобилось расставаться с вами на многие месяцы?

— Он помог мне приехать сюда, потому что знал, насколько это для меня важно. Сейчас объясню.

И я рассказала Милтону о том, как обнаружила карту и об одержимости Филипа найти остров.

— Он приехал сюда и исчез. Я хочу выяснить, почему и жив ли он вообще. Филип — мой брат, и мы были ближе друг другу, чем обычно бывают братья и сестры. Я не успокоюсь, пока не узнаю, что с ним случилось.

— Он писал вам?

— Последнее письмо было из Австралии. Он упоминал, что едет на какой-то остров, и теперь я знаю, что он приехал сюда, на Карибу. Мне необходимо выяснить, куда он отправился потом и что с ним сталось.

— Вы говорите, у вас есть карта?

— Да, копия той, которую нашли в доме. Я сама ее сделала. Копия точная. Я кое-что понимаю в этих вещах.

— Карта у вас с собой?

— Да. Принести ее?

Милтон кивнул.

Я сходила в свою комнату, нашла карту и принесла ему.

— Райский остров, — пробормотал он. — Эта карта не правильная. Такого острова нет.

— Но на карте он есть.

— Кто делал оригинал?

Туг я рассказала о замурованной комнате и о том, как, открыв ее, мы обнаружили карту и дневник.

— Вас зачаровало, — заметил Милтон, — что у той девушки было почти такое же имя, как у вас. Дорогая Эннэлис, в конце концов, вы всего лишь романтик. Я так рад обнаружить в вас это. Было время, когда вы были воплощением сурового здравого смысла.

— А вас бы не заинтриговало такое открытие?

— Конечно, заинтриговало бы. Стало быть, ваш брат приехал сюда и загадочно исчез. Он провел короткое время здесь… по-видимому, зарегистрировался, как все прочие приезжие. Куда же он отправился отсюда? Вот это будет трудно выяснить. Но этот остров — если он существует — найти будет нетрудно. У вас есть карта. Посмотрите на нее. Мы находимся здесь. — Он указал пальцем. — Вот Кариба и другие острова. Вот тот, что находится в стороне от нас, а потом… как далеко, вы говорите, этот Райский остров? Судя по карте, в тридцати милях. Я плавал по этим морям часто. И могу сказать, что земли там нет — ни к северу, ни к югу, ни к западу, ни к востоку — по крайней мере, на сто миль.

— И что это означает?

— Что тот, кто составил эту карту, поместил на ней несуществующий остров.

— Я верю, что где-то он все же есть. Может быть, ошибочно указано его местоположение. Понимаете, карта была составлена по памяти. Давным-давно человек, составивший оригинал этой карты, побывал на острове после кораблекрушения. А потом по памяти составил карту.

— И будучи членом семьи картографов, вы должны знать, стоит ли доверять памяти при составлении карт.

— Знаю, знаю. Но за этим должно что-то крыться.

— Если только вашему герою этот остров не привиделся.

— Он потерпел кораблекрушение, и после поездки на остров его нашли в совершенно изможденном состоянии.

— Может быть, сны. Галлюцинации.

— Я уже думала об этом. Однако где же Филип?

— С ним могло произойти несколько вещей. Он мог потерпеть крушение в море. Вы же побывали в глубинке. И видите, что жизнь там ценится дешево. Он мог попасть к бандитам.

— Что же делать?

— Прибегнуть к помощи, — ответил Милтон.

— Чьей?

— Моей.

— Вы предлагаете свои услуги?

— Вы разве не знаете, что можете полностью располагать мною?

Я была так счастлива, что не смогла скрыть этого. Я благодарно посмотрела на Милтона и чуть не расплакалась.

Милтон увидел это и сказал:

— Как я люблю вас. Люблю во всяком настроении. Решительной и сильной, порою — немного язвительной. А теперь — трепетной и нежной и, давайте признаем это, весьма беспомощной.

Он обнял меня и прижал к себе.

— Признайтесь в этом тоже, — попросил он. — Вам бы доставило удовольствие, если бы я принял участие в ваших планах.

— Просто мне что-то подсказывает, что вы добиваетесь всего, за что беретесь.

— Хорошо бы вы это запомнили.

— Я была бы рада принять вашу помощь.

— Что ж, — сказал Милтон. — Первое, что нам надо сделать, — это выяснить, сможем ли мы отыскать остров. Нам потребуется довольно большая лодка… не такая, как тот корабль, на котором вы прибыли из Сиднея, но и не просто маленькая лодочка на веслах. Возьмем с собой карту и отправимся на поиски. Необходимо, чтобы вы убедились, что острова не существует, по крайней мере, в том месте, где он указан на карте.

— Благодарю вас. О, благодарю вас!

— Надо учитывать еще одно, — продолжал Милтон. — Раскрыв эту тайну, вы вернетесь в Англию?

— Так я планировала.

— И выйдете замуж за человека, который по сути, помог устроить это?

— Он очень хорошо все понимает. И знает, что я никогда не успокоюсь, не узнав, что случилось с Филипом.

— И он позволил вам уехать…

— Он все понял… прекрасно.

— Я бы ни за что не позволил вам уехать одной. Я бы поехал с вами.

— А когда мы отправимся в наше путешествие?

— Все будет зависеть от погоды. Предоставьте это мне. А пока я постараюсь узнать все, что смогу, о пребывании вашего брата на острове. И я хочу вам кое-что на этом острове показать. Заеду за вами сегодня в пять часов. Тогда будет прохладнее. Я хочу показать вам плантацию, и вы со мной пообедаете. Советую вам оставаться в комнате, пока стоит жара.

Милтон поднялся. Я тоже. Он взял мои руки в свои.

— Если есть возможность отыскать вашего брата, мы это сделаем, — сказал он. — Идемте со мной.

Мы отправились к конторке, за которой сидела Роза. Милтон сказал, что хочет поговорить с мистером Селинкуром, и Роза тут же пошла искать этого джентльмена. Затем нас пригласили в комнату, где Милтона приветствовал низенький человек с кожей кофейного цвета, оказавшийся мистером Селинкуром, управляющим отелем.

Милтон попросил показать ему записи регистрации за последние три года, и я смогла примерно представить, когда Филип приехал сюда. В книге было его имя. Он прожил в отеле три недели.

Мистер Селинкур помнил Филипа. Тот был очень приятным гостем. Да, он оплатил свой счет; нет, никакого таинственного исчезновения не было. Он оплатил счет, как и другие гости, и уехал.

— Он отбыл на корабле в Сидней? — спросила, я.

Мистер Селинкур сказал, что скорее всего, да. Однако, судя по дате его отъезда, Филип уехал не в тот день, когда заходил корабль. Он уехал в субботу. Это было странно.

Нет, мистер Селинкур не видел, как Филип уезжал. Он наведет справки у персонала, не помнит ли кто-нибудь из них.

Дело неплохо продвинулось — и все благодаря Милтону.

Несмотря на тревогу о Фелисити, я ощущала некоторый подъем.

В течение последующих дней надежда не покидала меня, хотя наведение мистером Селинкуром справок ничего не дало. Никто не видел, как Филип уезжал. Но поскольку уехал он в субботу, то никак не мог отплыть на сиднейском корабле.

Это обескураживало, однако Милтон был уверен, что мы найдем какие-нибудь ниточки, которые рано или поздно приведут нас к раскрытию истины. И, по крайней мере, я хоть что-то предпринимала, чтобы разыскать Филипа.

Я уже не так сильно волновалась из-за Фелисити. Она была очень спокойной и отстраненной, но явно чувствовала себя лучше. Фелисити предпочитала находиться в своей комнате, жуткие кошмары у нее прекратились.

Врач, правда, предупредил, что кошмары могут в любой момент вернуться, и так оно, наверное, и случится, так что я должна быть готова к этому. Фелисити нуждалась в постоянном утешении и ободрении.

Она много спала, ей это было необходимо, чтобы поправиться.

Я видела Милтона Хемминга каждый день. Он приезжал узнать о здоровье Фелисити и куда-нибудь вывести меня. На своей кобылке я объехала с ним весь остров и наслаждалась своим времяпрепровождением.

Милтон провез меня по плантации. Я не имела ни малейшего представления о том, как производят сахар, а в устах Милтона рассказ об этом звучал необыкновенно интересно благодаря энтузиазму, который он вносил в каждое дело.

Мы гуляли пешком по небольшим тропинкам среди тростника — некоторые стебли достигали двенадцати футов в высоту и полутора дюймов в толщину, по сравнению с ними мы казались карликами. Милтон объяснил, что климат здесь был для выращивания сахарного тростника — жарким, влажным, с морским ветром. Я заглянула на мельницу, и в котельную. Люди — в основном, туземцы с острова — улыбались мне. Один из них показал мне мангуста, которого держали здесь, чтобы отгонять крыс, и белых муравьев — настоящую чуму для плантации.

Я заметила:

— Вам же будет невыносимо это бросить. Это ведь ваша жизнь.

— Нет, нет, — отозвался Милтон. — Это как раз способ все закончить. Плантацию создал мой отец. И преуспел. Это он сделал остров таким, какой он теперь. Я продолжил его дело. Однако отец собирался вернуться домой, как только наступит подходящий момент. Для него этот момент так и не настал, но для меня настанет.

— Все эти люди зависят от вас.

— Я не уеду, не найдя подходящего человека, который займет мое место.

— А потом уедете.

— Знаете, есть ведь еще одна вещь — даже более важная — на которую я решительно настроен.

— Какая?

— Вы.

— Это не так-то просто.

— Да. Но не невозможно.

— Я знаю, вы верите в то, что никогда не потерпите неудачу.

— Это способ существования.

— Расскажите мне еще о плантации.

И Милтон жизнерадостно продолжил свой рассказ о методе вываривания сахара.

После экскурсии по плантации мы вместе обедали. Милтон предложил:

— Когда вам надоест отель, вы всегда можете стать моими гостьями — и вы, и Фелисити.

— В отеле очень удобно, — отозвалась я. — Там хорошо заботятся о Фелисити и, похоже, по-настоящему беспокоятся о ней. Стоит ей позвонить, и тут же кто-нибудь является. И вид на гавань необыкновенный. Он постоянно меняется.

Настал день, когда мы совершили морскую прогулку. Я могла спокойно оставить Фелисити на попечение служащих отеля, так что я отправилась в это путешествие, не волнуясь о ней.

Судно было не очень большим, однако для его управления требовались три человека. Карту я взяла с собой. Мы шли мимо островов, и я впервые могла рассмотреть остров, стоявший особняком.

— Это Львиный остров, — объяснил Милтон. — Еще минута — и вы поймете, почему его так называют. Там есть небольшая бухта, а над ней вздымается утес. Со стороны он кажется похожим на развалившегося льва.

— Там какая-то лодка. А это дом?

— Да. Остров принадлежит богатой шахтерской семье из Австралии. Это что-то вроде виллы для отдыха. Насколько я могу судить, они нечасто здесь бывают. И держатся сами по себе. Вот! Теперь виден развалившийся лев.

Мы посмотрели развалившегося льва издалека, но к острову приближаться не стали.

Скоро мы оставили весь архипелаг позади.

— Чтобы выходить так далеко в море, необходима крепкая лодка, — заметил Милтон. — В любой момент может налететь шквал. Легкое суденышко может тут же перевернуться. Возможно, это и произошло с вашим братом.

Я молчала. Сейчас трудно было в это поверить. Море было таким спокойным — почти никакого движения. Я видела летучих рыб и играющих дельфинов. Это была прекрасная мирная сцена.

Милтон держал в руках карту.

— По моим подсчетам, вот где должен находиться остров. Здесь хорошо видно на много миль. И никаких признаков земли.

— Никаких, — согласилась я. — Ничего, кроме глубокого синего моря.

— Мы сделаем еще небольшой круг, если хотите… но здесь ничего нет — совсем ничего. По-видимому, в карте ошибка.

Я покачала головой.

— Наверное, мне придется поверить, что острова не существует. Но я не могу этого понять. Это точная копия карты, которую мы обнаружили.

— Полагаю, оригинал находится у вашего брата?

— Да. Он взял его с собой.

— Ну, что ж, вот это место. И здесь ничего нет. Боюсь, нам придется прекратить поиски. Так что — назад, на Карибу!

Я смотрела на широкие водные просторы и думала о молодом человеке, потерпевшем кораблекрушение, в полузабытьи дрейфующем по тихому морю. Как долго он так плыл, он и сам не знал. Может, он был в бреду? Может, ему привиделся этот остров, где все было так идеально? Возможно, на несколько коротких минут он умер, отправился в рай, а потом вернулся к жизни, чтобы мечтать о потерянном для него острове.

Море было в этот день так прекрасно, так спокойно. Совсем другим, наверное, оно было в момент крушения. Темно-синий цвет сменялся светло-зеленоватым. Море казалось пятнистым.

Я собиралась уже привлечь внимание Милтона к этому обстоятельству, но тут он произнес:

— Нам повезло, что погода хорошая. Смотрите. Вдалеке виден Львиный остров.

Я переключила свое внимание на остров и забыла о цвете моря.

Я была расстроена тем, что острова не существует. Это была мечта, созданная в воображении человека, потерпевшего кораблекрушение.

Шли дни — ленивые дни ярких красок и звуков, доносившихся из гавани, где среди тележек, запряженных волами, сновали люди. Какой еще предлог я могла использовать, чтобы оставаться здесь? Я не обнаружила ничего существенного. " Разумеется, оставалась еще Фелисити.

— Мы не можем уехать, пока она не поправится.

И еще мне хотелось остаться — конечно, хотелось. Я хотела видеть Милтона Хемминга каждый день. Наслаждаться его ухаживанием. Конечно, это было тщеславие, однако я ничего не могла поделать.

Мне нравилось наблюдать с балкона, как он подъезжает к отелю. Я гордилась уважением, которое он вызывал. Люди расступались перед ним. На этом острове он был всемогущ — король среди всех этих людей, человек, создававший людям все удобства, ибо все процветание острова зависело от плантации, а плантация — это был он; он был воплощением самого острова.

А потом он останавливался под балконом и улыбался, и я видела, как блестят его синие глаза на бронзовом лице. Я едва ли могла бы называться женщиной, если бы мне не льстило внимание такого человека. К чему все это вело? Я не была в этом уверена. И сама неуверенность еще усиливала очарование ситуации. Однако мне надо было возвращаться домой. И оставить эту экзотическую жизнь. Я буду помнить ее всю жизнь, однако жизнь без Милтона казалась мне очень скучной.

Вот так… я не хотела думать о будущем. Я просто хотела наслаждаться настоящим.

Фелисити стало немного лучше. Накануне она даже посидела со мной во дворике вечером, когда солнце уже не было таким жарким. Фелисити слегка шарахалась, когда с ней заговаривал какой-нибудь незнакомец, но, по крайней мере, она хоть ненадолго вышла из своей комнаты, Ей по-прежнему иногда снились кошмары. Я спала чутко, прислушивалась к звукам даже во сне. Порой раздавался стук, и я выскакивала из постели и бежала к Фелисити. Меня преследовал ужас в ее глазах, когда она просыпалась, и я знала, что пройдет еще много времени, пока моя подруга поправится.

Однако утешало то, что ей немного лучше. Фелисити разговаривала с горничной, убиравшей наши комнаты и приносившей горячую воду и еду для нее. Я часто проводила ленч вместе с Фелисити. По утрам она спала допоздна, поэтому я завтракала внизу и, если куда-нибудь уходила — а это я делала часто в обществе Милтона, то просила Марию присмотреть за Фелисити. Мария была разговорчивой и всегда готовой помочь. Может, она была и не лучшей работницей, зато симпатичным человеком. Она была молодой стройной девушкой с длинными черными волосами, смеющимися темными глазами и светло-коричневой кожей; ее ожерелья и браслеты позвякивали во время ходьбы.

Разговаривая, Мария закатывала глаза, вся жизнь казалась ей одной большой шуткой. Даже рассказывая о каком-нибудь несчастье, она смеялась. Марии доставляло удовольствие держать нас в курсе всего того, что происходило на острове. Мы узнали, что некто Сэм сильно поранился, упав на стебли срезанного тростника.

— Он был весь изрезан, — рассказывала Мария. — Лицо и руки в крови. На всю жизнь останутся шрамы. Потом старую миссис Джоппа сбила тележка, запряженная волами, везущими какие-то благовония.

Любая новость, веселая или трагическая, сопровождалась смехом.

У Марии был возлюбленный. Однажды она собиралась уехать к нему в Брисбен, где он работал в каком-то имении. Но когда-нибудь Сабрино собирался обзавестись собственным имением, для начала совсем маленьким. Тогда Мария и поедет к нему. Они оба копили деньги, чтобы превратить свою мечту в реальность.

Я внимательно слушала. Сабрино, похоже, был самым красивым мужчиной на земле. Он родился на Карибе, но на Карибе Сабрино было не место. Мария жила ожиданием того дня, когда присоединится к возлюбленному. Она бывала серьезной, только говоря о Сабрино. Мария имела обыкновение задерживаться в моей комнате. Ее очень интересовала моя одежда. Однажды я обнаружила ее шарящей в моем шкафу. Я выразила удивление, но не могла всерьез сердиться на девушку, поскольку ее любопытство было совершенно естественным, и она горела желанием угодить мне.

Однажды утром, когда я сидела на балконе, в отеле появилась поразительно красивая женщина. Она была высокой, темные волосы были зачесаны кверху, двигалась она с изысканной грацией, какую я уже заметила у всех женщин на острове. Однако эта женщина отличалась от других. Я почувствовала, что она пользуется здесь влиянием, хотя мнение об этом у меня сложилось лишь под влиянием того, как она шла сквозь толпу. На женщине было белое облегающее платье, на шее — золотая цепочка. Я решила спросить Марию об этой женщине. Мария наверняка знает.

К моему удивлению, Мария сама явилась ко мне в комнату. Она входила без стука, и хотя я просила ее стучать, девушка часто об этом забывала.

— Мисс Мэллори, — сообщила Мария звонким возбужденным голосом, после чего разразилась таким смехом, что едва могла говорить, — там вас внизу спрашивает леди. Она приехала повидаться с вами.

— О, и кто же она?

Мария настолько зашлась от смеха, что на несколько секунд утратила дар речи.

— Это миссис Мануэль, — наконец, выпалила она.

— Это та леди, которую я только что видела? Высокая, смуглая, в белом?

Мария кивнула.

— Сейчас спущусь, — сказала я.

Миссис Мануэль сидела в холле. Я заметила, что Роза за стойкой и еще несколько стоявших рядом людей напряглись, словно в ожидании чего-то из ряда вон выходящего.

При моем появлении женщина поднялась.

— Мисс Мэллори, — произнесла она. — Я приехала навестить вас. Я Магда Мануэль.

— О, рада познакомиться с вами. Я наслышана о вас.

— На этих островах все наслышаны друг о друге.

— Я слышала о вас от Милтона Хемминга.

Наступило молчание. Все внимательно прислушивались к нашему разговору, словно наша встреча имела какое-то особое значение.

— Возможно, мы могли бы пойти куда-нибудь поговорить, — предложила я.

Роза тут же выдала себя, что подслушивала, бесхитростно сказав:

— Ну, конечно, мисс Мэллори. Проходите сюда. И провела нас в комнату с балконом, выходившим на гавань, где я как-то разговаривала с Милтоном.

— Хотите чего-нибудь прохладительного? — спросила я.

— Да, пожалуйста.

Роза сказала, что принесет лалу — так назывался тот самый напиток из фруктов, чуть-чуть алкогольный — идеальное питье в жару.

Мы уселись на балконе.

— Я уже собираюсь вас навестить, — сообщила миссис Мануэль. — Но на плантации столько дел.

— На плантации?

— А вы разве не знали? Я со второго острова. Там у нас плантация. Не такая большая, правда, как здесь, но дел на ней предостаточно. Я не могу так держать в узде своих работников, как Милтон. Мне не хватает опыта… моему мужу тоже этого не хватало. Милтон кое-чему научил нас.

— Стало быть, у вас тоже сахарная плантация.

— О да… и для меня это несколько чересчур. Я совсем недавно потеряла мужа. Не знаю, что бы я делала без помощи Милтона.

Официант принес напиток, причем ему явно не хотелось уходить. У меня возникло подозрение, что за стенами этой комнаты все обсуждают мою встречу с Магдой Мануэль.

— Милтон рассказывал мне о вас, вот я и решила заглянуть, — сказала Магда. — Вы должны навестить меня. | Приезжайте к обеду. По-моему, с вами здесь подруга.

— Да. Но она была очень больна, да и сейчас еще нездорова.

— Я слышала об этом ужасном происшествии в Австралии. — Магда Мануэль бросила на меня извиняющийся взгляд. — Видите ли, новости здесь распространяются быстро. Не так уж отсюда далеко Австралия.

— Моя подруга еще недостаточно окрепла, чтобы с кем-либо встречаться, однако ей уже лучше.

— Вы ведь еще не бывали на втором острове, верно?

— Нет, но я часто на него смотрю. Он кажется таким зеленым и красивым.

— Зелень — это тростник…

— Вы сами управляете плантацией?

— Не совсем. У меня есть прекрасный управляющий. Джордж Кэллерби. Он был правой рукой моего мужа. На плантации так много может произойти неладного. То шторм побьет тростник, то его съедят крысы или белые муравьи, котлы в самый ненужный момент могут дать сбой или мельницы встанут. Милтон все это держит под контролем, кроме того, у него прекрасное оборудование. Но главное — он умеет обращаться с людьми. Он правит кнутом и пряником. Мне всегда было невдомек, как это у некоторых людей получается. Моему мужу — тоже. Он часто говорил, что у Милтона к этому настоящий дар. Эти люди должны знать, кто хозяин. Они должны уважать вас, иначе они станут лениться, и вы обнаружите, что они засыпают с мачете в руках. Но я утомляю вас разговорами о делах. А мне хотелось лишь узнать, не отобедаете ли вы у нас?

— С удовольствием.

— Я назначу день. А Милтон привезет вас на лодке. Здесь не так уж и далеко. Я так хотела увидеть вас, но была очень занята. Видите ли, мой муж умер всего несколько месяцев назад. Это произошло, когда Милтон был в Англии.

— Мне жаль это слышать.

— Он долгое время недомогал, так что его смерть не была для нас неожиданностью. Я сообщу вам, когда состоится обед. Наверное, на следующей неделе. Это вам подойдет? Вы пока еще не собираетесь уезжать?

— Я полагаю, что скоро мне придется уехать. Однако сначала я должна убедиться, что миссис Грэнвилл в состоянии отправиться в путь.

— Разумеется.

Миссис Мануэль поднялась. Она была очень грациозной и любезной; в ее ушах поблескивало золото, ожерелье сверкало на шее. Она была очень красивой женщиной. Я прошла с ней через холл к двери отеля, чувствуя провожавшие нас взгляды. Я была уверена, что стоит нам скрыться из виду, как начнутся пересуды.

Я поднялась к себе в комнату.

Там уже была Мария, старательно размахивавшая щеткой для вытирания пыли, но на самом деле мало что при этом делая.

Встретившись вечером с Милтоном, я заговорила с ним о Магде Мануэль. Мне было интересно, провел ли он с ней весь день.

Милтон пришел, как обычно, пообедать со мной. Он часто приглашал меня к себе в дом, но я настороженно относилась к этому и, кроме того, не хотела оставлять Фелисити в отеле.

Перед обедом мы сидели во дворике.

— У меня сегодня утром была посетительница. Ваш друг.

— Магда, — ответил он.

— Она вам сказала?

— Да.

— Я полагаю, после визита ко мне она заехала к вам.

— Да, она приезжала.

— Она говорит, что у нее плантация на острове.

— Правильно. Меньше, чем моя.

— Магда управляет плантацией сама.

— Она нашла хорошего управляющего в лице Джорджа Кэллерби. Хосе Мануэль для этого совсем не годился. Ему вообще не следовало заниматься плантацией.

— Она сказала, что вы ей много помогаете.

— Я дал пару советов, когда был жив Хосе.

— Я так поняла, что он умер, когда вы были в Англии.

— Я вижу, Магда ввела вас в курс дела.

— Мне показалось, что здесь всех очень позабавило то, что она приехала ко мне с визитом.

— Здесь всех легко позабавить.

Милтон бросил на меня сардонический взгляд.

— В течение некоторого времени Магда практически была уже вдовой. У нее была тяжелая жизнь. Хосе был ранен на мельнице. Что-то не заладилось, а у него не было достаточного опыта, чтобы с этим справиться. Он получил тяжелые травмы и четыре года был инвалидом.

— А вы были его большим другом и много помогали ему.

— Я нашел для них Джорджа Кэллерби. Он превосходный человек.

Я так ясно себе все представляла. Муж, уже почти не являющийся мужем. Яркая женщина, молодая и красивая — и Милтон, приезжающий на остров помочь им, хороший друг… особенно для Магды.

И, разумеется, островитянам все было известно. Им вообще почти все было известно. Возможно, они считали, что теперь, когда Хосе умер, Милтон женится на его вдове. А потом… появилась я. О да, мне все было совершенно ясно.

У меня была соперница. Я не могла не думать о ее чувственной красоте, по сравнению с которой я казалась чуть ли неуклюжей. Магда обладала достоинством и красивой внешностью. Она подходила для жизни на острове гораздо лучше, чем я. Интересно, какие чувства испытывал Милтон к Магде. Мне показалось, что когда он говорил о ней, его голос немного смягчился, и я почувствовала ревность. Это было нелепо. Я постоянно твердила себе, что как только Фелисити поправится, я уеду домой и выйду замуж за Реймонда.

Милтон в это время говорил:

— Мы собираемся завтра немного понырять. Хотите посмотреть?

— Понырять?

— Да, завтра на рассвете.

На юге острова есть устричные раковины. Иногда мы находим по-настоящему красивые жемчужины. Вообще-то этого недостаточно для организации промысла. Так что мы просто развлекаемся в надежде, что когда-нибудь отыщем действительно дорогую жемчужину.

— Мне бы хотелось посмотреть на это. А кто ныряет?

— У нас есть ныряльщики. Они должны быть довольно умелыми. Я тоже пару раз нырял, однако обычно я этим не занимаюсь. Это весьма интересно… особенно сортировать добычу. Попадается довольно много красивых жемчужин, но они не правильной формы, потом — пустышки, и, наконец, бугорчатые, мы их зовем «петушиными». Представьте себе, какая бывает радость, когда мы обнаруживаем совершенную жемчужину. Нужного цвета, нужной фактуры и правильной формы.

— А вам приходилось когда-нибудь находить такую?

— Однажды. Еще во времена отца. Это было настоящее сокровище. Такой я больше никогда не находил. Однако попадались и другие, очень приличные.

— Я всегда считала ваш остров сахарным. И никогда не думала о жемчуге.

— О, вам еще много предстоит о нас узнать. Ну, так как, хотите посмотреть на нас в деле?

— С радостью.

— Вы сможете встать рано? Лодки выйдут в море, туда, где лежат раковины. Они отчалят на рассвете.

— Я приду.

— На рассвете, — повторил Милтон.

На следующее утро я встала рано и отправилась на южную часть острова. На берегу я увидела мужчин. Некоторых из них я знала, поскольку мне приходилось видеть их на плантации.

Я спросила:

— Мистер Хемминг здесь?

Один из мужчин — Джекоб — кивком указал на лодку, покачивавшуюся на воде.

— Мистер Хемминг сегодня полезет вниз, — объявил он.

— Что? Сам будет нырять?

— О да, будет нырять.

Я стояла, наблюдая за людьми в лодке. Один человек выделялся своим ростом, и я догадалась, что это Милтон.

— Сколько они собираются находиться на дне? — спросила я.

— Недолго, мисси леди. Долго не смогут. Дышать нельзя. Минуту на все про все.

Один из мужчин заметил:

— Гемел однажды пробыл целых шесть.

— Гемел — великий ныряльщик. Правда, один раз он пробыл внизу слишком долго. Пытался побить рекорд.

— И что с ним сталось?

— Там нельзя долго жить, внизу, мисси леди, нельзя без воздуха.

— Вы хотите сказать, он умер?

— Нырять — опасное дело. Потому-то за это деньги платят… большие деньги.

— Но ведь мистер Хемминг нырял.

— Хозяин — он что угодно умеет делать, и лучше других.

— А что это за шум я слышу?

— Это чтоб акул заговаривать.

— Акул! В этих водах водятся акулы?!

— Иногда даже близко подходят. Но не подойдут, пока их заговаривают.

Я встревожилась. Мне что-то не верилось, что эти скорбные напевы способны отпугнуть акул.

Я спросила:

— А на кого-нибудь уже нападала акула?

— Да… было дело.

— А где же был шаман? Он-то что в это время делал?

— Несчастные случаи всегда бывают, мисси леди.

— Каким образом они ныряют?

— Видите человека у борта лодки? Он работает с ныряльщиками. Они ныряют парами: один идет вниз, а второй следит за тросом, привязанным к ныряльщику.

— Мне кажется это очень опасно.

Я стояла и наблюдала, мне вдруг стало страшно. Милтон нырнул из-за того, что я была здесь. Он снова хотел доказать мне, что способен делать все лучше других. Я подумала: «Наверное, думает, что найдет ту самую дорогую жемчужину!»

Я представляла себе, как появляется чудовищная акула. Рисовала картину того, как рвется веревка, к которой он привязан. Воображала, как он там, на дне, задыхается от недостатка воздуха.

— Сохрани его невредимым, — молилась я. — Пусть все кончится хорошо.

Теперь я поняла, как много значил для меня Милтон. Я просто хотела, чтобы он остался цел и невредим. Все остальное в тот момент, не имело значения. Я спорила сама с собой. Мне надо уехать. Надо вернуться назад в Англию и выйти за Реймонда. Доброго, хорошего Реймонда. И все же, прошу тебя, Господи, пусть он останется цел!

Мне следовало бы знать, что ничего с ним не случится. Когда лодка причалила к берегу, я встречала ее весьма рассерженная. Милтон выпрыгнул из лодки и подбежал ко мне.

— Стало быть, вы пришли? — спросил он.

— Я рассчитывала застать вас на берегу, а не на дне морском.

— Но я не мог удержаться.

— Нашли прекрасную жемчужину? — поинтересовалась я.

— Вполне вероятно. Их надо рассортировать. А у вас какой-то расстроенный вид.

— Мне рассказали о добыче жемчуга. Это опасно.

— Во многих предприятиях есть доля опасности.

— А в этом — особенно.

— Ну, может быть, здесь опасность несколько особая. Стало быть, вы рады, что я вернулся на сушу?

— Разумеется, рада.

Милтон взял мою руку и сжал ее.

— Не волнуйтесь. Я всегда буду возвращаться. И всегда буду рядом.

Он улыбнулся как победитель. Я выдала свои чувства.