Сюзан Джонсон Серебряное пламя

Глава 1

г. ЕЛЕНА, штат МОНТАНА

Январь 1889

Валерия Стюарт первой заметила его появление в музыкальной комнате, и ее глаза расширились от удивления. Сам Трей Брэддок-Блэк пожаловал на дневной фортепианный концерт. Такое было впервые.

Ее удивление не осталось незамеченным присутствующими, и в результате Эрик Сати, последнее парижское открытие Эммы Пибоди, мгновенно лишился внимания аудитории. Еще бы — самый завидный жених Монтаны стоял у дверей, опираясь плечом о стену, выкрашенную светло-серой краской, небрежно скрестив на груди руки. Он улыбался, прекрасно понимая, какое впечатление его появление произвело на присутствующих. Пристальное внимание было привычно для Трея Брэддок-Блэка и объяснялось его скандальной репутацией, экзотическим происхождением и богатством его семьи.

Он слегка кивнул всем собравшимся в комнате, при этом его длинные черные волосы взметнулись вверх в такт движению головы. Слушатели мгновенно вспомнили о своих манерах и вновь уставились на бородатого молодого человека в пенсне, игравшего на прекрасном фортепиано, принадлежавшем Эмме Пибоди, свою последнюю пьесу. Следующие двадцать минут гости Эммы старательно избегали смотреть на пользующегося сомнительной репутацией сына Хэзэрда Блэка, в то же время размышляя о том, какая девушка сумела заманить его на этот концерт. Никто не сомневался, что необычное появление Трея на концерте не может быть связано с чем-то другим.

Светло-серые стены просторной музыкальной комнаты Эммы были отделаны золотым орнаментом, а паркет в виде прямоугольных узоров выложен итальянскими мастерами, известными во всем мире реставраторами. Элегантные банкетки, обтянутые изысканным желтым шелком с набивным узором в виде переплетенных роз, были расставлены вперемежку с прекрасными венскими стульями рядом с небольшими столиками так, чтобы гостям не приходилось тянуться за бокалом шампанского или сладостями.

Среди приглашенных было много великолепных молодых женщин, прекрасно одетых на деньги своих родителей. Они томно расположились на банкетках, их длинные широкие юбки образовывали живописные складки на фоне желтого шелка, а модные шляпки без полей были украшены оборками и расшиты цветами.

Слушая звуки фортепиано, заполнившие роскошно убранную гостиную, гости начали переглядываться. Их оценивающие взгляды не останавливались на сидящих политиках, банкирах и бизнесменах, не задерживались на блистательных матронах, отыскивая лишь ту или иную красивую девушку. Кого из них пришел он увидеть?

Молодые женщины тоже исподтишка разглядывали высокого смуглого человека, прислонившегося к стене у входа в комнату. Когда Сати закончил играть и смолкли вежливые аплодисменты, гости стали напряженно ожидать, насколько правдоподобны их догадки.

Через несколько секунд Валерия Стюарт, одетая в элегантное платье из французского бархата и затканную цветами азалии шляпку, поднялась со своего места и направилась к Трею. У большинства присутствующих вырвался вздох облегчения, а на лицах молодых женщин появилось разочарование.

Валерия подошла к опоздавшему гостю совсем близко. Она всегда так делает, подумал Трей, чтобы любой мог оценить ее красивую грудь.

— Здравствуй, мой дорогой, ты выглядишь, — Валерия выдержала паузу, небрежно осмотрев с ног до головы высокую мускулистую фигуру Трея, одетого в костюм от лучшего портного, — просто прекрасно.

Сказано это было мурлыкающим, чуть вибрирующим тоном.

И хотя молодого человека подмывало сказать: «Валерия, дорогая, тебе не удастся съесть меня живым прямо здесь», однако Трей понимал, что это было бы уже чересчур, и поэтому он улыбнулся и произнес:

— Благодарю, да и ты великолепна, как всегда.

Темные волосы и белая кожа Валерии действительно изумительно оттенялись французским бархатом.

— Тебе понравились композиции Эрика, дорогая?

Девушка с гримасой разочарования махнула рукой, одетой в тонкую лайковую перчатку:

— Они все звучат примерно одинаково, разве не так?

Валерия воспринимала искусство только с точки зрения необходимости посещения концертов и вечеринок и находила на них более приятные для себя занятия, к примеру, разглядывание драгоценностей и туалетов присутствующих.

Светлые глаза Трея мгновенно расширились, выдавая изумление таким неприкрытым равнодушием, или, как он подумал чуть позже, полнейшим невежеством.

— Нет, моя дорогая, — ответил он голосом, в котором, несмотря на беззаботный тон, прозвучал гнев, — они звучат совершенно по-разному.

Валерия бросила на него быстрый взгляд, и ее подкрашенные ресницы дрогнули. Затем немного наклонив голову, что позволяло, как ей представлялось, выглядеть наиболее привлекательно, она решила переменить тему разговора, переведя его на себя.

— Ты не скучал по мне? — спросила она кокетливо с некоторым придыханием в голосе.

— Конечно, скучал. — Ожидаемый ею ответ прозвучал безо всяких усилий со стороны Трея. Он оторвался от стены и посмотрел поверх шляпки Валерии на людей, окруживших Сати у фортепиано.

— Когда я смогу вновь увидеться с тобой, мой дорогой? — спросила она медовым голосом и придвинулась на полшага ближе, так что Трей даже почувствовал ее запах.

— Позже, — уклончиво ответил он.

Трей пришел сюда повидать друга, а не флиртовать, поэтому он чуть отодвинулся назад и начал обходить Валерию.

Но она остановила его попытку уйти, подняв сложенный веер.

— Когда позже? — спросила Валерия, капризно надув губы.

— Валерия, дорогая, — сказал Трей с усмешкой, слегка коснувшись ее руки, — ты очаровательно дуешься, но я пришел сюда увидеть Эрика. Если хочешь, пойдем со мной и поговорим с ним.

— Он всего лишь второй пианист в парижском клубе, — в голосе Валерии сквозило неприкрытое пренебрежение: ее оценки основывались на деньгах, положении в обществе и одежде. — Он странный, этот Сати, и какой-то взъерошенный, типичная богема. У меня нет желания разговаривать с ним.

— Он замечательный композитор с богатым воображением, — сказал Трей, раздраженный ее неумным снобизмом. — Извини меня, — с этими словами он мягко отстранил Валерию и двинулся к Эрику.

Трей встретил Эрика Сати в Париже в прошлом году на концерте, и, когда он подошел к пианисту, чтобы выразить свое восхищение, они разговорились и неожиданно обнаружили много общих интересов. Оба родились в одном и том же месяце, были страстно увлечены фортепианной музыкой, ненавидели Вагнера, восхищались Шопеном и отвергали традиционные методы обучения.

Как пианист, Трей, по существу, был самоучкой, и поэтому его влекло к эксцентричному молодому композитору, представителю богемы, носившему летящий галстук, бархатную куртку и мягкую фетровую шляпу. В Париже они посещали клубы и кафе, потом за перно и бренди в квартире Трея обсуждали последние произведения Эрика. Благодаря энтузиазму и настойчивости Трея, Сати был представлен Эмме Пибоди, ценительнице авангардной музыки в городе Елена.

Высокая, прямая, словно проглотившая аршин, седовласая и величественная, Эмма разговаривала отрывисто, резко и бесцеремонно, но она понимала музыку и всегда была другом Трею, с самого его детства.

— Я вижу, тебе удалось все-таки отделаться от нее, — грубовато сказала Эмма, когда Трей подошел поздороваться с ней. — Но ты опоздал на концерт!

— С чего мне начинать оправдываться? — спросил Трей с мальчишеской ухмылкой.

— Этого не требуется, — коротко ответила она. — Не выношу Валерию. Ненавижу, когда опаздывают терпеть не могу оправданий. И не пытайся обманывать меня своей замечательной улыбкой, я слишком стара. Побереги ее для флирта, например, с мисс Стюарт. А он очень хорош, — резко заявила она, дополнив свои слова решительным кивком, как будто покупала Сати на аукционе — Чертовски хорош. Что ты сделаешь для меня если я вложу в твоего друга еще пять тысяч?

Трей ответил спокойным, ничего не выражающим, бесцветным тоном:

— Я приду на один из твоих обедов и развлеку гостей сообщением, что ты выдаешь за меня свою внучатую племянницу.

А когда он не выдержал и, улыбнувшись, подмигнул Эмме, перед ней отчетливо всплыл образ отца Трея, каким он был двадцать с чем-то лет назад: ни одна женщина не могла устоять перед ним — как и сейчас перед этим мальчишкой.

— Только лишенный разума поверит, что она влюблена в тебя. — Она оценивающе подняла бровь. — Я отдам тебе все мои деньги, если ты женишься на ней. Во всяком случае, можешь сказать ей об этом.

— О Боже, Эмма, — ответил Трей, шокированный не столько ее прямотой, сколько самой мыслью о женитьбе. — Разве я уже выставлен на аукцион? У меня денег и так куда больше, чем мне нужно.

— Но у тебя нет жены, — дружелюбно напомнила она.

— А она мне не нужна! — Голос его поднялся до такой степени, что привлек внимание присутствующих. Усилием воли он взял себя в руки и тихо произнес: — Не действуй так грубо, Эмма, и дай Эрику дополнительные пять тысяч, а я обещаю тебе быть таким внимательным с твоей внучатой племянницей, что она будет улыбаться всю неделю.

— Ах, мошенник! Но что делать, уж слишком ты красив, как и твой отец. Я знала его еще до того, как он встретил твою мать. Ты знаешь, тогда все женщины в Вирджиния-Сити, как сговорившись, стали вдруг достаточно либеральны, чтобы приглашать к обеду индейца.

— Это не так, Эмма. Женщины обычно хотят того, чего у них нет. И если не получается, они рассматривают случившееся как вызов.

Эти слова прозвучали искренне и просто в устах мужчины, который имел реальный повод для тщеславия.

— Когда-нибудь и ты найдешь девушку, на которой захочешь жениться. — Эмма хотела, чтобы последнее слово осталось за ней.

— Между прочим, мы говорили о пяти тысячах. — Самой последней вещью для Трея Брэддок-Блэка, о которой ему хотелось бы говорить, была женитьба. В списке его жизненных ценностей брак был, пожалуй, на втором месте после проживания в Антарктиде.

— Обедаем у меня дома завтра.

Трей усмехнулся и убрал руку.

— Хорошо, — сказал он очень мягко, — как скажешь.

— Если хочешь знать, мы увидимся с ним позже, — лукаво сказала Валерия Сирилле Шорехэм, когда обе молодые особы, сидя за инкрустированным столиком, пили чай из серебряных чашечек.

— Я тебе не верю.

Ты стерва и к тому же глупая, — подумала Валерия, — и все потому, что он не смотрит на тебя.

— Хочешь проверить? Я могла бы спрятать тебя в чулане, — жеманно произнесла она.

— Так ты действительно встретишься с Треем? — зачарованно спросила Сирилла, широко раскрыв глаза.

— Он пригласил меня. — Валерия поправила кружево на рукаве и взяла чашку. — Мы — добрые друзья, — промурлыкала она, на секунду показав прекрасные белые зубы. — Я думала, ты знаешь. — Она театрально сделала паузу. — Догадываюсь, что он собирается мне предложить.

— Нет! — выкрикнула Сирилла так резко, что несколько человек повернулись в ее сторону. — Не верю тебе?

Она была как громом поражена услышанным.

Валерия изящным жестом приподняла плечо:

— Ты должна верить мне. — Она была само благодушие. — Трей любит меня.

Предмет их разговора, однако, оказался в замешательстве, когда часом позже, войдя вместе с Эриком в свою городскую квартиру, увидел там Валерию.

— Как ты вошла сюда? — спросил Трей спокойным голосом, отметив про себя, что придется поговорить с управляющим.

— Харрис впустил меня, — Валерия очаровательно улыбнулась, сидя на антикварной банкетке Трея и всем своим видом показывая, что это для нее привычное место. Разница была лишь в том, что прошлой осенью ей часто приходилось сидеть на этой банкетке обнаженной.

Трей не виделся с Валерией уже некоторое время: он старался не встречаться с одной и той же женщиной подолгу, надеясь тем самым ослабить ее собственнические по отношению к нему наклонности.

— Эрик, познакомься с Валерией Стюарт, — сказал он спокойно и вежливо, легкое раздражение от внезапного вторжения было совершенно незаметно для постороннего взгляда. — Валерия, Эрик Сати.

Слегка кивнув в ответ на поклон Эрика, Валерия улыбнулась Трею:

— Вы здесь надолго?

Вопрос прозвучал, по меньшей мере, бестактно.

— Трей, если у тебя были другие планы… — начал Эрик, поставленный в неудобное положение, отчего, казалось, его волосы еще более взъерошились.

— Нет, — быстро ответил Трей. — Садись, Эрик. — Он жестом указал на шкаф. — Перно находится там.

Затем, повернувшись к Валерии, Трей предложил ей свою руку:

— Не поговорить ли нам наедине? Их беседа в фойе была очень краткой.

— Эрик пробудет здесь только два дня, — сообщил он.

— Но ты же сказал, что увидишься со мной после концерта.

— Ты неправильно меня поняла, — заметил Трей. — Мы собирались поговорить о последних произведениях Эрика.

— Когда я увижу тебя?

Больше всего ему хотелось ответить, что никогда. Вместо этого Трей сказал:

— Послушай, что ты думаешь о небольшой броши от ювелиров Весткот в подарок?

Глаза Валерии сверкнули, а он с облегчением улыбнулся, потому что терпеть не мог сцен.

Трей погладил ее по щеке, он уже предвкушал спокойный разговор о музыке.

— Пойди прямо сейчас и выбери, что тебе нравится. Я сообщу Весткотам, что ты придешь.

Приподнявшись на цыпочки, Валерия поцеловала его.

— Ты такой милый, — проворковала она счастливо.

— Благодарю, — ответил Трей.

Спустя три дня после концерта Эрика Трей и два его кузена с комфортом расположились в одной из комнат так называемого спортивного клуба Лили. За бутылкой бренди они вели неспешный разговор, рассматривая сгущавшиеся темные облака, хорошо различимые из окна.

— Погода резко переменилась, с гор надвигается буря. Давайте допьем бутылку и отправимся домой.

— Лучше остаться здесь, — ответил Трей мягко, вновь наполняя себе стакан. — Не вижу причин, по которым следует возвращаться вечером домой.

Его кузены, Блю и Фокс, обменялись мрачными, молчаливыми взглядами. Оба они знали, почему Трей не торопится возвращаться домой. Вечером к его родителям приглашена Арабелла Макджиннис, одна из возможных невест Трея. А после настойчивой Валерии он был не в настроении общаться с женщинами. И это было одной из причин, почему они находились у Лили.

— Вам действительно хочется попрыгать на задних лапках перед смазливыми девушками вечером на обеде у мамы? — спросил Трей. — Только ответьте честно, без уверток.

Кузены усмехнулись: быть у Лили и променять это замечательное место на девиц за обеденным столом, которые краснеют при самых невинных намеках и хихикают, когда не краснеют?

— Ты ведь сможешь завтра извиниться, не правда ли? — сказал Блю.

— Нет проблем. Мама знает, как невыносима бывает Арабелла. А поскольку у отца и Росса Макджинниса нет общего бизнеса, — он пренебрежительно пожал плечами, — то какого черта я обязан терпеть Арабеллу с ее жеманной улыбкой?

— Я думал, тебе нравятся роскошные блондинки.

— Нравятся, но при этом у них должны быть хотя бы признаки мозгов.

— С каких это пор тебя стал заботить женский ум?! — воскликнули кузены одновременно.

Темные брови Трея слегка поднялись. Да, конечно, они правы, такова его репутация. Он, безусловно, любил женщин — они доставляли ему величайшее удовольствие в жизни, но не особо ценил в них ум.

— Принято, — сказал он. — А теперь, не переменить ли нам тему разговора?

— Говорят, что Арабелла спит с Джаджем Ренквистом.

Трей улыбнулся. И с ним тоже? Он знал чувственность этой блондиночки, которая была готова развлекаться с кем угодно. Может быть, потому она пока отложила свои брачные планы. Но Трей воздержался от каких-либо комментариев.

— Кажется, приближается эта чертова буря, — заметил он, намекая на прекращение темы, связанной с Арабеллой. — И, тем не менее, разве мы уже превратились в стариков, готовых все время просидеть у горящего камина?

— Я слышал, что две китайские девушки будут продаваться сегодня вечером[1], — сказал Блю.

— Так вот почему здесь полно народу даже в такую отвратительную погоду, — отреагировал Трей.

— Ты когда-нибудь видел продажу?

— Нет. А ты?

— Тоже нет.

И тут их полуинтимный разговор неожиданно прервали.

— Собираешься принять участие в аукционе, Трей, дорогуша? — игриво промурлыкала невесть откуда взявшаяся роскошная брюнетка, подсаживаясь на подлокотник кресла и прижимаясь к Трею.

— Боже, конечно, нет, — ответил он и полностью осушил стакан из тяжелого стекла.

— А я думала, тебе нравится желтая кожа, — брюнетка с темными глазами сказала это с придыханием, в котором слышалось пренебрежение.

Трей рассмеялся и взглянул на женщину, сидевшую рядом. Глаза у него заблестели. Поставив пустой стакан и сделав знак, чтобы принесли другую бутылку, он с ухмылкой произнес:

— Поищи себе другого собеседника на тему цвета кожи, Фло.

Трей Брэддок-Блэк гордился своим индейским происхождением. Ему всегда доставляло удовольствие напоминать людям, высокомерно рассуждающим о расовой чистоте, о том, кто он.

— Я сын Хэзэрда Блэка, — говаривал Трей. — Мы издавна владели Монтаной.

Черт побери, если бы это было не так! Червонное золото из копей деда, новый медный рудник, запасов хватит на двадцать поколений, богатство матери, власть Хэзэрда Блэка, собственная индейская армия, которую Трей называл семьей, — все это придавало уверенности молодому человеку, прекрасно понимавшему, что эта империя в один прекрасный день станет его.

Гостиная постепенно заполнялась посетителями. Звучала легкая ненавязчивая музыка, пахло дорогими сигарами и духами. В заведении Лили бывали только богатые мужчины, ищущие удовольствия. Это было уютное место, обставленное красивой мебелью в стиле рококо, украшенное тепличными букетами роз. Конечно, вряд ли оно походило на Трианон мадам Помпадур, но для продуваемых ветром прерий Монтаны спортивный клуб Лили имел совсем не меньшее значение.

Держа в руке только что наполненный стакан, Трей удобно расположился в уютном кресле, всем своим видом напоминая сказочного принца. Хотя он был полукровкой, но от отца унаследовал классическую красоту индейских предков: прямой нос, отличающийся строгой линией; прекрасно сложенную широкоплечую мускулистую фигуру, заставившую бы любого скульптора умереть от зависти; тяжелые густые брови и глубокие глазницы, из которых смотрели глаза своеобразного серебристого цвета. В небрежно развалившемся теле безошибочно угадывалась необычайная сила, характерная для его предков.

Этот баловень судьбы, слишком красивый, наверное, не во благо себе, стал украшением общества и желанным призом для девушек, едва достигнув юношеского возраста. Трей вел себя дерзко, перебывал во многих спальнях, при этом ухитряясь нравиться даже отцам юных дебютанток. Он дразнил их дочерей ложными надеждами, но само его беззаботное обаяние оставляло их полными страстного желания. Матери дебютанток считали Трея весьма подходящей партией. Миллионеры были всегда популярны как зятья.

И все же гостиную Лили Трей предпочитал флирту с девушками из общества. С его открытым взглядом, дерзким обаянием, умением нравиться женщине в постели и выносливостью он был желанным гостем всего маленького Трианона прерий Монтаны.

— Черт возьми, Лили! — воскликнул, с трудом выговаривая слова, хорошо одетый мужчина средних лет, один из богатых скотоводов. — Ты сказала, что распродажа начнется в семь. Черт меня побери, если уже не полчаса прошло с этого времени.

— Остынь, Джесс, — спокойно ответила Лили.

Она повернулась, и бриллианты в ее ушах стали разбрасывать в разные стороны сверкающие лучики, отражая свет большой круглой лампы, прикрытой цветным абажуром. Она коснулась рукой корсажа своего платья от Борта и добавила.

— Чу немного запаздывает. Он все покажет. Кроме того, Джесс, дорогуша, не забывай, что это только услуга, которую я предоставляю клиентам. Лично я не участвую в деле и не контролирую расписание.

Лили соглашалась проводить распродажу только в ответ на настоятельные просьбы покупателей. Это событие было освящено тысячелетними традициями, приносило выгоду и позволяло пристроить нежеланных дочерей.[2]

Трей слышал раньше о распродажах, но никогда не присутствовал на них. Он искренне не понимал, как можно покупать человеческое существо, и поэтому не посещал аукционы.