"Прикосновение греха" - читать интересную книгу автора (Джонсон Сьюзен)

Глава 6

Жан-Поль уехал поутру с посланием для Шарля и еще одним для адвоката Паши в Лондоне, куда собирался завернуть по пути в Дувр. Курьер вовремя успел в город, чтобы поговорить с мистером Вулкоттом, пока тот не закрыл контору. Доставленное сообщение было кратким и весьма кстати.

— Так много? — удивился Томас Вулкотт, прочитав записку.

— В первых числах каждого месяца, — объявил Жан-Поль. — В мелких купюрах. Что касается Гросвеноров, мистер Дюра просит вас проследить, чтобы премьер-министр получил его послание. Вероятно, его отец и лорд Ливерпуль — друзья. Он хочет, чтобы меры, направленные на пресечение нападок Гросвеноров на леди Гросвенор, не вызвали шума и чтобы она не догадалась о его вмешательстве.

— Член парламента… — пробубнил Вулкотт, выпяти»

нижнюю губу. — Не уверен, что у меня будет возможность проникнуть к нему.

— Паша сказал, чтобы вы сослались на графиню Воллетски из Венского конгресса. Очаровательная женщина. Он полагает, что граф поймет.

— У леди Гросвенор могущественный покровитель, — задумчиво произнес адвокат.

— Очень опасный, — поправил его Жан-Поль. — Гросвенорам следует популярно растолковать этот факт.

Вулкотт вот уже десять лет занимался делами Дюра в Англии. Опытный и компетентный, он получал за это хорошие деньги.

— Популярно, — согласился он, кивая.

— В таком случае позвольте мне откланяться. — Жан-Поль поднялся и взял со стола свои перчатки. — События в Греции вынуждают торопиться. Я должен немедленно ехать в Дувр.

— Как долго Паша пробудет в Кенте? Жан-Поль покачал головой.

— День или два. От силы три. Ему тяжело покинуть леди. — Курьер пожал плечами в знак признания женских чар, и уголки его губ изогнулись в полуулыбке.

Она знала, что после отъезда Жан-Поля у них остается совсем мало времени. Паша переменился. За внешней легкостью природного обаяния чувствовалось напряжение. Теперь в разговоре он предпочитал использовать преимущественно настоящее время. Много внимания уделял Крису. Паша и Уилл о чем-то часто шептались.

Два дня спустя, когда Трикси стояла в пеньюаре у туалетного столика, Паша подошел к ней. Несмотря на ранний утренний час, он уже был одет.

— Сегодня я уезжаю, — сообщил он, обняв ее за талию. — Мне очень жаль.

Склонив темноволосую голову, он поцеловал ее в щеку. Она прильнула к нему, и он еще крепче прижал ее к себе. Никакие слова не могли выразить испытываемые ими чувства.

— Спасибо за все, — поблагодарила она и закрыла глаза, боясь расплакаться.

— Мне пора. Уилл некоторое время подержит моих лошадей, прежде чем отправить их в Париж. Не возражаешь?

— Разумеется, нет.

Паша повернул ее к себе и взял ее руки в свои.

— Я не знаю слов прощания и сейчас сожалею об этом.

— Я ненавижу эти слова, — прошептала Трикси.

— Тогда я скажу тебе аи revoir[5].

— Согласна. — Трикси подумала, что у него просто талант обходить острые углы.

Как же легко и галантно у него все получается, словно они расстаются после совместно проведенного вечера, чтобы завтра снова встретиться за чаем.

— Я оставил на твоем письменном столе адреса, где меня можно найти. Свой, родительский, Шарля. Если тебе что-либо понадобится, дай мне знать, — пробормотал он, не сводя с нее глаз.

— Спасибо.

Трикси на мгновение задумалась, были ли эти слова искренними или являлись неотъемлемой частью его безукоризненных манер.

Под влиянием чувств, которых не понимал, Паша боялся впасть в слезливую сентиментальность.

— Уилл и Крис собираются проводить меня до развилки, — сказал он с деланным спокойствием. — Не хочешь к ним присоединиться?

— Нет, не могу, — прошептала она. В ее глазах отразилось страдание.

— Боже! — Он с такой силой стиснул ее и привлек к себе, что Трикси стало больно. — Мне пора, — чуть слышно произнес он, охваченный грустью. В следующий миг он разомкнул объятия и отпустил ее. — Прощай, — бросил он по-французски и, повернувшись, вышел из комнаты.

Она слышала звук его торопливых шагов в коридоре за тем на лестнице. Хлопнула входная дверь. Подбежав к окну Трикси прижала лицо к стеклу и увидела его.

Несколько мгновений спустя он уже сидел верхом на своем новом длинноногом вороном скакуне. Конь нетерпеливо перебирал ногами. Крис провожал Пашу верхом на Петунии, и Трикси видела, что оба они весело смеются.

Паша и Крис скакали впереди, Уилл замыкал процессию. Трикси смотрела им вслед, пока они не скрылись из виду. Тогда она отошла от окна и дала волю слезам.

Она не испытывала такого чувства потери, даже когда рассталась с Тео, отцом Криса. Тео всегда отличался свободолюбием, неукротимостью. Трикси понимала, что ни одна женщина не сможет завоевать его сердце. Когда он приехал в Англию купить скаковых лошадей, которых собирался рисовать и писать маслом, он и сам был горячим и резвым, как его рысаки. И Трикси пала жертвой его обаяния. Он обожал ее и Криса с присущей ему страстью. Уезжая, он обещал вернуться через месяц.

О его смерти Трикси узнала из лондонских газет, объявивших об аукционе по распродаже вещей из его парижской студии. Он умер на одном из своих любимых рысаков.

Паша был совсем другим. Человеком из плоти и крови, порой сложным и непонятным, могучим и в то же время нежным. Хотя нежность, казалось, никак не вязалась с его натурой. Богатый и влиятельный, он предпочитал подчинять мир своей воле. Его отец воспитал в нем презрение к власти.

В то же время он был добрым, по-мальчишески открытым и бесшабашно веселым.

Ей будет его не хватать.

— Спасибо, Паша, — прошептала она. — И счастливого пути.

Паша прибыл в Париж вечером следующего дня.

— Я пригласил Шарля, maman, — сообщил он, входя в роскошную столовую. В черном вечернем наряде, с влажными после ванны волосами он выглядел строгим и подтянутым. — Полагаю, еще один гость не вызовет у твоего повара головной боли.

— У Жалю все вызывает головную боль, дорогой. Я к этому уже привыкла. Как провел отпуск?

— Замечательно, — ответил Паша, обведя взглядом сидевших за столом братьев, сестер и родителей. — Вижу, вся семья в сборе.

— Вечером Одиль поедет к графине Кроза читать свои произведения. Некоторое время назад она провела репетицию, а мы все были ее восторженными слушателями, — сказал отец, кивнув в сторону старшей дочери.

— Ты слышал ее поэму «Мост Дьявола»? — спросила его сестра Онор. В ее кошачьих глазах вспыхнул огонь. — Она изумительная. Берри собирается поручить мне сделать для нее иллюстрации.

— Поэму я слышал. Мои поздравления, Рори, — сказал Паша, усаживаясь. — У Берри глаз наметан на таланты.

Онор пять лет училась у Герена и завоевала медали на двух королевских салонах.

— А ты загорел и окреп, милый, — заметила мать. — Я слышала, ты купил себе несколько новых рысаков.

— От кого, если не секрет? — удивился Паша, вскинув брови. — Я провел в городе не больше трех часов.

— От Манзеля, конечно. Он знает все. — Тео улыбнулась сыну и озорно подмигнула. — Еще он ведет счет твоим billetsdoux[6].

Паша застонал:

— Не напоминай мне. Так было приятно скрыться на некоторое время от светских красавиц.

— Что английская леди? Благополучно доставлена домой? Заданный отцом вопрос прозвучал бесстрастно, но в его темных глазах светилось любопытство.

— Да, благополучно. Спасибо.

— Каких лошадей ты купил? — осведомился младший брат Джеймс с трепетом восторга в голосе.

— Гнедого, вороного и каурого. Все от первоклассных производителей. Их доставят в следующем месяце.

— Мне можно будет их опробовать?

— Если думаешь, что сможешь, почему бы и нет? — пошутил Паша.

— Я могу укротить кого угодно, — мягко парировал Эжен, единственный член семьи, знавший наперечет все племенные книги от Киева до Йоркшира. — Есть ли у тебя лошадь из породы Дарли?

— Каурый.

— Будешь участвовать в скачках в этом сезоне?

— Участвуй ты, если хочешь. К концу недели я уезжаю в Грецию.

Паша подробно рассказал о повороте событий, связанных с Гюставом.

— Возьми меня с собой, — взмолился Джеймс.

К просьбе младшего брата присоединился и средний, Эжен.

Тео переглянулась с мужем.

— Не раньше, чем тебе исполнится восемнадцать, — сказал Дюра, заметив во взгляде жены тревогу.

— Но ты сражался, когда тебе было шестнадцать, — возразил Эжен. — Почему мы не можем?

— Потому что я вам не позволю, — вмешалась Тео.

— Потому что ваша мать вам не позволит, — с улыбкой произнес Дюра.

— Но твое слово весомее, папа, — воскликнул Джеймс.

— Дождитесь восемнадцатилетия, — спокойно сказал Дюра, но, несмотря на мягкость тона, все поняли, — что этот вопрос закрыт.

Тут в разговор вступила Онор. Она поинтересовалась расписанием скачек, и вскоре темой обсуждения стали рысаки. Паша в силу своей крупной комплекции мог принимать участие только в любительских забегах, но шестнадцатилетний Эжен и пятнадцатилетний Джеймс вполне соответствовали весовым категориям соревнований.

Когда подали второе блюдо, прибыл Шарль и развлекал семью последними сплетнями. Разобрав по косточкам скучное светское общество, он заставил смеяться всех, даже Одиль, которая в последнее время была слишком серьезной. Собственно, к этому он и стремился.

Онор вызвала его на музыкальное состязание, и каждый из них старался победить другого, вспоминая слова новейших песенок. К ним присоединилась Тео, а Джеймс и Эжен подхватывали песни, связанные так или иначе со скачками и лошадьми, и песенные номера из мюзик-холла. Паша изредка подпевал такт или два, когда остальные не могли припомнить слова. Никто лучше его не знал репертуара мюзик-холла.

Ужин в семейном кругу прошел в веселой обстановке. В какой-то момент Паша пожалел, что с ними нет Трикси и Криса.

Вечер наверняка доставил бы им удовольствие.

После этого он с удвоенной силой налег на выпивку, стремясь прогнать нахлынувшие на него воспоминания. Мать и Одиль это заметили. У них с Пашей всегда были доверительные отношения. Отец Дюра тоже то и дело бросал на старшего сына внимательные взгляды. От его внимания не ускользнули признаки внутреннего напряжения, обнаружившиеся у Паши после возвращения из отпуска.

Здесь наверняка замешана женщина.

Он вспомнил молодую даму, которую они нашли той ночью в жилище Ланжелье. Она была необычайно красива.

Но чтобы Паша провел целых три недели в компании одной женщины, такого отец не мог припомнить.

Ужин закончился к девяти, когда Тео, Одиль и Онор распрощались с ними, чтобы ехать на литературный вечер к графине Кроза. Джеймс и Эжен отправились делать уроки, а Шарль, Паша и Дюра уединились в библиотеке.

Наполнив бокалы, мужчины сели к столу, где была разложена карта.

— Я сомневался, что ты вернешься, — обронил Шарль, глядя на красные флажки, покрывавшие развернутую перед ними карту Греции.

— Я и сам в этом сомневался, — отозвался Паша, откинувшись на стуле.

— Тебе понравилась леди. — Да.

От неожиданности Шарль расплескал спиртное. Он предполагал услышать циничный, по-мужски грубый комментарий, но никак не искренний ответ.

— Ты напрасно проливаешь хороший коньяк, — заметил Паша с веселыми искорками в глазах.

— Ты привел меня в состояние шока. Может, у тебя горячка?

— Нет. Она такая… — Паша замолчал, подыскивая подходящее слово для неописуемой Трикси Гросвенор. — Она необыкновенная, — сказал он наконец. — Неужели ты никогда не встречал женщину, которая показалась бы тебе непохожей на всех остальных?

— Нет. И ты тоже, насколько мне помнится, — язвительно произнес Шарль.

— Рекомендую испытать, — откликнулся Паша с легкой улыбкой.

— А у нее есть подруга? — полюбопытствовал Шарль.

— Нет. Сожалею. Она живет в маленькой деревушке, вдали от света.

— И твой визит в маленькую деревеньку не закончился скандалом?

Шарль, как никто другой, был знаком с условностями.

— Она вдова.

Шарль вскинул брови, и на его красивом лице сверкнула улыбка.

— Как это удобно.

— Ты не так понял, — возразил Паша. — У нее есть маленький сын, и живет она в относительной бедности.

— Но ты, конечно же, ей помог.

— Пока нет, но непременно сделаю это. Денег она не возьмет.

— Боже милостивый, какое редкостное воплощение добродетели.

— Никаких комментариев с твоей стороны, отец? Паша заметил удивление на лице отца.

— Если ты хорошо провел время и сумел оказать даме услугу, я считаю, что твой отдых прошел успешно. Что касается добродетелей или отсутствия таковых, то в этом я беспристрастен. Сколько лет мальчику?

Маленького ребенка в любовной связи нельзя списывать со счетов.

— Четыре. Он сын Теодора Жерико.

— Выходит, она не такое уж воплощение добродетели, — заметил Шарль холодно.

— Тогда она вряд ли меня заинтересовала бы, Шарль.

— Доля здравого смысла в этом есть. Но, умоляю, скажи, как Жерико угораздило с ней связаться?

Паша вкратце рассказал, опуская детали, о черных и белых полосах в жизни Трикси.

— А вот дядьям Клуар нужно помешать, — добавил он в заключение. — Возможно, ты придумаешь, как сделать им соответствующее предупреждение на легальной основе, Шарль. Я не хочу, чтобы Трикси преследовали Гросвеноры или Клуары. Если кому-нибудь угодно помериться со мной силами, я к их услугам.

— Был бы весьма рад. Жером Клуар пытался хитростью выманить у одного из моих клиентов частные владения близ Реймса. Он человек без совести и чести. А судья Клуэ — один из моих ближайших друзей. Хочешь их припугнуть или готов биться до победного конца?

— Скорее второе. Крис должен получить то, что ему причитается.

— А если легальные средства не принесут результатов, — спокойно добавил Дюра, — мы сможем нанести им визит и лично довести до их сведения то, чего, видимо, они не могут понять. Я давно обнаружил, что угроза смерти творит чудеса.

— На том и порешим, — объявил Шарль весело. — Если правоохранительная система не окажется бессильной, мы воспользуемся предложением твоего отца. Клуары никуда от нас не денутся.

— Когда? — тихо справился Паша. — Меня поджимает время.

— Я переговорю с Клуэ утром и за это время подготовлю бумаги. Часам к трем, полагаю, отправим к Клуарам курьера, он объявится у них завтра к ужину. От тебя, Паша, мне понадобятся кое-какие имена и даты, но если завещание зарегистрировано, то я непременно его отыщу. А нам обоим известно, какие «нежные» чувства питал Тео к своим дядьям. Уверен, что он зарегистрировал свою волю. Из чувства ненависти хотя бы.

— Мне кажется, он любил Трикси.

— Он был неукротимым и непредсказуемым. Менял женщин как перчатки.

Паша кивнул.

— Она этого не знала. Он не расставался с ней почти два года. Она явно значила для него больше, чем другие.

«Также, как и для тебя», — подумал Шарль. Ни одна женщина надолго не удостаивалась Пашиного внимания. Но для этой молодой женщины и ее ребенка он был настоящим спасителем. Шарль сожалел, что не может собственными глазами увидеть этого малыша. Ничего, завтра он обо всем расспросит Жан-Поля.

Готовясь к предстоящей беседе с Клуэ, Шарль уточнил у Паши некоторые детали, после чего разговор коснулся событий, имевших отношение к Гюставу. Они также запланировали ряд встреч с послом и его атташе и составили список того, что могло понадобиться Паше в его экспедиции в Грецию. Значительную помощь в этом оказал Дюра, прослуживший в армии несколько десятков лет.

Они договорились увидеться за ужином следующего дня, чтобы обсудить дальнейшие подробности судебного дела и поездки в Грецию.

Пополудни следующего дня Жером Клуар грохнул кулаком по крышке стола с такой силой, что чернильница подпрыгнула и расплескались чернила.

— Теперь у этой стервы адвокат — Шарль Дудо. Чтоб этой корыстной душе пусто было!

— Тогда ясно как божий день, кто ей нынче покровительствует, — пробормотал Филипп. Связь Дудо с семейством Дюра была широко известна. — Но они не могут заставить нас выплатить ей причитающуюся часть наследства. Во всяком случае, немедленно. Мы можем растянуть судебную процедуру на многие годы.

Имевший юридическое образование, Филипп представлял, какие ответные шаги они могут предпринять.

— К тому же в это дело снова втянули Клуэ, — сообщил Жером. — Будь он проклят со своим чувством справедливости и влиятельными связями.

— Надо попытаться добиться отсрочки.

— У Клуэ? — фыркнул Жером. — При заинтересованности в деле семейства Дюра? Сомневаюсь, что это возможно.

— Мы потребуем и другого обвинителя.

— Не прикидывайся таким наивным, Филипп.

— Каждая просьба требует ответа. Это тактика проволочки. Мы совершаем маневр. Они отвечают, и так до бесконечности. — Утопая в кожаном марокканском кресле, он изобразил на лице подобие улыбки. — К тому времени когда рассмотрение дела закончится, сын Теодора вырастет.

— Жаль, что я не разделяю твоего оптимизма, — проворчал его брат.

— Ты слишком импульсивен. Хочешь иметь результат немедленно, — вкрадчиво заметил Филипп. — Но ведь его можно добиться и путем проволочки, не применяя силы.

— Сила срабатывает быстрее.

— Терпение, братец.

— У меня его нет и никогда не было, а это слушание, позволь тебе напомнить, и так перенесли на три дня. От нас требуется немедленный ответ.

— И мы его дадим. Попросим отсрочки, — сдержанно предложил Филипп.

— Поступай как знаешь, — выпалил его брат, — но если твой метод не принесет нужного результата, я выкраду мальчишку. Без щенка не будет предмета тяжбы.

— Что означает эта просьба об отсрочке? — поинтересовался Паша на другое утро, меряя шагами контору Шарля.

— Ничего, кроме противодействия, — ответил Шарль. — Клуэ уже отказал им.

— Что дальше?

— Они снова найдут какую-нибудь причину для отсрочки. Так что переписка будет продолжаться еще день или больше, после чего ты встретишься с ними на слушании. Между прочим, Феликс нашел завещание Жерико в семейных документах в Эврё. Оно также зарегистрировано в Национальном архиве Парижа. — Шарль, очень довольный, откинулся на стуле. — Феликс весьма дотошный.

— Является ли Крис наследником?

— Судя по всему, в момент составления завещания Жерико был очень болен. Оно состоит из одного предложения, в котором говорится, что единственным наследником всего своего достояния он объявляет отца. Датировано оно 30 ноября 1823 года. 2 декабря его отец, в свою очередь, завещал их совместную собственность Крису. Возможно, все было обставлено таким образом из соблюдения предосторожности. Защитником интересов Криса был назначен де Вилънев.

— Тогда почему он его не защитил?

— Хороший вопрос. Следует спросить об этом его самого. Возможно, Клуары добрались до него первыми!.

На данном этапе это не имеет значения, — коротко обронил Паша. — Если в завещании Крис назван наследником, он должен получить то, что ему причитается.

— Безусловно.

Пока в Париже до слушания дела в суде обсуждались всевозможные легальные формальности, Трикси вернулась к знакомой рутине сельской жизни. Она помогала Уиллу с новорожденными жеребятами и скаковыми лошадьми. Переняв опыт у Уилла и покойного отца, она хорошо разбиралась в коневодстве и умела обращаться с животными. Погода стояла отменная, и виды на летний урожай были великолепные. На полях трудились сезонные работники из соседних деревень. Женщины Берли-Хаус кормили наемных работников обедом, а также занимались заготовкой клубники с огорода. С тех пор как Паша привез Крису кучу подарков, игровая комната стала для мальчика неиссякаемым источником развлечений.

Про Пашу Крис почти не спрашивал, приняв к сведению объяснения матери, что после отдыха с ними тот возвратился домой. Когда Крис интересовался, поедут ли они когда-нибудь в гости к Паше в Париж, Трикси, чтобы не разочаровать его, отвечала:

— Когда-нибудь, возможно, и поедем.

Она тоже скучала по Паше, хотя гнала прочь грустные мысли. Особенно ей его не хватало по ночам. Она часто заворачивалась в оставленную им полотняную рубашку, садилась у открытого окна и предавалась воспоминаниям, вдыхала его запах, все еще исходивший от мягкой ткани. Но в ее мыслях не было места ни тоске, ни печали. Он принес в ее жизнь ничем не омраченную радость.

Ночная жизнь Парижа, как заметил Паша, как-то потускнела. После трех дней, проведенных в его обществе, это наблюдение ничуть не удивило Шарля. Паша находил их обычные пьяные сборища скучными, так же как бал-маскарад у мадам Лафон. Даже актрисы из театра «Комеди-Франсез» утомляли его. Они с Шарлем сидели в одиночестве в тихом углу «Жокей-клуба» и пили. Было четыре часа утра.

— Город стал неинтересным и скучным, — посетовал Паша.

— Я бы не сказал. На маскараде было довольно весело. Паша вскинул на приятеля взгляд:

— Ты так думаешь?

— Там собралось чертовски много народу.

— Но что-то ни одна женщина не привлекла моего внимания.

— Вероятно, мы слишком многих обхаживали.

— Я совершенно с этим согласен. — Паша наполнил бокал. — Хотя актрисы «Комеди-Франсез» тоже не соответствовали своему стандарту. Все они будто слеплены по одному образцу. Маленькие, надушенные и вызывающие.

Шарль вскинул брови. Этих качеств прежде хватало, чтобы возбудить Пашин интерес.

— Не смотри на меня так. Ты же знаешь, что я прав.

— Они показались тебе недостаточно белокурыми? — удивился Шарль.

— По правде говоря, нет.

— Ты стал неравнодушен к блондинкам? — осведомился Шарль.

— Не слишком тонкий намек наледи Гросвенор, я полагаю?

— Сегодня ты, похоже, недоволен обычным контингентом. Это как-то не вяжется со свойственной тебе тактикой выжженной земли, которой ты придерживаешься с женщинами. Я что-то не припомню, чтобы ты воротил нос, вместо того чтобы воспользоваться тем, что тебе предлагают.

— Ты явно перегибаешь палку, Шарль, — бросил Паша, прищурившись. — У меня нет романтических пристрастий. И покончим с этим.

— Но твоя Трикси не казалась тебе банальной. Притяжательное местоимение, употребленное Шарлем, заставило Пашу сильнее стиснуть бокал, но он спокойно ответил:

— Нет, она не была банальной.

— Скучать по ней не возбраняется. Это совершенно нормально.

Сделав глубокий вдох, Паша разжал пальцы.

— Но не для меня, — пробормотал он, опрокинув содержимое бокала в рот.

— Напиши ей.

Паша впился в Шарля пронзительным взглядом:

— О чем?

— О том, что скучаешь по ней, что Париж без нее утратил свое очарование. Что тебе понравилось у нее гостить. Ну и все в таком духе.

— Очень смешно, — язвительно буркнул Паша и поставил бокал. — Мне ей нечего предложить. И ты это знаешь.

— Возможно, ей ничего от тебя и не нужно.

— Им всем что-то нужно, — тихо произнес Паша.

— Это цинично.

— Скорее правда.

— Рано или поздно тебе все равно придется кого-нибудь себе найти.

Паша наморщил лоб.

— Рано или поздно — растяжимое понятие, мой друг. Я что-то не заметил, чтобы ты подыскивал женщин для брачного ложа.

— Да, но я не чувствую себя несчастным жаркой парижской ночью.

— Я тоже, — возразил Паша.

— Но ты был более веселым, когда проиграл на скачках двадцать тысяч.

— У меня забот полон рот.

— Раньше это не мешало тебе заниматься любовью. Паша улыбнулся:

— Хочешь сказать, что, если сегодня я заманю какую-нибудь красотку в постель, ты перестанешь меня пилить?

Шарль усмехнулся:

— Возможно. Но сначала расскажи о ней. К сожалению, Жан-Поль не сумел ее описать. Ему показалось, что она вроде блондинка.

— У нее золотистые волосы, как цветок подсолнуха под яркими лучами полуденного солнца, — тихо промолвил Паша. — Это точнее.

— А почему ты пробыл у нее так долго?

— Она заставляла меня смеяться. И даже однажды плакать. Можешь себе представить? Смотри не поперхнись, — сказал Паша, расплывшись в улыбке. — Я сам был ошеломлен.

— Не могу поверить. Обкурился гашиша, наверное?

— Только не в Кенте, Шарль. С заходом солнца там все отправляются спать.

— Не то что в Париже.

— О да, — подтвердил он тихо. — Но ее отец приберег сказочный сорт ирландского виски, который добавил очарования моим вечерам. Ради этого одного стоит вернуться.

— Захвати меня с собой, когда поедешь, — попросил Шарль.

Паша замер.

— Я не говорил, что собираюсь туда вернуться.

— Я только высказал идею, — уточнил Шарль. — На дерби Эпсома, например?

— Если не уеду в Грецию.

— Тебе нет нужды туда соваться. Гильемо всех поставил на уши.

— Я поеду, Шарль. Не останусь ради Трикси Гросвенор. Да и ради любой женщины. В свои двадцать пять.

— В таком случае баронесса Ласель просила передать, что сегодня она дома.

— Сейчас четыре часа утра, — напомнил ему Паша.

— Она сказала своим соблазнительным контральто, что для тебя ее дом всегда открыт. Я ответил, что мы подумаем на эту тему.

— Мы? — Паша улыбнулся.

— Она получила большое удовольствие в тот последний раз, когда мы были у нее. — Шарль устремил взгляд к зашторенному окну, выходившему на улицу. — Здесь недалеко, можно дойти пешком.

Паша посмотрел на настенные часы, пытаясь сосредоточиться.

— Во сколько нам нужно быть на слушании?

— В десять.

— И для встречи с Клуарами ты полностью готов?

— А чего там готовиться? Феликс нашел завещание. Клуэ достаточно на них взглянуть, чтобы заставить расплатиться.

— В таком случае до девяти у нас есть время.

— Пять часов бесконечного очарования Каролин.

— Возможно, я только посмотрю, — сказал Паша.

— Возможно, сегодня утром не взойдет солнце.

— Ты настаиваешь?

— Хочу, чтобы ты перестал хандрить.

— Я не хандрю.

— Ну, что тогда? — вкрадчиво поинтересовался Шарль. Положив ладони на подлокотники, Паша после минутного колебания поднялся.

— Ей придется как следует постараться, чтобы меня развеселить.

В будуар баронессы их проводил высокий, крупного телосложения лакей. Страсть баронессы к рослым мужчинам, включая слуг, была хорошо известна.

— Шарль! Паша! Проходите, — помахала она им с кушетки. В кружевах и оборках розового муслинового пеньюара она выглядела восхитительно женственной. — Клод, принесите нам шампанского. — Переведя взгляд с лакея на гостей, она спросила: — Может, хотите перекусить?

Шарль отказался за них обоих.

— Тогда идемте, я вам покажу свою новую книгу для постели. — Баронесса была маленькой, надушенной и вызывающей, полностью соответствуя типу женщин, пользовавшихся большой популярностью в высшем обществе. И к тому же бледной, как изморозь, блондинкой. — Пуша только сегодня мне ее доставил. Иллюстрации просто замечательные. — Теперь, когда ее престарелый муж наконец отошел в мир иной, бездетная вдова Каролин Лассель наверстывала упущенное. — Вы вечером не приехали, и я подумала, что вас переманила герцогиня Каталания.

— Паша хотел выпить. Мы были в «Жокей-клубе», — отозвался Шарль, направляясь к баронессе по розовому ковру.

— Весьма удобное оправдание, — ответила она весело. — Но ты выглядишь очень мрачным, милый Паша, — заметила она лукаво. Ее брови слегка приподнялись, и она надула розовые губки. — Говорят, ты влюбился.

Паша застыл на полпути, будто его ударили, и смерил баронессу ледяным взглядом.

— Ну и стерва же ты, Каролин. — Его голос, скорее шепот, прозвучал бесстрастно.

— Перестань, Паша. Это не смертный грех, — промурлыкала она. — Влюбляться не возбраняется.

— Если ты ищешь кого-то, кто мог бы тебя сегодня высечь, — вкрадчиво сказал Паша, взяв себя в руки, — то я готов оказать тебе эту услугу.

Он двинулся к большому креслу, специально сделанному для него по ее заказу.

— Если не хочешь говорить о прелестной англичанке, которую ты спас, — проворковала она, — так и скажи.

— Не хочу. Так же как ты не хочешь вспоминать о своем муже.

Ее веселость испарилась.

— Один ноль, дорогой, — спокойно произнесла она. — Поговорим о более приятных вещах.

Выйдя замуж в возрасте шестнадцати лет за престарелого развратника и повесу, пережившего двух жен и имевшего внуков старше ее по возрасту, последние восемь лет жизни Каролин практически не видела радости.

— Паша отправляется на короткий срок в Грецию, чтобы позаботиться об освобождении Гюстава, — вставил Шарль, меняя тему беседы.

— Бедный Гюстав, — отозвалась Каролин сочувственно. — Ты можешь его спасти?

— Я — нет, а вот Шарль может, — ответил Паша, опускаясь в мягкое кресло, обитое розовой кожей.

— А ты тем временем перестреляешь турков и освободишь Грецию, — заметила она с улыбкой.

— Твои бы слова да Богу в уши. Сколько турок ни перестреляешь, султан пришлет им на смену новых. У тебя коньяка, похоже, нет.

Разочарованный, Паша недовольно вытянулся. Но его угрюмость только усиливала его чувственную притягательность. В своем вечернем облачении он выглядел невероятно элегантным. Его бриллиантовые запонки завораживающе поблескивали, когда, сменив положение, он с крестил ноги.

— Клод принесет коньяк. Хочешь, я тебе почитаю? — Каролин взяла в руки маленький, обитый бархатом томик. — Нам всем нужно отвлечься.

Паша не ответил, сосредоточив взгляд на мысках вечерних туфель, но Шарль противиться не стал, и Каролин начала историю о молодом человеке, которого обучала искусству любви наложница его отца.

Когда вошел лакей с шампанским, она на минуту прервалась и велела ему принести для Паши коньяк. Как только бокалы были наполнены и слуга удалился, она продолжила чтение.

Шарль, сидевший ближе к баронессе, видел непристойные иллюстрации и делал время от времени соответствующие комментарии, привлекавшие внимание Паши. Но когда принесли бутылку коньяка, Паша замкнулся в себе. К концу первого приключения в постельной книге Каролин сбросила с себя пеньюар, оставшись в соблазнительно облегающем корсете из розового атласа с кружевной оторочкой, простой черной сорочке и черных шелковых чулках. В ее голосе появилась сладострастная хрипотца.

Дойдя до эпизода, где молодому человеку делали фелляцию, она закрыла книгу.

— Пока достаточно, — проворковала Каролин. — Я предпочитаю реальность этим цветным картинкам. Можно ли мне взглянуть, что в моих силах сделать, чтобы заинтересовать ваших восхитительных молодцов?

Ее пламенеющий взгляд блуждал по чреслам мужчин.

— Можно ли отказаться от столь соблазнительного предложения, — тихо ответил Шарль.

— Ты не заснул, Паша? Или нам с Шарлем продолжать без тебя?

Паша вскинул голову:

— Я подожду.

Шарль и баронесса обменялись взглядами, но Паша уже закрыл глаза. Его мысли были далеко от затянутого в шелк будуара.

Вскоре он отставил свой бокал и поднялся. Он не мог не заметить, что пара переместилась на кровать и занялась любовью. Эта сцена не вызвала у Паши никакой реакции. Его темные глаза остались бесстрастными. Не произнеся ни слова, он повернулся и вышел из комнаты.

Когда он покидал дом, взошло солнце. Равнодушный покой рассвета перекликался с пустотой, которую он ощущал внутри. Он вспомнил рассветы в Берли-Хаус. Солнечный свет, проникавший в окна второго этажа, золотил маленькую комнатку Трикси, покрывая ее мерцающими бликами. Но величественная краса солнца меркла в сиянии ее утренней улыбки.

Он скучал по ней.

Хоть не должен был скучать.

Потому что никогда не скучал ни по одной женщине.

Только ее улыбка и ее голос могли излечить его от изнуряющего чувства утраты. Но это лекарство повлечет за собой брак. А он не может пожертвовать своей независимостью.

Слава Богу, он скоро отправится в Грецию.