"Ученик пекаря" - читать интересную книгу автора (Джонс Джулия)

Глава 10

Огромный зал сиял, озаренный тысячами свечей. Гирлянды благоуханных зимних цветов украшали его стены, и несчетное число шелковых лент свисало со стропил.

Длинные столы ломились от яств. К ужину были поданы четыре молочных поросенка с персиками во рту, пять жареных барашков, два оленьих бока, приправленных розмарином и тимьяном, двадцать серебристых лососей с Дальнего Берега и двадцать озерных форелей с востока. На блюдах высились горы нежных бараньих почек и жареных фазанов. Дюжина сортов сыра предлагалась гостям, а в огромных корзинах лежали свежие фрукты, привезенные с юга.

Выбор напитков также был широк: для дам — вина и ликеры, сладкий сидр и ароматный пунш; для мужчин — крепкий эль, портер и сидр да пряный мед.

Закрытые платья дам отливали голубизной, зеленью и золотом, волосы были уложены в высокие искусные прически, на руках и шеях сверкали драгоценности. Мужчины тоже облачились в лучшие свои одежды, большей частью алых и пурпурных тонов. Они раскланивались с дамами, раздавали изысканные комплименты и подпускали лукавые намеки.

Слуги в парадных ливреях сновали повсюду, наполняя кубки, подавая кушанья и угадывая малейшие желания гостей. Однако будь придворные более наблюдательны или менее пьяны, они заметили бы, как лакеи суют себе за пазуху то кусок лососины, то ломоть сыра.

Канун зимы был вторым по значению праздником года — самым большим считался праздник середины зимы. Но в этом году у харвеллского двора имелись и другие поводы для веселья: война с Халькусом, как сообщалось, приняла успешный оборот, и, что еще важнее, здоровье короля немного поправилось. В замке повеяло надеждой. Будущее Четырех Королевств представлялось в самом радужном свете, и жажда веселья обуревала придворных.

Зал был набит до отказа — в замок явились гости со всех концов Королевств. Присутствовали вельможи из Анниса и Высокого Града, посланники от Ланхольта и Силбура. Все они прибыли, чтобы выразить королеве свое почтение и снискать ее благосклонность. Мужчины толковали о войне, женщины — о политике. Здесь собрались самые значительные лица Севера — они сознавали это, и это тешило их самолюбие.

Крепкое вино кружило головы, и придворные дамы, обыкновенно пившие его разбавленным, уже весело хихикали, предвкушая бал. Кавалеры, чувствуя их настроение, подкладывали им самые лакомые кусочки, целовали ручки и сопровождали в предназначенную для танцев половину.

Время шло, и характер вечера менялся. Политика уступала место флирту. Музыка струнных и флейт наполнила воздух — мягко переплетаясь с разговорами и смехом, она так и манила пуститься в пляс. Покорные магии звуков, дамы вспыхивали как маков цвет, а мужчина шептали нескромные вещи и назначали тайные свидания.

Чуть позже выступят певцы: прекрасная Ханелла из Марльса споет по желанию королевы несколько баллад о любви, страсти и коварстве. Ее сменит знаменитый харвеллский тенор Таривалл, чарующий всех женщин своим великолепным голосом и статной фигурой. А еще, как говорят, пятеро умопомрачительных исроанских плясуний покажут свой диковинный танец — они выйдут нагими, в одних лишь золотых браслетах.

Эта ночь станет самой великолепной ночью года. Для нее ничего не жалели: швеи месяцами гнулись над нарядами, повара несколько недель суетились, готовя пир, слуги неутомимо развешивали гирлянды. Большой зал замка Харвелл представлял собой поистине захватывающее зрелище.

Баралис неприязненно наблюдал за царящим вокруг буйным весельем. Знатные дамы вели себя как трактирные девки, лорды не знали меры в еде и питье, а мелкие дворяне старались к ним подольститься.

Весь этот вечер — напрасная трата времени и денег. За красотой придворных дам Баралис видел тщеславие и распутство, за гордостью лордов — жадность и глупость. Экая уйма глупцов при дворе Четырех Королевств!

Надо, однако, играть свою роль. Нельзя выдавать, какие черные замыслы гнездятся в его голове. Встретившись взглядом с одной из придворных красавиц, Баралис отвесил галантный поклон, и эта глупая гусыня тут же вспыхнула и принялась хихикать. Слишком красное у нее лицо и слишком большая грудь, чтобы быть во вкусе Баралиса, — он предпочитает молоденьких девочек, худеньких и почти плоских. Но приходится продолжать лицедейство, приходится кланяться и улыбаться каждой даме, что попадается ему на глаза.

Не забыл Баралис также перемолвиться словом со всеми важными лицами: с теми, кто владеет большими землями; с теми, кто пользуется властью при дворе; с теми, кто имеет влияние на королеву. Всем им было несколько не по себе в его присутствии, его же это только забавляло. Он побуждал своих собеседников пить допьяна, сам ограничиваясь несколькими глотками вина.

Он подошел к лорду Карвеллу, который был связан коммерческими интересами с Бреном и мог оказаться ценным союзником в предстоящие месяцы. Карвелл был занят беседой с аннисским вельможей, Фергилом из Граллиса, известным как своим богатством, так и своей коварной натурой. У этого Фергила имелась дочь, ровесница Кайлока, — хилая, по слухам, девушка с глазищами точно блюдца. Баралис обратился к Фергилу, но предназначались его слова Карвеллу:

— Аннис поступает правильно, держась подальше от Брена. И не стоит вашему государству объединяться с Королевствами. Брен дорожит названием самой мощной державы севера и может воспротивиться союзу двух соперников. До войны, быть может, дело и не дойдет, но, если дойдет, Брен первым делом наложит руку на все чужеземные вклады, имеющиеся в его распоряжении.

Вот так. Этого будет довольно, чтобы отвратить Карвелла от любых предложений, которые мог бы сделать Фергил относительно своей дочери и Кайлока. Карвелл, может, и не прочь вступить с ним в сговор, но выгода всегда перевесит. Баралис, убежденный, что его слова попали в цель, грациозно раскланялся и отошел. Борьба с потенциальными невестами Кайлока стала, можно сказать, его второй натурой. Сколько уж лет бесчисленные герцоги и лорды пытаются выдать своих дочерей за наследника Четырех Королевств! Но никому пока не удалось, и Баралис числил это среди самых крупных своих достижений. Он как королевский советник имел возможность отваживать нежелательных искателей от глаз и ушей двора — а там, где политика не помогала, всегда оставались чары и яд.

Он почтительно поцеловал руку госпожи Геллиарны, и старая вдова засмущалась, как девочка. При дворе она считалась самой влиятельной дамой после королевы. Красота ее с годами померкла, зато воля окрепла, и никто не имел на Аринальду такого влияния, как она. Сын ее, многообещающий юноша, был не менее честолюбив, чем мать, — в случае крайности они оба поддержат того, кто сильнее.

Не то чтобы Баралис намеревался доводить дело до крайности. Нет, все пройдет гладко, но никогда не помешает натянуть навес на случай дождя.

Лорд Хибрей и его супруга поздоровались с Баралисом особенно сдержанно, будто сообщники. Это отчасти благодаря им он много лет назад сделался лордом. Добрая госпожа никак не могла доносить дитя до срока и родила преждевременно уже шестерых мертвых детей, в том числе четырех сыновей. Баралис помог ей средствами, доступными лишь ему, а взамен получил высокий пост и был пожалован одним из многих свободных титулов. Сделка была честной — теперь у супругов Хибрей трое взрослых детей — две дочери и сын. Баралис был уверен, что они поддержат его в выборе невесты для принца. А если не поддержат — у него найдется чем им пригрозить.

Лорд Вернал прибыл на праздник прямо с поля битвы: войску вредит его отсутствие — он талантливый полководец. Баралис поднял свой кубок, показывая герою, что пьет за его здоровье. Вернал — добрый приятель Мейбора, но у него есть сыновья, и он, подобно Геллиарне, сделает все, чтобы обеспечить их будущее.

Вот двое вальдисских рыцарей. Уже пять лет они курсируют между дворами Харвелла и Хелча, играя роль миротворцев. В последние годы у них поубавилось пыла — и Баралис подозревал, что они продолжают свою деятельность не столько ради мира, сколько из-за полезных сведений, которые добывают здесь. Во главе у них стоит опасный глупец. Тирен хорош с герцогом Бренским и, безусловно, снабжает доброго герцога данными о Королевствах. Что ж, пусть рыцари строят из себя шпионов — герцог не услышит ничего сверх того, что война застыла на мертвой точке.

Баралис решил, что стоит поделиться с лордом Верналом своими подозрениями касательно рыцарей. Ему, Баралису, выгодно насторожить двор известием об интересах, который Брен питает к Королевствам. Страх перед вторжением помог заключить не один союз.

Баралису удалось поймать взгляд королевы, и она едва заметно кивнула ему. Он лучезарно улыбнулся в ответ. Есть чему радоваться: когда Мейбор и его дочка уберутся с дороги, королева согласится на его предложение. И он сумеет устроить брак принца Кайлока.

Баралис поискал глазами лорда Мейбора и не сразу его нашел — так много народу столпилось в зале. Ага, вот он, великолепный лорд. Уже успел окружить себя хорошенькими дворяночками, напропалую строит куры и изображает из себя дурака. Между тем на нем отравленное платье. Баралис улыбнулся почти с грустью. Скоро у Мейбора начнет саднить в горле. Еще до утра он отдаст концы, и все, торжественно покивав, скажут, что виной тому неумеренное пьянство и слабое сердце.

Чувствуя, что сыт по горло обменом любезностями, Баралис решил удалиться в менее людную часть зала. Он выбрал себе угол потемнее, где немногочисленные парочки были слишком распалены любовью либо слишком пьяны, чтобы его замечать. Это вполне устраивало его: он мог наблюдать за дурачествами двора, сам в них не участвуя.

Убийца напряженно прислушивался, затаившись в своем коридоре. Похоже, вечер уже достиг своего хмельного гребня, необходимого Скарлу для успешного выполнения его задачи. Он в последний раз проверил клинок, больше по привычке, чем из беспокойства, и, сосредоточившись до предела, вышел наружу.

В закутке, где он оказался, были только двое — старик и молодая девушка; они так смутились, что даже не заметили, откуда появился помешавший им человек. Старик порывался сказать что-то — как видно, в свое оправдание, — но Скарл прервал его, приложив палец к губам. Затем понимающе улыбнулся и легким жестом призвал старика продолжать. Тот, приободрившись, снова ухватился морщинистыми руками за грудки своей юной подруги.

Убийца скользнул в зал. Яркий свет и шум на миг ошеломили его. Убедившись, что никто на него не смотрит, он двинулся вглубь, прижимаясь к стене. Задевая спиной за гобелены, он старался не выходить из тени. Никто из господ и дам, похоже, не замечал неприметную, крадущуюся вдоль стены фигуру.

Продвинувшись дальше, убийца увидел свою жертву. Лорд Баралис, весь в черном, пил понемногу из золотого кубка, отчужденно наблюдая за разгулом двора.

Скарл дошел до конца зала. С потолка здесь свисала огромная атласная драпировка — она прикроет его, пока он будет готовиться. С приобретенной за многие годы сноровкой убийца приподнял роскошную завесу и скользнул за нее. Вжимаясь в камень, он поравнялся со своей жертвой, оказавшись всего в нескольких футах позади Баралиса.

Выглянув в щелку, Скарл с удовлетворением отметил, что лорд Баралис стоит один, если не считать двух мужчин, упившихся до того, что едва держатся на ногах. Сердце убийцы затрепетало: на это он и надеялся.

Убийца вынул нож, поднял завесу и с ножом наготове двинулся вперед.

Лорд Мейбор понимал, что он пьян. Не просто пьян, а пьян до изумления — и это просто замечательно.

Мало того что все вокруг восхищаются великолепием его наряда — он еще переманил к себе всех юных красавиц двора. Никто так не падок на богатство и красивую наружность, как молодые девушки. А почему бы ему, собственно, не жениться опять? На красивой для разнообразия. Загвоздка в том, что за красавицами никогда ничего не дают, это у дурнушек всегда богатое приданое. Придется, видно, и в этот раз жениться на дурнушке.

Зачем нужна красивая жена, если столько молодых вострушек готовы залезть к тебе в постель за какой-нибудь золотой медальон или новое платье?

Мейбор попытался вернуть ясность своему мутному взору. У него осталось убеждение, что королева взглянула на него с откровенной враждебностью. Ничего, утром он выяснит, что стряслось с ее величеством. А вечер слишком хорош, чтобы обращать внимание на выражение лица королевы.

Он громко потребовал еще эля, и в горле при этом запершило. Недоставало еще подхватить горячку либо оспу. Он и раньше замечал, что ему немного трудно дышать, но приписывал это элю. Этот особый эль очень крепок — ничего удивительного.

Мейбор за весь вечер ни разу не видел Баралиса и горячо надеялся, что убийца не станет тянуть и уберет этого демона поскорее. Мысль о скорой смерти Баралиса развеселила Мейбора, и он хлебнул еще эля, так приятно холодившего пылающее горло. Ну а теперь пора и поразвлечься.

Он выбрал самую хорошенькую из окружавших его девиц, пышнобедрую и сероглазую.

— До чего ж ты хороша, моя душечка! — сказал он, трепля ее по круглому задку и стараясь выговаривать слова внятно. Девушка ответила ему холодным взглядом, но он, не смущаясь, тихонько сжал ее грудь.

— Лорд Мейбор, держите себя в руках! — возмущенно вскричала девушка. Мейбор не внял ее призыву, поглощенный соблазнительными очертаниями ее тыльной части, — он только ухмыльнулся и запустил руку поглубже в складки платья, нащупывая ягодицу. Девушка сердито вырвалась и выплеснула содержимое своего кубка прямо в лицо Мейбору.

— Ах ты сучка! — завопил он, поводя вокруг глазами в поисках сочувствия, но встретил лишь холодные взоры или откровенный смех. А мерзкий фруктовый пунш насквозь промочил его великолепный камзол.

Его унизили на глазах у всего двора, сделали из него посмешище. Придется покинуть праздник, чтобы снять с себя мокрое, липкое платье. Эта сероглазая лисица погубила камзол! Больше уж его не наденешь. Разъяренный Мейбор ринулся прочь из зала, заставляя всех поспешно расступаться перед собой.

Баралис видел, что в передней половине зала что-то происходит, но не мог разобрать что. Должно быть, кто-то из пьяных лордов свалял дурака, презрительно решил он.

Он поднес к губам золотой кубок, но тут услышал позади легкий шорох атласа — и в тот же миг понял, что это за звук.

Он молниеносно обернулся, выплеснув назад всю свою мощь. Лицо человека с занесенным для удара ножом исказилось от ужаса при встрече с посланной Баралисом волной. Глаза убийцы лопнули от жара — с воплем, полным муки, он выронил нож и закрыл руками лицо. Поздно: кожа уже чернела и обугливалась, а миг спустя все тело вспыхнуло, как факел.

Атласная завеса занялась, и убийца метнулся назад, держась за лицо, которого больше не было. Баралис утратил власть над стихией, которую выпустил на волю, — он мог лишь угрюмо наблюдать, как огонь пожирает почерневшее тело.

Волна задела и его, опалив кожу и волосы. Баралис отступил назад, чтобы не пострадать еще больше, и невыразимая слабость овладела им. Никогда прежде он не производил столь мощных выплесков. Дрожащий и обессиленный, он пятился прочь от огня, опираясь на одну лишь силу воли.

Бевлин сидел за поздним ужином, вкушая жареную утку, и тут его кишки обратились в кисель. Волна магической силы докатилась до него. Он выронил нож, не замечая, что струйка жира течет по подбородку. Волосы на руках и затылке встали дыбом, и он весь похолодел. Он не мог припомнить, чтобы когда-либо прежде сталкивался с выплеском такой силы.

Кто бы ни прибег этой ночью к чарам, мощь его очень велика. Но чародей — Бевлин знал это — не сумел вернуть свою силу обратно: она ушла, рассеявшись в мире. Мудрец покачал головой: тот, кто выплеснул такую силу без возврата, должен быть полностью истощен и теперь находится на грани обморока... если не хуже.

Мудрец, ощутив внезапно большую усталость, встал и закрыл книгу, которую читал. А после отправился в постель, предоставив утке медленно остывать, покрываясь жиром, — у него пропал аппетит.

Мейбор, сняв с себя мокрую одежду, прилег. Ему нездоровилось: в горле пылал огонь, и было трудно дышать. Слабым голосом Мейбор позвал слугу. Крандл прибежал и был потрясен видом своего господина.

— Чего ты на меня вылупился, дурак? У меня что, вторая голова отросла?

— Нет, господин, но вы весь горите, и какая-то сыпь выступила у вас на лице и на шее.

— Какая еще сыпь? — Мейбору становилось все труднее говорить. — Принеси мне воды да подай зеркало.

— Да, ваша милость. — Верный Крандл бросился исполнять приказание. Мейбор положил руку на горло, ощутив сильный жар. Вырвав из рук вернувшегося слуги осколок зеркала, Мейбор ужаснулся тому, что увидел. Кожа вокруг носа и рта, а также на горле покраснела и воспалилась.

— Что такое? — вскричал он, растерянный и пораженный. Слуга принес воды, но как будто остерегался подходить к хозяину слишком близко.

— Может, вы просто выпили лишнего, — осторожно сказал он. Мейбор глотнул холодной воды, бальзамом оросившей больное горло.

— А ну как это оспа, Крандл? Смотри — я тебе яйца оторву, если ты скажешь об этом хоть одной живой душе.

Оспы при дворе боялись как огня; довольно было слуха, что кто-то заболел ею, чтобы все отшатнулись от несчастного. Заболевшие оспой тщательно это скрывали.

— Ни словечка никому не скажу, ваша милость.

Дышать становилось все труднее. Мейбор знаком велел слуге взбить подушки, думая, что почувствует себя лучше, когда сядет. Крандлу волей-неволей пришлось приподнимать тяжелого Мейбора. Дышать стало чуть легче.

— Этак я весь праздник здесь пролежу, — пожаловался лорд. — Я только и успел, что пропустить пару кувшинов эля.

— Может, это и к лучшему, что вы ушли рано, ваша милость, — по крайней мере никто не заметил, в каком вы состоянии. — Крандл еще не видел промокшего камзола и не знал истинной причины, по которой его хозяин покинул бал.

— Ну, ты не зарывайся! — Мейбор скорее простонал это, чем прокричал, — дыхание опять перехватило. Лорд закашлялся, содрогаясь всем телом, и с ужасом увидел, что его сорочка оросилась кровью.

Что это за болезнь, овладевшая им так внезапно? Еще днем он скакал верхом по полям и чувствовал себя здоровым, как всегда. И вот всего несколько часов спустя он кашляет кровью и задыхается. Испуганный Мейбор затих на подушках и скоро погрузился в беспокойный одышливый сон.

Кроп услышал за дверью слабый шум. Он сидел в хозяйских покоях, как полагалось ему в отсутствие Баралиса. Пойти посмотреть, отчего этот шум? Да нет, проникнуть сюда все равно никто не сможет без дозволения Баралиса. Может, это дети шалят — те, что вечно дразнят Кропа и бегают за ним по пятам. Затаились за дверью и ждут, когда он выйдет, чтобы плеснуть в него прокисшим молоком — однажды они уже проделали такое. Решив, что это дети, Кроп вернулся к своим книжкам.

Читать он не умел, но больше всего на свете любил рассматривать картинки. Хозяин, подметив это, подарил Кропу несколько книг с чудесными изображениями всяких растений, насекомых, зверей и рыб. Кроп дорожил ими как зеницей ока. Он перелистывал их несчетное количество раз, никогда не забывая перед этим тщательно вымыть руки.

Сегодня он листал свою любимую книгу, где на картинках изображались цветы. Целиком погрузившись в это занятие, он не сразу услышал, что шум повторился. На этот раз он сообразил, что дети, пожалуй, уже спят, и открыл тяжелую дверь. На полу у его ног лежал Баралис.

Кроп, не теряя времени, подхватил хозяина на руки, отнес в спальню и поразительно бережно для такого великана уложил в постель.

Что ж дальше делать? Заметив, что Баралис дрожит, Кроп поспешил укрыть его несколькими одеялами. Потом принес воды, чистую тряпицу и стал смачивать холодной водой горячий лоб своего господина. Хозяин, похоже, обжегся: кожа на его лице и руках покраснела и вздулась.

Кроп, соображая, что надо делать при ожогах, вспомнил, что у Баралиса есть особые мази на этот случай. Он пошел в библиотеку, порылся в хранившихся там лекарствах и нашел, как он надеялся, ту самую мазь. Он вылил немного на ладонь, чтобы удостовериться. Мазь была маслянистая, приятная на ощупь и прохладная. С великой бережностью Кроп смазал ею лицо и руки Баралиса — и жар вроде бы немного поутих.

Под конец Кроп налил в кубок густого темного вина и, поддерживая голову Баралиса, влил немного хозяину в рот. То, что пролилось мимо, Кроп заботливо вытер мягкой салфеткой.

Баралис за все это время ни разу не пошевельнулся. Кроп забеспокоился, что дело тут не только в ожогах. Но что он мог сделать еще? Кроп подбросил дров в огонь и сел рядом с хозяином, продолжая смачивать ему лоб. Он проведет так всю ночь — только бы хозяину не стало хуже.