"Голубое поместье" - читать интересную книгу автора (Джонс Дженни)

2

Краска на кованных из железа воротах потрескалась, из-под нее проступала ржавчина. Ворота были устроены в высокой неровной живой изгороди более трех метров высотой. Створки, скрипнув, подались под его прикосновением.

Бирн вошел. Лес казался позади него плотным и непроницаемым. Впереди тоже были деревья, словно остановившиеся на пологом склоне, протиснувшись сквозь зеленую изгородь. Стриженые буки, конечно, были от плоти леса, но они только отделяли подобное от подобного. По бокам изгороди стояли дубы и грабы — древние деревья, распространявшие вокруг себя глубокую тень даже в ясный солнечный день. Высоко над его головой в ветвях деревьев перекликались грачи. Бирн сделал несколько шагов по кустам ежевики и орляка и, оглянувшись назад, уже не увидел ворот, то ли потерявшихся в подлеске, то ли спрятавшихся в тени под деревьями.

Лес уступил дорогу просторному парку, полному испанских каштанов и тисов. Повсюду торчали крапива и чертополох. По правую руку появилась подъездная дорога, прямо впереди лежал сад. Бирн направился к дороге, чтобы соблюсти приличия. Он зашел с заднего входа, а это была частная собственность. Он посмотрел вдоль подъездной дороги в сторону главных ворот. Возле них оказался коттедж, неопрятный, грязный, в кровле зияли бреши. Явно необитаемое сооружение.

Сам дом, вероятно, тоже заброшен, скорее всего он давно превратился в руины. Надо только взглянуть, вспомнить, не бывал ли он здесь. В конце концов, эти места он мог видеть на картине или где-то еще.

Бирн пристроил свой рюкзак за кустом ежевики. Покрытие дороги потрескалось, из щелей проросла трава. На края асфальтовой ленты от деревьев наползала зелень.

Дом почти целиком спрятался за деревьями, но Бирн угадывал за листвой холодный серо-голубой камень. Приблизившись, он заметил следы некоторых трудов. Клумба с розами была на удивление избавлена от сорняков. Благоденствующие розы Айсберг опрятно и аккуратно тянулись вверх. За ними виднелся результат попытки насадить растительный бордюр из привязанных к палочкам дельфиниумов. Подножие окружающей террасу стены заросло маргаритками и геранью, анютиными глазками. Но вокруг них царило полное запустение. Похоже, обитатели этого дома нуждаются в хорошем садовнике, не чурающемся тяжелой работы.

Деревья расступились, и Бирн увидел дом. Только почему же поместье кажется ему таким знакомым? Неужели это здание пригрезилось ему? Дом, возникший перед ним, явно принадлежал некоему яркому, но неосознанному ночному путешествию. Должно быть, он побывал здесь во сне.

Дом был под стать саду. Освинцованные окна криво отражали свет, несколько панелей на верхних этажах потрескались или разбились. Крутую крышу покрывали серо-голубые черепицы, однако многих не хватало, другие же лежали не на месте. Сама крыша казалась чересчур крутой, слишком обрывистой, и свет стекал с нее словно масло. Краска потускнела и отслоилась чешуями. Бирн знал, что повсюду встретит здесь тлен — и во влаге, и в сухости.

Однако ощущалось и еще кое-что: какая-то беспокойная нотка. Дом казался хрупким, нестабильным. Он был слишком высок, и неуравновешенные заостренные башни поднимались из невозможных сопряжении крыш, создавая невероятную перспективу. Бирн замер на мгновение, пытаясь разобраться и что-нибудь вспомнить. Неужели ему и во сне тоже было здесь не по себе?

Что-то шевельнулось возле двери, и он перевел взгляд. Около парадного входа стояла женщина, наблюдая за ним; в ее одетых в перчатки руках блестела небольшая лопатка. На мгновение Бирн смутился: эта женщина показалась ему частью камеи, тонкого рельефа, выгравированного на плоти холодного камня.

Женщина опустила лопатку и направилась вперед по ступеням навстречу ему. Тонкое лицо, глубоко посаженные теплые карие глаза. Она казалась усталой, на щеке виднелось пятнышко грязи, легкие каштановые волосы рассыпались по лбу. Она была чуточку полновата, что лишь придавало ее фигуре приятную округлость. Морщинки на ее лице прикрыли загаром солнце и ветер.

Бирн заметил, что она чистит каменные желоба, устроенные по обе стороны входной двери. Груда грязной листвы и корней покрыла потрескавшиеся плиты.

Вздохнув, она посмотрела на него. Женщина действительно казалась усталой.

— Дом закрыт для публичного посещения, — сказала она ровным голосом. — Не рассчитывайте на это.

Голос ее прозвучал теплым альтом.

— Я не турист, — проговорил Бирн, не зная, чем объяснить свой интерес к этому серо-голубому дому, спрятавшемуся за деревьями.

Одновременно он заметил ее поникшие плечи, нотку уныния в прекрасном голосе. Эта женщина работала слишком много, она знала заботы и усталость. Один дом был слишком велик для хозяйки, не говоря уже о саде.

— Вы заблудились? Или что-нибудь продаете? — В голосе ее послышалась подозрительность, словно он собирался внезапно раскрыть перед ней чемодан, полный метелок для пыли и чайных полотенец. Бирн протянул вперед ладони, показывая, что они пусты. Он уже ощущал зарождение идеи — безумной идеи — и нуждался во времени.

— Я ничего не ел два дня, — ответил он. — Мой дом далеко отсюда.

Хотелось бы знать, есть ли у нее в характере материнская нотка, принадлежит ли она к тому типу женщин, которые не прогонят голодного.

Она вновь вздохнула. Сняв правую перчатку, запустила руку в карман джинсов. И, протянув ему пару монеток, с легким недовольством проговорила:

— Возьмите. Через полчаса в конце аллеи останавливается автобус. Доедете до деревни и что-нибудь купите.

— Спасибо, не надо. Я предпочел бы отработать любые деньги, которые вы способны мне заплатить. — Что он делает, что он говорит? Дом возвышался над ним, закрывая солнечный свет. Женщина задумчиво смотрела на него. Бирн явно привлек к себе ее внимание. На мгновение их глаза встретились. Он заметил, как она раздумывает, как оценивает его.

— Мы не можем позволить себе нанимать работников.

Бирн задержал дыхание, и она убрала деньги.

Он выдохнул. Безумное, нежеланное чувство облегчения. Она возьмет его, он будет садовником. Он побудет здесь немного и…

Что? Все, что он делал сейчас, не входило в его планы. (Мертвец. И эти две оборванки.) Бирн сразу же увидел собственные поступки словно на киноафише. Он будет работать в саду: полоть клумбы, высаживать, чистить бордюры, дорожку, попытается справиться с травой. Уже одна лужайка с бордюром обеспечит ему полную занятость. Ему не придется возвращаться назад, он может попытаться забыть…

Он знал, что женщина все еще следит за ним.

— А как насчет еды и крова? Мне не нужны деньги. В том конце дорожки есть домик. Я кое-что понимаю в садовом деле, когда-то пришлось заниматься ландшафтными парками. — Так оно и было, тут он мог не лгать.

Женщина еще не была убеждена.

— А у вас есть рекомендации? Откуда вы взялись?

— Меня ограбили, — сказал он. — Я ехал на перекладных на юг. Унесли и багаж, и бумажник.

— А вы сообщили в полицию?

— Пока еще нет. — Бирн заметил, что она хмурится в нерешительности. — Вон там у вас растет манжетка, — сказал он с надеждой в голосе. — Она хороша перед домом.

Бирн вспомнил, что читал однажды: манжетка защищает, посадите ее возле ворот или на границе участка. Листья ее ловят росу и дождевую воду, надежно и безопасно удерживают их.

Взгляд ее не изменился. Глаза остались настороженными, тонкие морщины пересекли лоб. Женщина была моложе его, но не намного. Ей под сорок, подумал Бирн.

— А вы будете косить траву? Чинить заборы, украшать, вставлять стекла, подрезать зеленые изгороди и полоть овощи? Здесь работы хватит на небольшое войско.

— Все. Все что вам угодно. — Все, чтобы остаться. Он даже возьмется работать по дому, если она захочет.

Женщина вдруг улыбнулась и сошла по ступенькам навстречу ему. Солнечный свет золотил ее волосы.

— Я Рут Банньер, — сказала она. — А вас зовут…

Без раздумий он ответил:

— Физекерли[1] Бирн.

— Что? — Лицо женщины сразу переменилось, оживилось, расцвело. Она стала лет на двадцать моложе. — Как удивительно! Какое чудесное имя!

Бирн едва не улыбнулся в ответ. И все-таки ему не следовало называть себя, во всяком случае сейчас перед лицом незнакомки. Что с ним происходит?

— Такое представление о юморе имели мои родители, — пояснил он.

— Да, либо это шутка, либо эксцентричная выходка. Вот что, а вы серьезно? Вы и в самом деле предлагаете свои услуги? Хотите помогать по дому и в саду за кров и еду?

Он кивнул, глаза его обратились к стене ожидавшего дома. Голубой камень вблизи казался еще холоднее.

— Домик у ворот подойдет самым идеальным образом, — сказал Бирн. — Я не стесню вас.

— О нет, мы все равно не смогли бы разместить вас в доме. Он полон. Но пойдемте, выпьете чаю, познакомитесь с семьей. Посмотрим, что можно найти, чтобы разместить вас в коттедже. — Она поглядела на него повнимательнее. — Пожалуй, лучше оставим семейство на потом. Вы вот-вот упадете. Подождите, я принесу чай и сандвичи.

Бирн с благодарностью улыбнулся и сел на ступеньки, ожидая. Готово. Он добился своего.

И все-таки, неужели он потерял рассудок?

— Ты обезумела? — Саймон Лайтоулер опустил книгу. — Совершенно незнакомый человек, заморенный голодом бродяга, без вещей, без рекомендаций…

— Его ограбили, — начала Рут.

— Это он говорит, что его ограбили. Я не верю ни единому его слову. Наверное, он скрывается. Зачем иначе он оказался здесь, что привело его на эту богом забытую свалку? Быть может, он думает, что дом набит старинными вещами или чем-то подобным? Большая ошибка номер один. Он не слишком умен, этот парень. Либо он жулик, либо дурак, либо и то и другое сразу. Вероятно, он принимает наркотики. Рут, это безумие.

— Мне нужна помощь. Он знает растения…

— Боже мой! — Саймон посмотрел на нее. — Значит, достаточно только этого? И где же сейчас обретается сей образец совершенства?

— Я дала ему спальный мешок в коттедж.

— Разве мы настолько богаты, что ты можешь позволить себе раздавать спальные мешки? Не сомневаюсь — мы никогда не увидим снова ни его самого, ни этот спальник.

— Саймон. — Она встала и начала убирать кастрюли и тарелки. — Мне нужна помощь. Хорошо это или плохо, права я или нет, но мне кажется, что он достоин доверия. Я не настолько наивна и знаю, что иначе не получу помощи в тяжелой работе.

— Раз на меня больше нечего рассчитывать? Ты это хочешь сказать? — Он пренебрежительно усмехнулся. — Впрочем, этот проклятый дом принадлежит тебе. Кстати, как его зовут?

— Физекерли. Физекерли Бирн.

— Ну а я, значит, буду Бенджамин Дизраэли[2]. Черт побери, Рут, иногда ты заставляешь меня сомневаться в том, кому именно здесь нужна помощь психиатра. — Теперь он тоже стоял, высокий и худой, сутулый, с болезненным лицом. — Во всяком случае, здесь нечего красть. Остается лишь позаботиться, чтобы нас не убили в постели. — С трескучим смешком он оставил кухню. — Что-то скажет об этом Кейт?

— Она еще не вернулась. — Рут последовала за ним в холл. — Бирн будет с нами ужинать. Я обещала, что он будет есть с нами, пока не устроится в коттедже. Не смотри на меня так!

— И нам придется сидеть за столом с этим… с этим бродягой?

— А почему бы и нет? Он чистый, знает, где нужно сказать пожалуйста и спасибо. Как он говорил, у него было свое дело. Во всяком случае, так ты получишь возможность познакомиться с ним.

— Мне никто не нужен!

— Откуда ты знаешь? К тому же это мой дом, и я содержу его на свои деньги.

— И постоянно твердишь мне об этом. — Саймон хлопнул дверью, и Рут осталась смотреть сквозь пыльные окна на густые заросли снаружи.

— А мне все равно, — пробормотала она. — Мне все равно, действительно все равно.

Он забыл свою книгу. «Тщетность» Герхарди. Рут оставила ее лежать и вышла в сад.