"Да, господин Премьер-министр. Из дневника достопочтенного Джеймса Хэкера" - читать интересную книгу автора (Линн Джонатан, Джей Энтони)

10 Человек за бортом

Дадли Беллинг, наш министр занятости, видимо, совсем не зря провел время на Уимблдонском турнире, поскольку сразу же после его окончания заявился ко мне с довольно странным, мягко говоря, предложением.

Короче говоря, он предлагает передислоцировать значительную часть наших вооруженных сил на север Англии. На это его сподвигло осознание того факта, что только 20 тысяч из 420 000 британских военнослужащих расквартированы собственно на севере страны. Почти все остальные почему-то здесь, на юге: ВМС – в Портсмуте и Плимуте, ВВС – в Бедфорде и Восточной Англии, то есть чуть севернее Лондона, а армия – в Алдершоте. На практике это означает чуть ли не полное отсутствие британских войск к северу от залива Уош. И тем не менее – здесь-то, судя по всему, и кроется суть проблемы, – практически вся наша безработица сконцентрирована именно на нашей северной территории! (См. карту ниже. – Ред.)

Причем сам по себе военный персонал Дадли совершенно не волнует. Тем более что многие из них сами с севера. Нет, по его убеждению, если мы переместим туда хотя бы двести-триста тысяч военнослужащих с юга, то тем самым создадим множество рабочих мест для гражданских: клерки, поставщики, строители, транспортное обслуживание… Реальные возможности огромны, поистине безграничны. Триста тысяч дополнительных конвертов с заработной платой, которые будут тратиться в местных торговых точках! Только представьте себе!

В общем-то, никакого сколько-нибудь серьезного аргумента против этого не было, ну а если наша доблестная госслужба попробует что-нибудь придумать, то со мной этот номер не пройдет. (Предположение, скорее всего, весьма самонадеянное. – Ред.) Больше недооценивать меня им не придется. Их трюки для меня больше не новость.

(После восьми месяцев пребывания на Даунинг-10 Хэкер, безусловно, намного яснее представлял себе, чего можно ожидать от государственного аппарата в случае любой попытки хоть как-то изменить существующее положение вещей. И все-таки в данном случае, явно переоценив свои возможности, он так и не сумел вовремя обнаружить лазейку, которую невольно оставил для тех, кто был категорически не согласен с его новым планом. Читатели, впервые познакомившиеся с Хэкером на страницах этой книги, могут воспринять его подход как вполне разумный, умеренный и порой даже гибкий, однако те, кто хоть немного знаком с перипетиями его предыдущей карьеры, быстро поймут, что в случае необходимости сэр Хамфри Эплби способен буквально из воздуха создать любые требуемые аргументы. К сожалению, Хэкер просто забыл, что имеет дело с магом политических искусств.

Как только указанное предложение министра занятости стало известно обитателям Уайтхолла, в МО было созвано срочное совещание. Как видно из официальной стенограммы, план был полностью одобрен за исключением нескольких незначительных оговорок в отношении определенных периферийных деталей практического претворения данного предложения в жизнь. Однако личные записи сэра Хамфри, обнаруженные сравнительно недавно в его архиве, свидетельствуют скорее об обратном. – Ред.)

(Замечание сэра Хамфри об излишней «болтливости» младших чинов отражает растущую обеспокоенность в отношении вопросов, непосредственно связанных с проблемой свободы информации. В свое время некий помощник министра по имени Понтинг стал одним из тех мелких функционеров, кто позволил себе вольность «поделиться» некоей информацией с членами парламента и некоторыми иными совершенно несведущими лицами. Якобы в интересах общества. Что отнюдь не соответствовало действительности. С тех пор термин «эффект понтинга» стал нарицательной противоположностью таких понятий, как лояльность и благоразумие.

На следующий день после указанного секретного совещания в МО предложение министра занятости обсуждалось в соответствующем комитете Кабинета. – Ред.)

С утра на заседании комитета Кабинета обсуждали предложение Дадли, нашего министра занятости, в ходе которого мне – как, впрочем, и следовало ожидать, – пришлось столкнуться со скрытым противодействием. Практически со всех сторон. Присутствовали также сэр Хамфри, Поль (сэр Поль Сидгвик, министр обороны – прим. пер.), само собой разумеется, мой главный личный секретарь и несколько других членов комитета.

Прежде всего Дадли поинтересовался отношением членов комитета к его предложению.

Сначала выступил Поль. Он был первым, кому по должности положено возражать.

– Господин премьер-министр, – слегка прокашлявшись, начал он. – Я, как и многие другие, прекрасно понимаю, что на первый взгляд представленный нам план выглядит так, будто он целиком и полностью направлен исключительно на улучшение ситуации с занятостью в так называемых депрессивных районах Британии. Но поскольку его практическое претворение напрямую связано с перемещением большинства наших воинских подразделений и, значит, окажет на МО не меньшее воздействие, чем на министерство занятости, мне требуется определенное время для более детального и разностороннего рассмотрения всех его аспектов.

Я вопросительно посмотрел на всех присутствующих – никаких признаков желания высказаться. Пришлось слегка подтолкнуть их к этому.

– Итак, ваши мнения, соображения, коллеги? Только, пожалуйста, побыстрее.

На их лицах – и Брайена (Брайен Смитсон, министр по вопросам окружающей среды – прим. пер.), и Эрика (Эрик Джефрис, канцлер казначейства – прим. пер.), и Нила (Нил Хитчкок, министр транспорта – прим. пер.), – как будто по заказу, появилось выражение сомнения. Затем Эрик неуверенно протянул:

– Я, конечно, в этом не очень-то разбираюсь, но… но выглядит все это почти как переворот…

Увы, он прав и в одном, и в другом.

– Удовольствие довольно дорогое, – пробормотал Эрик. А Нил лишь осторожно заметил, что это очень смелый шаг.

Ну что ж, как говорят, хорошенького понемножку. Теперь моя очередь получать удовольствие.

– Хотел бы особо отметить, что лично я целиком и полностью за это предложение, – почти торжественно провозгласил я.

– И я тоже, – не раздумывая, согласился Джефри (Джефри Пиклз, министр торговли и промышленности – прим. пер.).

А Эрик и Нил оба тут же чуть ли не в один голос заявили, что план просто замечательный и любые возражения против него лишены здравого смысла.

Иногда долго находиться в окружении «подпевал» становится утомительным и даже раздражает, хотя в целом это, безусловно, имеет и определенные положительные стороны. В частности, поскольку я и без того почти всегда полностью прав в вопросах правительственной стратегии, их мгновенное согласие со мной экономит немало государственного и моего собственного времени.

Повернувшись к министру обороны, я снисходительно улыбнулся.

– Итак, Поль, вы составляете меньшинство в один голос.

Но он, похоже, не собирался сдаваться. Во всяком случае, без боя. Это не может не вызывать уважения, хотя выиграть этот бой у него, само собой разумеется, не было ни малейших шансов.

– И тем не менее, господин премьер-министр, – с мрачной решительностью заявил он, – так как вооруженные силы Британии находятся в сфере моей личной ответственности, этот вопрос не может быть решен до тех пор, пока я не проведу свой собственный анализ всех сопутствующих факторов. Ведь речь идет об обороноспособности страны, не забывайте! После чего мы встретимся еще раз и обсудим его более целенаправленно и детально. Не жалея на это ни времени, ни усилий…

Что ж, вполне разумно. Я согласился более подробно обсудить данный план на нашем следующем заседании, скажем, недели через две, а затем сразу же передать его на утверждение Кабинета.

Остальные члены комитета тоже не возражали:

– Само собой! Конечно же! – дружно зашумели они.

А Дадли даже счел нужным добавить:

– Господин премьер-министр, могу я настоятельно попросить, чтобы в стенограмме было должным образом отражено: все члены комитета выразили единодушное согласие с моим предложением! За исключением лишь одного из них.

Я согласно кивнул. А вот Поль, однако, возразил.

– Этот, с вашего позволения, лишь один из них является главой министерства, которое в случае положительного решения вопроса, возможно, подвергнется реорганизации. Что неизбежно поставит нас перед очень большой и сложной проблемой.

Его упрямство начало меня утомлять.

– Могу я попросить нашего министра обороны не забывать, что решение любой, даже самой сложной, проблемы открывает также и новые широкие возможности?

– Господин премьер-министр, – неожиданно вмешался секретарь Кабинета. – Мне кажется, министр обороны опасается, что данный план может привести к созданию определенных неразрешимых возможностей.

Его ремарка вызвала у всех взрыв громкого смеха.

– Очень остроумно, Хамфри, – тоже изобразив некое подобие улыбки, заметил я. – Но, боюсь, не очень…

Объявив заседание закрытым, я отпустил всех, а сам остался, чтобы поближе ознакомиться с деталями предложения Дадли. К сожалению, у меня не было времени прочитать их до нашей встречи.

– Э-э-э… простите, господин премьер-министр. – Я поднял глаза. К моему удивлению, секретарь Кабинета, оказывается, не вышел со всеми остальными. Очевидно, чтобы переговорить со мной с глазу на глаз.

– Слушаю вас, Хамфри…

«Нет-нет, все происходило не совсем так. Я хорошо помню, как все это было, так как впоследствии частенько пересказывал это своим друзьям как забавную историю. На самом деле все происходило следующим образом. Сэр Хамфри действительно произнес:

– Э-э-э… простите, господин премьер-министр.

Но дальше воспоминания Хэкера не соответствуют действительности.

– О, вы все еще здесь, Хамфри? – отозвался он, продолжая читать.

– Да, здесь, – ответил тот. – Мне хотелось бы обменяться с вами мнениями о предложении министра занятости.

Хэкер был настолько поглощен чтением каких-то бумаг, что, не отрывая глаз, механически произнес:

– Потрясающий план, просто потрясающий, не правда ли?

Секретарь Кабинета его мнения, похоже, не разделял.

– Видите ли… Боюсь, руководству МО он не доставил особого удовольствия.

– Отлично! – механически ответил Хэкер и только потом удивленно переспросил: – Что-что? – Судя по всему, он ничего не услышал.

Хамфри раздраженно поморщился.

– Господин премьер-министр, вы можете уделить мне немного вашего внимания?

– Конечно же, могу. Я как раз кое-что читаю об этом…

– Господин премьер-министр, землетрясение в Хейлзмире, – чуть более громким тоном произнес секретарь Кабинета, видимо, с целью проверки.

– Очень хорошо, – довольно пробормотал Хэкер. Затем до него, очевидно, что-то стало доходить, поскольку он наконец-то перестал читать и даже поднял голову. Прекрасно понимая, что мысли ПМ по-прежнему витают совсем в другом мире, сэр Хамфри кратко и с необычной для секретаря Кабинета ясностью речи повторил, что руководству МО этот план не доставил особого удовольствия».

Хамфри продолжал настойчиво бубнить о том, насколько сильно руководителей МО не устраивает этот план. Естественно, не устраивает! Чего же еще от них ожидать? Неужели их жены когда-либо согласятся оказаться в такой дали от Уимблдона и тем более Хэрродса?!

– Нет-нет, господин премьер-министр, вы к ним несправедливы, – тактично возразил сэр Хамфри. – Их личные чувства не имеют к этому ни малейшего отношения. Они руководствуются исключительно стратегическими соображениями, уверяю вас.

– На самом деле? – Я откинулся на спинку стула и усмехнулся с ощущением явного превосходства. Нет, на этот раз ввести меня в заблуждение ему не удалось. И, надеюсь, больше никогда не удастся. Поэтому я, уже не скрывая сарказма, сказал: – Стратегическими, говорите? Понятно. Раз нашим ВМС нужен глубоководный порт, он обязательно должен быть в Бате, в тридцати милях от берега моря. Ну а поскольку в задачу наших доблестных морских пехотинцев входит защита Норвегии, где еще им находиться кроме как в Плимуте! Бронетанковые испытания проводятся в Шотландии? Прекрасно – значит, подразделения инженерно-технического обеспечения, само собой разумеется, лучше всего расположить не где-нибудь, а в южном графстве Суррей!

– Да, но все это не более чем отдельные, изолированные примеры, – попытался возразить Хамфри. Правда, на мой взгляд, не очень убедительно.

– Возможно, – охотно согласился я. – Правда, вот в этом документе приводится еще около семисот таких отдельных примеров! – И я торжествующе помахал папкой с документами прямо перед его заносчивым патрицианским носом.

Он устремил на меня немигающий взгляд своих пронзительных бледно-голубых глаз, и я почему-то заколебался. (А нам всем хорошо известно, что происходит с тем, кто вдруг заколебался. – Ред.)

– Почему вы возражаете против этого, Хамфри? – поинтересовался я прежде всего потому, что искренне хотел это понять.

– Кто, я? Господин премьер-министр, лично я ровным счетом ничего против этого не имею, уверяю вас. Просто хотел бы вооружить вас правильными вопросами, только и всего. Скажем, вопросами стоимости.

Похоже, он совершенно не понял самого главного.

– Да ведь в этом-то и заключается вся прелесть нашего плана, Хамфри. Он делает деньги! Мы продаем все эти дорогущие здания МО на юге и приобретаем вместо них намного более дешевые на севере. Не говоря уж о сотнях тысяч акров бесценных земельных участков, которые тоже подлежат продаже.

– Значит, вы полагаете, наш министр занятости поступает мудро?

– Более чем. Он отличный парень.

К моему удивлению, Хамфри даже и не подумал возражать.

– О, я целиком и полностью с вами согласен, господин премьер-министр. Он просто великолепен! Умен! Прекрасно сложен! Крепкие ноги, крепкие локти! Выдающийся политический деятель, нет сомнений!

Вообще-то таким уж хорошим лично мне он никогда не казался. Более того, чтобы его так расхваливал наш секретарь Кабинета? Именно это сомнение я и высказал Хамфри.

– Но вы же сами только что назвали его отличным парнем, господин премьер-министр, разве нет?

– Да, назвал, – признался я.

– Безусловно, – подтвердил Хамфри. – Причем он на редкость популярен. – Для меня это было чем-то новым. – На самом деле?

– Да, это ни для кого не секрет.

– Но не настолько же популярен?

Вопреки моим ожиданиям, Хамфри утвердительно закивал головой и даже высоко поднял вверх брови, как бы сам поражаясь размером популярности Дадли.

– Вот именно настолько, господин премьер-министр. В Уайтхолле… И даже, если не ошибаюсь, среди членов парламентской фракции…

А что, наверное, он прав. Дадли действительно пользуется заметной популярностью в парламенте.

– И, как говорят, среди рядовых избирателей тоже, – добавил Хамфри.

– На самом деле так говорят?

Он кивнул. Интересно, кто ему такие вещи говорит?

– Кроме того, похоже, у него есть приверженцы и в Кабинете.

Приверженцы в Кабинете? Этого еще не хватало! Такое просто недопустимо! Приверженцы в Кабинете могут быть только у меня!

– Хамфри, расскажите-ка мне об этом поподробней. – Меня разбирало искреннее любопытство. – Присаживайтесь, пожалуйста.

Хамфри сел напротив меня, но большого желания делиться со мной ценной информацией не проявлял.

– Вообще-то говорить особенно не о чем. Просто о нем все чаще поговаривают как о следующем премьер-министре, только и всего.

Только и всего? Ничего себе!

– Как вы сказали? Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, когда вы решите подать в отставку, господин премьер-министр. Не более того, – осторожно ответил секретарь Кабинета.

– Но у меня нет ни каких-либо намерений, ни малейших оснований подавать в отставку. Я ведь только что вступил в эту должность!

– Вот именно, – загадочно подтвердил секретарь Кабинета.

Интересно, что именно он хочет этим сказать?

– Кстати, а откуда, собственно, все эти разговоры о следующем премьер-министре?

– Уверен, все это не более чем предположения, так сказать, общего характера, господин премьер-министр, – как бы нехотя протянул он.

Ему-то легко быть уверенным. А мне?

– Хамфри, скажите прямо. Вы на самом деле полагаете, что он может претендовать на мое место?

По его реакции было видно: он боится проговориться.

– Даже если и может, господин премьер-министр, то неужели у вас есть основания сомневаться в его лояльности? Он ведь не пытается создать команду своих приверженцев, разве нет?

– Разве нет?

– Полагаете, пытается?

Я ненадолго задумался.

– Да, но он не жалеет времени на поездки по стране, где выступает и выступает перед избирателями…

– Только в качестве лояльного министра Кабинета. – Интересно, с чего это Хамфри его так ревностно защищает? – Не сомневаюсь, он отдает вам дань уважения во всех выступлениях.

Мы посмотрели друг на друга. С одним и тем же вопросом в глазах.

– Думаете, во всех?

Мне никогда даже в голову не приходило проверять слова моих подчиненных, но на этот раз я попросил Бернарда принести мне копии шести последних выступлений Дадли. Немедленно!

Мы молча ждали, и мне вдруг вспомнилось (раз уж мы заговорили об этом), что Дадли также проводит немало времени, «убалтывая» наших заднескамеечников в буфете палаты общин.

Я поделился своим подозрением с Хамфри. Он попытался меня успокоить:

– Кажется, вы сами рекомендовали министрам больше общаться со своими парламентскими коллегами по партии.

В общем-то, да…

– Но он ведь приглашает их и на обеды!

– Вот как? – Секретарь Кабинета заметно помрачнел. – На самом деле?

– Да, на самом деле, – столь же мрачно подтвердил я. – Честно говоря, меня это начинает беспокоить.

Тут вернулся Бернард и сообщил, что звонили из министерства занятости. Они смогут переслать нам копии выступлений Дадли только к концу дня или завтра утром. Ладно, ничего страшного. Прочитаю попозже. К тому же мне повезло с секретарем Кабинета, одним из тех немногих, кто не боится сказать мне правду, даже если она не совсем приятна.

Ночью долго не мог уснуть. Активность нашего министра занятости не дает мне покоя. Даже поделился своими опасениями с Энни, но она только отмахнулась, сонно заметив, что все это ерунда. Откуда ей-то знать?

Сегодня утром первым делом просмотрел тексты последних шести выступлений Дадли. Как я и подозревал, ни о какой дани уважения лично мне в них не было и намека. По большому счету, конечно…

Я срочно вызвал Хамфри. Ему, как и мне, трудно было поверить в то, что Дадли не сказал обо мне практически ничего по-настоящему стоящего. Мои слова его явно озадачили.

– Но ведь он же наверняка, убежден, наверняка говорил о том, что новый премьер-министр дает Британии новые надежды, разве нет? Помните, то самое обращение к народу, кажется, Рассвет нового века, которое вы приказали своему партийному штабу распространить среди всех членов парламента и во всех избирательных округах?

Я отрицательно покачал головой.

– Нет, ни слова.

– Это странно. На самом деле странно…

– Это более чем странно, – добавил я. – Это подозрительно. Очень подозрительно, вы не находите?

– Возможно, но даже если это и так, господин премьер-министр, то все равно он вряд ли готовит против вас заговор.

Лично я в этом не был уверен. Особенно теперь…

– Думаете, нет?

– А разве да?

– Откуда мне знать, да или нет?

Хамфри задумчиво потер подбородок.

– Впрочем, вы можете легко это узнать.

– Интересно, как?

– О таких вещах обязан знать «Главный кнут».[46]

Хамфри, как всегда, прав. Как это мне самому не пришло в голову? Я тут же дал Бернарду указание немедленно связать меня с «Главным кнутом». Нам повезло – он оказался в своем офисе, и я попросил его бросить все дела и срочно прибыть в Номер 10.

«В мои прямые обязанности входило лично встретить „Главного кнута“ и проводить его в кабинет ПМ. Поэтому, как только сэр Хамфри вышел, я поспешил вслед за ним, так как мне очень хотелось узнать детали явно назревающего заговора.

Я догнал секретаря Кабинета в приемной, откуда можно было также краешком глаза следить за входной дверью Номера 10.

– Сэр Хамфри, простите, но то, что мне довелось сейчас услышать, не может меня не беспокоить.

Он бросил на меня несколько озадаченный взгляд и поинтересовался, что именно. Свое любопытство я объяснил ощущением, будто мне почему-то приходится ходить с завязанными глазами. Заговор Кабинета против премьер-министра? Такое даже во сне присниться не может.

– На самом деле? – спросил он, высоко подняв брови. – Как интересно.

– Вы сами сказали об этом.

– Я ничего не говорил, Бернард. Вообще ничего, – произнес он.

Прокрутив в голове все назад, я понял, что он действительно ничего подобного не говорил. Тогда… тогда что же такого он говорил? Ведь что-то он все-таки говорил? Даже если это было, как он утверждает, вообще ничего! А если даже и не говорил, то тогда почему?

Научившись у Хэкера докапываться во всем до конца, я решил задать секретарю Кабинета прямой вопрос. Поскольку ни для кого не было секретом, что сэр Хамфри, хоть и крайне редко, но иногда все-таки давал прямые ответы на прямые вопросы.

– Значит… Вы хотите сказать… Скажите, вы знаете о существовании такого заговора?

– Нет.

Это что, следует понимать как прямой ответ? Нет, я решил выяснить все до конца и сформулировал свой вопрос еще точнее.

– Нет, что такого заговора нет, или нет, что он есть?

– Да, – с обезоруживающей готовностью ответил он.

Что ж, надо попробовать зайти с другой стороны.

– Сэр Хамфри, – осторожно начал я. – Скажите, а что, собственно, наш министр занятости натворил?

– Натворил? Ничего. Пока ничего, Бернард. И мы должны позаботиться, чтобы так продолжалось и дальше.

Мне стало ясно, что он имеет в виду тот самый план, а не заговор. Или отсутствие такового. А затем меня вдруг осенило. Тогда в кабинете Хэкера меня искренне поразило: с чего бы это секретарю Кабинета так открыто и настойчиво намекать на растущую популярность министра занятости? Теперь понятно – он играл в игрока, а не в мяч…

Значит, мне надо играть в мяч!

– Простите, сэр, а вы сами считаете план нашего министра занятости хорошим?

– Для кого?

– Для страны.

– Возможно. Но это совершенно не относится к делу.

– Почему?

Хамфри раздраженно хмыкнул.

– Послушайте, Бернард, когда вы уйдете с нынешнего поста, куда вы намерены направить свои стопы?

Посчитав это одной из его дежурных угроз, я честно, но уклончиво ответил, что пока не знаю.

– Тогда как бы вы отнеслись к перспективе стать, скажем, заместителем министра обороны по тылу?

Его предложение, признаюсь, меня и озадачило, и удивило. Зам. министра – это довольно высокий пост. С практически гарантированным рыцарством в конце карьеры. Их имена заносятся в крупнейшие справочники „Кто есть кто“ и так далее, и тому подобное… Если бы Хамфри на самом деле хотел меня припугнуть, он бы, скорее всего, предложил мне комиссию по военным захоронениям или центр регистрации велосипедов в Суонси. Таким образом, если он мне не угрожал, то тогда куда клонил? Мне не оставалось ничего иного, кроме как молча ждать развития событий.

– А исполнять свои новые почетные обязанности вы могли бы, например, в Сандерленде. Или, допустим, в Берике. Или в Лоссиенмуте…

Он все-таки угрожал мне! Поэтому я тут же нашел несколько наиболее уязвимых мест в плане министра занятости – не уезжать же мне из Лондона в какие-то захолустные городишки где-то на севере!

Что же касается Лоссиенмута, я даже толком не понял, что это такое.

– Это что, населенный пункт?

– А по-вашему?

– Диетическая пища для собак.

Хамфри ухмыльнулся. Угрожающе и многозначительно одновременно.

– Если министр занятости добьется своего, вам, не исключено, придется самому года три-четыре посидеть на такой диете. Вам ясно?

Да, ясно. Полностью.

Мне также стало ясно, что такой план вряд ли может быть хорошим для страны. Ибо никакой план не может одновременно быть хорошим для страны и плохим для государственной службы – эти понятия терминологически несовместимы. И тем не менее кое-что для меня оставалось непонятным. Почему, например, Хамфри предложил послать за „Главным кнутом“, чтобы тот подтвердил наличие заговора, которого, собственно, никогда не существовало?

Мы по-прежнему стояли в самом центре приемной Номера 10, довольно людном месте. Сэр Хамфри внимательно осмотрелся вокруг, проверяя, не может ли кто нас подслушать. А затем, понизив голос, поведал мне нечто, чего мне никогда раньше не удавалось толком понять.

– „Главному кнуту“ в любом случае придется лавировать. Он не осмелится категорически опровергнуть наличие заговора против премьер-министра. На всякий случай – а вдруг таковой все-таки существует? И даже если „Главный кнут“ вообще ничего не слышал, он будет вынужден говорить, что у него имеются определенные подозрения. Чтобы хоть как-то прикрыть самого себя. Он также непременно добавит, что достаточно твердых доказательств у него пока еще нет, и твердо пообещает как можно скорее разузнать все детали.

Как раз в этот момент в приемную на всех парах влетел сам „Главный кнут“, Джефри Пирсон, и стремительно направился прямо к нам. Я выразительным взглядом дал понять сэру Хамфри о его приходе, тот резко повернулся и подчеркнуто тепло приветствовал его:

– О, господин „Главный кнут“, доброе утро.

– Доброе утро, господин секретарь Кабинета. Доброе утро, Бернард.

Я попросил Пирсона немного подождать в моем личном офисе, поскольку нам с сэром Хамфри надо было согласовать свои действия.

Хамфри настоятельно попросил меня присутствовать на встрече – что я сделал бы в любом случае, – и потом проинформировать его обо всем, что на ней будет сказано – чего я, кстати, делать не обязан.

– Простите, сэр, но я не уверен, что это следует делать. Разговор может носить вполне конфиденциальный характер.

Хамфри резко возразил:

– Не забывайте, Бернард, речь идет об обороне королевства и стабильности правительства Ее Величества!

– Но, насколько мне известно, вам необходимо знать только то, что конкретно необходимо, но не…

– Бернард, – нетерпеливо перебил он меня. – Мне необходимо знать все! Как иначе я смогу определить, необходимо ли мне это знать или нет?

Надо же, я никогда об этом даже не думал. Раньше мне всегда казалось, что то, что секретарю Кабинета надо или не надо знать, должны решать другие. Поэтому я решил выяснить этот вопрос поточнее.

– Таким образом, если я правильно вас понял, это означает, что вам необходимо знать то, что вам, возможно, нет необходимости знать. Значит, вам необходимо это знать не потому, что вам необходимо это знать, а потому, что вам необходимо это знать, чтобы определить, необходимо ли вам это знать или нет.

– Да, – коротко подтвердил Хамфри.

Наконец-то по-настоящему прямой ответ. В заключение он поблагодарил меня за ценную помощь в прояснении ситуации».

Наш «Главный кнут» Джефри Пирсон появился у меня в кабинете через десять минут. Он был, как всегда, весьма уклончив, однако в ходе нашей беседы довольно недвусмысленно подтвердил наличие скрытой борьбы за лидерство, которую вели либо сам Дадли, либо кто-то иной, прикрываясь Дадли. Но поскольку достаточно убедительных доказательств этого у него еще не было, он пока не в состоянии предпринять решительные меры, чтобы положить этому конец.

Я решил проявить свойственное мне великодушие. В конце концов, в Кабинете должны быть честолюбивые министры, они нужны там. Конечно, только до тех пор, пока они не начинают проявлять слишком много честолюбия.

Я искренне признателен Хамфри за то, что он счел нужным привлечь к этому мое внимание. Он действительно хороший человек и вполне лояльный государственный служащий.

(Джефри Пирсон описывает эту встречу несколько иначе. Мы позволили себе перепечатать этот отрывок из его мемуаров, не без юмора озаглавленных: «Выпей и увидишь, что будет дальше». – Ред.)

«Совершенно неожиданно позвонили из Номера 10 – меня вызывал к себе Хэкер. Причины столь срочного вызова его главный личный секретарь Бернард Вули объяснить мне по телефону категорически отказался.

Я, естественно, первым делом подумал, что допустил какой-то промах, который расстроил ПМ, поэтому вошел в его кабинет, стараясь соблюдать максимальную осторожность. Тем более что Бернард последовал прямо за мной.

Яркое утреннее солнце освещало большую часть комнаты, однако Хэкер – непонятно, то ли случайно, то ли специально – сидел в тени.

– Как идут дела, „Главный кнут?“ Есть что-нибудь новенькое?

Скрывать мне было особенно нечего, поэтому я спокойно ответил, что в принципе все в порядке, и, чуть помолчав, в свою очередь спросил, чем конкретно вызван его интерес.

– Хотите сказать, что ничего не заметили?

Значит, как ожидается, я должен был что-то заметить. Но что? Что именно ускользнуло от моего внимания?. Нет, ничего определенного мне в голову не приходило… Может, он имеет в виду небольшой разброд среди наших заднескамесчников? Но небольшой разброд в их рядах – это постоянное явление. Обычно не привлекающее особого внимания. Хотя, если небольшой разброд становится очень большим, это меняет дело…

– Послушайте, Джефри, вы уверены, что ничего от меня не скрываете? – как бы мимоходом спросил меня премьер-министр.

Я лихорадочно перерыл все в памяти Он нетерпеливо подсказал:

– Заговор? Борьба за лидерство?

Заговор? Борьба за лидерство? Ничего подобного мне еще не доводилось слышать, но и признаться в этом было опасно, ибо у Хэкера явно имелись некие подозрения. Может даже, он располагал конкретными доказательствами. Поэтому, чтобы играть наверняка, я решил избегать прямых ответов и сказал ему, что ничего определенного в этом отношении у меня пока нет.

– Ну а подозрения? Неужели у вас нет никаких подозрений?

Сказать, что нет, я не мог. Конечно же, были. Подозрения всегда должны быть. Того или иного характера…

– Иметь подозрения – это часть моей работы, – осторожно ответил я.

– Так, может, вы поделитесь ими со мной?

Делиться чем-либо с нашим ПМ было чревато непредсказуемыми последствиями, поэтому я с предельной искренностью в голосе ответил:

– Джим, с моей стороны было бы в высшей степени некорректно делиться всеми своими подозрениями. Если только для этого нет самых серьезных и вполне определенных оснований.

– Но вам же известно, кого я имею в виду?

Не имея об этом ни малейшего понятия, я, тем не менее, ответил, что, возможно, смогу догадаться.

Хэкер по-прежнему оставался в тени, поэтому выражения его глаз я не мог видеть. Немного помолчав, он тяжело вздохнул и наконец прямо спросил:

– И как далеко все это зашло?

Главное, что у меня не было ни малейших намеков на личность возможного претендента. Хотя одно было известно точно – дело еще не зашло достаточно далеко, иначе мне почти наверняка было бы об этом известно. По крайней мере, мне казалось, что почти наверняка.

А Хэкер нетерпеливо ждал подтверждений.

– Полагаю, не дальше чем до самой начальной стадии, – ответил я. Причем пока еще предельно честно.

– Вы не думаете, что вам следовало бы с ним переговорить? – поинтересовался премьер-министр. – Известить его, что я все знаю. Честно говоря, мне хотелось бы не терять члена своего Кабинета, а просто поставить его на место.

Интересно, как можно переговорить с кем-то, пока не узнаешь, кто он такой?

– А может, сначала лучше вам самому переговорить с ним? – осторожно предложил я.

Он покачал головой.

– Нет, не сейчас. Пока еще рано.

Я молча ждал.

– Кто еще участвует в этом?

Вот он, мой шанс. Наконец-то!

– Помимо?…

– Помимо Дадли, конечно! – раздраженно выпалил Хэкер.

Дадли!.. Дадли?… Невероятно!. Дадли!

– Ах, помимо Дадли. Ну, это меняет дело. Правда, об этом еще несколько рано говорить…

Премьер-министр резко встал и посмотрел на меня поверх своих узеньких профессорских очков. Он выглядел похудевшим, усталым и натянутым. Новая должность явно сказывается на нем. А ведь он стал ПМ всего несколько месяцев назад!

– Джефри, я не намерен рисковать.

Поняв, что шутить он явно не намерен, я, попрощавшись, вышел из его кабинета, вернулся к себе и немедленно поручил своим подчиненным срочно выяснить все требуемые детали этого сложного вопроса, придав ему главный приоритет. В конце концов, если такой заговор и существует, то мне следует знать о нем как можно быстрее и как можно больше».

(Джефри Пирсону, естественно, очень хотелось бы, чтобы заговор – если, конечно, таковой существовал, – был пресечен в корне. Если же это по тем или иным причинам оказалось бы невозможным, то хотя бы узнать о нем как можно раньше, чтобы, пока не поздно, успеть переметнуться на другую сторону. – Ред.)

(Через два дня сэр Арнольд Робинсон, предшественник сэра Хамфри Эплби на посту секретаря Кабинета, получил от него записку. Мы обнаружили ее в архивах движения «За свободу информации», председателем которого являлся никто иной, как сам сэр Арнольд. – Ред.)

(Ответ сэра Арнольда Робинсона пришел в самом начале следующей неделе. – Ред.)

(Ответ сэру Арнольду был доставлен с нарочным на следующий день. – Ред.)

(Ответ сэра Арнольда был четким и предельно кратким. – Ред.)

Нисколько не сомневаюсь, что за моей спиной ведется какая-то нечестная игра. Подлый предательский заговор, который я ни при каких условиях не намерен терпеть.

Совсем недавно встречался с нашим «Главным кнутом». Он утверждает, что хотя серьезных оснований у него пока нет, определенные подозрения все-таки имеются. Сообщить, какие именно, он отказался – пока не выяснит что-нибудь по-настоящему основательное. Я рассматриваю это как явное подтверждение моих опасений.

Сегодня снова обсуждал этот вопрос с Хамфри. Он выразил заметное удивление тем, что Дадли плетет против меня заговор. – Мне казалось, все члены вашего Кабинета вполне лояльны, – пожав плечами, заметил он.

Доверчивость и порой даже наивность Хамфри меня иногда просто поражают! Лояльны? Как же мало людей, которые умеют по-настоящему понимать, что слово «лояльный» означает, когда его произносит секретарь Кабинета. На деле оно означает не более того, что его страх потерять свою работу сильнее, чем надежда отнять у меня мою.

– Значит, – с широко раскрытыми глазами спросил Хамфри, – вы на самом деле полагаете, что министр занятости метит на ваше кресло?

– Да, – подтвердил я и откинулся на спинку стула. – И смотрите, что я в этом кресле получаю!

Видимо, не поняв моей шутки, Хамфри всего лишь удивленно заметил, что лояльность является ключевым требованием коллективной ответственности.

Неужели ему до сих пор не ясно, что так называемая коллективная ответственность уже вышла из моды? Ее суть составляет только тот простой факт, что когда нам удается сделать что-нибудь популярное, остальные тут же спешат организовать «утечку», что это была их идея, а когда мы допускаем ошибку, они организуют «утечку», что эта идея не нравилась им с самого начала. Наша страна, увы, управляется на основе принципа коллективной безответственности!

– Кстати, когда-то вы ведь и сами были одним из членов Кабинета, господин премьер-министр, – почему-то напомнил мне Хамфри.

– Это совсем другое дело. Тогда я проявлял абсолютную лояльность.

– Хотите сказать, ваш страх потерять работу был сильнее, чем…

– Нет-нет, Хамфри, – торопливо перебил я его. – Моя лояльность была абсолютно искренней.

Секретарь Кабинета поинтересовался, почему мои коллеги так стремятся сесть в кресло премьер-министра. В принципе объясняется это на редкость просто: ПМ – единственный член Кабинета, которого нельзя завтра же отправить в Северную Ирландию.

– Пусть даже и так, – заметил он. – Мне все равно с трудом верится в то что министр занятости на самом деле плетет против вас заговор.

– Но это же очевидно! – воскликнул я и спросил его, какие еще доказательства ему требуются.

Хамфри на секунду задумался. А затем, на мой взгляд, как-то не совсем уверенно произнес:

– Ну, полагаю, теперь нам следует ожидать соответствующей «утечки» конфиденциальной информации об этом предложении, не так ли?

Возражать против этого было бы просто бессмысленно.

– Конечно же, следует! Меня, честно говоря, искренне удивляет, почему этого до сих пор не произошло…

– Так вот, если таковая «утечка» будет представлена как личный план министра занятости, то тогда, согласен, это лишь подтвердит ваши самые худшие подозрения. Но мне все-таки кажется, он будет представлен общественности как план вашего правительства.

Тут Хамфри прав, ничего не скажешь. Что ж, как говорится, поживем – увидим…

Вот она, цена веры секретаря Кабинета в лояльность Дадли! В вечернем выпуске Стэндард наконец-то появилась долгожданная «утечка». Она-то и стала конкретным доказательством того, что этот неверный нахал метил на мое место!

Как он смеет? Да как он только посмел? Это же возмутительно! Это переходит все границы!

Газету показал мне сам Хамфри. Я, не скрывая гневного раздражения, рассказал ему, как все это время поддерживал Дадли, как, не жалея ни сил, ни времени, боролся за его чертово предложение, как, наконец, лично помог ему занять его первый в жизни министерский пост и относился к нему, как любящий отец… И вот его сыновья благодарность, вот что я получаю взамен!

Хамфри сочувственно кивнул.

– Да, больнее укуса змеи может быть только неблагодарность коллеги по Кабинету.

Что тут возразишь? Ничего, ровным счетом ничего.

– Это все зависть, – сказал я. – Дадли пожирает его собственная зависть.

– Один из семи смертных грехов Дадли, – попытался скаламбурить Бернард, очевидно, чтобы несколько разрядить атмосферу. Я выразительным взглядом заставил его замолчать.

Хамфри, как всегда полный самых невероятных идей, предложил начать с подготовки проекта прошения об отставке. Естественно, министра занятости.

Возможно, это было бы самым лучшим выходом, но в нем, к сожалению, имелось несколько явных недостатков. Дадли, само собой разумеется, будет отрицать, что именно он организовал «утечку», тем самым лишив меня оснований требовать его добровольной отставки. А если я все-таки его уволю, то последствия окажутся еще хуже: на задних скамьях палаты общин он будет еще опасней, чем в Кабинете, поскольку уволенным министрам нет необходимости хотя бы изображать свою лояльность!

– Значит, вы собираетесь защищать этот план и дальше? – невинно поинтересовался Хамфри.

Увы, теперь эта возможность для меня, боюсь, тоже закрыта. Раз пресса открыто обвиняет меня в блокировании этого плана, защищать его было бы, по меньшей мере, бессмысленно – иначе все могут подумать, будто я потерпел сокрушительное поражение. От простого министра Кабинета! Нет, к сожалению, план придется похоронить. А ведь он на редкость хороший… Во всяком случае, мне кажется, так придется поступить…

Я рассказал о своих затруднениях секретарю Кабинета.

– Господин премьер-министр, неужели вы готовы проявить нерешительность? – не скрывая удивления, спросил он.

– Нет-нет, ни в коем случае, – попытался я его переубедить. Но, похоже, безуспешно. – Да, готов, – признал я, но тут же подумал: а с чего бы это мне проявлять нерешительность? – и твердо заявил: – Нет! – и снова заколебался, вспомнив, что только что уже фактически ответила этот вопрос. – Не знаю, – уже совсем слабым голосом протянул я и закрыл лицо руками. Меня буквально захлестнуло чувство отчаяния и бессмысленности существования. Измена, предательство того, кого ты искренне считал своим… Ну и как прикажете с этим жить?

Видя мое состояние, Хамфри с готовностью предложил свою помощь. Интересно, как, подумал я, но он тут же достал пачку листков из папки, лежавшей у него на коленях.

– С технической точки зрения, мне, конечно же, не следовало бы вам это показывать. – начало для моего секретаря Кабинета, признаться, довольно необычное.

– Интересно, почему? По-моему, я все еще премьер-министр, разве нет?

– Да, господин премьер-министр, – согласился он. – Именно поэтому мне и не следовало бы этого делать. Это проект некого внутреннего документа нашего МО. С грифом «Совершенно секретно». Министру обороны его еще не показывали. – Он протянул мне эти листки. – Тут, как вы сами сможете убедиться, высказываются серьезнейшие возражения против предлагаемого плана министра занятости. Ознакомьтесь с ними…

Да, с этим стоило ознакомиться. На редкость интересный материал из трех частей. В части 1 констатировалось (с соответствующим документальным подтверждением), что многие из принадлежащих армии «ценных» зданий не подлежат продаже: некоторые занесены в государственный реестр архитектурных памятников и находятся под охраной местных органов власти, некоторые находятся под строгим контролем строительно-плановых органов, некоторые не соответствуют нормам и правилам противопожарной безопасности, принятым для частного сектора. Вместе взятое, все это делало стоимость предлагаемого перемещения практически неприемлемой.

Часть 2 наглядно демонстрировала, что предлагаемое перемещение неизбежно приведет к резкому увеличению безработицы как в целом ряде наших графств, так и в Восточной Англии. Причем новых рабочих мест на севере будет создано намного меньше, чем их будет потеряно на юге.

И, наконец, часть 3 – ее я просматривал уже лежа в постели, – состояла из множества страниц, в которых приводились детальные возражения в плане армейской стратегии…

Думаю, завтра же надо будет расспросить секретаря Кабинета обо всем этом поподробнее.

Сегодня с утра первым делом вызвал к себе Хамфри и задал ему ряд конкретных вопросов об этом совершенно секретном внутреннем документе МО. В частности:

– Скажите, в этом документе все предельно честно и точно?

Его ответ прозвучал довольно уклончиво. Дескать, понимать по-разному можно все, буквально все. Зато если внимательно прочитать заключение этого документа, то невольно бросится в глаза, что все перечисленные в нем возражения были известны министру занятости еще до того, как он предложил свой план. Хамфри также дополнил свое высказывание еще одним весьма выразительным штрихом: вся эта «грандиозная» затея, возможно, напрямую связана с тем фактом, что Дадли представляет нью-кэслский избирательный округ!

Да, мне это тоже бросилось в глаза. (В таком случае, представляется несколько странным, что Хэкер не счел нужным хотя бы упомянуть об этом. – Ред.)

Моя реакция, как всегда, была немедленной.

– Общественность имеет право знать об этом.

Секретарь Кабинета отрицательно покачал головой.

– Документ имеет гриф «Совершенно секретно». – Я выжидающе посмотрел на него. – Хотя, с другой стороны, – после небольшой паузы продолжил он, – от высших военных функционеров можно ожидать чего угодно. И не в последнюю очередь несдержанности и даже неблагоразумия.

– Да, несдержанности, – охотно подтвердил я.

– Из-за чего крайне щепетильная информация легко может оказаться в распоряжении какого-нибудь безответственного журналиста.

– На самом деле? – с надеждой спросил я. – Интересно, одного или даже нескольких?

По мнению Хамфри, такая возможность отнюдь не исключена.

Однако я тут же ясно дал понять, что мне ни в коем случае нельзя быть замешанным в подобного рода делах. Они оба, и секретарь Кабинета, и мой главный личный секретарь, выразили единодушное возражение прогнив какого-либо участия премьер-министра в организации подобного рода «утечек».

Мы также быстро пришли к соглашению, что дальнейшее обсуждение данного плана следует отложить до более благоприятного момента в будущем (то есть практически его похоронить – Ред.), а до этого времени сэр Хамфри постарается навести должный порядок в «политической канализации».

После того, как он ушел, Бернард, которому иногда так не хватает тонкости восприятия, повернулся ко мне.

– Когда именно нам следует ожидать «утечку»? – деловито спросил он, доставая блокнот.

Его, казалось бы, простой вопрос вызвал у меня чуть ли не шок.

– Я что, просил устроить «утечку»?

– Ну… не так явно, но… – Он бросил на меня затравленный взгляд. – Нет, господин премьер-министр, не просили.

– Естественно, нет, – жестко произнес я. – Такое мне не могло даже прийти в голову! Время от времени я, конечно, устраиваю конфиденциальные брифинги для журналистов, но не более того.

Бернард понимающе улыбнулся.

– Это что, еще один из так называемых неправильных глаголов? Я устраиваю конфиденциальный брифинг, ты организуешь утечку, его обвиняют в нарушении части 2а закона о государственной тайне…

Все шло как по нотам… до сегодняшнего дня. Не далее чем позавчера в нескольких газетах появились материалы со ссылкой на надежные, но не назвавшие себя источники, которые, казалось бы, ставили на пресловутом плане Дадли жирный крест.

В них вполне доказательно приводились все наиболее важные аргументы, откровенно направленные против реализации указанного плана министра занятости: (а) МО практически не сможет достаточно выгодно продать большую часть своих «дорогостоящих» зданий, расположенных в лондонском округе; (б) реальные страхи перед огромным ростом безработицы на юге Британии, весьма неадекватно покрываемым созданием новых рабочих мест на севере; (в) достаточно важные соображения военного и стратегического характера… Причем по меньшей мере в двух из вышеприведенных пунктов содержались напоминания читателям, что один из избирательных округов северо-востока страны представлен в парламенте самим министром занятости.

Все это, само собой разумеется, тут же подхватили и растиражировали теленовости. (В 1980-х телеканалы практически никогда – или во всяком случае, крайне редко – не производили новости сами. – Ред.)

Но сегодня нарыв вскрылся. Я пришел в ужас, увидев в «Гардиан» первую полосу.

День начался с заседания комитета Кабинета. Ожидавшие меня Хамфри и Бернард пожелали мне доброго утра. Я сердито ответил им, что лично для меня утро далеко не такое уж доброе.

Оказывается, им все уже было известно – газеты они тоже читают, причем достаточно регулярно.

– Дадли заявил прессе о новой утечке, – сказал я.

– Это ужасно, – сказал сэр Хамфри.

– Он утверждает, что не имеет к ней никакого отношения и что кто-то явно пытается причинить ему вред.

– Это ужасно.

– Он настаивает на проведении публичного расследования!

– Ужасно! – снова промурлыкал секретарь Кабинета, но на этот раз, похоже, по-настоящему. Бернард же, напротив, был странно молчалив.

– Можно подумать, ему все известно, – с досадой продолжал я. – Будто он не знает, что публичные расследования никогда не ведут к раскрытию настоящего источника.

– Да, но зато он известен нам, господин премьер-министр, – неожиданно вмешался Бернард. – Строго между нами. Вы сами попросили нас…

Я более чем красноречивым взглядом заставил его замолчать.

– Бернард, надеюсь, вы не имеете в виду, что заслуга в организации этой, так сказать, утечки принадлежит именно мне?

Мой главный личный секретарь явно заколебался.

– Да, но… то есть… нет-нет, я все вспомнил! Простите…

Но мне надо было быть уверенным.

– Что именно вы вспомнили, Бернард?

– Э-э-э… Все, что вы хотите, господин премьер-министр.

– Что я хочу? Я хочу показать общественности, что в моем Кабинете нет разногласий.

– Но они есть! – упрямо возразил Бернард. – И об этом все знают.

– В таком случае я не хочу их приумножать!

– Господин премьер-министр, если вы приумножите разногласия, вы вернетесь туда, откуда начали. – Смысл его высказывания мне был совершенно неясен. А он, как ни в чем ни бывало, продолжал: – Если вы сначала разделите четыре на два и получите два, а затем умножите на два, то снова получите четыре. Если только не захотите умножить это на какое-нибудь другое число, но в таком случае…

– Благодарю вас, Бернард, – тоскливо прошептал я. Нет, для этой работы мой главный личный секретарь, боюсь, мыслит слишком буквально. А у нас уже нет времени. Члены комитета вот-вот появятся, а нам надо, как минимум, успеть выработать общую стратегию поведения. Я торопливо высказал им некоторые из моих соображений.

– Хамфри, мне надо, чтобы министр занятости остался в моем кабинете! Равно как и Поль, наш министр обороны. Значит, этому скандалу надо положить конец. Как можно быстрее. Мы не должны допустить, чтобы создалось впечатление, будто Дадли Беллинг сумел меня переиграть. Это слишком рискованно. Короче говоря, этому скандальному проекту надо положить конец. Немедленно!

Хамфри целых полминуты задумчиво смотрел на носки своих безукоризненно начищенных туфель, а затем, почему-то вздохнув, наконец предложил свой план.

– Предлагаю вам добиться согласия членов комитета на следующие три пункта:

во-первых, на признание коллегиальности решения комитета;

во-вторых, на введение так называемого периода моратория, что автоматически предполагает прекращение каких-либо публичных дискуссий; и,

в-третьих, на предварительное одобрение аппаратом Кабинета всех выступлений и заявлений в прессе на данную тему.

Лично мне этот план очень понравился, поскольку в нем все было ясно, и я сразу же его понял. Однако когда заседание комитета началось, Дадли Беллинг сразу же выступил с резкими возражениями против повестки.

– Простите, господин премьер-министр… у меня вопрос по ведению… В повестке нет моего плана перемещения части наших вооруженных сил. Почему?

– Потому что все эти неизвестно откуда появившиеся «утечки» и скандальная шумиха в прессе создают впечатление, будто у нас в Кабинете имеются серьезные разногласия.

– Да, но они действительно имеются, – возразил Дадли.

Поразительно, но иногда наш министр занятости умеет не видеть очевидное.

– Именно поэтому общественность не должна даже догадываться об этом, – терпеливо объяснил я и добавил, что в силу исключительной сложности и запутанности вопроса принял решение отложить его рассмотрение на более поздний срок.

– Но, господин премьер-министр, как это прикажете понимать? – с искренним недоумением произнес Беллинг. – Вы же сами всегда выступали в поддержку моего предложения.

Столь категоричных заявлений в свой адрес я не мог допустить ни со стороны министра занятости, ни со стороны кого-либо еще. Даже если на самом деле так оно и было.

– Нет, не выступал! – твердо сказал я.

Может, мне и следовало бы признать, что когда-то я выступал, а сейчас передумал, но простой отказ всегда надежней. Исключает возможные толкования…

Дадли Беллинг смотрел на меня так, как будто я лгал. (Что, кстати, полностью соответствовало действительности. – Ред.)

– Нет, выступали, – упрямо повторил он. – Равно как и все остальные члены Кабинета, за исключением министра обороны.

– Нет, не выступали! – твердо заявил я, понимая, что тем самым окончательно отрезаю себе путь к отступлению.

– Нет, выступали, – стоял на своем Беллинг. – Более того, вы настаивали на дальнейшем обсуждении.

Да, это была чистая правда. Я совсем растерялся, не зная толком, как возразить, когда в наш разговор неожиданно вмешался секретарь Кабинета. Не помню точно, что именно он тогда сказан, но его интерпретация содержания протокола того заседания, на которое, очевидно, ссылался министр занятости, безусловно, помогла мне «спасти лицо».

После чего мы благополучно перешли к плану Хамфри из трех пунктов. Я не знаю и даже толком не понимаю, как все это вышло, но компромиссный вариант с министром занятости совершенно неожиданно для меня превратился в форму ультиматума. В результате которого я услышал, как сам говорю Дадли, что он должен внимательно обдумать свое положение. (В переводе на нормальный язык это означало: соглашайся или уходи в отставку. – Ред.)

Боюсь, мы его все-таки потеряем. До сих пор не могу понять, как такое могло случиться. Сэр Хамфри тоже выглядит несколько растерянным…

«Встреча закончилась полным триумфом сэра Хамфри. Ему самому очень хотелось убрать министра занятости из Кабинета, поскольку в этом, на его взгляд, заключалась единственная реальная возможность спасти тысячи старших офицеров и функционеров МО от кошмарной ссылки на „сибирский“ север Бирмингема.

В отличие от Хэкера, секретаря Кабинета результаты совещания совершенно не смутили, ибо все прошло в точном соответствии с его планом. Наблюдая за ним как бы со стороны, я, тем не менее, искренне восхищался как его продуманной до мелочей концепцией, так и ее поистине блистательным исполнением.

Предлагая свой план из трех пунктов, сэр Хамфри уже тогда, до совещания, прекрасно знал, что это будет не компромисс, а, скорее, coup de grace [47]. Заявление Хэкера, что ему все было ясно и что он сразу же этот план понял, было по меньшей мере опрометчивым: во-первых, если бы он на самом деле его понял, то сразу же увидел бы все возможные последствия и немедленно отказался бы от него; во-вторых, он находился в таком невнятном состоянии, что не смог толком вспомнить, о чем там, собственно, шла речь.

– Ваш план, Хамфри, напомните мне суть этого плана, – лихорадочно прошептал он, когда члены комитета уже входили в кабинет.

– Вы попросите их, господин премьер-министр, согласиться с тремя, всего тремя пунктами. Во-первых, с признанием коллегиальности решения комитета; во-вторых, с введением так называемого периода моратория, что автоматически предполагает прекращение каких-либо публичных дискуссий; в-третьих, с предварительным одобрением аппаратом Кабинета всех выступлений и заявлений в прессе на данную тему.

– Превосходно, – довольно пробормотал тогда Хэкер. – Это именно то, что нам надо. Пункт первый, они должны перестать суетиться и… э-э-э… никаких дальнейших дискуссий и… Кстати, какой второй?… коллективность решений и… Извините, Хамфри, я, кажется, не все запомнил…

Он действительно был в настолько „разобранном“ состоянии, что не мог членораздельно говорить. Видя это, секретарь Кабинета предложил ему записать все три пункта на бумаге и во время заседания просто зачитывать. Хэкер, не раздумывая, с благодарностью согласился.

Но не успело заседание начаться, как Дадли Беллинг резко возразил против повестки и первым делом напомнил премьер-министру, что тот всячески поддерживал его предложение и обещал более детально обсудить его именно на этом заседании.

Через несколько минут Хэкер уже „висел на канатах“ и фактически готов был капитулировать, но тут, к его счастью, в дело неожиданно вмешался сэр Хамфри.

– Нет, такого обещания не было, – сказал он, как всегда, достаточно вольно обращаясь с истиной. – И господин премьер-министр всячески не поддерживал данное предложение. Иначе это было бы должным образом отражено в соответствующем протоколе. Но этого там нет!

– Нет? – растерянно пролепетал Дадли. И лихорадочно пробежал глазами протокол нашего предыдущего заседания, с точностью которого все тогда согласились, одобрительно кивнув головой. Да, со стороны господина Беллинга было непредусмотрительно, весьма непредусмотрительно подписывать данный протокол, не удосужившись даже внимательно его просмотреть.

Наконец, закончив чтение, он поднял голову и гневно спросил:

– Сэр Хамфри, почему, интересно, ни моя просьба о дальнейшем обсуждении этого вопроса, ни ответ господина премьер-министра не были занесены в протокол?

Но к такому вопросу секретарь Кабинета был полностью готов. И поскольку его ответ, безусловно, мог бы стать одним из классических уроков ведения переговоров с противником, я помню его в мельчайших деталях.

– Хотя указанный протокол на самом деле является вполне официальным отражением размышлений членов комитета Кабинета на данную тему, в равной мере не подлежит сомнению, что любая преднамеренная попытка предельно всесторонне и, главное, адекватно представить каждую отдельную точку зрения и различные дополнения к ней неизбежно потребовала бы неоправданного усложнения и слишком утомительного расширения столь важного документа.

ПМ тупо уставился на него. Все члены комитета тоже. Позже министр иностранных дел сказал мне, что в тот момент он предпочел бы оказаться на заседании в ООН, где, по крайней мере, смог бы воспользоваться преимуществами синхронного перевода. Для большинства людей слова Хамфри были бы предельно ясными, но политики – это, увы, как правило, простые души…

Затем Хэкер с надеждой в голосе спросил:

– Полагаю, это означает, что вы просто не припоминаете всех деталей нашего обсуждения?

Ответ сэра Хамфри иначе, чем мастерским, назвать нельзя.

– Отличительной характеристикой обсуждений и решений любого комитета является тот факт, что каждый из его членов прекрасно их помнит и что таковые воспоминания каждого из его членов, как правило, разительно отличаются от воспоминаний любого иного из его членов. Соответственно, мы должны исходить из того, что официальными решениями считаются те. которые были официально зарегистрированы в соответствующих протоколах соответствующими официальными лицами, из чего со своеобразной неизбежностью следует, что официально принятым считается только решение, должным образом зарегистрированное в соответствующем протоколе, в то время как то, которое не было официально зарегистрировано в соответствующем протоколе, не считается официально принятым, даже если один или более членов такового комитета искренне полагают, что точно помнят, как оно принималось. – Настоящим же шедевром логической констатации этого очевидного факта стало его на редкость лапидарное по форме и безукоризненно точное по сути заключение. – Соответственно, оно не является таковым, если не было таковым.

Последовала еще одна довольно долгая пауза. Затем Дадли Беллинг, не скрывая возмущения, прошипел:

– Это надувательство! Самое настоящее надувательство…

– Этому пора положить конец! – ни с того ни с сего вставил Хэкер.

– Вот именно, пора! – рявкнул Дадли, хотя, как мне показалось, они оба вкладывали в эту простую фразу диаметрально противоположный смысл.

Воспользовавшись представившейся возможностью, Хэкер призвал всех присутствующих вернуться к сути вопроса.

– Я тут подготовил план из трех пунктов, с которым предлагаю вам согласиться, – начал он. – Пункт первый… э-э-э… В чем, вы сказали, то есть, извините, я сказал, состоит пункт первый, Хамфри?

Секретарь Кабинета молча раскрыл свой узенький кейс для документов, стоявший рядом с его стулом, вынул из него рукописный план и подтолкнул листок по полированному столу в направлении премьер-министра.

– Благодарю вас, – произнес Хэкер и торопливо прочитал: – Итак, пункт первый: все без исключения соглашаются с коллегиальными решениями, Дадли?

– В принципе, у меня нет возражений, – осторожно ответил он. – Как именно они определяются?

Правильный человек. Знает, какие вопросы следует задавать.

– Их определяю я! – не глядя на него, заметил премьер-министр. – Пункт два: мы должны ввести определенный период моратория на обсуждение всех вопросов, так или иначе связанных с вопросом перемещения наших вооруженных сил. И, наконец, пункт три…

Он вдруг запнулся. Мы все замерли в ожидании. А он наклонился к Хамфри и как можно тише пробормотал, что не может разобрать, что написано в пункте три.

– Предварительное очищение, чего?

– Предварительное одобрение всех выступлений, – прошептал секретарь Кабинета.

– Ах да, – довольно громко произнес ПМ. – Так вот, в будущем все выступления и заявления в прессе на данную тему должны в обязательном порядке получать предварительное одобрение аппарата Кабинета.

Па первый взгляд, пункт три выглядел как вполне разумный способ оградить членов Кабинета от возможности публично делать откровенно противоречивые заявления, которые иногда ставят в крайне неудобное положение как их самих, так и правительство Ее Величества. Более того, он содержал еще одно немаловажное достоинство – возлагал на сэра Хамфри ответственность за полный контроль над всеми без исключения формами общения Уайтхолла с прессой.

Этот маленький, но на самом деле достаточно важный нюанс не ускользнул от подозрительного внимания министра занятости.

– Меня никак не устраивает пункт два, – заявил он. – Мы не можем вводить мораторий на обсуждение того, что не обсуждалось только потому, что некоторые официальные лица отказались или просто не удосужились внести в официальный протокол мое требование провести более детальное обсуждение, хотя на это было получено ваше личное согласие, господин премьер-министр. Что же касается третьего пункта, то для меня в принципе не приемлем тот факт, что все мои публичные выступления должны получать его предварительное одобрение. – Он кивком головы показал на секретаря Кабинета, не удосужившись даже назвать его по имени или должности. И, как бы в заключение, добавил: – У меня нет ни малейших сомнений, что он не одобрит практически все, что я захочу сказать народу.

Хэкеру не оставалось ничего, кроме как поставить вопрос ребром.

– Это мое решение, и я вынужден настоятельно попросить вас принять его.

– Я категорически отказываюсь, – непримиримо воскликнул Беллинг.

– Вот как? – несколько растерянно пробормотал Хэкер и бросил умоляющий взгляд на Хамфри. Тот что-то прошептал ему на ухо, после чего Джим печально кивнул и повернулся к министру занятости.

– В таком случае, Дадли, – почти патетически произнес он, – мне придется попросить вас обдумать свое положение.

Все присутствующие поняли, что карьере Дадли Беллинга пришел конец».

Утром сидел в своем Кабинете, надеясь на лучшее, но ожидая самого худшего, когда, постучав, вошел мой главный личный секретарь. С весьма мрачным выражением лица.

– У меня для вас новости, господин премьер-министр.

Я вопросительно посмотрел на него, нетерпеливо ожидая продолжения.

– С каких новостей начать? С плохих? – наконец произнес он.

– Хотите сказать, у вас есть плохие новости и хорошие новости, Бернард? – чуть воспрянув духом, спросил я.

– Увы, господин премьер-министр… К сожалению, есть плохие новости и очень плохие новости…

Что ж, все это было вполне предсказуемо. Дадли Беллинг подал в отставку. Прислал обычное прошение, правда, намного более лаконичное, чем можно было ожидать. Бернард протянул мне его на подпись и сообщил, что Хамфри и его пресс-секретариат готовят текст моего официального заявления для прессы.

Мне надо было срочно переговорить с Хамфри, и я попросил Бернарда немедленно пригласить его ко мне. Он послушно кивнул, но перед уходом успел сообщить мне очень плохую новость: Дадли выступил на ступеньках министерства занятости с прощальной речью, в которой открыто обвинил меня в диктаторских замашках в стиле правления.

Вначале мрачный вид Бернарда показался мне вполне оправданным, однако потом я понял, что, возможно, все далеко не так уж плохо. Обвинение моего бывшего коллеги, скорее всего, принесет мне больше пользы, чем вреда. Ведь людям нравится, когда у них сильный лидер, разве нет? Этим соображением я не преминул поделиться с Бернардом.

Он сразу все понял.

– Да-да, конечно же. Более того, они наверняка будут рады.

– Нет, не будут! – коротко возразил я.

– Да, конечно же, не будут, – не колеблясь, согласился он.

В этот момент в кабинете появился Хамфри. Я, не тратя лишних слов, напомнил ему, что эта отставка совершенно не входила в мои намерения и что теперь – увы, слишком поздно, – становится все более очевидным, что спровоцировал ее именно предложенный им план из трех пунктов.

Однако у секретаря Кабинета имелись для меня и другие, не менее удивительные новости. Согласившись, что его план в каком-то смысле стал «последней каплей», он, впрочем, тут же добавил:

– Насколько я понимаю, господин премьер-министр, наш министр занятости в любом случае собирался подавать в отставку…

– Собирался? Подавать в отставку? – Поразительно! – Но почему? Когда?

– Месяца через два. В день принятия осеннего бюджета. На том основании, что принятый бюджет лишает его реальной возможности эффективно бороться с безработицей.

Я был потрясен. Да, отставка, связанная с принятием осеннего бюджета, ударила бы по мне куда сильнее. И сделала бы опального Дадли Беллинга недопустимо популярным! Вообще-то чем больше я обо всем этом думаю, тем больше мне кажется, что с неожиданно возникшей кризисной ситуацией мне удалось справиться совсем неплохо. Если не сказать – блестяще! Ведь не сам Дадли подал в отставку в связи с важным политическим событием, а лично премьер-министр вынудил его сделать это по причине незначительного административного недоразумения. Причем ни избиратели, ни наши заднескамеечники даже и не подумают оказать ему поддержку по той простой причине, что никто из них толком не поймет, что, собственно, заставило его принять такое решение.

Я рассказал все это Хамфри, который с готовностью согласился, что мои действия в данном вопросе достойны самой высокой похвалы.

(Самое забавное было в том, что Джим Хэкер не удосужился хотя бы поинтересоваться тем, откуда у сэра Хамфри вдруг появилась информация о намерении министра занятости довольно скоро подать в отставку. Очевидно, это позволяло ПМ искренне считать произошедшее не своим поражением, а, скорее, триумфальной победой.

В отличие от него, Бернард Вули обратил на это внимание – слишком уж удобной и своевременной оказалась эта информация, и серьезно задумался над ее вероятным источником.

Позднее, в тот же самый день, он частным образом переговорил об этом с сэром Хамфри, который должным образом отразил их разговор в своих личных дневниках. – Ред.)

Сегодня мне в голову неожиданно пришла великолепная идея!

Я сидел в кабинете, в очередной раз просматривая свое пресс-коммюнике, которое должно выйти в ответ на крайне раздраженное выступление Дадли Беллинга и представить меня как сильного, уверенного, мудрого и по-настоящему заботливого государственного деятеля.

Один из абзацев текста, подготовленного нашим пресс-атташе Малькольмом Уорреном, пришлось переделать, и теперь он звучал приблизительно следующим образом:

Мы с Хамфри пили утренний кофе и с удовольствием смотрели в окно: прекрасная погода, ласковое солнце, великолепный парад королевских конных гвардейцев на плацу прямо под нами… Тем не менее, меня все еще немного печалила потеря в общем-то совсем неплохого коллеги и, самое главное, отличного плана, плана, который на самом деле мог бы помочь нам снизить уровень безработицы. И тут меня вдруг осенило!

– Хамфри, – подчеркнуто спокойным тоном обратился я к секретарю Кабинета. – А ведь теперь, когда министра занятости уже больше нет, нам ничто не мешает вернуться к его плану, вам не кажется?

Вначале ему, похоже, так не казалось. Равно как и моему главному личному секретарю, поскольку на их лицах одновременно отразилось выражение крайнего недоумения и ужаса. Полагаю, их неприятно поразило, что на самом деле великолепная мысль пришла не им первым, а мне!

– Неужели вы не видите? – терпеливо начал я им объяснять. – Мы же можем приступить к его практической реализации. Причем теперь это будет выглядеть не как моя слабость, а, скорее, как проявление твердости и решительности.

– Да, но весь смысл заключался в том… – начал было Хамфри и тут же остановился. Вид у него был на редкость смущенный.

– Заключался в чем? – бросив на него пристальный взгляд, поинтересовался я. – Надеюсь, не в том, чтобы похоронить план перемещения, так ведь?

– Нет! Конечно же, нет, весь смысл заключался в том… в том, чтобы укрепить ваш авторитет!

– Вот именно! – сказал я.

Наконец-то до него дошло. Иногда не сразу, но рано или поздно до него всегда доходит.

Итак, все разрешилось как нельзя лучше. Вернув тот самый план, я смогу самым убедительным образом доказать всем, что никогда не был против него. И к тому же это наглядно продемонстрирует всему миру полную бессмысленность демонстративной отставки Дадли. Не говоря уж о том, что избавившись от этого предателя, я недвусмысленно дам понять всем остальным, что становиться мне поперек пути – дело бесперспективное и весьма опасное.

– Внесите вопрос о перемещении части наших вооруженных сил в повестку следующего заседания Кабинета, – попросил я Хамфри твердым и уверенным тоном человека, не терпящего никаких возражений!

– Да, господин премьер-министр, – ответил он, задумчиво глядя на меня…