"Восхождение на Эверест" - читать интересную книгу автора (Хант Джон)

Глава XIII ЮЖНАЯ СЕДЛОВИНА. ПЕРВЫЙ ЭТАП

Заброска на Южную седловину грузов, необходимых для штурма, должна была занять по плану около пяти дней. С учетом этого срока мы доставляли в промежуточные лагери все необходимое для обеспечения высотных групп. Увеличить время заброски было трудно из-за большого числа участников высотных групп, так как это потребовало бы дополнительных запасов питания и горючего; надо было принять во внимание также возможное изменение погоды и физическое истощение восходителей. Вот почему сроки завершающего этапа организации лагерей оказались поневоле довольно жесткими и предусматривали лишь минимальные резервы времени для преодоления непредвиденных препятствий. Вечером 19 мая в лагере V я предупредил Нойса, что ему, может быть, придется оставить свою группу в лагере VII на вторую ночь, подчеркнув, что такое решение следует принимать только в случае крайней необходимости, так как ночевка лишних людей создаст там очень напряженное положение. В лагере VII для такого большого количества людей палаток было недостаточно; кроме того, пришлось бы расходовать питание и горючее, предназначенные для штурмовых групп.

20 мая в Передовом базовом лагере снова была ясная погода, но выше бушевал сильный ветер. Скалы над лагерем гудели под его бешеными ударами. Чарльз Уайли готовился выйти со своими людьми вслед за Уилфридом Нойсом. Несмотря на то, что в предыдущие несколько дней в лагерь VII было поднято много грузов, группы Нойса и Уайли опять были тяжело нагружены. В Лондоне мы считали, что при подъеме по стене Лходзе груз в 14 кг явится для шерпов предельным. Однако в группе Уайли каждый взвалил на себя по 23 кг с лишним и бодро готовился перенести эту громадную тяжесть до лагеря VII, поднимаясь без кислорода по крутым склонам на высоту 7300 м. Следует отметить, что часть груза принадлежала самим шерпам. Кроме постельных принадлежностей – спальных мешков и надувных матрацев, – они неизменно таскали с собой личные вещи в количестве, значительно превышающем то, что мы считали необходимым. Но все же на каждого еще оставалось по 14 кг. „полезной“ нагрузки. Чтобы наверняка обеспечить заброску необходимых грузов, Тенсинг и Уайли посоветовали мне несколько увеличить за счет резерва число носильщиков, сверх тринадцати человек, необходимых по минимальному расчету. Я охотно с этим согласился, и в каждую из групп было дополнительно включено по два человека. Это делалось главным образом на тот случай, если кто-либо по болезни или другой причине окажется не в состоянии продолжать свой путь. Такая мера была особенно важна для частично неизвестного еще участка пути в 600 м. между лагерем VII и Южной седловиной. Включение дополнительных носильщиков позволяло также в случае надобности несколько уменьшить нагрузку, приходящуюся на каждого на этом этапе маршрута. Во всяком случае шерпы, донеся до лагеря VII свои спальные принадлежности и личные вещи, вторую часть подъема шли бы со значительно меньшим грузом. Всех заболевших или уставших шерпов предполагалось отправить из этого лагеря вниз.

Во второй половине дня, вскоре после того как в лагерь VII пришла первая группа носильщиков, мы заметили спускающихся оттуда двух шерпов. Очевидно, они были больны или слишком устали и не могли продолжать подъем. Спустившись в Передовой базовый лагерь, они вручили мне записку от Уилфрида с тревожными сведениями. Как и все другие употреблявшие кислород альпинисты, за исключением участников штурмовых групп, Уилфрид пользовался тренировочными кислородными баллонами „Ютилити“. Поднявшись до оставленного нами лагеря VI, он обнаружил в своем баллоне течь и заменил его другим, имевшимся в лагере. Но и этот баллон оказался неисправным, и в результате по прибытии в лагерь VII Уилфрид забрал для следующего дня еще два баллона – один для себя, другой для ведущего шерпа Аннуллу (последний, как было обусловлено, должен был идти на следующий день с кислородом, помогая Уилфриду в подготовке дальнейшего пути). Что еще хуже, Уилфрид заканчивал свое письмо словами: „Передайте Тому, что некоторые из баллонов при употреблении дают течь“.

Новости действительно были неутешительными. Бедный Том Бурдиллон, которого нелегко было смутить, серьезно забеспокоился. Для этого высотного лагеря были тщательно отобраны девять тренировочных баллонов, весящих по 9 кг. Каждый из них должен был играть строго определенную роль в детально разработанном плане штурма. Неужели наше кислородное снабжение потерпело фиаско и это поведет к катастрофическим последствиям для штурма? Уилфрид, хотя и обладал многими талантами, был не особенно силен в технике, и мы надеялись, что его неудачная попытка еще не решала дела. Том, однако, в глубине души опасался, что подобного рода опыты, которые Уилфрид, страдая, быть может, от недостатка кислорода на высоте 7300 м, будет повторять, поведут к опустошению всех девяти баллонов. Обычное душевное спокойствие Тома было явно нарушено. Между тем мы все еще не имели с лагерем VII связи по радио, которая могла бы успокоить нас. Не имея точных сведений, я решил, что мы должны быть готовы к худшему и позаботиться об обеспечении второй штурмовой группы дополнительным запасом кислородных баллонов. Они были срочно затребованы из лагеря III, и я предупредил Чарльза Уайли о необходимости высылки со второй штурмовой группой дополнительной партии шерпов. Подобрать людей будет чрезвычайно трудно, так как почти все, за исключением членов штурмовых групп, были заняты заброской грузов на стене Лходзе. Нужны были добровольцы, часть из которых к этому времени уже проделала бы путь до седловины. Джордж Лоу, только что вернувшийся после тяжелого подъема по стене Лходзе, требовал себе новой работы, и я попросил его возглавить эту группу. Он был в восторге. Как я подозреваю, им тогда владело тайное стремление подняться возможно выше. Впоследствии выяснилось, что состояние кислородных баллонов в лагере VII было отнюдь не столь плачевное, как мы опасались.

В тот вечер я долго ломал себе голову над тем, какие препятствия могут встретиться на пути к Южной седловине. Принимая во внимание скверную репутацию, приобретенную этим участком пути во время швейцарских восхождений 1952 г., учитывая, что в течение одиннадцатидневной ожесточенной борьбы мы едва преодолели половину пути, могли ли мы быть уверенными в том, что все шерпы, а не только самые выносливые из них, согласятся идти до седловины? Шерпы – суеверный народ, и было бы неудивительно, если перед лицом неизвестного в душу многих из них закрался бы страх. Неоднократно им ведь приходилось слышать о катастрофах на больших высотах. Кроме того, они просто могли оказаться недостаточно выносливыми для продолжения подъема к этой далекой седловине, который почти истощил все силы швейцарцев и сопровождавших их шерпов. Наконец, им нужно будет подниматься с тяжелыми грузами и без кислорода.

И все же было крайне необходимо для успеха плана, чтобы все грузы, в полном соответствии с графиком, достигли бы своего назначения. Обдумывая все это, я чувствовал, что можно что-то предпринять, чтобы активизировать наши действия, и вечером обсудил этот вопрос с товарищами в Передовом базовом лагере. В конце концов было решено: если мы увидим, что Уилфрид примет второй вариант плана, по которому он, оставив своих людей, будет подниматься вдвоем с Аннуллу, и если продвижение его не будет достаточно удовлетворительным (мы сможем судить об этом, наблюдая в бинокль), – двое из нас отправятся вверх, чтобы подбодрить обе группы, поднимающиеся к Южной седловине, и оказать им посильную помощь. Это означало существенную ломку детально разработанного плана. Однако было ясно, что первоочередные задачи должны выполняться прежде всего. Можно представить себе, с какой тревогой ожидали мы в Передовом базовом лагере, как развернутся события на следующий день.

Утро 21 мая было прекрасное, и ветер на верхних склонах как будто стал тише. С напряжением мы вглядывались в лежащие высоко над нами обширные снежные поля. Наши взоры были прикованы к разорванному вертикальной трещиной ледяному выступу, над которым высился серак, скрывавший палатки лагеря VII. Мы надеялись на ранний выход первой группы. Однако до 10 часов ничего не было видно. Затем появились две маленькие точки, едва различимые невооруженным глазом, но хорошо видимые в бинокль. Они двигались по горизонтали направо, направляясь к подножию ледяного желоба, по которому преодолевается небольшая отвесная скала над лагерем. Больше никто не появлялся. Очевидно, Уилфрид остановился на втором варианте плана. Учитывая возможное влияние этого на проведение штурма, мы были сперва разочарованы. Мы, естественно, надеялись на лучшее. К тому же вначале, когда двойка с большим трудом преодолевала примерно на 300 м. выше лагеря склоны, ведущие к началу ледника, ее продвижение было чрезвычайно медленным. Мы, конечно, не сомневались, что на пути у них много препятствий: нужно было выбирать дорогу, рубить ступени, возможно даже – навешивать перила.

Принимая во внимание эти обстоятельства, я решил, согласно принятому накануне плану, выслать им в помощь двух альпинистов. Тут я оказался в затруднении – выбрать конкретных лиц было не так просто. Каждый из оставшихся в лагере либо входил в штурмовую группу и должен был немедленно выступить, как только будет произведена заброска, либо отдыхал после недавней работы на стене Лходзе. Участников первой штурмовой группы я исключал, так как, чтобы послать их, нужно было либо изменить порядок двух попыток штурма, либо отказаться от применения кислородной аппаратуры закрытого типа. Можно было бы пойти мне и Грегори, но это привело бы к нарушению состава штурмовых групп и к выходу из этих групп людей, ответственных за работу вспомогательных бригад. С какой бы точки зрения ни подойти, напрашивалось лишь одно, хотя и весьма ответственное решение: жребий должен был пасть на Тенсинга и Хиллари. Они должны были последними вступить в борьбу с Эверестом, они оба были со свежими силами, и оба были исключительно выносливы. Кроме того, среди шерпов Тенсинг пользовался особенно высоким авторитетом. Никто лучше его не смог бы воздействовать убеждением на носильщиков, если бы потребовалось поддержать решение выбранных нами руководителей подъема на Южную седловину. Около 11 час. утра я высказал Хиллари и Тенсингу свои соображения, подчеркнув при этом, что, вероятно, время выхода второй штурмовой группы будет нарушено и усилия, затраченные на выполнение нового задания, могут уменьшить их личные шансы на успех при штурме самой вершины.

Оба не только выразили полную готовность, но, видимо, были довольны порученным им заданием. Особенно радовался Тенсинг. В течение всего периода организации лагерей он по необходимости выполнял наименее интересные работы: руководил группами носильщиков в нижней части маршрута, организовывал отряды людей для доставки продуктов питания и дров, принимал и отправлял в Базовом лагере нарочных с почтой, поддерживал порядок в лагерях и бодрое настроение у своих подчиненных. Все это выполнялось им охотно и хорошо, как и все, что он делал. Однако я чувствовал, что всем сердцем он стремится все выше и выше. Во всяком случае, он был счастлив, когда ему удавалось совершать восхождения. Я впервые обнаружил это на пике Чукхунг, а также когда мы вместе с ним поднимались в Западный цирк в поисках швейцарского лагеря IV.

После того как 2 мая он и Хиллари установили изумительный рекорд, проделав за один день путь от Базового лагеря до лагеря IV и обратно, впервые Тенсинг имел возможность проявить свои блестящие способности. Именно такого случая он и ожидал. Не теряя времени, Тенсинг и Хиллари быстро подготовились и около полудня вышли.

Тем временем мы продолжали наблюдать за продвижением двойки над лагерем VII. Вскоре после того, как Хиллари и Тенсинг вышли, Нойс и Аннуллу миновали высшую точку, достигнутую до сих пор нами на леднике Лходзе, и остановились в 12 час. 30 мин. на уступе под последним склоном, поднимающимся к пику Лходзе. Отсюда начинался траверс влево к кулуару, окаймляющему Женевский контрфорс. В это время они находились на высоте более 7600 м. Наше волнение усиливалось по мере того, как они приближались к началу этого знаменитого траверса. Позднее мы узнали, что первым шел в это время Аннуллу, двигаясь, как казалось Нойсу, „со скорстью первоклассного швейцарского проводника“.

Перед тем как выйти на широкие снежно-ледовые склоны, нужно было преодолеть узкий, окаймляющий ледник желоб, и снизу нам казалось (хотя об этом трудно было судить с достоверностью), что в этом желобе мог лежать рыхлый и, следовательно, опасный снег. Мы собирались заменить здесь страховочные перила, установленные швейцарцами и хорошо видимые на одном из их фотоснимков. Однако Нойс и Аннуллу продолжали уверенно подниматься. Они избрали путь, проходящий выше намеченного маршрута, как будто ведущий прямо к вершине Женевского контрфорса. Мы отказывались верить своим глазам, однако было ясно, что они сочли излишним останавливаться и навешивать на опасном участке веревки. Их скорость теперь заметно увеличилась, и наше волнение превратилось в изумление, когда мы убедились, что Нойс и Аннуллу явно идут к самой Южной седловине. Позабыв свое прежнее беспокойство, мы продолжали пристально следить за ними всю вторую половину дня.

Связка продолжала двигаться почти без остановок, пока не подошла вплотную к скалам контрфорса. Когда она, поднимаясь по нему, скрылась за выступающими скалами, я уже не мог дальше выдержать состояние неизвестности и отошел шагов на двести вглубь цирка, чтобы оттуда лучше их видеть. Это было, вероятно, легкомысленным поступком, так как только накануне Том Бурдиллон провалился на глубину двух метров в скрытую трещину, в нескольких метрах от палаток. Однако в тот момент весь мой альпинистский опыт был позабыт. Некоторое время мне удалось еще за ними наблюдать. Затем, после перерыва, я еще раз успел заметить, как на фоне скал, на самом верху, мелькнуло что-то голубое (цвет наших штормовых курток). Вскоре голубая точка потерялась на фоне неба. Было 2 часа 40 мин. дня. Уилфрид Нойс и его спутник Аннуллу стояли в эту минуту на высоте около 7900 м. над Южной седловиной Эвереста. Их взоры обращались вниз, туда, где разыгралась драма швейцарской экспедиции, и вверх к самой пирамиде Эвереста. Это была торжественная минута для обоих альпинистов, а также и для всех нас, следивших за ними. Их присутствие там явилось символом нашего успеха в разрешении ключевой проблемы всего восхождения. Они достигли цели, к которой мы стремились в течение двенадцати тревожных дней.

Затем Нойс и Аннуллу спустились по короткому склону, не превышавшему 60 м, на седловину. Однако для измученного альпиниста на обратном пути после восхождения на Эверест он смог оказаться неприятным препятствием. Я просил Уилфрида навесить на этом склоне перила для возвращающихся групп, что он и сделал на обратном пути. Как благодарны мы были ему впоследствии! На ровной площадке седловины Нойс и Аннуллу обнаружили остатки лагеря швейцарцев: изуродованные палатки, рамы кислородных аппаратов, крючья и продукты питания. Они не замедлили ими воспользоваться. Аннуллу обменял свой кислородный аппарат на полный рюкзак, а Нойс подобрал немного витаминизированных лепешек, банку сардин и коробку спичек. Все отлично сохранилось, хотя и пролежало более полугода на открытом воздухе. На седловине дул едва заметный ветерок, и альпинисты смогли в полной мере насладиться этим исключительным состоянием погоды.

При возвращении Нойс пользовался тем же кислородным баллоном, который, казалось, служил необычно долго. К 5 час. 30 мин. вечера они вернулись в лагерь VII сравнительно мало уставшими. „Это был один из лучших альпинистских дней, которые мне пришлось пережить“, – заявлял впоследствии Нойс. Группа Уайли, за которой следовали Тенсинг и Хиллари, к тому времени поднялась в этот лагерь. Когда Нойс и Аннуллу, спустившись по закрепленной веревке, подошли к палаткам, шерпы встретили их восторженными приветствиями. Без сомнения, благополучное возвращение этой двойки после трудного подъема на Южную седловину произвело в тот день глубокое впечатление на ожидавших людей. Если могли это сделать двое, смогут и все остальные! Придя в лагерь, Уайли некоторое время сердечно разговаривал со своей группой, с участием расспрашивал, не устали ли они, не страдают ли от головной боли или от кашля, и распределял между ними пилюли. Каждый обещал сделать на другой день все, что было в его силах, однако было очевидно, что до прихода Нойса и Аннуллу они пребывали в состоянии неуверенности. Блестящий пример сразу поднял их дух. Ободряющие слова и четкие распоряжения Тенсинга о работе завтрашнего дня завершили дело. Успех „заброски“ был теперь обеспечен.

Однако, наблюдая из Западного цирка, нельзя было это предвидеть. Наше беспокойство продолжалось и на следующее утро. Не отрывая взора от стены Лходзе, мы следили, не появятся ли признаки деятельности в лагере VII. На этот раз ждать пришлось недолго. В 8 час. 30 мин., необычайно рано для столь высокорасположенного лагеря, мы увидели две маленькие точки, вынырнувшие из-за ледяного серака. Атмосфера в Передовом базовом лагере все более и более накалялась. С нетерпением ждали мы, что же будет дальше? Наконец-то они появились! Мы громко вслух считали шерпов, цепочка которых перерезала ослепительную белизну снежного поля. Четырнадцать… пятнадцать… шестнадцать… семнадцать! Невероятно много людей двигалось одновременно на высоте более 7300 м. Весь отряд полностью вышел в путь, чтобы перенести на Южную седловину необходимые запасы.

Впереди попрежнему шли двое. Мы предполагали, что это должны быть Хиллари и Тенсинг, и позднее, когда вернулись Нойс и Аннуллу, наши догадки подтвердились. В первый момент меня охватила досада. Помня об основной задаче Хиллари, я просил его не выходить за рамки строго необходимого для обеспечения успеха этой группы. Я предполагал, что он сможет ограничиться словесным воздействием на шерпов. В крайнем случае я советовал Хиллари и Тенсингу идти впереди лишь до начала ледника. Однако они неуклонно шли вперед, восстанавливая почти стертые ночным ветром следы и действуя на других, как живой магнит. Даже нам внизу было ясно, насколько тяжел их путь. Двигались они удручающе медленно. Лишь тот, кто сам испытал эти трудности, мог полностью оценить их.

В прошедшую ночь в лагере VII ночевало девятнадцать человек. Они сгрудились в палатках, слишком тесных для такого количества людей; ночью ветер обрушивался на палатки. Хотя продуктов было занесено вполне достаточно и нехватка их должна была бы сказаться только после выхода отряда, меню было необъяснимо скудным. К тому же приготовление пищи в такой тесноте было нелегким делом. Учитывая предстоящий долгий путь подъема, Тенсинг справедливо настаивал на раннем выходе, однако даже самые простые действия на большой высоте требуют таких затрат умственной и физической энергии, что, хотя люди и были подняты в 6 час. утра, к моменту выхода, то есть в 8 час. 30 мин., они успели лишь согреть себе по кружке чаю. Некоторые съели еще немного американских орехов, но большинство шерпов вышли в путь, недостаточно подкрепившись.

Многие из них более сильно чувствовали влияние высоты и двигались медленнее, чем другие, но когда группа поднимается в связках, темп движения неминуемо определяется слабейшим. Два мучительных шага – остановка, люди стоят, навалившись грудью на ледоруб; затем снова два шага. После десяти шагов такого пути некоторые падают почти без сознания на склон, и остальные ждут, пока они придут в себя. Так продолжалось весь день. Тяжело ощущался недостаток питания. „Мы перерыли карманы и прикончили все конфеты“, – рассказывал впоследствии Чарльз Уайли. И все же они продолжали путь.

Снизу их продвижение было почти незаметным. Однако колонна двигалась через громадный снежный склон, пока последний человек не скрылся за скалами Женевского контрфорса. Отстал лишь один, достигший предела своих возможностей и вынужденный остановиться посередине траверса. Чарльз Уайли, все время заботившийся о своей группе и всеми силами стремившийся выполнить порученную ему задачу, взвалил на себя ношу этого отставшего шерпа и продолжал свой путь. Вскоре после этого его кислородный аппарат дал течь в сочленении трубопровода четырехлитровой подачи. Единственным средством было заглушить это сочленение и пользоваться повышенным расходом кислорода (до этого Чарльз шел на двухлитровой подаче). Удвоенный расход привел к быстрому истощению запаса кислорода. Когда до верхних скал контрфорса оставалось еще около 120 м, подача прекратилась. Его положение было значительно хуже, чем шерпов. Так же как и во время разведки на стене Лходзе, он, после того как в течение многих часов пользовался добавочным кислородом, оказался внезапно в разреженной атмосфере. В полубессознательном состоянии, напрягая всю свою волю, Уайли все же достиг гребня. Позднее на самой седловине, с редким присутствием духа и энергией, он организовал надежный склад продуктов, придавив их тяжелыми камнями, чтобы бушующий здесь ветер не разметал их. Затем он внимательно осмотрел окружающую панораму и произвел киносъемку. Подобная сила воли кажется прямо-таки сверхъестественной.

Для усталых, ослабевших от недостатка питания людей обратный путь был почти столь же тяжелым, как и подъем на седловину. Последние отставшие носильщики добрались до лагеря VII к 7 час. вечера, когда уже начало смеркаться. Они провели на ногах десять с половиной часов. Большинство из них решило остаться в лагере на вторую ночь (для некоторых это была уже третья). Эта ночь была еще тяжелее предыдущей. Ураганный ветер, обрушиваясь по стене Лходзе, врывался словно вдуваемый гигантскими мехами между сераком и горным склоном. Палаткам часто грозила опасность быть сорванными, и обитатели их, сидя вдоль стенок, с нервным напряжением старались удержать палатки своим весом.

Лишь немногие наиболее сильные носильщики предпочли сделать еще рывок, чтобы добраться до уютного Передового базового лагеря. Пять шерпов спустились в этот вечер к лагерю V, в то время когда мы, участники первой штурмовой группы, добрались туда снизу. Во главе их шел неутомимый ветеран Дава Тхондуп, включенный в число избранных участников группы Южной седловины, после того, как он проявил выдающиеся качества альпиниста на ледопаде и в Западном цирке. Некоторые из шерпов, Дава в том числе, выглядели почти неутомленными, другие шатались от усталости. Не останавливаясь, они продолжали спуск к Передовому базовому лагерю. Каждый из них, проходя мимо нас, улыбался. Некоторые хвастались, что за весь день с 7 час. утра выпили только кружку чаю. И даже этих героев превзошли Хиллари и Тенсинг. Накануне за вторую половину дня они поднялись от Передового базового лагеря прямо до лагеря VII. Они шли впереди весь путь до Южной седловины, выбивая ступени в затвердевшем от ветра снегу, и сейчас, в тот же день, спускались с седловины до Передового базового лагеря. Они достигли его уже в темноте. Менее чем за тридцать часов они поднялись с 6500 до 7900 м. и спустились обратно. Когда я увидел их, они были уже усталыми, и Эд выглядел таким измученным, каким я ни разу не видел его до того. Я невольно с тревогой подумал о том, сколько еще времени пройдет, пока они восстановят свои силы для выхода на второй штурм?

Когда (примерно в 2 часа дня) в Передовом базовом лагере стало ясно, что отряд „заброски“ на Южную седловину достигнет своей цели, мы все почувствовали огромное облегчение. Погода продолжала оставаться ясной; необходимые для штурма припасы были сосредоточены у подножия пирамиды Эвереста, и, хотя мы не могли предвидеть, каков будет ветер, не было более причин для дальнейших отсрочек. Нужно было выходить на штурм. После совещания с Томом Бурдиллоном и Чарльзом Эвансом, который, к счастью, стал себя чувствовать хорошо, мы решили в тот же вечер выступать вверх и дойти до лагеря V. Быстро приближался решающий момент, и мы обязаны были теперь выполнить свою задачу, следуя блестящему примеру тех, кто подготовил нам путь.