"Как узнать принца?" - читать интересную книгу автора (Лоуренс Стефани)

9

Сью была зла на весь мир, но больше всего на Майкла Беннета и на себя. Джулиан бормотал что-то над ухом и куда-то ее тащил, а она все переживала свою обиду, раз за разом прокручивая возможные варианты развития сегодняшнего вечера, если бы Майкл все не испортил.

Очнулась она только в коридоре, почти на пороге каюты Джулиана. Белокурый секретарь медленно покрывал поцелуями ее руку и слегка тянул Сью в сторону комнаты.

— Моя принцесса! Моя королева! Пусть только одна ночь, но я не могу больше скрывать свою любовь…

Голова у Сью шла кругом от шампанского, бесшабашная ярость охватила все тело. Назло взять и остаться с Джулианом, в его каюте! Как там говорила Фатима? Воспитанный, приличный, не преступник…

— Ты прекрасна, Сьюзан… Сразу видно породу… эти хрупкие косточки, нежная кожа… О, твои духи сводят меня с ума… пойдем ко мне, умоляю!

— Джулиан, я не уверена…

— Не бойся меня, моя принцесса, я буду нежен и осторожен, я буду обращаться с тобой, словно с античной статуэткой, моя Афродита…

Каким-то образом они оказались в каюте, потом щелкнул замок в двери, и Сью ощутила первый, еще легкий приступ паники. Руки Джулиана шарили по ее телу, бесстыдно залезали под платье, один раз его влажная от пота ладонь легла ей на грудь, и Сью еле сдержала дрожь от внезапного отвращения…

Нет, это было не то, совсем не то! Она совершенно не хотела быть с ним! Даже запах от Джулиана исходил какой-то мерзкий, кисловатый, словно на немытое тело вылили ведро дешевого одеколона…

— Иди ко мне, детка, я научу тебя миллиону забавных штучек… Не бойся, малышка Сью, я тебе ничего плохого не сделаю, есть масса способов получать удовольствие, оставаясь девицей… А ну-ка, потрогай, как я тебя хочу!

Сью вихрем взвилась с дивана, едва Джулиан сделал попытку навалиться на нее своим телом.

— Джулиан, я не могу так сразу. Я не готова. Я даже не уверена, что хочу этого.

— Дорогая моя, как сразу? Мы плывем по этой луже уже три с лишним месяца, мы с тобой все время вместе, ты имела прекрасную возможность убедиться, что я тебе предан и очень люблю тебя… Сьюзан, ведь это я спас тебя, когда ты лежала без сознания! Я нашел этого Беннета, я помог доставить тебя на корабль. Без ложной скромности скажу: герцог Йоркский должен быть мне признателен.

Сью не выдержала и прыснула.

— Джулиан… Я боюсь, от герцога ты признательности не дождешься.

— Я понимаю, брак с простолюдином…

— А ты хочешь на мне жениться?

— О да, Сьюзан, об этом я мечтаю!

Сью скрестила руки на груди, заодно прикрыв излишне обнажившуюся грудь.

— То есть ты делаешь мне предложение?

— Ну… в каком-то смысле да. Наверное, надо спросить согласия твоих родителей?

— Мне уже двадцать три, и их согласие мне не требуется. Даже если они будут против, мы с тобой просто уйдем из замка и будем жить, как простые влюбленные…

— Э-э-э, ну, конечно, в аллегорическом смысле… питаться росой и нектаром… любить друг друга на лепестках роз… а они точно будут против?

— Джулиан, я не понимаю, кому ты делаешь предложение, мне или моим родителям?

— Тебе, разумеется, но ведь… ведь тебе будет нелегко привыкнуть к бедности, Сьюзан! Ты всю жизнь прожила в роскоши. Думаю, мы сможем уговорить твоих родителей. Я им понравлюсь, вот увидишь.

Насмешливая улыбка тронула губы девушки. Она наклонилась к несколько озадаченному Джулиану и произнесла негромко и очень отчетливо:

— Я всю жизнь прожила в приюте для девочек святой Магдалены в Вест-Энде. Мои крестные родители — мистер и миссис Йорк. Он зеленщик, а она шьет на дому. И будь я проклята, если ты сможешь им понравиться, Джулиан Фоулс!

Сказав это, Сью повернулась и зашагала к двери. Подергала ручку, но дверь была заперта. Она обернулась — и застыла в тревоге.

Джулиан быстро оправился от удара. Слишком быстро. Теперь в нем не осталось ни следа от лощеной учтивости. На диванчике сидел полуобнаженный мужчина с очень светлыми волосами, и выражение его лица говорило только об одном: он разозлен и готов на все. Изменился даже его голос.

— Значит, святой Магдалены, говоришь? Очень интересно. Признаюсь, ты меня удивила. За все три месяца я ни разу не усомнился, что ты… впрочем, неважно. Знаешь, в чем твоя ошибка? Ты позволила себе посмеяться надо мной. О, будь ты герцогиней, это было бы не так страшно. Аристократы славятся своим презрением к низшим. Но ты, девка из Вест-Энда, посмеялась надо мной, хотя ты ничтожество. Пустое место. Ты даже не шлюха. Просто никто.

Он встал и неожиданно быстро шагнул к ней. В темноте глаза его чуть светились, в уголках безупречно очерченных губ закипала пена. Сью уперлась спиной в дверь, лихорадочно соображая. Все наверху, гремит музыка, ее криков никто не услышит… Что он собирается сделать с ней? Неужели он ударит женщину?

Джулиан мерзко ухмыльнулся и медленно расстегнул ремень брюк.

— Я преподам тебе урок, ничтожество. За весь твой идиотский флирт, за обман, за твое презрение. Сейчас я оттрахаю тебя так, что ты не сможешь встать на ноги, а завтра расскажу о тебе всем остальным. Утром ты станешь обычной шлюшкой из Вест-Энда, моя дорогая.

Он схватил ее за волосы, и Сью взвыла от боли, а потом извернулась как кошка и вцепилась Джулиану в руку зубами. Он грязно выругался, отшвырнул ее от себя, да так сильно, что она упала, а сам прыгнул сверху. Он удивительно быстро и легко распластал ее на ковре и несколько раз ударил по лицу. Оглушенная Сью едва могла пошевелиться, а Джулиан рвал на ней золотое платье, смеялся и бесстыдно лапал ее беспомощное тело.

Потом он на секунду приподнялся и расстегнул брюки до конца… Сью поняла, что сейчас и случится с ней самое страшное. В этот момент, словно накануне смерти, перед ней пронеслась вся ее жизнь в приюте. Уличные потасовки в Вест-Энде. Заговорщицкий шепот Милли Смит в спальне ночью…

— Сью, а я знаю, чего надо делать, если большой дядька вздумает пристать на улице!

— Чего?

— Не скажу, стыдно.

— А ты шепотом.

— Поклянись, что не расскажешь!

— Чтоб мне лопнуть!

— Надо бить по этим… ну, которые у них есть, а у нас нет. По яйцам, вот!!!

Спасибо, Милли! Ты выросла и работаешь корреспондентом в газете, у тебя уже двое детей и очень славный муж, но Сью Йорк будет вечно молить за тебя Бога именно благодаря этому смешному и неприличному совету.

Сью собрала остатки сил и со всего размаху согнула свое тощее и острое колено.

Дикий вопль потряс каюту. Джулиан слетел с нее и покатился по ковру, из оттопырившегося кармана выпал ключ, и Сью подхватила его, потом еле попала в скважину, вылетела в коридор и кинулась бежать.

Она не знала, куда бежит. Просто неслась сломя голову. Дело не в Джулиане, он ни за что не осмелится гнаться за ней.

Просто было невыносимо мерзко, жгуче стыдно, отвратительно и больно, и сердце рвалось на тысячу кусков, каждый из которых кровоточил. Вот тебе и прощальный бал. Вот тебе и месть. Вот тебе сразу все.

Она скорчилась на корме, на третьей палубе, захлебываясь от беззвучного и отчаянного плача, а когда кто-то тронул ее за плечо, с визгом стала уползать под скамью. Она больше не была Сью, она превратилась в маленького затравленного зверька…

А потом с неба обрушилась буря с молнией и схватила Сью, и затрясла Сью, и прижала Сью к чему-то твердому, и заревела совершенно нечеловеческим голосом:

— Сью!!! Что с тобой сделали, девочка? Тебе больно? Он тебя… он тебе… он ранил тебя, скажи? СЬЮ!!!

Сью с облегчением поняла, что на сегодня все ужасы закончились, потому что любые ужасы бледнеют перед хулиганом Беннетом, а это именно он орет и трясет ее, как грушу, и прижалась к его груди с огромным облегчением, обняла за шею руками и заплакала уже в голос, сквозь слезы рассказывая все, что она натворила, и через слово повторяя, что она дура, хроническая и законченная дура, и ее надо выкинуть за борт немедленно, только не отпускай меня, Майкл, пожалуйста, не отпускай меня никогда, я не боюсь, только когда ты рядом, а когда тебя нет — меня тоже нет, я становлюсь не я… Ты только держи меня, не отпускай и не смей больше никуда уходить!

Она говорила и даже не замечала, что он несет ее на руках Куда-то наверх, а потом вниз и вбок, а потом вокруг сразу образовалась толпа народа, и Вивиан, ревущая в голос, стала хватать Майкла за руки, гладить Сью по спине, а сэр Эгберт держался за сердце и тоже кричал, капитан Арчер говорил что-то о наручниках и аресте до самого Лондона, но Сью ничего особенно не понимала, только прижималась к Майклу. Он внес ее в каюту и посадил на кровать, а когда отцепил ее руки и увидел, в каком она виде, то крикнул коротко и страшно:

— Вивиан!!!

А потом встал и пошел к двери, и, хотя народу в каюте и коридоре набилось полным-полно, все расступились перед ним. Сью рванулась из рук Вивиан с криком: «Майкл! Ты куда?!». Беннет повернулся и спокойно сказал ей, только ей, как будто они были здесь одни.

— Я скоро вернусь и больше никогда не уйду. Поняла, птица? Не сомневайся.

А Сью в этом и не сомневалась. Она вообще в нем не сомневалась.

Уже потом Сью узнала, что Джулиана Фо-улса Майкл Беннет нашел в лазарете, где упомянутый Фоулс жаловался судовому врачу на ушиб левого яичка. При виде входящего Майкла врач аккуратно закрыл журнал записи больных, убрал его в металлический сейф и вышел из лазарета, осторожно прикрыв за собой дверь. Зашел он примерно через четверть часа, когда взъерошенный Майкл кивнул ему на прощание, удаляясь по коридору. Врач добросовестно осмотрел то, что осталось от белокурого красавца-секретаря, поцокал языком, наложил несколько швов, вправил кое-какие кости и позвонил капитану, чтобы присылали охрану. После этого остатки мистера Фоул-са были препровождены в корабельный изолятор. Ввиду серьезности травм наручники на него решили не надевать.

Майкл вернулся в каюту и скомандовал:

— Ви, на выход с вещами.

— Прекрати свои шуточки, Майкл!

— А я не шучу. Выметайся. Спасибо тебе и все такое, но теперь выметайся.

Сью слабо пискнула из-под одеяла:

— Майкл, у меня ничего не болит, и мы с Ви умылись, а платье… его жалко, но что делать…

— Заглохни, артистка. А тебе, Вивиан Милтон, я скажу вот что. На твоем месте я бы на цырлах поскакал к своему дружку сэру Эгберту…

Из-за двери раздалось виноватое покашливание.

— …старому олуху, заперся бы и носу не высовывал до самого Ярмута. Я не бью тебя, потому что ты женщина, но вообще за все эти ваши цирковые номера вам всем троим стоило бы хорошенько навешать. Одна уже получила, так что не зли меня, Ви, и выметайся.

Сью с восхищением смотрела на грохочущего Майкла и покаянно примолкшую Вивиан, а потом сообразила, что ругают ту, в общем-то, из-за нее, и решила вмешаться.

— Майкл, пожалуйста, она не виновата, и сэр Эгберт тоже, просто так само получилось, я же тебе рассказывала…

— Заглохни, я кому сказал! Сэр Эгберт, можете зайти, вас продует в коридоре. Буквально на минуточку. Я просто все выскажу вам, и вы оба уйдете.

Ваша шутка была безобидна и действительно смешна. Проучить сноба — грех невелик и приятен. Но вы раздразнили Джулиана. Он слизняк и придурок, но он мужчина. Подлый, грязный, но мужчина. Вы переборщили, мои дорогие. Заигрались с живыми игрушками, и те вышли из-под контроля. Сэр Эгберт, а если бы он убил Сью? Вы были настолько уверены в безобидности своего секретаря, настолько самоуверенны, что подвергли жизнь девочки опасности. Молчи, девушка с фингалом!

— Ой, правда, синяк…

— А ты, Ви? Вечное благоразумие, богатый жизненный опыт, ум, такт — и такая непростигельная глупость! Короче, тебе я уже все сказал. Видеть вас обоих больше не могу. Идите отсюда.

И Майкл Беннет царственным жестом указал поникшим леди и лорду на дверь.

Они вышли, но на пороге Вивиан обернулась.

— Сью, девочка, прости меня и… если что-то понадобится, я не буду спать. И лорд Монтегю тоже…

— Я вообще больше спать не буду. Никогда. И секретарей брать не буду. Только грымз из агентства, которых подберет мне Элизабет… Прости, девочка моя, старого дурака…

Сью только молча помахала им, опасаясь гнева Майкла. Она-то на них не сердилась. Она вообще себя почему-то прекрасно чувствовала. Сердце пело, синяк не болел, и было хорошо, тепло и не страшно, потому что грозный хулиган Беннет уже запер дверь и подтащил кресло к самой ее постели, чтобы охранять до самого Ярмута, то есть целую неделю.

— Я свет оставлю? Или погашу?

— Погаси. Или оставь. Я тогда буду смотреть на тебя.

— Нет уж, ты будешь спать. А я, так и быть, буду смотреть.

— Тогда гаси. Я некрасивая с синяком.

— Тут не дождешься красоты-то. Тошнишь, падаешь, болеешь, вся в зеленке, потом с синяком. И чего я влюбился в такую страшную…

— ЧТО-О? Ты чего сейчас сказал?

— О, она еще и глуховата! Что надо, то и сказал. Спи.

— Тогда и ты спи.

— Я не могу спать сидя.

— Майкл…

— Что?

— Иди сюда.

— Чего?

— ИДИ СЮДА.

Он помолчал. Посидел немного в темноте. Потом встал, ощущая странную неловкость. Очень осторожно забрался на широкую постель и улегся поверх одеяла рядом со Сью. Внезапно она повернулась и крепко обняла его за шею. Майкл оцепенел. Кровь кипела у него в жилах, но руки и ноги замерзли от страха и неуверенности. Он не смеет даже думать об этом, не смеет, ведь она только что чудом избежала изнасилования, она ему верит, она его обнимает просто как брата, как друга, а вовсе не…

— Майкл…

— Что, Сью?

— Обними меня.

— Я тебя все время обнимаю, надоело уже, спи.

— Перестань. И не смейся надо мной. Я понятия не имею, как об этом говорят и как это делают. Я просто прошу: обними меня. Я тебя люблю. И хочу быть с тобой. Потому что пора. И ты тот самый.

— Чего?

— Неважно. Это для метафоры. Я дура?

Он очень осторожно провел рукой по растрепанным и влажным волосам. Погладил нежную щеку. Заглянул в блестящие, перепуганные и счастливые глаза. Притянул Сью к себе и начал целовать. Медленно-медленно. Нежно-нежно.

Он не спешил. Не боялся. Не злился. Он очень ее любил. Каждая клеточка его тела желала Сью со всей страстью, но, если бы она сейчас попросила его остановиться, он бы подчинился.

Неукротимый дьявол Майкл Беннет впервые в жизни хотел отдавать, а не брать. Дарить наслаждение, а не получать его. Обнимать эти хрупкие плечи и слушать это легкое дыхание, боясь нарушить тишину.

Он медленно и нежно ласкал Сью, и она раскрывалась в ответ, как цветок.

Она не боялась, не стеснялась и не торопилась. Она знала, что ее сжимают в объятиях, гладят и ласкают самые надежные, самые правильные, самые лучшие руки на свете. Это был правильный мужчина. Единственно возможный. И Сью рассмеялась, когда короткая ниточка боли, связывавшая ее с реальным миром, наконец лопнула, и…

… они вознеслись в небеса и обрушились с них в радугу, а звезды сплели им песню из своих лучей, и никого это здесь не удивило, потому что некому было удивляться. Рай всегда на двоих, и нет в раю ни смерти, ни боли, ни стыда, ни чудес, потому что рай — это одно большое чудо, ибо это — Любовь.

Звезды повисли слезами на ресницах женщины, и мужчина пил ее поцелуи так же жадно, как она ласкала его, кровь превратилась в огонь, а огонь превратился в золото, дыхание стало единым, и плоть стала единой, и дух стал един — и свободен.

Океаны обрушатся и станут горами, звезды погаснут и родятся вновь. Как — будешь знать только ты. И он.

Истина вспыхнет под веками ослепительным солнцем, и не будет ни времени, ни смерти. Как — будешь знать только ты. И он.

Письмена улетят по ветру, горы станут морями, золото — прахом, время — вечностью.

Но останутся двое. Ты. И он.

Сью проснулась рано утром на груди своего мужчины. Лицо Майкла было спокойным во сне, немного усталым и по-детски счастливым. Сью засмеялась и снова заснула.

Это была Неделя Счастья, полного и безоговорочного. Сью понятия не имела, как положено вести себя девушке, только что потерявшей невинность, причем сделавшей это с удовольствием, поэтому и вела себя совершенно естественно. Она смеялась, купалась в бассейне, играла в шахматы с сэром Эгбертом, в кольца с капитаном, в карты с Вивиан и в шарады со всеми вместе в кают-компании. Она загорала и пила сок. Она танцевала по вечерам. Она засыпала с улыбкой на устах и песней в сердце. Словом, она все делала как обычно, с одним лишь маленьким добавлением. Теперь с ней рядом всегда был Майкл Беннет. Всегда! Они не расставались ни на минуту.

Спали они то в его, то в ее каюте, и Вивиан понятия не имела, из какой двери появится смеющаяся Сью утром, но это не выглядело распутством или несдержанностью. Просто для Сью и Майкла любовь оказалась естественна, как воздух, солнце и весь мир вокруг. Они растворились друг в друге, стали едины, и никому и в голову не пришло бы обсуждать их роман или сплетничать о них. Просто они были Майкл и Сью, Сью и Майкл, и это было правильно.

Только у себя в каюте хмурилась Вивиан. Только перед сном сэр Эгберт вздыхал и тревожно качал головой.

Приближалась Англия.

Из разговоров на палубе…

— Майкл, смотри, чайки.

— Вижу. Скоро берег. Испания.

— А жалко, что мы не будем там сходить. Вот теперь я бы на нее посмотрела. И на Лиссабон. И на Бордо.

— А мы туда съездим, хочешь?

— Ага. На велосипеде.

— Почему? На поезде. А еще лучше, на машине.

— Да ладно, зачем нам Испания, с другой-то стороны. Где мы столько денег возьмем?

— Сью…

— Что?

— Ничего. Так. Потом…

— Вивиан, я волнуюсь.

— Я тоже, сэр Эгберт. Я не просто волнуюсь, я почти в панике. Он ведет себя как идиот.

— Главное, почему? Он что, отца боится? Да Дюк женился на Элен, которая была самой что ни на есть селянкой! Дочь священника! А его, Дюков, дед? Он вообще привез иностранку. Все Ланкастеры такие. Они потому и сохранились так хорошо. У них все время свежая кровь. Дюку скоро восемьдесят, а он поднимает пятнадцатикилограммовую гирю одной рукой и каждое утро скачет верхом.

— Теперь не скачет.

— Так поскачет, когда увидит своего ненаглядного паршивца, да еще с такой девочкой! В Сью нельзя не влюбиться!

— Я с вами согласна, сэр Эгберт, но беспокоит меня другое…

— Майк?

— Да, Ви. Ты Сью не видела?

— Видела, скажу попозже, а то ты удерешь. Мне надо с тобой поговорить.

— Что опять не так? Папе я послал телеграмму…

— Идиот, мы с сэром Эгбертом послали ее еще до Кейптауна. Неужели мы позволили бы ему умереть от тоски? На это только ты способен…

— Не начинай, Ви. Тем более что папе я послал телеграмму еще из Ярмута. Правда, тогда я не знал, что меня оправдают. Чего тебе, зануда? Меня Сью ждет.

— Тогда буду краткой. Когда ты ей скажешь?

— Ох, Ви, сам не знаю, как быть. Впервые в жизни боюсь. Да и случай как-то не представлялся. Ну что, выйти из ванной в полотенце, задрать нос и сообщить, что я Гай Юлий Цезарь? Она засмеется и скажет, что ее фамилия Клеопатра, только и всего.

— Но ты не Цезарь. Ты…

— Я знаю, кто я. И я всю жизнь старался работать на имя, а не его заставлять работать на меня. Я не привык, понимаешь?

— А понимаешь ты, что это плохо кончится? Она уже досыта наелась всех наших заморочек голубых кровей, она считает, что аристократы — это такие тихие психи, с которыми лучше не иметь дела, она тебе верит и только на тебя смотрит, а потом вдруг выяснит, что ты…

— Ви? А может, все обойдется?

— Тогда ты совсем не знаешь Сью. Она гордая. И немыслимо честная. К тому же она тебе верит, как верят только Господу Богу, а ты скрываешь от нее даже свое имя. Да она мгновенно уйдет!

— Я скажу. Скажу, не смотри на меня так. Сегодня скажу. Или завтра.

— Майкл!

— Сегодня. Клянусь.

— Майкл?

— Что, птица?

— А откуда у тебя этот шрам на груди?

— От верблюда.

— Я серьезно. И еще тот… ну там, где сейчас не видно… Ты какой-то битый весь.

— Били много, вот и битый.

— Хулиган?

— Нет. Хулиганом не был. Не довелось. Солдатом был, спасателем был, проводником в джунглях был, а вот хулиганом не был.

— Ну и хорошо. А когда это ты был солдатом?

— Давно. В двадцать лет завербовался в Иностранный легион.

— Так ты был наемником?

— Ну да. Немножко. Две войны всего. В Африке и еще в Африке.

— Ты тогда захотел бегать с масаями?

— Нет, тогда я хотел в основном от них удрать. Но Африку полюбил именно тогда. Не прыгай у меня на животе, это не трамплин.

— А ощущения похожи.

— Сейчас ты допрыгаешься, и у меня начнутся совсем другие… ощущения!

— Нельзя, люди смотрят. А кем ты еще был?

— Да всеми понемножку. Конюхом на ипподроме, нырял с аквалангом, пожарным был, даже в больнице немножко работал…

— Это там ты научился так хорошо за больными ухаживать?

— Гм… нет. Это, видишь ли, была психболь-ница. Там требовались крепкие ребята с железными нервами и без моральных принципов. На тот момент я вполне подходил. Но проработал недолго. Всего три месяца.

— Майкл? А почему ты так много всего успел, а некоторые за всю жизнь ничего не успевают? От чего это зависит?

— Наверное, от характера. Еще от семьи. Мне всегда хотелось что-то доказать. Что я самый сильный, самый ловкий, самый умный, что в десять лет могу то, чего другие не могут в двадцать… Глупость, конечно, но с возрастом это не прошло. Зато мир повидал.

— И все умеешь! Правда, Майкл, я думаю, нет того, чего ты не можешь. Это же замечательно. Все эти лорды и пэры тебе в подметки не годятся!

— Гм… Понимаешь, они тоже разные бывают, лорды и пэры…

— Насмотрелась я на них, хватит. Нет, Ви и сэр Эгберт хорошие люди, но ты сам понимаешь, о чем я. Мы для них все равно из другого мира. И не спорь. Мы и есть из другого мира.

— Сью, ты сноб!

— Нет! Я же их не осуждаю. Просто… когда с детства все есть, не к чему стремиться. Разве Ви так уж мечтала об этом круизе? Да она в них с детства шастает, мир видела вдоль и поперек. А для меня это событие. На всю жизнь память. А ты? Разве какой-нибудь герцогский сын по доброй воле наймется в солдаты? Или конюхом на ипподром?

— Ну, вообще-то…

— Нечего говорить! Ты их защищаешь исключительно назло мне. Да ну их в болото. Пошли купаться?

— Сью…

— Что, Майкл?

— Я тебя люблю.

— А меня без тебя просто нет…

— Дядя Эгберт, я не знаю, что делать. Я пытаюсь навести ее на разговор, а она не желает слушать.

— Майк, сынок, я рекомендую старый солдатский метод. Говоришь правду в кратких, но четких выражениях, потом хватаешь, прижимаешь к сердцу, покрываешь поцелуями. И все.

— Я не успею. Она убьет меня раньше.

— Прекрасная смерть. Но она не убьет. Она тебя любит. Не знаю, за что, но любит без памяти. Уж поверь моему опыту. Я трижды был женат, всегда по любви.

— Дядя Эгберт, а если все оставить до прибытия, а там я ее сразу повезу в наш дом в Лондоне…

— Вот этого не надо. В Вест-Энде свой кодекс чести. Это ее оскорбит еще больше. Малыш, слушай старших. Запомни алгоритм: говоришь, хватаешь, прижимаешь, покрываешь… Осечки не будет.

— Добрый вечер, моя дорогая! Вы стали совсем красавица. Такая загорелая, веселая!

— Здравствуйте, леди Уимзи. Извините, я ищу…

— Неразлучны, совершенно неразлучны! Прелесть. То-то радость будет старику.

— Вы имеете в виду…

— Ну, разумеется, я про отца вашего Ромео. Хотя он у вас, скорее, Отелло. Так отделать беднягу Фоулса… то есть, я хотела сказать, этого негодяя. Да, а вот старик будет рад. Да и кто не рад? Все-таки ваши фамилии связывает такая давняя и славная история. Всего одна война — но какая! И столько браков — но каких!

— Леди Уимзи, я не совсем понимаю, какая война?

— Ох, душечка, ну Алой и Белой Розы, разумеется! Йорк против Ланкастера! Ах, прелесть, как люблю романы про те времена. Такая любовь, такая страсть, такие мужчины… Вы что-то бледненькая. Вон идет ваш баронет, а я-то, дура, приняла его за хулигана…

— Да уж. Я тоже хороша. Пойду посижу. Не говорите ему, что видели меня…

Сью заперлась в каюте до вечера, а на стук не отвечала. На ужин она не явилась, Майкл выходил из себя, а Вивиан тревожно хмурилась. После ужина Майкл поспешил к себе в каюту. Войдя, он остолбенел.

Сью сидела посреди каюты на стуле, очень прямо, и смотрела на него. Драные на коленках джинсы, футболка, бело-розовые смешные кроссовки, бандана на голове. Огромные сухие глаза, стальные, безжалостные и безрадостные.

— Птица, куда ты пропала? Я тебя обыскался.

— Трахаться хотелось?

— Что? Ты чего, Сью?..

— Ничего. Просто спрашиваю, зачем искал. Больше вроде незачем.

— Сью, что случилось?

— Ничего не случилось. Англии берег родимый стынет вдали за кормой. Вернее, перед носом.

— Ну да, но я не понимаю…

— Я тоже не понимаю. Не понимаю, почему голубая кровь дает право унижать и обманывать других людей. Не понимаю, почему швея или кузнец, проработавшие всю жизнь не разгибая спины, хуже, чем ленивые олухи с родословной длиною в километр. И еще я не понимаю, как ты, на себе испытавший столько всего в жизни, мог оказаться таким же ограниченным, тупым, лживым и себялюбивым придурком!

— Сью!

— Я — Сьюзан Йорк! Меня воспитали три монашки, глухой садовник и супружеская пара, которым Бог не дал своих детей. Я горжусь ими и умру за них, и каждая капля их алой крови мне дороже ведра вашей голубой, господин баронет, Майкл Ланкастер, грубиян и нахал, трусливо прятавшийся под чужой фамилией. Конечно, Ланкастеру зазорно спать с девкой из приюта! Да еще после той сомнительной истории. Ты ей тоже не сказал своей фамилии, верно? А она узнала и решила слупить с тебя денег. Не бойся, на этот раз все обойдется. В Вест-Энде, как и в Вестминстере, есть шлюхи и негодяи, обманщики и дураки, но отнюдь не все. Прощай, Майкл Ланкастер, и будь проклят.

С этими словами Сью поднялась со стула и вышла из каюты. Майкл остался стоять, неподвижный и бледный.