"Друг стад (Айболит из Алабамы)" - читать интересную книгу автора (Маккормак Джон)

9

Джан и я были очень довольны тем, что практика у нас обширная, и трудимся мы, не покладая рук, над тем, что считаем важным; однако у нас двоих почти не оставалось времени на внерабочие занятия, как, скажем, вечером сходить в кино или тихо-мирно поужинать в каком-нибудь приятном ресторанчике Меридиана, городка в тридцати пяти минутах езды к западу. Гольф, охота и общественные обязанности, — вот чему в первую очередь посвящал я свободное от практики время, однако не случалось такого, чтобы я не откликнулся на срочный вызов. Джан время от времени играла в бридж, а также с удовольствием помогала женскому клубу «Гражданки», спонсирующему разнообразные муниципальные мероприятия.

Неспециализированная сельская практика отнимает немало сил и времени, если ты — единственный ветеринар в графстве, поскольку не с кем поделить срочные вызовы в ночное время и на выходных. Поэтому живешь как на иголках: боишься, что в самый неподходящий момент зазвонит телефон и собеседник на том конце провода сообщит о какой-нибудь неведомой болезни и потребует диагностики и лечения. Однако невзирая на весь наш энтузиазм и готовность в любое время дня и ночи поспешить на помощь нашим постоянным клиентам, зачастую такое положение вещей весьма нервирует, — особенно когда ветеринар и его спутник\спутница жизни пытаются оставить детей с приходящей няней и выйти поразвлечься хоть на часик-другой. Вот уже несколько месяцев Джан предлагала выкроить вечер сходить в кино, но в силу самых разных причин у нас все не получалось.

Местный кинотеатр принадлежал мистеру Гарвису Аллену, бизнесмену и владельцу небольшого магазина. Назвал он кинотеатр весьма удачно, «Гала», — соединив первый слог собственного имени с частью фамилии. Атмосфера там царила непринужденно-домашняя. Однажды вечером Джан позвонила в магазинчик на углу, принадлежащий Гарвису, и спросила насчет вечернего сеанса.

— Во сколько начинается первый вечерний сеанс? — спросила она.

— Да в точности не скажу. Вот как только все подойдут, так и начнем, отвечал Гарвис.

— И в котором же часу это будет? — уточнила Джан.

— Да где-нибудь в часиков шесть-семь. Вас с доктором это устроит? спросил он.

Будучи родом из южного города покрупнее, где кинотеатры работали в строгом соответствии с расписанием сеансов, и отнюдь не удобства ради местного ветеринара и его супруги, Джан несколько опешила от подобной демократичности. Она предпочитала более деловой подход и большую пунктуальность в том, что касается начала просмотра, нежели заключала в себе фраза: «вот как все подойдут». А я подумал про себя, что подобный ненапряжный подход к жизни по-своему приятен, даже если в крупном городе он себя не оправдает. Я напомнил жене, что, пожалуй, неспешный ритм жизни это одна из причин, побудивших нас поселилиться в небольшом городишке, а не, скажем, в Мемфисе.

Чудесный белый шпиц Гарвиса по кличке Самбо числился одним из самых частых гостей нашей клиники. Кто-нибудь из подручных Гарвиса едва ли не каждую неделю привозил Самбо к нам — вымыть песика с шампунем и расчесать; а иногда и сам Гарвис являлся со своим ненаглядным любимцем проконсультироваться насчет какого-нибудь пустячного недомогания. Мне всегда казалось, что необходимость свозить Самбо в клинику для него всегда служила отличным предлогом для того, чтобы сбежать из магазинчика и прокатиться за город, потому что после осмотра и процедуры лечения Гарвис неизменно выезжал на шоссе и мчался на север, в направлении, противоположном магазину и «Гала».

— Мисс Джан, а вот вы в киношке так ни разу и не побывали. А почему бы? — полюбопытствовал он однажды, явившись в клинику вместе с Самбо. Пес чихал и кашлял: с беднягой приключился бронхит.

— Откуда вы знаете, что так-таки ни разу? Вы там всегда сидите? удивилась моя жена. — И когда вы наконец выпишите хорошие фильмы, вместо этих вечных вестернов с их сплошной пальбой?

— Я-то всегда на месте, а как же иначе-то? Я, знаете ли, владелец киношки; кому же и знать, кто приходит на сеанс, а кто — нет? — гордо объявил Гарвис. — А в следующем году мы закажем новые фильмы, что вам и этим янки с бумажной фабрики непременно по душе придутся.

— Почему бы вам не поговорить с моим муженьком, пока он чистит уши вашему Самбо? Я его домой не могу заставить вернуться к ужину, а вы говорите: кино! — пожаловалась Джан.

— А что у вас, скажем, идет сегодня? — осведомился я.

— Отличная штука, про сражение в Тихом океане, там еще этот Джон Уэйн[3] играет.

— Неужто «Пески Иодзимы»[4]? — воскликнул я. — Это же мой любимый фильм! Джан, пойдем, ну пожалуйста! Я постараюсь освободиться пораньше и все вызовы перенести на завтра.

— Джон, ты же этот фильм видел уже три раза, а не то все четыре! Неужто эта кровавая бойня тебе еще не опротивела?

— Ну, как сказать; зато начинаешь думать, сколь многим пожертвовали эти люди, и как нам повезло жить и благоденствовать в добрых старых Соединенных Штатах. Такой патриотичный подъем накатывает: просто-таки хочется бросить все и уйти в морские пехотинцы! — в порыве чувств прокричал я.

— А вот и не возьмут тебя туда, пока не протестируешь всех коров и не расплатишься по закладной за клинику. И вообще, в армию стариков-очкариков не берут, — хихикнула Джан, оборачиваясь к Гарвису, который тоже забавлялся от души, прислушиваясь к ее добродушному подтруниванию. Я быстро ввел Самбо антибиотик и отсчитал ему недельный запас тройных сульфанидных таблеток. И, покинув клинику, неразлучная парочка, как всегда, укатила на север.

Джан согласилась-таки устроить «выход в свет», хотя моего восторженного желания еще раз посмотреть фильм о Второй Мировой войне не разделяла. Буквально за несколько минут она договорилась с приходящей няней и составила расписание на вечер.

— Мы поедем в «Гала» к семи, поужинаем попкорном и кока-колой, а после фильма заглянем в «Дейри Квин» и съедим по роскошному пломбиру с сиропом, орехами и фруктами, если кафе еще не закроется, — обстоятельно перечисляла она.

— А если закроется? Фильм-то длинный, а «Д.К.» сворачивает лавочку еще до одиннадцати, если народу мало.

— Ну, тогда остановишься у придорожного магазинчика и купишь баночку «Доктора Пеппера» и пирог «Лунный». А я подкреплюсь дома пахтой и кукурузным хлебом. — Не то, чтобы меню прозвучало очень уж многообещающе для «выхода в свет» с любимой супругой; зато возможность побыть вдвоем подальше от телефонных звонков с лихвой искупала все.

Несколько часов спустя мы притормозили на южной стороне городской площади, припарковались перед универмагом «Бедсоул» и, рука об руку, поднялись по сорока ступенькам к небольшому закутку, где продавали билеты. Там, спиной к окошку, восседал Гарвис, листая очередной киношный каталог. Я стукнул в стекло, он стремительно развернулся и схватил рулон билетов размером со ступичный колпак.

— Добрый вечер, Док; добрый вечер, мисс Док, — возгласил он, вскакивая на ноги, как предписывает пресловутая южная учтивость. Держу пари, будь на нем шляпа, Гарвис бы не преминул таковую снять, или, по крайней мере, дотронулся бы до нее в знак приветствия, — ведь перед ним стояла дама! Сколько прикажете?

Я оглянулся по сторонам: в пределах десяти шагов не было ни души.

— Два, наверное. А сколько нужно? — уточнил я.

— Два и нужно; вас ведь вроде как только двое, — согласился Гарвис, вертя головой, на случай, если подошел кто-то еще. — Кстати, мисс Док, вам, может статься, любопытно будет узнать: в будущем году нам пришлют несколько отменных фильмов, в том числе один про этого русского парня, который стихи писал. «Доктор Виварго» или что-то в этом духе. — Он протянул каталог Джан.

— Я про него слышала; только, сдается мне, называется он «Доктор Живаго», по роману Пастернака, — отвечала Джан. — Говорят, фильм и впрямь первоклассный. — Судя по интонациям ее голоса, жена моя с трудом сдерживала смех. «Доктор Виварго», надо же такое сказать!

Мы еще немного побеседовали о том, о сем, а затем неспешно прошествовали в фойе, задержавшись лишь для того, чтобы изучить огромные афиши, возвещающие о новых поступлениях. Когда мы, наконец, дошли до «пункта контроля», там, на табуреточке, уже восседал Гарвис, терпеливо нас поджидая.

— Вы их продаете, вы их и отбираете? — усмехнулась Джан. Гарвис скользнул взглядом по билетам, разорвал их надвое и вернул нам наши половинки.

— Как насчет попкорна? — осведомился он, вставая с табуретки и занимая место за буфетной стойкой.

— С удовольствием! Два попкорна, средний стакан кока-колы и большой «Доктор Пеппер».

— Извините, у нас только кока-кола, — посетовал Гарвис.

— Хорошо, тогда будьте добры маленькую и большую.

— Док, больших стаканов у меня нет. Как насчет двух маленьких? — Он пошарил в коробке со всяким хламом в смутной надежде отыскать чашку покрупнее.

— Пусть будут две маленьких. Мне большая порция вообще противопоказана, я на диете. — Гарвис, не улыбнувшись, наполнил три маленьких стаканчика: видно, обиделся на дурацкую шутку насчет диеты.

Я не смел поднять глаз на Джан, опасаясь, что оба мы разразимся смехом. Я видел, что и она избегает глядеть в мою сторону. Из сострадания она перешла в начало ряда, за пределы моего поля зрения.

— А вон и ваш пациент, Док, — сообщил Гарвис, указывая на старый диван рядом с лестницей, ведущей на балкон. Там, бесцеремонно оккупировав всю посадочную площадь, мирно спал Самбо. Дышал он вроде бы нормально. Надо думать, укол принес ему желанное облегчение.

— Самбо! Просыпайся, старик! Док на тебя глянуть хочет! — заорал Гарвис. Он словно вовсе не замечал людей, рассевшихся в зрительном зале буквально в нескольких шагах от него, и, похоже, утратил всякий интерес к буфету, билетам и новым посетителям, уже столпившимся у кассы. Видно было, что Самбо — его гордость и радость.

Едва прозвучало его имя, песик мгновенно взвился в сидячее положение, возможно, решив, что пробил час попкорна. Заметив, что я направляюсь в его сторону, он усмехнулся во всю пасть и завилял хвостом. Хвост выбивал приветственный ритм по ветхим подушкам, и над диваном столбом вились пыль и собачий пух. Самбо вежливо откашлялся, — по-собачьи, не открывая пасти, и с каждым покашливанием щеки его так и раздувались.

— Привет, Самбо, — ласково проговорил я, поглаживая пса по голове. Да ты, никак, этих гадких сигарет накурился? — Вот теперь хвост принялся выбивать диван всерьез, облако пыли пополам с шерстью окутало наши головы, и мы оба закашлялись в унисон. Я по привычке проверил цвет десен, открыл пасть, осмотрел язык и глотку.

— С ним все о'кей, Док? — осведомился Гарвис, так, словно Самбо вот уже много недель не бывал у доктора.

— Ага, на мой взгляд все в норме, — насколько можно судить при таком свете.

— Милый, не забывай про фильм, — вмешалась Джан. — Пойдем-ка сядем. Фильм вот-вот начнется.

Мы прошли вниз по проходу; в ушах наших эхом отдавались отголоски респираторных симптомов малыша Самбо. В зрительном зале собралось человек тридцать, включая трех десятилетних мальчишек, — без таких ни один сеанс не обходится! Эти вертелись и хихикали на первом ряду, состязаясь, кто сильнее хлопнет соседа по плечу. В одном из шалунов я узнал «Дружочка» Кларка, Гнусова младшего братишку. Похоже, он-то и одерживал верх в потасовке. Подобно старшему брату, для своего возраста он был довольно рослым, и, в отличие от ребятишек помладше, явно нуждался в хорошей дозе глистогонного.

Именно на ферме Кларка мне довелось оперировать одного из первых моих рогатых пациентов, — несколько месяцев тому назад, пару дней спустя после нашего приезда. Гнус, старший из сыновей, рослый парнище четырнадцати лет, уже обзавелся собственным стадом и в том, что касалось содержания и ухода, принимал решения абсолютно самостоятельно. Его недавнее приобретение, бык-рекордист, проглотил кусок проволоки для перевязки тюков и теперь страдал от последствий, — обычно таковыми оказывается острый приступ перитонита, поскольку проволока прокалывает второй отдел желудка. Я провел операцию прямо на месте, в красном коровнике, — Гнус умело мне ассистировал, — и бык отправился исполнять ту самую миссию, ради которой, собственно, и был куплен.

После недолгих поисков мы высмотрели-таки два неповрежденных сиденья в середине зала, по правую сторону от левого прохода. Я выбрал место с краю, чтобы можно было с удобством вытянуть ноги — и, если понадобится, выйти, никому не мешая.

— А где мой попкорн? — спросил я у Джан. Она знай себе набивала рот маслянистыми хлопьями: рука равномерно двигалась от пакета ко рту, наводя на мысль о неспешном ритме обслуживания сборочного конвейера. — И мои кока-колы? Можно, я у тебя отхлебну?

— Нет уж, сэр! Сами сходите, — прошептала она, вырывая у меня пакет. Когда Гарвис убежал играться с тобой и с Самбо, я просто-напросто зашла за стойку и взяла все, что нужно. Вот и ты сходи. Заодно и руки помоешь. А то весь в собачьей шерсти!

— Нет уж, я подожду. Даю гарантию, что мой заказ он доставит: захочет потолковать про псину.

В ожидании попкорна с напитками, я разглядывал помещение некогда недурного здания. Как большинство провинциальных киношек, «Гала» видывал и лучшие дни, а сейчас остро нуждался в подновлении и покраске. На высоком потолке виднелись проплешины осыпающейся штукатурки и темные концентрические потеки воды; впрочем, в остальном здание казалось вполне надежным. Пахнущие плесенью красные бархатные кресла давно следовало бы демонтировать и отнести на свалку: тут и там попадались поломанные подлокотники и заклинившие сиденья; шурупы креплений разболтались, вывинтились из пола, так что кресла раскачивались вперед-назад. Разумеется, от этого дефекта озорники были в полном восторге и, времени зря не теряя, самозабвенно расшатывали кресла, до поры уцелевшие.

В экране, чуть правее от центра, зияла огромная дыра, — возможно, последствия снаряда, метко брошенного рукою какого-нибудь рассерженного зрителя, когда порвалась пленка или заело сменную катушку. Я слыхал, что демонстрировать зрителям белый экран в течение нескольких минут, пока меняются бобины, — это в порядке вещей. Я легко представлял себе, как вопят и улюлюкают нетерпеливые подростки, — им ведь вечно некогда. Я частенько гадал, и почему это молодежь всегда так спешит, а люди пожилые, напротив, плетутся себе по жизни черепашьим шагом. Поскольку у молодых впереди — лет шестьдесят или семьдесят, а у старичков в запасе несколько кратких лет, не более, — сдается мне, поспешают не те, кому это пристало.

Я помахал рукой нескольким друзьям и клиентам, а потом намеренно вжался в кресло, прячась от владельцев животных, — а то, чего доброго, нарушат наш вечер отдыха, требуя бесплатного совета!

Наконец свет погас и на экране запрыгала реклама будущих поступлений, в то время как звук нарастал вплоть до максимального предела. Над толпой раздались возмущенные вопли, и уровень децибелов понизился на несколько отметок. Убедившись, что, вопреки моим предсказаниям, Гарвис заказ мой нести и не думает, я, к вящему удовольствию Джан, неохотно вернулся к буфету, сам зачерпнул себе попкорна и налил кока-колы. Самбо следил за каждым моим движением, и, когда я прошел мимо, принялся облизываться вовсю. Не успел я занять свое место, как холодный собачий нос ткнулся мне в локоть: скорбные, умоляющие глаза Самбо были обращены на пакетик с попкорном. Взгляд его неотрывно следил за рукой, что двигалась от пакета ко рту; и всякий раз, слыша, как под пальцами погромыхивает пакет, пес принимался с удвоенной силой стучать хвостом по креплению кресла. Непростое это дело — игнорировать собаку-попрошайку, что умильно покашливает, виляет хвостом, облизывается и пускает слюну, так что спустя несколько минут я сдался и принялся угощать его зернышком-другим. Самбо сметал с моих рук подачку с жадностью полуголодного дворового пса. Наконец, когда показалось дно пакета, притомившийся Самбо плюхнулся на пол прямо в проходе и задремал.

По слухам, «Унесенных ветром» Самбо просмотрел двадцать семь раз, но мультики про Дорожного Гонщика[5] любил еще сильнее, — даже устраивался в первом ряду, чтобы ничего не упустить. Завсегдатаи кинотеатра уверяли, что пес застывает там, не сводя глаз с экрана, машет хвостом и то и дело потявкивает, ободряя неумеху-койота. Однако в тот вечер пес ни малейшего интереса не выказал; возможно, потому, что показали мультики из другой серии.

Но вот начался фильм. Джон Уэйн и его взвод морской пехоты отдавали жизнь за свою страну на далеком островке Иодзима. Хотя заядлым киношником меня не назовешь, крепкие ребята вроде Джона Уэйна мне чем-то близки, а уж сколько в этом фильме действия, сколько динамики! Но вот в грохот пулеметного огня и взрывов минометного обстрела вклинился вопль из глубины здания:

— ДЖИММИ, ТЕБЯ К ТЕЛЕФОНУ!

Человек, сидящий в противоположном конце зала, неспешно поднялся и вышел. По всему судя, если звонили и спрашивали кого-то, кто, как подозревалось, был в числе зрителей, сидящий на самом верху подносил ко рту сложенные рупором ладони и громко объявлял об этом на весь зал. Мы с Джан переглянулись и покачали головами. Думали мы в унисон: «Вот уж ни за что бы в такое не поверил; чего только в жизни не увидишь!»

А мальчики, сидевшие в первом ряду, совсем от рук отбились. Былое сдержанное хихиканье, возня и беспорядок переросли едва ли не в кулачную драку под аккомпанемент визга и скрежета видавших виды сидений. Наконец, после того, как в адрес шалунов прозвучало несколько «Шш-ш-ш!», чаша моего терпения переполнилась. Я решительно подошел к детям и опустился на колени. Над пресловутым трио воцарилась благословенная тишина.

— О'кей, мальчики, — строго объявил я. — В задних рядах за вашим гвалтом ничего не слышно. А ну, тихо, не то приведу мистера Аллена, а он позвонит вашим папам. Все поняли?

— Да, сэр, — хором заверили они. Шеи их словно окостенели, а в непомерно расширенных глазах отражались причудливые картинки с экрана. Самбо проследовал за мною к первому ряду и теперь обнюхивал ногу Дружочка, вне всякого сомнения почуяв запах Кларковых породистых редбоун-кунхаундов. Я возвратился на свое место, от души надеясь, что новых помех не последует.

Наконец-то в зрительном зале воцарился мир, — если, конечно, не считать военных действий, однако все знали, что и они завершатся миром еще до того, как на экране появится слово «Конец». Присмиревшие мальчики сидели тихо, как мышки, не смея даже головы повернуть в сторону соседа. Однако я мог бы догадаться, что долго это не продлится.

— ДРУЖОЧЕК, А НУ ПОЙДЕМ! — проревел низкий бас с заднего ряда.

Этот голос я сразу узнал. Бас принадлежал Джеймсу Кларку, отцу Дружочка. Однако малец и не двинулся с места, явно пытаясь урвать еще минутку-другую в обществе друзей-приятелей, что с новой силой завозились и заерзали на сиденья. Очень скоро рокочущий бас раздался снова.

— ДРУЖОЧЕК, Я КОМУ СКАЗАЛ, ПОШЛИ! ИЛИ ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ Я САМ ТЕБЯ ВЫТАЩИЛ?

На сей раз оклик эхом отразился от тридцатифутового потолка, заглушив даже приказы моего любимого героя на экране. Нетерпеливый голос заключал в себе явную угрозу, — и результат ждать себя не заставил.

Мальчишка вскочил с места и неуклюже затопал к выходу между рядами, едва не наступив на Самбо, что, растянувшись в проходе, спал крепким сном. У нашего ряда Дружочек помедлил, развернулся спиной и попятился к двери, продолжая следить за развитием событий на экране.

— Что следующим номером? — прошептал я на ухо Джан. — Все эти шоу сверх программы по занимательности и фильму не уступят!

— Пожалуй, даже превзойдут, — возразила она. — В фильме всегда знаешь, что будет дальше.

Очень скоро до слуха моего донесся отдаленный трезвон телефона. Несколько секунд спустя раздался голос Гарвиса:

— ЭЙ, ДОК, ЭТО ВАС!

Я огляделся, проверяя, не откликнулся ли на призыв, неспешно поднявшись и направившись к выходу, какой-нибудь еще «Док». Но если в зале таковой и был, он даже не шелохнулся.

— Ты лучше сходи, милый. Вдруг это наша няня? — велела Джан.

Ни слова не говоря, я двинулся к телефону, гадая, что за волнующий сюрприз ждет меня на сей раз.

— Алло…

— Мистер Маккормак, это Робинсон, представитель страховой компании «Новая жизнь». Как вы себя чувствуете?

— На все сто, — заверил я. — А вы как?

— Это просто замечательно, мистер Маккормак, — ответствовал он, точно заведенный магнитофон. — Мне хотелось бы занять несколько минут вашего драгоценного времени для того, чтобы рассказать вам о замечательной ультрасовременной новой концепции в области финансовой защиты вашей горячо любимой семьи в случае вашей безвременной кончины. Сколько вам лет, мистер Маккормак?

«Нет, вы только представьте себе: этот неизвестно откуда взявшийся придурок звонит мне в такой час, да еще когда я в кои-то веки выбрался с женою «в свет»!» — вознегодовал я про себя. Не иначе, как упился контрабандным самогоном или белены объелся! Кипя от негодования, я, тем не менее, напомнил себе, что этот телефонный разговор — отличная тренировка в преддверии новых идиотских звонков, которые непременно воспоследуют.

— Что до моего возраста, это конфиденциальная информация, — изрек я. Лицо у меня горело, сердце то и дело сбивалось с ритма. — Позвольте в свою очередь вас спросить, есть ли у вас собака или кошка?

— Простите? Э-э-э, собственно говоря, да. И собака, и кошка, — отвечал он.

— Дайте мне ваш телефон; возможно, мне понадобится перезвонить вам. Мой собеседник послушно продиктовал цифры междугородного номера.

— Сэр, вы и в самом деле верите, что возможно позвонить из другого города абсолютно незнакомому человеку и продать ему страховку? Я лично в этом склонен усомниться.

— Сэр, но это же ради защиты ваших горячо любимых близких, и…

— Сэр, я упражняюсь в том, как отвечать на звонки разных бестолковых остолопов, и в данный момент я ценою невероятных усилий тренируюсь сдерживать желание наорать на типов вроде вас за то, что оторвали меня от любимого фильма с участием Джона Уэйна. А теперь я пожелаю вам доброй ночи и повешу трубку, так и не сказав вам ни одной гадости. Доброй ночи!

— Но разве вы не хотите, чтобы ваши горячо любимые близкие были должным образом защищены в случае вашей безвременной… — Я осторожно опустил трубку на рычаг, оборвав увещевания на середине фразы. Да, мои «телефонные манеры» существенно улучшились; прежний Джон в подобной же ситуации разнес бы олуха в пух и прах и со всей силы шмякнул бы трубкой. На пути от телефонной кабинки меня остановил общительный Гарвис.

— Ну, как вам обоим фильм, по душе?

— О, да! С тех пор, как мы переехали в Батлер, мы ни разу так славно не развлекались, — заверил я, сам изумляясь собственной новообретенной дипломатичности.

— Я знал, что вам понравится. Надо бы вам сюда выбираться хотя бы раз в пару недель. Уж не дожидайтесь этого «Доктора Виварго»! — посоветовал он. — Кстати, как вам кажется, ведь кашель Самбо вроде получше стал?

— Хорошо, что вы напомнили. Я понял, чем вызван его бронхит.

— Так чем же, чем? Это все глисты, верно?

— Вовсе нет. Все дело в этом гадком диване. Прикажите своим рабочим завтра же оттащить его на свалку, — посоветовал я. «А заодно и все эти старые кресла», — хотелось мне добавить, но в этом удовольствии я себе отказал, вовремя вспомнив о такте.

— Диван, вы говорите?

— Да, у пса на него аллергия. Выбросьте его вон и купите Самбо новый, — наказал я, уже по пути к своему месту. — Хочу посмотреть конец, ну, тот эпизод, где погибает Большой Джон.

— Знаю, знаю. До того печально, что я и смотреть не могу. Мало мы чтим и уважаем наших ветеранов Второй Мировой, что и говорить! Торопитесь, Док, торопитесь. А я пойду проверю кинопроектор. — Из заднего кармана Гарвис извлек носовой платок и шумно высморкался в него пару раз.

— Ну, и кто это был, милый? Ведь не няня же? — спросила Джан, едва я вернулся на свое место.

— О, всего лишь один очень милый человек из Мобила: пытался продать мне страховку во имя защиты финансовых интересов моей семьи, — отвечал я. Внутри у меня все кипело; я все отдал бы за парочку ручных гранат. Большому Джону и его солдатам эти штуки сослужили отменную службу.

— А зачем он звонил сюда? Неужто не мог подождать?

— Видимо, не мог. Судя по всему, бедняга решил, будто я прямо сейчас коньки и отброшу. Пожалуй, на всякий случай на обратном пути за руль сядешь ты.

Оставшаяся часть вечера прошла относительно спокойно. Один раз порвалась лента; а чуть позже, когда меняли бобины, случилась небольшая пауза. На юг, с оглушительным воем сирены, промчалась пожарная машина, и большинство зрителей выбежали из зала поглядеть, не в направлении ли их недвижимой собственности она поехала. Несколько человек бросились к легковушкам и пикапам и укатили по домам.

Когда фильм наконец-то закончился и мы с Джан направились к микроавтобусу, я с запозданием осознал, что «вечер отдыха» заслуживал любое название, кроме этого.

— Следующий раз останемся-ка мы дома, — предложил я.

— Отличная идея, — согласилась Джан. — Ну, то есть, до тех пор, пока не привезут «Доктора Виварго». Говорят, фильм просто первоклассный.

Мы просмеялись всю дорогу до «Дейри Квин», однако, завернув за угол и обнаружив, что свет в окнах погашен, а двери заперты, разом погрустнели.

— Ох, а я-то так мечтал о сандей с помадкой! — посетовал я. — Надо же было вознаградить себя за вечер, проведенный в «Гала»!

— Да ладно тебе, купишь «Лунный», и сойдет, — отозвалась Джан.

Очень скоро я вышел из придорожного магазинчика с бумажным пакетом в руке.

— Ну как, купил? — полюбопытствовала Джан.

— «Лунные» закончились, так что я взял две пинты молока и два «масляных пальчика». Тед говорит, «Лунные» нынче в дефиците.

— Не удивляюсь — учитывая, сколько оберток я давеча нашла у тебя в пикапе, — усмехнулась Джан. — Ну да ладно; «масляные пальчики» я люблю больше.

Спустя некоторое время мы обнаружили, что «Гала» и его непринужденная, домашняя атмосфера запали нам в душу, и мы вновь и вновь возвращались в сию обитель развлечения, причем более-менее регулярно. В конце концов, шире, шире надо смотреть на вещи! Когда в город привезли-таки «Доктора Виварго», мы побывали на обоих просмотрах!