"Бледно-серая шкура виновного" - читать интересную книгу автора (Макдональд Джон Д.)

Глава 17

Как только она осознала необходимость дождаться выздоровления во избежание лишних расспросов, на нее снизошло необычное умиротворение. Подолгу молчала и, по моим догадкам, теперь, зная о том, что и как произошло, отчасти покончила с этим, отчасти начала принимать смерть Таша.

Начала хорошо есть, загорать в солнечные часы, кожа быстро покрылась загаром; стала долго и глубоко спать, набирать вес, костлявое лицо округлилось, пополнели бедра, как ни странно, выглядела стройнее.

Я звонил Мейеру. Подолгу держал руку свободной, а не на перевязи, пока не начинали болеть мышцы.

Джанин позвонила Конни, вернувшейся из поездки с детьми, и та согласилась, что продолжение плавания пойдет Джан на пользу. Поговорила с каждым из мальчиков. Они чувствовали себя прекрасно. Скучали по ней. И она по ним тоже.

В среду, в последний день января, Мейер избавил ее от последних акций «Флетчера» по хорошей цене, а при следующей беседе вечером в понедельник — я звонил с Исламорады — с нескрываемой радостью объявил, что в полдень «Флетчер» взлетел До сорока шести долларов за акцию и через пятнадцать минут биржа приостановила торги, намереваясь полностью расследовать слухи о возможной фальсификации сведений о доходах, об игре спекулятивного синдиката на повышение и о том, что руководство компании тихонько избавилось от всей своей собственности по искусственно вздутым ценам. На Уолл-стрит поговаривают, что это повторение дела «Уэстека», и болтают о сильной причастности к повышению стоимости спекулянта из Флориды по имени Гэри Санто.

— Если эти бумаги когда-нибудь снова допустят на биржу, — добавил Мейер, — они пойдут при открытии приблизительно по шесть долларов, и даже это превышает реальную цену за акцию.

На следующее утро «Флеш» пришвартовался в порту Исламорада, и после завтрака Джан в последний раз обработала мою рану. Входное отверстие превратилось в розовое, хорошо заметное на фоне загара пятно величиной с пятицентовую монету. Джан тщательно осмотрела выходное отверстие, коснулась его рукой, измеряя температуру, и сказала:

— Последний след пропадет через несколько дней. Если бы мы зашили рану, шрама почти не было бы видно… Так, чепуха, словно кто-то нечаянно ткнул тебя острой палкой.

— Вчера я весь день ходил без перевязи. И мог бы секунд пятнадцать держать в вытянутой руке самый маленький кузнечный молот. И буду ходить в рубашке до тех пор, пока новый шрам не побелеет, сравнявшись со старыми.

— Твою шкуру задорого не продашь, — заметила она. — Может, найдутся три-четыре лоскута, из которых получится неплохой абажурчик, остальное придется выбросить.

— Наверно, я просто привержен к несчастным случаям. А вы уже прошли инспекцию, леди. Зачесывай волосы таким манером, и все будет отлично.

— Понимаешь, эту забавную яхту ужасно качало, я чуть не упала и содрала добрый кусок скальпа о какую-то острую штуковину.

— Можем отправляться назад, чтобы Мейер помог тебе сосчитать деньги.

Позже в тот день она спустилась вниз, вернулась с двумя откупоренными бутылками «Туборга», села ко мне поближе.

— Нечто вроде объявления, Тревис Макги. Может, не будет другой возможности поговорить. Хочу объявить тебя милым, чудаковатым и церемонным типом. В общем, ты мне не слишком нравился до смерти Таша, я не понимала, за что он тебя любит, а теперь, кажется, понимаю.

— Расскажи-ка. Вдруг пригодится.

— Перспектива остаться наедине с тобой ужасала меня. Я считала тебя утешителем маленьких вдовушек. Жизнь продолжается и так далее, разреши, я верну тебя к жизни, моя дорогая. Женщина всегда знает, что мужчина находит ее физически привлекательной, и я льстила себе такой мыслью.

— И правильно делала.

— Ждала неких логических доводов хронического жеребца, в том числе «Таш одобрил бы это» и, в конце концов, «для здоровья полезно». А ты был таким сдержанным, ласковым и деликатным. Спасибо.

— Пожалуйста.

— Может, я и сама справилась бы, подавила бы некий импульс самоуничтожения. Не знаю. Не знаю, однолюбка я или нет. По-моему, что-то вроде того. Может быть, эта моя сторона — интимная — снова когда-нибудь оживет. Так или иначе, меня радует, что ты не заставил меня делать выбор. Физически мне гораздо лучше, чем прежде. Лучше с нервами. Но я все еще половина личности. И чертовски одинокая… А мир стал совсем… плоским. — Она наклонилась, поцеловала меня за ухом. — Спасибо, милый, что не попытался стать Божьим даром для сироты.

— Буду рад видеть тебя На борту в любое время. Ты отлично здесь смотришься.

Она усмехнулась кривой горькой усмешкой, глаза увлажнились. Взяла меня за руку, крепко сжала. Мы были детьми в брошенном сарае, вокруг грохотала сильнейшая буря, и ради успокоения мы держались за руки. Ее бурей был Таш, моей — может быть, Пусс.

В следующую среду, в Валентинов день, в самый полдень явился Мейер, нарушив мои планы вырезать кусок нотилекса, искусно имитирующий выгоревшее на солнце тиковое дерево, и постелить на палубе.

— Итак, я пришел и принес вам «валентинку»[39], — объявил он.

— Мейер, иногда ты ведешь себя точь-в-точь как Порки, причем я при этом чувствую себя Пого[40].

— Читай.

Я отложил нож, которым резал винил, раскрыл открытку. Самодельная. Нарисовано сердце, пронзенное стрелой, на конце которой болтался символ доллара. И следующее послание:

"Розы алые, фиалки голубые. Искренние, бескорыстные усилия ради убитой горем вдовы старого друга не останутся без награды».

Внутри сложенной открытки лежал его личный чек на двадцать пять тысяч долларов, выписанный на мое имя.

— Это что за чертовщина?

— Ничего себе благодарность! Было больно смотреть, как ты утрачиваешь профессиональный статус, Макги. Как становишься мягким и сентиментальным. Поэтому я с помощью своего личного счета ввел нас в игру с «Флетчером», отлично поработал, вышел и разделил прибыль ровно пополам. Это чек. Заплати налоги. Немножечко поживи. Пусть на сей раз отставка продлится подольше. Можем собрать компанию, поплавать на этом безнравственном плавучем судне, сожалея о сказанных навеселе глупостях. У нас был контракт на спасательные работы, дурак. Гонорар относительно невелик, но справедлив.

— А ты сравнительно велик, но тоже справедлив.

— И я так думаю. Где чек? В кармане? Так быстро? Хорошо. — Он взглянул на часы. — Я веду леди на ленч. Смотри, чтобы палуба была красивой и аккуратной, капитан.

И он ушел, напевая.

Не прошло и четырех минут, как наполовину знакомый голос окликнул:

— Мистер Макги?

Я отвлекся от весьма сложной укладки винила в углу возле люка и увидел троицу, выстроившуюся на причале и взиравшую на меня без особой приветливости и энтузиазма. Гэри Санто слева, Мэри Смит в ярко-оранжевом мини и детской шляпке посередине. Справа незнакомец среднего роста, сутулый, худой, бледный, болезненный, с физиономией умирающей с голоду моли, в очках в массивной черной оправе и с кейсом в руке.

— Как жизнь, Гэри, старина? — осведомился я. — Мисс Мэри…

— А это мистер Д. С Спартен, один из моих адвокатов. Можно подняться на борт?

— Ну, конечно. Прошу.

Я провел их в салон. Обмена рукопожатиями не последовало. Я извинился, вышел, смыл с рук грязь, сбросил пропотевшую футболку, вытер мокрым полотенцем грудь, шею, плечи, надел свежую белую спортивную рубашку и вернулся к ним.

— Кофе, друзья? Выпьете чего-нибудь?

— Нет, спасибо, — отказался Санто. Заговорил Спартен голосом говорящего компьютера с легким гулом в динамиках:

— Было бы разумным присутствие вашего адвоката, если вы сможете быстро его пригласить.

— К чему мне адвокаты? Меня кто-то преследует?

— Бросьте эти чертовы выкрутасы! — вмешался Санто; лицо его слегка припухло, пошло пятнами, словно массажисты в последнее время не слишком хорошо работали.

— Прошу вас, мистер Санто, — одернул его Спартен. — Мистер Макги, мы столкнулись с ситуацией, которая может вылиться в весьма тщательное расследование роли мистера Санто в спекуляциях с акциями «Флетчер индастрис». Вполне может возникнуть необходимость в свидетельстве о вашей причастности к предложению этой… м-м-м… возможности помещения капитала вниманию мистера Санто.

— Почему?

— Кажется, существует неявное мнение, будто мистер Санто знал о сомнительном положении «Флетчер индастрис», в связи с чем его убедили сыграть на повышение, потом на понижение, каковой план был прерван приостановкой торгов собственностью компании «Флетчер». Для демонстрации благих намерений мистера Санто нам придется затребовать через суд сведения о ваших сделках, показав, что вы заняли позицию по акциям «Флетчера», потом пришли к мистеру Санто, возбудили его интерес, и после исследования текущего положения компании мистер Санто активно принялся совершать сделки.

Я покачал головой:

— Вы, мистер Спартен, чего-то не поняли. Я никогда не покупал ни одной акции «Флетчера». У меня нет вообще ни одной акции. И никогда не было.

— Брось, приятель, — грубо рявкнул Санто. — Советую сознаться, что ты хорошенько попользовался «Флетчером». Лучше покажи, как нагрел на нем руки.

— Никогда в жизни не держал ни одной акции! Спартен омрачился, полез в кейс, вытащил пачку ксероксных копий фальшивых отчетов о маржинальных сделках через Шаттса, Гейлора, Стиса и остальную компанию.

— Вот, мистер Макги. Вам, безусловно, известно, что суд может затребовать ваши бухгалтерские счета из брокерской конторы.

Я взглянул и протянул обратно:

— Я бы сказал, довольно сумбурный набор брокеров, друзья. Если позволите высказать предположение, я бы сказал, это копии какой-то липы, или попросту у меня есть тезка. Даже не знаю, о чем это вы тут толкуете.

— Но мисс Смит готова засвидетельствовать вашу с ней беседу и получение от вас оригиналов, с которых изготовлены копии. Вы действительно будете отрицать, что приходили в офис мистера Санто и разговаривали на эту тему с мисс Смит?

— Приходил, конечно. Встреча не была назначена, и я с большим трудом добился беседы хоть с кем-нибудь, даже с этой симпатичной крошкой-охранницей. Думаю, наш разговор был записан, просто на случай, знаете, для справки. Но не думаю, чтобы вы предъявили подобную запись. Даже если решитесь, ее придется предъявлять целиком, а не отдельными кусками.

— Запись действительно есть, — сказал Спартен. — И мы можем доказать, что беседа предшествовала проявлению мистером Санто заинтересованности в акциях «Флетчер».

— Спартен, — перебил Гэри Санто, — по-моему, этот сукин сын чересчур умный. По-моему, он на кого-то работает. По-моему, он меня подставил.

— Иногда я работаю на людей, — подтвердил я, — только не слишком долго. Мэри, помнишь наш длинный разговор про участок Гэри в округе Шавана, которым он владеет под прикрытием «Саутвей лэндс инкорпорейтед»?

— Что? — опешила она. — Не было ничего подобного.

— Ты ведь, милочка, подтвердила слух, будто «Саутвей» собирается продать его «Кэлитрону» за хорошие деньги, если парень по имени Ла Франс сможет собрать остальные участки.

— Что вы пытаетесь мне приписать?

— Боже! Может, я ненароком проговорился и навлек на тебя неприятности?.. Наверно, мы говорили об этом не в офисе, а в другом месте, попозже, моя дорогая.

— Мы об этом никогда не говорили! Я покачал головой:

— Но ведь ты мне рассказала, как до тебя добрался Бэннон, ты выпивала с ним в аэропорту, он тебе сообщил, что его прижали, и ему нужна помощь Санто, а ты решила не беспокоить подобными мелочами мистера Санто, которому нечего тратить время на незначительного субъекта, случайно оказавшегося на дороге.

Она закусила зубками губу точно так, как при разговоре с Ташем.

— Помнишь, милочка? — продолжал я. — Ты сказала, что, кажется, мистер Санто обмолвился, как в пентхаусе отеля в Атланте Ла Франс старался уговорить его купить собственность Бэннона, а он ответил, мол, это проблема Ла Франса, и он ее решать не собирается. Это было в тот вечер, когда ты дала мне карт-бланш от Санто.

Я успел вовремя. Санто вскочил, ринулся, замахнулся, чтобы влепить пощечину, которая выбила бы ей зубы. Я перехватил его руку, заломил за спину, дернул вниз. Санто рухнул на желтый диван с такой силой, что голова запрокинулась, а потом очутился на ковре на четвереньках.

— Минуточку, джентльмены! Минутку! — взмолился Спартен.

Санто встряхнул закружившейся головой. Я вздернул его за шиворот, посадил на диван, встал перед ним и сказал:

— Время забав кончилось, Гэри, малыш. Крошка не проронила ни слова, будь я проклят. Она верная и энергичная, но ей так и не удалось подобраться ко мне поближе. Я об этом позаботился. Таш Бэннон был чертовски хорошим другом. Ты нажал на него чужими руками и придавил к земле. Потом вышло несколько осечек, они перестарались и убили его.

Он смотрел на меня во все глаза, слушал очень внимательно.

— Я раздавил Ла Франса. Раздавил бы тебя, если бы придумал способ. Но ты слишком крупный и слишком размашистый. Могу только немножко ужалить.

— Немножко? — с удивлением переспросил он. — Немножко? Ты начисто лишил меня спекулятивного капитала, приятель. Выставил меня в таком свете, что стоит мне взяться за любой новый выпуск акций, и он никогда с места не стронется. Немножко ужалить! Черт возьми, я ведь мог не соглашаться на твою аферу! И все это из-за какого-то… твоего мелкого гнусного друга?

Я наклонился, хлестнул его по щеке, другим ударом вернул голову в прежнее положение, предупредил:

— Не забывай о хороших манерах, — и отодвинулся, позволяя ему встать с дивана.

Он не стал подниматься. Вытащил белоснежный носовой платок, промокнул краешек рта, разглядел капельку крови.

Я повернулся к Спартену:

— Объясните ему, в каком он окажется положении, если выяснится, что у меня никогда не было ни одной акции «Флетчера».

— Ну… в таком случае будет исключен единственно возможный способ облегчить сложившуюся ситуацию.

Я опять посмотрел на Санто, разглядев под напомаженной лощеной внешностью серый налет. Совсем легкий. Не такой, как у Ла Франса. Но он был заметен, наряду с явственным признаком признания своего поражения. Он еще раз промокнул рот и встал.

— Пойдемте, Спартен. — Остановился перед креслом Мэри Смит, мешая ей встать. — Ты уволена, глупая сука!

— Но вы же слышали, он сказал, я не сделала…

— Ты не сделала то, за что получила надбавку. Должна была подобраться поближе, выуживать любую мелочь. Могла спасти меня от ловушки, где я потерял столько, что хватило бы купить пять тысяч таких, как ты, до конца жизни. И поэтому стала слишком дорогой. Я велю собрать в офисе барахло и забросить к тебе на квартиру. Чек пришлю по почте. Меня стошнит, если еще раз тебя увижу.

— Гэри, вы даже не представляете, как это чувство взаимно. Он опять замахнулся.

— Кхм, — кашлянул я.

Опустив руку, Санто быстро ушел. Спартен поспешил за ним, бросив на меня единственный отчаянный взгляд. Она сгорбилась в кресле и устало выдохнула:

— У-ух! Мне рассказывали, что выпадают подобные дни. — Глянула на меня через изумрудные линзы. — Большое спасибо, Макги.

— Я не хотел, чтобы все вышло именно так, Мэри Смит.

— Но похоже, все вышло именно так. Во многих отношениях это была очень-очень милая работа, приятель. Иногда весьма гнусная. Знаешь, я даже не представляла, с какой радостью посмотрю, как великого Гэри Санто валяют в грязи. Забавно. За три года он трижды давал мне по морде. Тогда я сказала себе: еще разок, братец, и все. И что же, ушла бы? Не знаю. Но начинаю думать, что да.

— Пришлет он какого-нибудь накачанного лоботряса, который отучит меня от нехороших поступков?

Она, чуть нахмурясь, взглянула на меня, наклонив голову.

— Я бы сказала, нет. То есть если бы ты, по его мнению, абсолютно один это провернул, по-моему, мог бы прислать. Но, подумав как следует, он не поверит, будто такой тип, как ты, мог настолько беспросветно его одурачить. Сочтет тебя крайним и, думаю, вполне может оставить в покое. Вдобавок ему о многом надо поразмыслить.

— Ты тоже считаешь меня крайним?

— Склонна несколько усомниться. Не угостишь ли безработную девушку выпивкой, а потом и обедом? Знаешь, я особенной печали не испытываю. А у тебя тут неплохо, Макги. В прошлый раз, глядя со стороны, я бы этого не сказала.

— Чистый бурбон с водой без льда?

— Точно.

Когда я готовил напитки, раздался сигнал почтальона, который сунул почту под уголок мата на палубе. Я вручил Мэри бокал, принес почту, перебрал обычную белиберду и увидел авиаконверт из Чикаго, надписанный крупным круглым почерком Пусс.

— Извинишь ненадолго, пока я прочту?

— Конечно. Посижу тут, подумаю о своем будущем.

— Что-то случилось? — раздался голос. Я поднял глаза на Мэри Смит, понял, что она спрашивает не в первый раз.

— Нет. Просто письмо от старого друга.

— У тебя странный вид.

— Должно быть… потому, что старый друг решил простить старый долг.

Я встал, взял бутылку, наполнил ее бокал. Она подняла его и произнесла тост:

— За неоплаченный отпуск. Боже, какая была замечательная работа! Какая сладкая и роскошная жизнь, милый. Но знаешь, порой сигналит инстинкт. По-моему, у Санто начинаются и другие проблемы. По-моему, он собирается покрепче натянуть вожжи, чтобы удержаться, и задохнется, утратит стиль, а через пару лет про него, как про многих других, скажут: «Вы только посмотрите, во что он превратился».

В письме Пусс сказано: «Отсюда начинается настоящая чернота, и надолго».

Я чувствовал, как у меня упало сердце. Покатилось вниз и теперь там останется.

Я смотрел на Мэри Смит, словно никогда ее раньше не видел. Она сидела с тайной удовлетворенной улыбкой, думая о своих пожеланиях Гэри Санто. Пила из бокала маленькими стрекозиными глотками. Край юбки доходил до середины бедер. Роскошные ноги с медовым загаром закинуты одна на другую. Ранний дневной свет, лившийся в иллюминаторы, падал на блестящие темно-каштановые волосы. Таинственные ресницы скрывали живую пластиковую зелень, уголки пухлых губ изогнулись в сокровенной полуулыбке. Поднялась, прошлась, разглядывая этикетки пластинок на полке возле проигрывателя, спросила:

— Может, выпьем под музыку?

Я послушно поднялся и, стоя возле нее, осознал, что все ее внимание вдруг на чем-то сосредоточилось с такой полнотой, что она позабыла о моем присутствии, не слышит музыку. Застыла, глядя вбок через палубу в сторону пристани, и, проследив за ее взглядом, я увидел Героя, шатающегося в одиночестве в поисках свежей добычи, поигрывая мышцами плеч, заткнув большой палец за широкий кожаный, туго затянутый ремень.

Взглянув на нее, я заметил, как припухают теперь приоткрытые губы. Она смотрела на Героя, дыша медленно, глубоко, прикрыв глаза, слегка покачивая головой.

Потом повернулась ко мне и, казалось, не сразу припомнила, кто я такой.

— Милый, — сказала она голосом ниже обычного, с хрипотцой, — ничего, если я откажусь от обеда? Спасибо за выпивку и за развлечение. Спасибо, что не позволил врезать мне по зубам. Кажется… я заметила своих друзей. Как-нибудь в другой раз, милый. У тебя чудный корабль.

Надела огромные черные солнечные очки, поставила пустой бокал, улыбнулась, ушла. Я вышел на палубу, глядя, как она заторопилась к Герою Помахивает сумочкой. Быстро цокает по бетону острыми каблучками Быстро колышется роскошная темная грива Незаметно и напряженно покачиваются бедра Я догадывался, что она чувствует на ходу шелковистое соприкосновение размягчившихся бедер, щекочущее возбуждение кожи, тяжелый ком внизу живота, невозможность как следует глубоко вдохнуть, цокает каблучками, спешит оказаться под зверским, неустанным и равнодушным молотом Героя, снова стать молочным поросенком, забитым в постели, отдать все силы до опустошения и хромоты, как прежде.

И я медленно побрел к судну Мейера, сел на койку, обхватив руками голову, пока он читал письмо Пусс Дочитал, откашлялся, охнул, вытер глаза. Я сказал ему, что мы возьмем его маленькое прогулочное судно, способное уйти по морю дальше плавучего дома, подцепим на буксир «Муньекиту», направимся как можно дальше к Эксума-Ки — куда только можно на этом судне дойти, — а потом еще дальше к Литл-Долл. Сказал, что до тошноты сыт мини-женщинами, мини-юбками, мини-любовью, мини-смертью и своей собственной мини-жизнью. Мне необходимы пустые песчаные отмели, яркие рифы, жаркое солнце, проворная рыба, а когда придет время для разговоров, можно будет немножечко поговорить.

И Мейер ответил:

— Тогда помоги мне, берись за линь, поведем корыто на заправку, зальем баки доверху.