"Бледно-серая шкура виновного" - читать интересную книгу автора (Макдональд Джон Д.)

Глава 9

Мейер вернулся на второй день нового года, во вторник, явился в десять утра в нью-йоркском наряде, забросив только чемодан на свое судно, — так ему не терпелось продемонстрировать плоды собственных усилий.

Они представляли собой две тонкие пачки бланков брокерской конторы, сколотых скрепками. Он сел напротив меня в кабинке камбуза и объявил:

— В этой пачке ежемесячные выписки с маржинальных счетов.

Тонкие, не совсем белые бланки были заполнены бледно-синим печатным текстом. Название фирмы казалось лишь смутно знакомым: «Шаттс, Гейлор, Стис и компания». Уолл-стрит 44, Нью-Йорк 10004. Основана в 1902 году.

— А в этой подтверждения купли-продажи. Цены верные на момент продажи. Разумеется, ежемесячные выписки со счетов соответствуют сим подтверждениям. Выписки за одиннадцать месяцев, включая прошлый. Я во многие вставил покупку на такую-то и такую-то сумму и продажу, когда они подскочили всего на несколько пунктов. Бумаги еще поднялись, а потом упали камнем. Организовал тебе две небольшие потери, краткосрочные, на той же самой основе. В целом ты за одиннадцать месяцев превратил сотню тысяч почти в двести девяносто, так что в данный момент, согласно итогу, можешь продать на двести тысяч, заплатить двадцатипятипроцентный налог на долгосрочную прибыль и положить в карман сто пятьдесят, по-прежнему владея ценными бумагами почти на сумму первоначальных вложений.

— А что, если кто-то проверит?

— Номер твоего счета… обожди, где-то тут… ноль три девять семь один один ноль, все в законном порядке. Кто-то открыл его одиннадцать месяцев назад, а потом аннулировал. Небольшая, консервативная, уважаемая контора. Могу тебе сказать, они не стали бы этого делать ни для одного другого человека в мире. Мне пришлось дать немало торжественных клятв, половину которых я уже забыл. Если кто-нибудь спросит клерка по сделкам с маржинальными счетами[23], он ответит, что все законно. Если кто-то попробует копнуть дальше, выйдет либо на Эммета Стиса, либо на Уитсета Гейлора, которые подтвердят.

— А как я с ними расплачивался?

— Всегда чеками банка «Нова Скотия» в Нассау.

Прекрасно. Даже Гэри Санто никоим образом не удастся получить информацию в банке «Нова Скотия». Это система, которую называют Цюрих-Уэст.

Я пролистал бланки. Мне удавалось покупать вовремя. Я преуспевал.

— Что с тобой стряслось? — спросил Мейер.

— У меня все отлично. Просто замечательно.

— То-то ты бодрый, как панихида. Где Пусс?

— Улетучилась навсегда.

— Ах, вот что!

— Что?

— А то, что, по-моему, ты не выставил бы ее. Значит, это ее собственное решение. А она не из тех, кто говорит «навсегда», а потом вдруг возьмет и вернется. Раз она улетучилась, то улетучилась. Тогда я на твоем месте выглядел бы ничуть не лучше, если не хуже. Будь я на твоем месте и кто-нибудь вроде нее улетучился бы навсегда, я чертовски затосковал бы и призадумался, может, она всегда была бы под рукой, если бы я все устроил немножко иначе.

— Ну, хватит об этом. Он вышел из кабинки.

— Когда тебе понадобится цивилизованное общество, я обитаю вон там, на судне «Джон Мейнард Кейнс». Тысяча четыреста сорок в год по особой годовой расценке, минус дисконт при оплате за год вперед. Спросить Мейера.

— Ладно, ладно. Бумаги идеальные. Ты там дьявольски поработал. Ты умный, ловкий, верный, старательный, обладаешь даром убеждения. Независимо ни от какой Пусс, дело движется. Появлялся Ла Франс. Я прокручу тебе пленку. Это интересно. Он обронил название компании: «Кэлитрон». Говорит тебе что-нибудь?

— Знаю только название. Зарегистрирована на Нью-йоркской фондовой бирже. Наращивает эмиссию, доходя до тридцатикратных доходов. Положение неустойчивое. Я проверю. Крути пленку, и я уйду, оставлю тебя сидеть, ломать руки и слегка постанывать.

— Рад, что могу рассчитывать на твое сочувствие, Мейер.

— Какое сочувствие тебе нужно? Это ведь было мелкое мероприятие, правда? Кочующий по морям пострел завел интрижку. Пострел на крючок не попался, она сделала ему ручкой, что проиграно? Не отвечай! Ты считаешь себя проигравшим. Включай запись, пока я не разрыдался.

Я включил. Растянулся на желтом диване. Закрыл глаза. Если б я их достаточно быстро открыл, быстро повернул голову, то увидел бы Пусс, сидящую на полу скрестив ноги, хмуро слушающую Престона Ла Франса.

Запись кончилась, и я выключил магнитофон. Мейер вздохнул.

— По-моему, — заключил он, — у него найдутся сорок тысяч долларов. Даже зная, что слушаю белиберду, я способен тебе слегка верить. Лучше получить сорок тысяч, чем палкой в глаз.

— Ты кое-что упустил. Выяснил, в какую компанию Гэри Санто должен вкладывать деньги?

Первые пять фраз полностью сбили меня с толку. Я его остановил, велел начать сначала и объяснять, как младенцу. Он вздохнул, призадумался.

— Попробую. Компания выпускает на рынок столько-то акций. Некто, купив десять тысяч акций «Дженерал моторе», может поднять их на одну восьмую пункта — на двенадцать с половиной центов за акцию, — просто благодаря влиянию спроса на акции, активно обращающиеся на рынке. Но если он отдаст приказ на десять тысяч акций «Коротыш инкорпорейтед», такой спрос может взвинтить их выше крыши. Они могут вырасти на четыре-пять долларов за акцию. Следишь за мыслью?

— Пока да.

— Каждая газета каждый день сообщает тебе, опуская в конце два нуля, сколько каждых котирующихся на рынке акций было куплено и сколько продано. Люди следят за этим зорче сов. Они делятся на два сорта. Один хочет получить доход от прироста капитала в результате роста рыночной стоимости активов — покупает акции по двадцать долларов за штуку, держит их полгода и один день, продает по сорок, платит Дяде Сэму двадцать пять процентов налога на прибыль, то есть пять долларов, и кладет в карман пятнадцать сверх потраченных. Другой сорт — спекулянты — сидят в брокерских конторах и следят за бегущей строкой. Покупают пакет по двадцать за акцию, через неделю продают по двадцать пять, до которых они упали с двадцати шести, опять покупают по двадцать семь, продают по тридцать, опять покупают по двадцать восемь, продают по тридцать пять и так далее. Они платят прямой подоходный налог с чистой прибыли. Гэри Санто принадлежит к первому типу, ему нужен доход от прироста капитала, ибо все его доходы уже облагаются налогом по максимальной ставке.

— Я еще понимаю, профессор.

— Великолепно! Теперь, когда маленькую компанию ожидает нечто приятное, число проданных и купленных акций с каждым днем растет. Обращение активизируется. Стоимость повышается. Поэтому акции привлекают внимание. Поэтому все больше людей хотят вступить в игру и сорвать куш. Спрос растет еще больше и взвинчивает цену еще выше. В любом виде торговли, Тревис, никто не сможет купить, если кто-нибудь не захочет продать. Чем больше народу хочет зацепиться, тем меньше акций в свободном обращении, тем выше они поднимаются, потому что цена должна дойти до той точки, когда кто-нибудь скажет: ладно, хватит мне этих акций, дай-ка я их продам. Отдам брокеру приказ о продаже на два доллара за акцию выше нынешней котировки. Это и есть большой снежный ком, который начинает катиться с горы. Ясно?

— Еще одно. Что помешает Санто тоже сделать большие деньги?

— Ничего, если он вовремя выйдет из игры. Но посмотри на бумаги, которыми я тебя снабдил. Все отлично ценилось во время покупки. Цены акций росли, потому что компания делала деньги, причем вроде бы сделала больше денег, чем раньше, судя по следующему отчету о доходах. Так вот, у найденных мною акций Санто увидит столь же блестящее будущее, как у тех, на которых ты сколотил капитал. Все они до сих пор высоко держатся. Так с чего ему дергаться? Ну, скажу тебе, он задергался бы, если б знал, что за жуткие, вшивые акции я отыскал.

— Чьи они?

— Одного дерьма собачьего под названием «Флетчер индастрис». Я, наверно, прочитал двести балансовых отчетов и отчетов о результатах деятельности. Начал с двухсот, просеивал и просеивал, охотясь за тем, что снаружи выглядит прекрасно, а внутри одна гниль. Эти акции могут выиграть конкурс на звание наихудших. Выпуск малый. Демонстрируется ежегодный рост продаж и прибыли. Симпатичная валовая прибыль, симпатичный чистый капитал, громкие заявления в годовых финансовых отчетах насчет блестящего будущего и так далее.

— Так что ж в них плохого?

— Этого я даже не возьмусь объяснить. Слушай, у каждого аналитика есть приблизительно восемь абсолютно этичных и законных вариантов расчета прибыли на акцию. Соответственно, с каждым вариантом прибыль становится выше или ниже. Найдутся старые консервативные компании, которые используют эти восемь вариантов, чтобы показать наименьшую прибыль на акцию. Большинство компаний используют один способ так, другой этак, так что в целом они друг друга уравновешивают. А эта маленькая шарашка «Флетчер» хватается за каждый шанс, чтобы прибыль казалась больше. Я пересчитал их цифры. В данный момент акции продаются по пятнадцать за штуку. В сообщении о доходах за последние двенадцать месяцев сказано, мол, на каждой акции они сделали девяносто шесть центов, это сильно побольше, чем семьдесят семь центов в прошлом году. Воспользуйся самым консервативным методом, и знаешь что будет? В прошлом году — гнусные одиннадцать центов, а в этом на четыре меньше. Весь бумажный капитал разлетается в пух и прах. Чистая прибыль — нонсенс. Даже движение денежной наличности сократилось.

— Бумажный капитал? Движение денежной наличности?

— Забудь. Тебе это знать не обязательно. Тебе надо знать лишь одно — каким бы осторожным ни был Санто, опубликованные сведения показывают рост объема продаж, рост стоимости акций, масса опрометчивых прыгает в вагон и толкает его еще дальше. По их мнению, большой рост доходов продолжится. Возможно слияние, возможен выпуск нового продукта. Как с теми акциями, которые ты предположительно покупал. Но у этих нету солидной основы. Взлетят, как копеечные шутихи, а когда начнут падать, могут докатиться и до настоящей цены в два доллара за весь пакет.

— Стало быть, мы уговорим его на покупку, Мейер, акции будут лезть вверх и вверх, он заработает на бумажках кучу прибыли, а когда они пойдут вниз, продаст и останется при доходах.

— Когда все начнут продавать, стараясь остаться хоть с какой-то прибылью, кто их купит? Покупателей не найдется, торги приостановят, начнут расследование крупной спекуляции, и торги вновь откроются только в тюремной камере. Санто потеряет почти весь, если не весь куш.

— А как Джанин получит деньги, о которых ты говорил?

— Мы введем ее в игру с сорока тысячами от Ла Франса, прикупив три тысячи акций. Пока дело движется, я воспользуюсь растущей рыночной стоимостью и куплю для нее еще. Буду следить орлиным взором, а потом осторожненько начну от них избавляться, уложив ее в симпатичную прочную колыбельку, которую случайно нашел, подыскивая эту мразь «Флетчера». Там она будет иметь стопроцентную прибыль в год вместе с хорошими дивидендами.

— Сколько ты можешь ей обеспечить, если все пойдет как надо?

— Если? Я не ослышался, ты сказал «если»? Твое дело — заставить Санто вцепиться в этот кусок зубами, а я сделаю остальное. К концу года… ну, скажем, первоначальная ставка плюс четверть миллиона.

— Да ладно тебе, Мейер!

— О, это лишь до уплаты налогов по краткосрочной прибыли с «Флетчера». Видишь ли, именно это привяжет к нему Санто. Он понадеется получить прибыль за полгода. Скажем, налогов она заплатит от пятидесяти до шестидесяти тысяч.

— Мейер, ты меня убиваешь.

— Постарайся, чтобы никто другой тебя не убил, иначе тут будет сплошная тоска.

Впервые с того момента, как я понял, что Пусс никогда не вернется, меня охватила слабая нерешительная дрожь волнения и предвкушения.

Мейер нахмурился и сказал:

— Ты собирался послезавтра встречаться с Ла Франсом? У нас хватит времени на необходимую подготовку?

— Я просто заставлю его попотеть, Мейер. В четверг вечером позвоню и скажу, что нам придется изменить планы. Не звони нам. Мы сами тебе позвоним. И я получу вполне надежное свидетельство, приготовил ли он сорок тысяч.

— Знаешь, теперь ты больше похож на самого себя, Тревис.

— Сочувствие всегда помогает.

— Это долг дружбы. Что ты сделаешь первым делом?

— Разыщу ту маленькую нефтепроводную трубу.

После долгого совещания с Мейером в среду утром насчет стратегии, тактики и документов, которые ему надо иметь при себе, я отправился в Майами. Офисы «Санто энтерпрайзис» располагались в невыразительном шестиэтажном конторском здании на 26-й Норт-Ист-Террас за полквартала к востоку от Бискейна. Приемная находилась на шестом этаже. Широкий коридор со стеклянной дверью в конце, за ней обшитое панелями помещение с толстым синим ковром, на возвышении изящный светлый конторский стол, за которым с любезным, восторженно-вопросительным видом сидела стройная принцесса с обесцвеченными добела волосами, сияющими в эффектно направленном на нее с потолка свете плафона, принцесса, которая осведомилась на первоклассном, красивом и четком английском, чем она может помочь.

Услышав, что я хочу встретиться с мистером Санто, она изобразила легкое удивление:

— Весьма с'жалею, сэр, но его нет в гоуде. В'зможно, кто-то еще п'может уешить ваш вопуос?

— Сомневаюсь.

— Вы могли бы изуожить суть деуа мне, сэр?

— Пожалуй, нет.

— В таком с'учае, собственно, ничего нельзя сдеуать, сэр. Мистеу Санто встуечается исключительно по пуедвауительной договоуенности и опуеделенно не одобуит, если его сек'етарь назначит вст'ечу… фактически, вслепую. Вам понятна пуобле-ма, не пуавда ли?

— Почему бы тогда мне не поговорить с его секретарем?

— Но видите ли, сэр, я доужна знать суть вашего деуа, чтобы уешить, с каким именно сек'етаем вам следует говоить.

— Есть какой-нибудь суперличный, частный, доверенный?

— О да, конечно. Но, сэр, с ней можно увидеться только по пуедвауительной договоуенности. А чтобы назначить встуечу, я должна…

— Знать суть моего дела.

— Совеушенно веуно.

— Мисс, у нас обоих проблемы.

— Собственно, я не сказауа бы «у обоих», сэр.

— Если вы мне немножечко не поможете, то при встрече — а я обязательно встречусь с Санто, — он наверняка удивится, почему мое появление так задержалось, и я непременно ему расскажу, что просто не мог прорваться мимо английской девчушки с белыми в свете ламп волосами.

— Но, сэр! У меня…

— Приказ.

— Вот именно!

— Разве я похож на мошенника? Разве я похож на коммивояжера? Разве я похож на назойливого просителя? Милая девушка, должен же быть у вас хоть какой-то инстинкт и умение разбираться в людях?

— Сэр, если это пуодлится немного дольше, можно будет употуебить слово «назойливый». Господи! Вы, навеуное, летчик? Насчет дела… с валютой?

— Я не летчик. Впрочем, дело, возможно, отчасти связано с валютой. Я как раз кое-что вспомнил. Кто-то где-то сказал, будто для ознакомления Санто с каким-нибудь предложением надо пройти через Мэри Смит. Это персона или кодовое название?

— Мэри Смит — пеусона, сэр.

— Суперличный, частный, доверенный секретарь?

— М'жет быть, лучше пуосто сказать личный сек'етарь.

— Только, пожалуйста, не говорите, будто с ней можно встретиться только по предварительной договоренности.

Она секунду изучала меня, склонив головку, со слегка насмешливым выражением, забавляясь в душе — может быть, очень сильно. Оценить меня было не легче, чем кусок говядины с неразборчивым штампом Службы сельскохозяйственного маркетинга США.

— Не назовете ли свое имя, сэр?

— Макги, Т. Макги.

— Это в высшей степени необычно. Шанс весьма невелик.

— Сообщите ей, что я показываю карточные фокусы, что меня полностью так и не приручили, что моя физиономия покрыта глубокими шрамами от полученных в прежние годы рубленых ударов.

— В любом с'учае, вы забавный, — заключила она.

— Вполне! — подтвердил я.

— Пуисядьте, п'жалуйста. Я выясню, что она скажет, мистеу Макги.

Я осторожно сел в кресло, которое смахивало на синюю кухонную раковину со скошенным передним краем, водруженную на белый пьедестал; впрочем, оно оказалось удобнее, чем можно было предположить. Всегда чувствую себя в помещениях без окон как в ловушке. Тебя заманили, парень, и сейчас выскочат сразу из всех дверей. Я развернул новенький экземпляр «Форчун», и на меня глянул седоватый тип с прозорливым и дружелюбным прищуром, рекламирующий добросердечную, расположенную по соседству электрическую компанию. По-моему, я его видел у кого-то по телевизору, когда он, захлебываясь в экстазе, убеждал страдающую аденоидами домохозяйку в достоинствах пива.

Англичаночка лопотала что-то в непомерно большой микрофон личного телефона, через какое-то время положила трубку и с явным облегчением и легким удивлением объявила:

— Че'ез несколько минут она выйдет, сэр.

Распашная, цвета слоновой кости дверь приемной слева от секретарши открылась, малютка мисс Мэри Смит вошла и зашагала ко мне, не удостоив секретаршу взглядом. Я отложил «Форчун», встал. Она остановилась, не дойдя четырех шагов, и взглянула мне прямо в лицо снизу вверх. Эта в любом случае не из тех, кто помогает в офисе. Это та самая девушка, которую я видел с Ташем Бэнноном в верхнем баре международного аэропорта. С густыми прямыми темно-каштановыми волосами, ниспадающими блестящим потоком. В прошлый раз, глядя через весь зал, я не правильно оценил выражение ее лица. Это была не досада, не раздражение, это было полное, почти безжизненное равнодушие, абсолютно негативная реакция, своего рода вызов: «Докажи, что с тобой можно иметь дело, приятель». Глаза не правдоподобные, благодаря дорогим изумрудным контактным линзам, тем более не правдоподобные, что сильный макияж увеличивал их размеры. А они и без того были большими. Кожа напоминала новенький безупречно гладкий пластик фирмы «Дюпон». Маленький ротик вовсе не был сердито надутым. Подобное выражение попросту неизбежно при таких пухлых губках, верхней и нижней. Их искусно покрывала розоватая изморозь. Белая блузка, синяя юбка — униформа сиделок в больницах и в офисах.

Она смотрела на меня снизу вверх, застыв, как восковой манекен в универмаге, вопросительно приподняв одну бровь на два миллиметра.

— У ваших бровей, — изрек я, — точно тот же оттенок, что и у волосатых гусениц. Детские воспоминания. Мы искали их осенью и смотрели, куда они ползут, на север или на юг. Считалось, будто это предсказывает, какая нас ожидает зима.

— Это подтверждает мнение Элизабет о вас как о довольно забавном субъекте. Здесь деловой офис.

— А я просто случайно ворвался с улицы, чтобы побеспокоить таких занятых деловых людей.

Она сделала шаг назад, полуотвернувшись:

— В таком случае, это все.

— Я хочу встретиться с Санто. Что мне надо сказать? Волшебное слово?

— Попробуйте произнести «до свидания».

— Господи, до чего глупая и надутая спесью сучка!

— Это тоже не поможет, мистер Макги. Единственное, что помогло бы, — изложение вашего дела. Если бы мистер Санто не нанимал на работу людей, способных распознавать клоунов, все его время уходило бы на клоунов… на чудаков и неудачливых проходимцев. Хотите получить от него деньги на летающую тарелку? — Она приложила к подбородочку пальчик и наклонила головку. — Нет, судя по виду, вы проводите много времени на воде и под солнцем. Морячок? Тогда дело наверняка связано с чепухой насчет карты острова сокровищ. Или с испанскими галеонами, мистер Макги? Принесли несколько подлинных старинных золотых монет, только что отчеканенных в Новом Свете? Доложу вам, у нас ежемесячно появляются в среднем человек десять таких, как вы. Так что либо говорите мне, либо никогда и никому больше. Ясно?

— Хорошо. Я скажу. Ровно столько, чтобы вы открыли мне дверь для встречи с Санто.

— Может быть, будем его называть мистер Санто?

— Но я не намерен стоять здесь и вести разговор, как последний гость на вечеринке с коктейлями. Хочу сесть за стол, а вы можете сесть с другой стороны и выслушать все, что я вам пожелаю сказать.

— Или все, что я пожелаю услышать. — Обернувшись к секретарше, она предупредила:

— Я буду в конференц-зале «Д», Элизабет.

— Благодарю вас, мисс Смит, — смиренно ответила англичаночка.

Я толкнул стеклянную дверь перед маленькой мисс Мэри Смит и последовал за ней вниз по коридору. Она шагала деловой походкой, по всей видимости, сознательно стараясь не допускать никакого покачивания и свободных движений крепкого задика, что удавалось ей только отчасти.

Конференц-зал «Д» представлял собой загородку десять на двенадцать. Однако противоположная двери стена была сплошь стеклянная, с видом на расположенную через Бискейнский залив невероятную архитектурно-кондитерскую мешанину Майами-Бич. Солнце поблескивало и сверкало в потоках машин между Джулиа-Таттл-Козвей чуть к северу и жилыми кварталами рядом с Венириэн-Козвей чуть к югу. Зал был серый, с шестью серыми креслами вокруг красного стола переговоров. У одной стены стоял неглубокий застекленный серый стеллаж, где на красном фоне была выставлена весьма разношерстная коллекция белых пластмассовых шестеренок, зубцов, стержней и втулок разных размеров, похожих на произведения Луизы Невельсон[24].

Я вполне логично предполагал, что Элизабет, как обычно, включила в конференц-зале «Д» систему прослушивания, пока мы шагали по коридору. Выглянув в стеклянную дверь, секретарша могла проверить, в какую комнату мы вошли.

Я вызубрил с Мейером соответствующую терминологию. Мэри Смит села напротив, преисполнившись скептицизма.

— Я биржевой делец, Мэри Смит, но отнюдь не жучок. Моя специальность — максимализация сферы доходов от прироста капитала. Получаю достаточно из некоторых других источников, так что федеральная служба не классифицирует меня как профессионала и не причисляет все это к прямому доходу. Это выше вашего разумения?

— Ни в коей мере! Фактически, вы почти израсходовали свое время, мистер Макги.

— Я не собираюсь сбывать Санто горящие акции. Не хочу привлекать его к каким-либо операциям синдиката. Мне не требуется никаких действий с его стороны, даже осведомленности о деталях, пока он не войдет в дело. Речь идет не о пяти и не о десяти центах. Это ценные бумаги, зарегистрированные на бирже. Ну, я обычно участвую в чем-то вроде неформального синдиката. Каждый сам за себя, но мы одновременно делаем одинаковые шаги. Дела у нас идут так успешно, что какое-то количество уплывает на сторону. Я сейчас откопал одни бумаги, и было бы чертовски здорово не потерять преимущество из-за чрезмерных утечек. Может, мне удалось бы занять позицию по этим акциям, а потом устроить демонстрацию интереса со стороны какого-нибудь агрессивного фонда. Но они работают в открытую и покупают слишком большие блоки.

Я вопросительно посмотрел на нее.

— Я слушаю, — сказала она. — Ваше время еще не истекло.

— Так вот, я там и сям слышал, будто Санто влезает в неплохие на первый взгляд дела. И по-моему, ему хватит ума не влезать слишком далеко, потому что, если действовать чересчур круто и чересчур быстро, все в один миг взлетит вверх по лестнице, и я лишусь шанса использовать покупательную способность маржинального счета для поддержания двойного роста. Ему придется действовать через несколько счетов и приготовиться продавать небольшие пакеты, гася инерцию, если акции начнут расти слишком быстро.

— Вы что-то сказали насчет пяти и десяти центов.

— Все зависит от того, далеко ли Санто пожелает зайти. Если решится, для соответствующего нажима понадобится миллион. Я сказал бы, он может затратить от одного миллиона максимум до четырех. Выше четырех нарушится равновесие, а в долгосрочной перспективе дело привлечет слишком много внимания. Если честно, я буду стоять на подхвате, подгонять, тормозить, используя его покупательское давление для подъема, в надежде, что ему удастся держать подъем под контролем. Я мог бы собрать синдикатные деньги, поскольку дела там у нас хороши, но уж больно опасны утечки. Будь у меня миллион, я бы сюда не пришел. Скажем, он может рассчитывать на триста процентов долгосрочной прибыли, если не угробит все дело. Подобные вещи случаются раз в три-пять лет, когда совмещаются все факторы, как детали в хороших часах.

— Мистер Санто не имеет обыкновения что-либо портить.

— Я думаю так же. Когда гонка кончится, мне не придется валять дурака с синдикатом и с Санто. Я смогу создать собственный рынок.

— Допущенных на биржу акций?

— Одной компании в районе потенциального динамичного роста.

Я впервые увидел намек на улыбку на пухлых губах маленькой девочки.

— Разумеется, абсолютно бессмысленно спрашивать ее название. Но можно ли попросить у вас… банковские документы?

— Дурацкий вопрос. Если ему захочется покопаться и проверить меня — на здоровье. Может, найдет червячка в яблочке. Интерес для него представляют лишь прошлые данные. — Я вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт, вынул бланки брокерской конторы и швырнул ей. — Взгляните, если сумеете прочитать и разобраться, а потом можете пересказать Санто на словах.

Сперва она пролистала один за другим ежемесячные выписки о маржинальных сделках. Просмотрев около половины, она вдруг окинула меня зеленым взглядом, как бы совершая переоценку. На последнем, декабрьском, бланке я проставил карандашом напротив стоимости каждой акции ее стоимость на вторичном рынке. Она сравнила цифры с данными в подтверждениях купли-продажи, — не все, лишь несколько на выбор:

— Можно мне взять это на несколько дней?

— Нет.

— Можно сделать ксерокс? Это займет всего несколько минут. Я заколебался:

— При одном условии, причем очень важном. Их увидели вы и увидит Санто, никто больше.

— Это ему решать.

— Тогда передайте великому человеку мою покорную просьбу, милочка.

— Обязательно нужен подобный сарказм?

— А с чего мне смиренно благоговеть перед личностью Гэри Санто? Его имя случайно оказалось первым в списке из трех возможных. Кто бы ни был на его месте, он выставит ряд условий, давая и мне выставить ряд своих. Я не с просьбой пришел, дорогая моя.

— Это вы ясно дали понять. Я сейчас вернусь.

— Если вы когда-нибудь снисходите до ручной работы в этой лавочке, думаю, лучше сами сделайте ксерокс.

— Обязательно, дорогой мой. А вы сейчас набрали немало очков. Береженого Бог бережет. У нас это высоко ценят.

Не прошло и десяти минут, как она вернулась. Садиться уже не стала. Я сунул бланки в конверт, а конверт в карман:

— Вот они, мисс, распахнутые сундуки с золотыми монетами, рассыпанными на белом песчаном дне, рядом с рифом Проворного Толкача.

— Довольно неуклюжая шутка, вам не кажется? С меня хватит пустой болтовни. Не имею понятия, привлечет ли это мистера Санто. Я говорю об идее. Если да, он должен будет узнать, о каких акциях идет речь, и пожелает проверить.

— Надеюсь, без лишнего шума.

— Конечно.

— Когда я с ним встречусь?

— Как мне с вами связаться?

— Я буду в разъездах. Допустим, позвоню завтра днем. Она покачала головой:

— В пятницу. Скажем, в четыре. Назовете мое имя и добавочный номер, иначе вас не соединят. Шестьдесят шесть.

— А чем именно вы занимаетесь тут, Мэри Смит?

— Можно назвать меня буферной зоной.

— Я прошел через вас?

— Мы оба узнаем об этом в пятницу.