"В сладостном бреду" - читать интересную книгу автора (Джоансен Айрис)6— Мне нечем дышать. — Tea изо всех сил пыталась приподнять голову от груди Вэра. — Вы задушите меня. — Сидите тихо. — Тогда перестаньте обдирать мой нос о свои латы. Вэр крепко держал ее своей железной рукавицей, подавляя малейшее движение. — Еще немного. Шевелясь, она еще сильнее поцарапала себе лицо. Тогда она перестала бороться и затихла. Они отъехали несколько миль от рощи, когда Вэр позволил ей сесть удобнее. Она глубоко вдохнула свежий воздух и расправила смятое платье. — Удивительно, как вы не заставили меня ехать всю дорогу до Дандрагона в этой позе. Я не могла дышать. Он не отвечал. Она попыталась повернуться и посмотреть на него через плечо. — Сидите спокойно. Он говорил нетерпеливо, но в нем больше не чувствовалось напряжения. Опасность миновала. — Кто это? — Я не говорил, что там кто-то прятался. — Но он там был. — Если бы мои люди находились в опасности, я бы им об этом сказал. Мне не нужна еще одна Джеда. Она знала, что он говорил правду. Она сама видела, как он мучается от чувства вины после той резни. И все-таки опасность была. — Там на холмах кто-то следил за вами? — Вы видели его? Его… Значит, один. Как мог один человек вызвать в Вэре такую тревогу? — Нет. — Я тоже. Значит, он его услышал или почувствовал. Но он знал о его присутствии. Она принялась спорить, но поняла, что он уклоняется от разговора. Солнце еще не успело опуститься за горы, а они уже въезжали в ворота Дандрагона. Он придержал лошадь и ссадил Tea на землю. — Идите к себе и отдохните. Она покачала головой. — Деревья необходимо посадить прямо сейчас. Они становятся очень ломкими, когда их выкапываешь, и могут погибнуть. Он понимающе кивнул. — Они будут нас преследовать? — не унималась она. Он натянул поводья и взглянул на нее. — Я хочу знать, — сказала она запальчиво. — Вы поступаете несправедливо. Это и моя жизнь тоже. Они придут? Это будет похоже на то, что случилось в Джеде? — Нет. — Почему вы так уверены? Кто это был? Сначала она подумала, что ее вопрос останется без ответа. — Ваден. Он направил лошадь в сторону конюшни. Tea смотрела ему вслед, думая с сомнением, сможет ли она когда нибудь добиться от него большего, чем это одно-единственное слово. Но имя показалось ей смутно знакомым. Где она могла его слышать? На крепостной стене, в ночь перед резней. Одинокий костер на склоне третьей горы. Ваден… Еще не было посажено последнее дерево, но уже спустилась темнота. Tea беспокоилась, приживутся ли они? Лужайка открыта солнцу и всем ветрам, требовались немалое усердие и повседневный уход за ними, чтобы быть уверенными, что корни выдержат. У нее затекла поясница; поднимаясь с земли, она потерла ее. — Теперь все? — Абдул повел факелом, оглядывая ряд посаженных деревьев. Она кивнула. — Спасибо, Абдул. — Теперь, когда они примутся, вы ведь больше не будете заставлять нас лазать по деревьям и рвать листья? — спросил он с надеждой в голосе. Она постаралась сдержать улыбку. Ей не хотелось огорчать его и говорить, что их еще долгое время нельзя будет использовать. — У нас теперь достаточно листьев. Он вздохнул с облегчением. — Это обдирание — не очень достойное занятие для воина. Вэр говорил то же самое. — И все же вы не возражали, когда лорд Вэр приказал вам рвать листья? — Мой господин всегда знает, что делает. — Они вместе направились в замок, освещая себе путь факелом. — Но я рад, что все позади. — Мне жаль, что вы упали с дерева. Он неожиданно усмехнулся. — Мне тоже. Когда это случилось, мне было не до веселья, но зато это позабавило остальных. Смех — это хорошо. Мы так нуждаемся в нем. Она помолчала. — Вы потеряли кого-нибудь в Джеде? Улыбка сбежала с его лица. — Моя семья давно умерла, но в эту страшную ночь там погибли друзья. — Вы не вините за это лорда Вэра? Он удивленно взглянул на нее. — С какой стати? Такое случается на войне. Наша деревня голодала, а наши молодые люди не имели будущего, когда он пришел в Дандрагон. Он накормил бедняков и беспомощных, остальным дал возможность служить с честью. — И теперь вы продолжаете служить ему? Он кивнул, затем лицо его жалобно скривилось… — Но я надеялся, что мне придется только сражаться за него, а не лазать по деревьям. Она улыбнулась. — Пожалуй, он и сам об этом не думал… — Мать послала меня за вами, — сказала Таша, стоя в дверях и холодно глядя на Tea. — Она считает, что глупо оставаться на улице, когда ночные демоны могут наслать на вас лихорадку. Абдул улыбнулся девушке. — Но ведь здесь я, чтобы защитить ее от ночных демонов, Таша. — Он поклонился Tea. — Я должен идти на ужин. Спокойной ночи. — Спокойной ночи. Спасибо, Абдул. — Tea приветливо кивнула. — Больше никаких листьев. Я обещаю. Он поклонился и направился вниз по тропинке, огибающей замок. — Вы заставили его помогать вам копаться в грязи, — отрывисто сказала Таша. — Вам не следовало этого делать. Он очень уважаемый человек, предводитель. Tea улыбнулась. — Он только что сказал мне, что я оскорбила его достоинство. — Это не смешно. — Она повернулась и направилась во дворец. — Не делайте этого больше. Таша так ощетинилась, стремясь защитить друга, поняла Tea. — Я не хотела унизить вашего друга, Таша. — Шлюхи не могут позволить себе иметь друзей среди мужчин. — Бесконечная боль, что слышалась в ее голосе, смягчила резкость ее тона. Tea просто не знала, что сказать. Она не могла ответить Таше, что понимает ее. Она очень мало знала о проститутках, да и о мужчинах, которые употребляли их, а затем сами же осуждали и презирали их. — А мне показалось, что Абдул относится к вам, как друг. — Потому, что он очень добрый… и он жалеет меня. Я вижу это по его глазам. — Ее тон внезапно изменился, в нем зазвучал гнев с нотками отчаяния. — Мне не нужна его жалость. У меня такие таланты, что я заставлю любого мужчину рыдать от наслаждения. А вы можете сказать о себе то же? — Нет. — Конечно, нет. Моя мать сказала, что вы девственница. — Она помолчала. — Вы собираетесь заняться любовью с Абдулом? Tea от изумления лишилась дара речи. — Собираетесь? — настаивала Таша. Tea покачала головой. Явное облегчение промелькнуло на лице Таши, но тон ее остался по-прежнему вызывающим. — Что ж, он достоин лучшего, чем неопытная женщина, не владеющая искусством любви. Таше было больно, и поэтому она старалась сама причинить боль, неважно кому и как. Как должна чувствовать себя женщина, зная, что в глазах мужчины имеет ценность только ее тело? Tea бы не смогла такое вынести. Она мягко сказала: — Ты права, у меня нет твоего мастерства, и я не знаю этого искусства. — Она помолчала и добавила: — Но и ты не владеешь моим мастерством. — Твои вышивки ничего не стоят, когда мужчина сгорает от вожделения. — Но они приносят удовольствие и радость на сотни лет, а не только на несколько мгновений. И я могу сама зарабатывать себе на хлеб и не зависеть от мужчины. Таша недоверчиво усмехнулась. — Женщины всегда зависят от них. Им не позволят ничего иного. — Нет, если только мы обладаем мастерством, в котором они нуждаются. — Tea помолчала. — Мужчиной движет жажда золота и власти, поэтому он всегда обратит внимание на требования женщины и станет ее ценить, если она сможет обеспечить ему либо то, либо другое. Шелк может стать золотом. Прекрасная вышивка — символом власти. Таша задумалась. — У вас странные мысли. — Лорд Вэр сказал, что он заинтересован производить шелк для продажи. Он пожелал, чтобы Жасмин обучилась выращивать шелк и ухаживать за шелковичными червями и деревьями. — И добавила, словно невзначай: — Я научу и вас. — Меня? Ухаживать за червями? — Таша решительно покачала головой. — Я могу научить вас вышивать, но после того, как вы освоите основные приемы. Пройдут годы, прежде чем вы достигнете мастерства. — Я не сказала бы, что хочу учиться этому. — Таша помолчала. — Но матери, она уже не молода, это бы ей понравилось… — И добавила после минутного молчания: — Она заслуживает, чтобы ее ценили. — А вы нет? Таша сердито взглянула на нее. — Вы смущаете меня своими вопросами. Я не стану больше отвечать. — Она намерилась уходить. — Моя мать просила передать, что она забрала Гаруна к себе в комнату. — Ей не следовало этого делать. — Не спорьте с ней. Она нуждается в заботе о мальчике не меньше, чем он в ней. Через несколько недель он достаточно поправится, чтобы переселиться в солдатские казармы. — Она подошла к двери, ведущей на половину слуг. — Абдул уверяет, что это ему не повредит. Если его не сведут с ума копания в грязи, чтобы сажать ваши глупые деревья. Tea покачала головой, направляясь через холл в Большой зал. Зачем она предложила этой женщине свою помощь, хотя была уверена, что вызовет только ее возмущение? Tea все больше втягивалась в жизнь и заботы здешних обитателей, и она ничего не могла с этим поделать. Но она не видела большого вреда в том, что попыталась предложить этим женщинам то, чем владела сама. Они обе сильные и заслужили нечто лучшее, чем ту долю, которая им досталась. Она не успеет научить их ничему, кроме самых основ, прежде чем покинет замок, но, может быть, и этого будет достаточно. Она почти все постигла самостоятельно, а не из опыта других. Возможно, так же будет с Ташей и Жасмин. Вряд ли Таша позволит себя учить. Кажется, она настроена против всего света, кроме своей матери. И Абдула. Ну, что ж, Tea нечего беспокоиться о них сегодня. Она должна хоть немного поесть, смыть с себя грязь и лечь спать. — Будет ли Вэр так же крепко спать сегодня? Она отогнала от себя эту непрошеную мысль. Она и так слишком много времени сегодня думала о нем, беспокоясь, все ли с ним в порядке. Да, надо признать, что он как-то незаметно проник в ее жизнь. Нет, не то, «проник» — это не про него. Вэр мог лишь вломиться, подобно катящемуся с горы огромному камню, сметающему все на своем пути. Или вроде тех валунов на холмах — валунов, что скрыли опасность, о которой Вэр отказался говорить. Пусть скрывает свою тайну. Каждое откровение все теснее привязывает ее к нему, а она не хочет быть к нему ближе, чем это необходимо для выполнения обещания, данного Кадару. Вэр вызывает в ней слишком много эмоций, непонятных, тревожащих. Быть может, свое обещание она выполнит, если поможет Вэру заняться торговлей и производством шелка? Нет, подумала она с сожалением, Кадар просил ее коротать с ним время. И как, интересно, он это себе представлял? В ней росло раздражение. Ей что, помогать ему обучать войско или разделять его общество, когда он пьянствует до умопомрачения? На следующее утро она увидела Вэра в Большом зале. Он сидел за столом. Перед ним лежала раскрытая огромная книга для записей, в руке он держал перо. — Я пришла сыграть с вами партию в шахматы, — воинственным тоном заявила она. Вэр нахмурился. — Я не хочу. — Мне тоже не очень-то интересно; — сказала она сердито. — Я нахожу это занятие глупым — один пытается подставить ножку другому. Но Кадар уверил меня, что вам нравятся шахматы, поэтому я и пришла. — Это очень умная игра. — Он помолчал и добавил: — Но она для мужчин-воинов, не для женщин. Они не имеют склонности к стратегии. Кадару не стоило обучать вас. — Ах вот как? — В ее голосе прозвучала зловещая вкрадчивость. — Не стоит думать, что я не могу в нее играть только потому, что я назвала ее глупой. — У меня нет времени проверить это. — Он вновь уткнулся в записи. Уходите. Я должен подсчитать эти цифры, а от работы с числами у меня всегда портится настроение. — В Дандрагоне нет управляющего? — Большинство французов охотно пользуются моей временной защитой от сарацинов, — заметил он саркастически, — но они опасаются тамплиеров. Ну разве не странно? — А что деревенские? — Больше времени уйдет на их обучение. — Он окунул перо в чернильницу. — А я просто ненавижу… — Он оборвал себя и медленно поднял голову. — Вообще-то, обычно это делал Кадар для меня. — В самом деле? — осторожно отозвалась она. — Но его сейчас нет. Она уже знала, что за этим последует. — Я тоже ненавижу подсчеты. — Но Кадар сказал, что вы научились этому в доме Николаса. — Он помолчал. — Мне кажется, было бы вполне логично, если бы сейчас вы выполнили для него эту работу. — Для него? — Но ведь именно он просил вас об услуге? — Я сыграю с вами в шахматы, но не стану делать эти подсчеты. Он откинулся на спинку кресла. — Возможно, вы считаете для вас это сложным? Верно, женские мозги не приспособлены… — Я не так глупа и на эту удочку не попадусь. Я не собираюсь выполнять за вас вашу работу. Он вздохнул. — Но попытаться-то стоило. Тогда уходите и оставьте меня заниматься подсчетами. Она было пошла, но, сделав несколько шагов, остановилась. Как она может составить ему компанию, если не будет рядом с ним? — Давайте, я посмотрю, — сказала она с явной неохотой. Он немедленно положил перед ней книгу записей. Она взглянула на страницу, перевернула ее. — Боже милостивый! Какие каракули! Я даже не смогу прочитать их. — Я только что начал работать. У Кадара плохой почерк. Она просмотрела предыдущие страницы. — У Кадара также плохо и с подсчетами. — Она взглянула на него. — Держу пари, у вас почерк не лучше. Он невинно посмотрел на нее. — Но как вы сможете в этом убедиться, не занявшись подсчетами? — Он поднялся. — Ну, я пойду, мне надо поговорить с Абдулом. Словно мальчишка, который стремится удрать с занятий и поиграть с приятелем. И при этом — оставить ее наедине с этим цифровым кошмаром. — Думаю, вы никуда не пойдете. — Она обошла стол и села в его кресло, указывая ему на другое в нескольких шагах от себя. — Сядьте там. — У меня есть дела. — Вы будете сидеть здесь и разбирать для меня эту жуткую мазню, которую я не в состоянии прочесть. Я попытаюсь выправить расчеты, но вы составите мне компанию. — Она ласково улыбнулась: — Как я обещала Кадару. Он нахмурился. — Я должен сидеть здесь и ничего не делать? — Или самому производить расчеты. Он снова неохотно сел. — Мне не нравится болтаться без дела. — Каждый должен делать то, что должен. Подумайте о чем-нибудь. Я всегда так коротала время, когда была ребенком и мне приходилось с утра до ночи просиживать над пяльцами. — Она открыла первую страницу и сердито нахмурилась. Похоже, что это занятие продлится до приезда Кадара. — И о чем вы тогда думали? Она с недоумением посмотрела на него, не сразу вспомнив, о чем она только что говорила. — О многом. Временами я представляла себе рисунок, который однажды создам. Совсем маленькой я мечтала пойти на базар. Моя мама часто рассказывала о нем. Это звучало как волшебная сказка о месте, где всюду яркие глиняные блюда, чудесные ювелирные украшения, необыкновенные сладости. — А еще воры, шлюхи и вонь протухшей рыбы… — Ну и пусть. — Она взяла перо со стола. — Это, наверное, захватывающее зрелище. Я скоро и сама это все увижу. Наверное, сразу, как приеду в Дамаск. Хотя я буду очень занята первое время. — Вы бы скоро разочаровались. Там не на что смотреть. В его низком тоне прозвучала еле уловимая сердитая нотка, и она подняла на него глаза. Его лицо было непроницаемым. Возможно, она ошиблась. — Вы говорите так, потому что все не раз видели. — Я говорю потому, что это правда. И снова у нее осталось впечатление подавленного гнева. Она взглянула на расчеты. — Тогда давайте поговорим о чем-нибудь приятном для вас. О вашей родине? — Она попыталась вспомнить ее название. — Шотландия, кажется? Это красивая, богатая страна? — Нет, это суровая, дикая горная страна. Там дуют холодные ветры и часто бывают бури. Дикая земля и дикие люди. — И он с горечью добавил: — Ее жители — варвары вроде меня. Ожидал ли он, что она будет с ним спорить? — Тогда неудивительно, что вы покинули ее. — Я бы остался там навсегда, если бы мне предоставился выбор. — Почему? — Это поймет только другой такой же варвар. — Он смотрел на гобелен, висящий на стене за ее спиной, но она сомневалась, видел ли он его в этот момент. — Сколько себя помню, мы вели войну с Мак-Киллинами. Дуглас Мак-Киллин взял над нами верх и захватил наш замок. Моего отца ранили в бою, и мы бежали в горы. Я хотел вернуться и сражаться, но перед смертью отец взял с меня клятву покинуть Шотландию. — Странно, что вы ее дали. — Я понимал, почему это было для него важно. Я остался последним в роду. Если бы я погиб, то даже память о нашей семье навсегда исчезла бы с лица земли. — И тогда вы приехали сюда? Он покачал головой. — Мне пришлось бежать в Англию. У меня осталась только лошадь и оружие. Я стал свободным рыцарем. Ездил с турнира на турнир, выигрывая призы и зарабатывая известность. В это время Великий Магистр набирал рыцарей для своего Ордена. Я был очень молод, и меня ослепили его слова. Все знали, что только лучшие воины могли вступить в Орден. Быть рыцарем-тамплиером означало быть самым уважаемым и почитаемым среди всех рыцарей. — Но при этом вы становились монахом, лишая себя всех мирских удовольствий. Он улыбнулся. — Это с лихвой вознаграждалось. Я очень многое получил для себя за те три года, что пробыл членом Ордена. — Чем? Он пожал плечами. — Многим. Прекрасной едой — мы питались очень хорошо, что поддерживало тело в прекрасной форме. Чистым жилищем. Знаниями. Я пришел туда безграмотным парнем, став тамплиером, я получил возможность учиться. Ее взгляд задержался на его лице. — Но это не все. — Нет. — Он помолчал. — Братство. У меня никого не осталось, а там у меня появились братья. Она почти пожалела, что спросила его об этом. Ей вдруг представился другой, более ранимый Вэр. Жесткий, молодой, одинокий воин, так нуждающийся в семейных узах и принесший огромную жертву, чтобы получить эту семью. Теперь он еще более одинок, чем прежде. Она вдруг почувствовала, как в ней растет желание защитить его. — Братья не убивают братьев. Выражение его лица стало еще более замкнутым. — Могу поспорить. Вспомните Каина и Авеля. — Он помолчал. — Если вы собираетесь и дальше задавать свои вопросы, то мы просидим над этими цифрами до самой ночи. Было ясно, что он спрятался за своей грубоватой, резкой броней и больше не собирается откровенничать. Что ж. Она и так слишком глубоко проникла за эту оболочку, пытаясь разобраться в тайне, которую являл собой Вэр из Дандрагона. Но чем больше она узнавала, тем больше ей хотелось знать. — Если бы вы потрудились выучить сложение чисел, когда находились среди своих братьев-монахов, мы бы сейчас не мучились над этой проблемой. Я не слишком склонна вам верить, когда вы говорите, что получили знания в Ордене. — О нет, это правда. — Он горько улыбнулся. — Только знания в Храме выходили за пределы простых цифр и выведения каракуль. Она слышала о мистических тайнах и обрядах, творимых рыцарями-тамплиерами в своем Храме. — Цифры эти не простые, когда речь идет о золоте, стекающемся отовсюду. — Она нахмурилась. — Стоимость факелов и свечей слишком высока. Я не могу разобрать эту строчку. Что это за число на… — Простите меня, мой господин. Но там кое-что, на что вам необходимо взглянуть, — произнес появившийся в дверях Абдул. — Сейчас. — Вэр почти выпрыгнул из своего кресла и поспешил к двери. Он удрал, оставив ее разбираться с цифрами. Она оттолкнула книгу и встала. — Я тоже пойду. Мне просто необходимо прогуляться. — Она многозначительно взглянула на Вэра. — Этот день может быть очень длинным… для нас обоих. Он нахмурился. — Мне бы страшно не хотелось прерывать вас. Вы только что начали. — Мой господин, возможно… — Абдул остановился и выпалил: — Мне думается, леди Tea не следует видеть это. Она может расстроиться. — Что там такое? — спросила испуганно Tea. — Что случилось? — Тебе не надо было говорить ей, что ей незачем на это смотреть, — пробормотал Вэр, выходя из зала. Tea, пытаясь не отстать, почти побежала за мужчинами, когда они пересекали двор своими широкими шагами. — Что произошло, Абдул? — Только что мы увидели рыцаря, подъехавшего к замку. Он остановился почти на расстоянии летящей стрелы. Вэр замер. — Был ли у него крест на мантии? Абдул покачал головой. — Нет, но он правил огромной белой лошадью. — Боже! — Вэр бегом бросился к воротам. — Он все еще там? — Нет, но он кое-что оставил. Я послал Хассана и Имана притащить это в замок. — А если это ловушка? — Мы сначала удостоверились, что он скрылся. И кроме того, мой господин, с ним никого не было. — Я видел, как этот человек убил восьмерых бывалых солдат за время, которое надо затратить, чтобы опустить подъемный мост. Вэр ждал, пока Хассан и Иман пересекут ров. Tea обратила внимание, как напряженно и скованно он держится. По той же причине, что и вчера в роще? — Ваден? — спросила она. Он коротко кивнул, не отрывая взгляда от приближающихся всадников. Они что-то тащили за собой. Тело? Она выступила вперед, когда они въехали во двор. Это оказалось дерево. Молодое деревце шелковицы около семи футов в высоту. По крайней мере, она лишь догадывалась, что это шелковица. Все его ветки выломаны от самого ствола, корни грубо откромсаны. Беспощадное, планомерное уничтожение. Мороз пробежал у нее по коже, когда она подошла к Вэру и увидела такое варварство. — Он убил дерево, — прошептала она. — Почему он это сделал? И зачем принес его сюда? Вэр сделал знак Абдулу. — Избавьтесь от него. Я не желаю этого больше видеть. — И развернувшись, зашагал обратно в замок. Tea бросила последний взгляд на изуродованное дерево и побежала за Вэром. Она внезапно вспомнила, что лицо у Вэра стало совершенно белым, а выражение более мрачным, чем когда-либо прежде. — Почему он это сделал? Такая бессмыслица. — Вы не выйдете больше за эти ворота, — сказал он хрипло. — Даже на стены крепости, до того, как стемнеет, ни шагу. — Но как я могу покинуть замок? Вы не позволяете никому уйти без вашего согласия. — Откуда я знаю, что у вас на уме? Может, вы решите опять отправиться за этими проклятыми листьями. — Но я же говорила, что у меня достаточно… — Она остановилась, до нее внезапно дошел смысл происшедшего. — Вы думаете, это предупреждение? — Я знаю это. Она попыталась прояснить для себя все. — Но не против вас. — Ваден не сомневается, что я знаю, что он собирается убить меня. Не попытается, а собирается. Он говорил так, словно его смерть от руки Вадена стала неизбежностью. — Тогда кого… — Ее глаза широко раскрылись от внезапного озарения. — Меня? — Он видел, как вы остановили Абдула и других, когда те ломали ветки. Он знает, что я пойму его намек. Она недоверчиво покачала головой. — Он хочет меня убить? — Он считает, что должен. Ваден не убивает невинных. Она вполне бы поверила, что человек, который так холодно и методично расправился с деревом, способен на все. — Вы оправдываете его? — Я только объясняю. Ваден — справедливый человек. Он мог бы убить вас вчера, но он хотел сначала предупредить о своих намерениях. — Но почему? Я не сделала ему ничего плохого. — Нет. Вы не сделали. Это моя вина. Я оказался тупицей и позволил себе… Боже, сколько же еще! Неужели весь мир должен погибнуть, прежде чем я… — Он повернулся и решительно направился к конюшне. — Идите внутрь и оставайтесь там. Я собираюсь найти его. Страх сжал ее сердце. Она вспомнила его слова, когда он объяснял Абдулу, насколько опасен этот Ваден. — Вы поедете один? Он мрачно кивнул. — Я не хочу, чтобы мои люди платили за мою глупость. Сомневаюсь, позволит ли он мне увидеть себя. Он носится по этим горам, словно призрак. — Он находился на третьей горе… — Вы думаете, я дурак? Я пытался несколько раз выследить его за последние два года. Но он всегда уходил прочь, прежде чем мы добирались до его лагеря. Словно призрак, сказал Вэр… Призрак смерти… — Все это бессмысленно. — Он имел в виду именно это. — Вэр замер в дверях конюшни и посмотрел на нее. — Я оставлю распоряжение Абдулу, что, в случае, если я не вернусь, он должен будет спрятать вас в надежном месте. Тогда с ним не спорьте, просто поезжайте. Вы поняли? — Нет не поняла. Я вообще ничего не понимаю. — Возвращайтесь в замок. — Он зашел в конюшню. — У меня нет времени на объяснения. Она последовала было за ним, но остановилась. Его нельзя переубедить, поняла она с отчаянием. Он поедет и попытается убить этого человека, угрожавшего ей смертью. Это все какое-то сумасшествие. Он наверняка ошибается, но определенно собирается рисковать своей жизнью, пытаясь предотвратить гибель ее, Tea. Она медленно побрела к замку. Почему женщины не ведут свою борьбу сами, вместо того чтобы поручать мужчинам делать это вместо себя. Но это не ее битва. Она ничего не могла поделать с Вэром из Дандрагона. По воле судьбы ворвалась она в его жизнь, столкнувшись лицом к лицу со смертельной опасностью, о которой она даже не подозревала. Это несправедливо. Но она тоже к нему несправедлива. Он спас ее, послал за Селин. Если бы он не беспокоился о пополнении ее запасов листьев шелковицы, ему не пришлось бы сейчас уезжать из замка, рискуя своей жизнью, и искать этого сумасшедшего, который собирался убить ее. Вэр такая же жертва злого рока, как и она. Уже совсем стемнело, а Вэр все не возвращался. Она взобралась на башню, где жили соколы, и стояла там, вглядываясь во тьму. На склоне третьей горы не светился огонек костра. Значило ли это, что Ваден скрывался от преследователя? Холод сковал ее душу. Вэр мог погибнуть в эту ночь. Может быть, он уже был мертв. Она закрыла глаза, борясь с приступом дурноты. Это не должно было бы значить для нее так много. Он был почти совсем чужой для нее человек и никогда не искал ее дружбы. Правда и то, что он каждый раз отталкивал ее. Он грубый, надменный, самонадеянный воин, которого интересовали только сражения да золото, которое он получал за участие в них. И все же он чем-то тронул ее душу. Ей захотелось стать для него более близким человеком, защитить, помочь. Видит Бог, она не должна была позволить этому случиться. Селин и ее новая жизнь — вот единственное, что для нее важно сейчас. Она сказала Кадару, что она — эгоистка и ей необходимо всеми силами защищать свои интересы. Но теперь нет смысла сожалеть о том, чего нельзя изменить, подумала она устало. Он каким-то образом проник сквозь ее защиту, и ей остается перестать бороться с этим и принять. Ей придется найти для него место в своей душе. Если уже не слишком поздно. Была почти полночь, когда Tea услышала оклик часовых на мосту. Она бросилась вниз по лестнице и подождала, пока Вэр проедет через ворота. — Что вы здесь делаете? — Он спешился и перекинул поводья подбежавшему мальчику-груму. — Сегодня холодная ночь. Вы что, не нашли ничего лучшего, как шататься по двору в полночь? Она была так рада видеть его невредимым, что даже не рассердилась на его грубость. Она сказала легкомысленно: — Я собиралась было заняться этими жуткими подсчетами, но без вас не будет и Дандрагона, а у меня недоставало уверенности, что вы вернетесь. Терпеть не могу терять время зря. Он стянул с головы шлем и устало провел рукой по волосам. — Я не смог найти его. — Ну что ж, он ведь тоже вас не нашел. — Она повернулась к лестнице. — Снимайте доспехи и приходите в зал. Я прикажу подать мясо и хлеб. Он нахмурился. — А что, если я не хочу есть? — Тем не менее, вы поедите. — Она бросила на него быстрый взгляд через плечо. — Я знаю, вам доставляет удовольствие возражать мне и вы попытаетесь все сделать наоборот, но вам же будет хуже, если вы откажетесь есть, когда вы наверняка очень голодны. Вы ведь целый день не ели. — Я не возражаю. Я только не люблю, когда мной командуют… Она не дождалась конца фразы, пересекла холл и поспешила вниз в кухню. Когда он вошел в зал, она стояла на коленях у камина и разводила огонь. Она заметила его чисто вымытое лицо и влажные волосы, видимо, он успел освежиться после того, как снял доспехи. Она кивнула. — Садитесь и ешьте. Мясо остыло, но голод — самая лучшая приправа. — Она помешала поленья и поднялась на ноги. — А вы ведь голодны, правда? — Да. — Он сел и взял кусок мяса. — И я не возражаю, — хмуро добавил он. — Конечно, возражаете. — Она села к столу и налила ему вина в бокал. — Потому что вы упрямый, грубый и очень сердитый. Он подозрительно посмотрел на нее. — Что-то вы очень веселы. — Я рада, что вы вернулись. Я кое-что обнаружила в ваше отсутствие. — Она сделала печальное лицо. — Я поняла, что вы мне очень симпатичны. Не донеся куска мяса до рта, он с изумлением уставился на нее. — Прошу прощения? — Знаю, звучит очень странно, ведь вы очень неприятный человек. Меня саму удивляет. Я решила, что у меня, должно быть, те же слабости в характере, что и у Кадара. Или, может быть, плохой вкус. Так или иначе, но симпатия поможет мне легче выдерживать ваше общество. У меня не много опыта, но я слышала, что друзья могут сделать общение друг с другом очень приятным. Он замер. — Я не ваш друг. — Нет, вы мой друг. Или будете им. — У меня нет желания быть вашим другом. — У вас нет выбора. Вы спасли мне жизнь, и вы отдаете мне Селин. Так поступают только друзья. — Так поступают те, кто действует в силу необходимости. Он все усложнял. Но он и сам сложный. За эти часы в башне она решила для себя, что не даст себя разубедить. — Вы добрее, чем хотите казаться. — Она откинулась на спинку кресла. — Заканчивайте есть. Я помолчу. Все эти разговоры о доброте и дружбе должны расстраивать такого грубого человека, как вы. А я не хочу, чтобы у вас было несварение желудка. Он покончил с мясом и потянулся за яблоком. — Я вовсе не груб. — Его зубы вонзились в сочный плод. — Вы называете себя моим другом, а затем тут же оскорбляете меня. — Я говорю правду. Я решила, что должна принять вашу грубость и попытаюсь найти в вас качества, достойные восхищения. — Она улыбнулась ему. — Вам не удастся сбить меня или отговорить. Я буду вашим другом, Вэр из Дандрагона. — Вы не будете… — Он откинул голову на спинку кресла и устало закрыл глаза. — А впрочем, делайте, что хотите. Я полагаю, теперь это уже не имеет значения. Слишком поздно. Tea с удивлением уставилась на него. Она не ожидала такой быстрой капитуляции. Пожалуй, его покладистость скорее всего не продлится долго, и она решила воспользоваться ею. — Если это не имеет значения, скажите, почему этот Ваден хочет убить меня? Его веки приподнялись, и она поразилась, увидев в его глазах бездну одиночества и отчаяния. — Вы смеялись вместе со мной. Вы дотронулись до меня. — Что? — Ваден теперь знает, что вы больше, чем женщина для моей постели. Он боится, что я мог рассказать вам. — Он горько рассмеялся. — Забавно, он вынуждает меня делать именно то, что они должны всячески предотвратить. Tea не находила это забавным. Она никогда не видела ни в чьих глазах столько отчаяния. — Так вы хотите стать моим другом? — Он поднес бокал к губам. — Я не могу позволить себе эту роскошь. Все мои друзья мертвы. Теперь вы измените свое решение. Его признание вызвало у нее шок, но она быстро пришла в себя. — Кадар ваш друг. А он жив. — Пока. Если он не оставит меня, они уничтожат его. — Но почему? — Я сказал вам. У них нет выбора. Ваден ждет удобный момент вот уже два года. Он знает, что Кадар — на моей стороне. — Но это еще не повод для расправы. Разве он не мог сделать этого раньше? — Он может позволить себе подождать, пока Кадар со мной. Он не похож на убийц Филиппа. Ваден прежде покончит со мной, а потом с остальными. — Филипп? — Мой друг, Филипп Гиродосский. Его родственника Жофрея тамплиеры убили, но Филипп все равно помог мне, когда я бежал из Ордена. Два месяца мы скитались в поисках безопасного места, где могли бы укрыться. Однажды ночью он настоял на том, что пойдет искать еду. Они схватили его. Когда я его нашел, он уже умирал. — Голос Вэра стал хриплым. — Они пытали его, чтобы заставить сказать, где я скрываюсь. Он так страдал от боли, что едва мог говорить. Он смог только прошептать: «Я им ничего не сказал. Они не смогли меня заставить… Боже, почему, Взр? Почему они это делают с нами?» — Вэр долил вина в бокал. — Он погиб, став для меня слишком близким. И поэтому никому не будет позволено приблизиться к нему, поняла она. Она вспомнила кое-что из его отрывистых слов, сказанных в ночь резни в Джеде. — Никого из деревни вы не приблизили к себе, и, тем не менее, они тоже все мертвы. — Уверен, Великого Магистра сокрушило, что я постоянно ускользаю из его рук, и он отдал приказ устроить эту бойню, чтобы продемонстрировать мне свою силу. — Он горько усмехнулся. — Магистр знал, что эти жители ему не опасны. Я стал очень осторожен после смерти Филиппа. Они умерли только потому, что я еще жив. — Откуда столько ненависти? — прошептала она. — Зачем? Какое-то время он молчал. — Все дело в тайнах… Жофрей, любопытствуя, настоял, чтобы мы с ним вместе спустились в пещеры под Храмом. Мы увидели там то, что не предназначалось для наших глаз. — Что? Он покачал головой. — Я сказал вам достаточно. Вы узнали так много только потому, что имеете право знать, почему вам угрожали. Если я не расскажу ничего больше, это может вас уберечь от смерти. — Но это не спасло вашего друга Филиппа. — Нет, и вы бы не миновали рук Великого Магистра. Но Ваден — другое дело. Если вы сможете убедить его, что вам ничего не известно… — Он устало пожал плечами. — Не знаю. Может, он и позволит вам уйти после того, как я… «Умру»… Он не произнес этого, но смысл его слов не мог быть яснее. Та же неизбежность смерти ясно звучала и в его прежних высказываниях. — Прекратите, — сказала она резко. — Вы говорите так, словно уже мертвы. — Было бы глупо не осознавать этого. Меня пытаются убить самые лучшие воины в христианском мире, — запальчиво произнес он. — Но им не удастся так легко со мной разделаться. Человек должен оставить после себя какой-нибудь след на земле, и я вырежу этот след как можно глубже. Она содрогнулась. — Мечом? Это шрам. — Пусть будет так. — Он улыбнулся с безрассудным отчаянием. — Это единственная память, которую мне позволено о себе оставить. Лучше шрам, чем ничего. — Он встретил ее взгляд и насмешливо спросил: — Ну, как вы настроены теперь? Все еще хотите быть моим другом? Желаете присоединиться к Филиппу и тем бедолагам из Джеды? Он думал, она скажет — нет. Да помогут ей небеса, она бы хотела сказать нет и бежать без оглядки из этого Дандрагона и от этого человека, считавшего себя обреченным. Жизнь и свобода только что поманили ее. — Я не хочу умирать. — Еще бы. — Подождите. Выслушайте меня. Мне не нравится все это, но вы заслужили мою дружбу на деле, и у меня нет выбора. — Она сердито взглянула на него. — Но я не собираюсь сдаваться, как вы. Мне еще очень многое надо сделать в жизни. Я не позволю убить себя и Селин. Поэтому вам лучше найти способ, как спасти нас всех. Вы меня слышите? Он моргнул, а затем медленная улыбка осветила его лицо. — О да, я слышу вас. — И вы можете прекратить вести себя как неотесанный мужлан с дурным характером. Мне и так, по-видимому, придется многое перенести, чтобы еще терпеть… — Грубость, — закончил он за нее. Она кивнула. — Именно. И я ожидаю увидеть вас завтра утром в этом зале, чтобы вы разделили мое общество, пока я буду заниматься этими расчетами. — Она поднялась. — А теперь я собираюсь идти спать в свою постель. И советую вам сделать то же. — Пойти к вам в вашу постель? — Нет, и не говорите мне слов, которые смущают меня. Я могу отвести вам место в моей жизни, но это будут отношения дружбы и уважения, и ничего больше. Вы хорошо знаете сами, что я имею в виду. — Да, я понимаю, что вы имеете в виду. — Оглянувшись от двери, она увидела, что на его губах играет странная улыбка. Он добавил: — Я посижу здесь еще какое-то время и подумаю над вашим предложением о дружбе. — Здесь не о чем раздумывать. Мне кажется, я высказалась совершенно ясно. Выходя из зала, она услышала, как он пробормотал: — Ну нет, Tea, здесь есть о чем поразмыслить. |
|
|