"Путеводная звезда" - читать интересную книгу автора (Джоансен Айрис)

Глава 4

Вертолет немного покружился над ними и приземлился на зеленую поляну.

— Пошли скорее. — Ронни взяла Гейба за руку, и они побежали к вертолету. — Надо торопиться. Эти огни может кто-нибудь увидеть.

— Я не могу оставить тебя одну посреди пустыни.

— Чем раньше ты улетишь, тем раньше я отправлюсь в дорогу.

Дверь кабины раскрылась, и на землю спрыгнул худощавый мужчина в кожаной куртке.

— Брэдлоув, это вы? — крикнула Ронни, когда они подбежали поближе.

— Точно.

Ронни достала из сумки фотоаппарат и повернулась к Гейбу.

— Иди вперед, я хочу сфотографировать вашу встречу.

Гейб бросился вперед и схватил мужчину за руку. Глаза Брэдлоува радостно блестели в свете прожекторов. Наклонившись к Гейбу, он что-то говорил ему. Ронни не могла их слышать из-за гула мотора, но это могли быть только слова приветствия, добрые слова.

— Убери свой фотоаппарат, — крикнул Гейб. — Лучше познакомься с моими друзьями.

Ронни видела, как он растроган встречей. Она подошла к ним.

— Дэн Брэдлоув, Ронни Далтон, — представил он их друг другу. — Ронни сказала, что вы уже знакомы заочно. Вы ведь разговаривали по телефону.

Ее рука утонула в широкой ладони Дэна.

— Бог ты мой, я и не думал, что вам удастся все это провернуть. Вы просто какое-то чудо!

Дэн оказался приятным молодым мужчиной около тридцати лет, с копной вьющихся темно-русых волос и карими глазами, которые восторженно взирали на Ронни, словно она была Матерью Терезой и Мишель Пфайффер в одном лице. Ронни почувствовала себя неловко.

— Привет, — коротко сказала она. — Вам следует поторопиться. — Она повернулась к Гейбу и протянула руку. — Тебе пора. До свидания.

Он взял ее руку. Она почувствовала, как тепло разлилось по ее телу, как и тогда, когда он впервые дотронулся до нее. Гейб смотрел на нее почти спокойно, но Ронни понимала, что это видимое спокойствие. Ему явно не нравилось все происходящее. Ей тоже. Но у нее не было выбора.

— Ты не мог бы оказать мне одну услугу? — Она открыла сумку и достала отснятую пленку. — Сохранить это для меня. Я пришлю за ней, как только буду в безопасности.

— Ты не хочешь, чтобы ее отняли, когда тебя схватят? — язвительно спросил Гейб.

— Меня не схватят. Это обычная мера предосторожности. Ты сохранишь ее?

Он взял пленку и убрал ее в карман.

— Поехали со мной!

Робко улыбнувшись, Ронни покачала головой.

— Это невозможно. Ты же обещал не давить на меня.

— Я и не буду. — Он махнул рукой в сторону пилота, — Это Дэвид Кэролл.

Обернувшись, Ронни увидела загорелого человека, чья широкая улыбка белела в свете приборной доски. Наклонившись, он протянул ей руку.

— Рад познакомиться.

— Я тоже.

Резкая боль взорвалась у нее в голове. Ронни потеряла сознание.


— Гейб, ты что, с ума сошел? — в ужасе кричал Дэн.

— Возьми ее фотоаппарат, — бросил ему Гейб, подхватывая обмякшее тело Ронни на руки. — Она меня кастрирует, если с ним что-нибудь случится.

— Думаю, она в любом случае это сделает. Удар в челюсть — не самый лучший способ отблагодарить человека за то, что он спас тебе жизнь.

— У меня не было выбора. Иначе она, рискуя своей жизнью, пыталась бы в одиночестве добраться до границы.

Он забрался в кабину, усадил Ронни на заднее сиденье и пристегнул ремень.

— С ней все будет в порядке? — спросил пилот. — Она упала как подкошенная.

— Ты ее довольно сильно ударил, — укоризненно сказал Дэн.

— Заткнись и залезай в кабину, — огрызнулся Гейб.

Дэн запрыгнул в кабину и захлопнул дверь. Когда вертолет поднялся в воздух, он повернулся к Гейбу:

— Я полагаю, у тебя были причины для этого. Почему она не хотела ехать с нами?

— Не знаю точно. Она говорила, что якобы не хочет светиться, не хочет оказаться в центре внимания.

Он аккуратно повернул ее голову, так, чтобы ей было удобно. Синяк уже начал выступать на ее нежно-розовой коже. Гейб чувствовал себя одним из тех извергов, которые издеваются над женщинами. Ему повезет, если, очнувшись, она не убьет его на месте.

— Кто нас будет встречать в Марасефе?

— Там, конечно, будут наши журналисты. Ну и, — Дэн скорчил недовольную физиономию, — нам пришлось сообщить ЦРУ, что тебя освободили, чтобы они смогли вывести своих людей из опасной зоны. Это значит, что информация просочится и в другие информационные службы.

— Другими словами, там будет целая толпа журналистов.

— Да, но наши будут впереди, — быстро ответил Дэн. — А как только официальные власти увезут тебя во Франкфурт для медицинского осмотра…

— Никакого Франкфурта.

— Ты же знаешь, что все пленные отправляются в больницу для обследования.

— Но это вовсе не значит, что я тоже туда поеду.

Он повернулся к Ронни. Она выглядела такой же хрупкой, как фарфоровые куклы, которых когда-то коллекционировала его тетя.

Он наклонился вперед, к Дэвиду.

— Поворачивай на юг. Мы не летим в аэропорт.


Ее несли по длинному коридору, стены которого были отделаны слоновой костью с позолотой. Мимо проплывали удивительные картины в резных рамах с орнаментом.

— Музей? — прошептала Ронни. — Как я оказалась в музее?

— Это не музей. Это дворец, — ответил Гейб.

Он внес ее в комнату, такую же роскошную, как и коридор.

— Спасибо за помощь, Дэн. А теперь уноси ноги, пока не поздно.

— С удовольствием, — ответил тот. — Увидимся позже.

Ронни положили на что-то шелковое и мягкое. Затем Гейб куда-то исчез. Через несколько секунд она почувствовала на щеке холод и открыла глаза.

— Не дергайся, — тихо сказал Гейб. — Дай мне приложить лед, чтобы опухоль поскорее спала.

И вдруг Ронни поняла, что с ней произошло.

— Это ты ударил меня?! — Она задыхалась от ярости.

— Я не мог поступить иначе. У меня не было выбора.

От сильного удара в живот у него перехватило дыхание.

Преодолевая боль, Гейб разогнулся.

— Спасибо, что не взвела курок.

— А надо было бы, — жестко сказала Ронни. — Ты это заслужил.

— Подожди! — перебил ее Гейб. — Я согласен, что заслужил наказание. Делай, что хочешь. Хочешь — ударь меня еще раз. Я не буду сопротивляться.

Ронни медленно разжала кулаки.

— Ты не должен был этого делать. У тебя не было права.

— А у тебя не было права ставить меня в безвыходное положение. Ты думаешь, мне нравится бить женщин?

— Откуда мне знать? — Она осторожно дотронулась до щеки. — Между прочим, ты довольно сильно меня ударил.

— Я не думал, что ты так долго будешь без сознания. Рассчитывал, что ты очнешься в вертолете.

— Тебе не следовало этого делать, — снова повторила она.

Ронни обвела взглядом огромную комнату, в которой они находились. Убранство по стилю представляло собой нечто среднее между азиатским стилем и элегантным стилем французской провинции. Роскошный турецкий диван, белый мраморный пол, покрытый кремово-голубым ковром, французские окна…

— Это гостиница? — спросила она.

— Нет, это дворец.

Ронни не помнила, чтобы Гейб когда-нибудь упоминал что-либо о дворце.

— Что за дворец?

— Королевский дворец Седихана. Ты так упорно не хотела появляться перед журналистами, что Дэвид по моей просьбе высадил нас на территории дворца, а не в аэропорту. Я связался с шейхом Бен Рашидом и получил его разрешение. Он также обещал охранять наш покой и не пускать сюда никого, пока мы окончательно не придем в себя.

У нее появилась надежда предотвратить катастрофу.

— Значит, никто пока не знает, что я здесь?

— Пока нет. — Он помолчал. — Но я не буду врать тебе. Нам придется сообщить властям, что я нахожусь здесь. Кроме того, Дэн сообщил твое имя ЦРУ как инициатора операции.

— А они могли сообщить его прессе! — Она глубоко вздохнула, пытаясь сосредоточиться. — Но все еще можно исправить, если уйти прямо сейчас. — Она огляделась. — Где моя сумка?

— Она осталась в вертолете, — ответил Гейб. — Я считаю, что тебе нет смысла уходить. Возможно, кто-то и услышит о тебе, но никто не сможет добраться до тебя, пока ты здесь.

«Действительно, нет смысла, уходить. Слишком поздно», — подумала Ронни.

— Ты должен был оставить меня в Саид-Абабе, — попыталась она возразить еще раз.

— Поздно. Что сделано, то сделано. Ты уже здесь. Прекрати ныть.

— Ты прав. Нет смысла плакать над разбитым стаканом. Надо просто убрать осколки.

— Предоставь это, пожалуйста, мне, — сказал Гейб. — Но прежде объясни, что именно необходимо предпринять и чего ты так боишься?

— Это тебя не касается.

— Не могу с тобой согласиться. Я привез тебя сюда, а значит, несу ответственность за все, что будет происходить дальше. Думаю, что прежде всего тебе необходимо выспаться. Да и мне не помешает отдохнуть.

Ронни взглянула на королевскую кровать, стоявшую в другом конце комнаты под прозрачным балдахином. Ей вдруг вспомнилась та кровать, на которой они спали с Гейбом в ту ночь, у Фатимы.

Будто угадав ее мысли, Гейб сказал:

— Ты не можешь не согласиться, что я создал для тебя гораздо более шикарные условия, чем ты для меня недавно.

Ронни бросило в жар. Он что, думает, что сегодня они опять будут спать вместе? Она бросила на него отчаянный взгляд.

— Я ухожу. Мне нужно выспаться, — спокойно произнес Гейб.

Ронни испытала облегчение и разочарование одновременно.

— Я и не думала, что ты останешься, — безразлично ответила она.

— Нет, думала. И я думал. — Он отвернулся и пошел к двери. — Я разбужу тебя завтра около десяти. Мы позавтракаем вместе и поговорим.

— Я встаю в шесть.

— Тогда наслаждайся роскошью и бездельем, пока я не приду. А сейчас, извини, мне надо пойти засвидетельствовать свое почтение Его Величеству и попросить его о нескольких одолжениях. Завтра я собираюсь задать тебе ряд вопросов и надеюсь получить на них вразумительные ответы.

— Посмотрим, — уклончиво ответила Ронни.

— Я повторяю — мне нужны вразумительные ответы.

— Слушай, а что ты сделаешь, если я скажу, чтобы ты шел куда-нибудь подальше со своими проклятыми вопросами? Снова ударишь меня? — Она вздернула подбородок.

— Нет, я найду другой способ узнать их.

У нее было нехорошее предчувствие, что Гейб не остановится, пока не узнает все до конца. Ну и что с того? В конце концов, она и раньше сталкивалась с упрямыми мужчинами и всегда оказывалась победительницей. Но ей совсем не хотелось сражаться с Гейбом Фолкнером. Она уважала его, восхищалась им.

Ронни медленно подошла к окну. Она увидела уютный дворик, в центре которого возвышался мозаичный фонтан со специальной подсветкой. От этого вида веяло покоем и теплом. На душе стало легко. Впервые после нескольких недель, проведенных в Саид-Абабе. Ей следовало бы найти свою сумку и покинуть дворец, но она уже знала, что не сможет этого сделать. Не случится ничего страшного, если она проведет здесь всего одну ночь. Она устала, ей нужно принять ванну и выспаться.

Однако Ронни понимала, что все это — только предлоги. Правда была в том, что она не могла расстаться с Гейбом Фолкнером. Он довольно долго был частью ее жизни. И теперь Ронни хотела, чтобы они расстались спокойно, без ссоры.


— Ну, наконец-то! — С этими словами Ронни обратилась к Гейбу, когда тот вошел к ней на следующее утро. — Я ненавижу, когда люди не пунктуальны. Да что с тобой? Ты выглядишь ужасно.

— Ничего. Просто я не выспался. Вчера долго не мог заснуть. Наверное, это последствие долгого нервного напряжения. Вот уж никогда не думал, что это может со мной случиться. Вообще-то я не отношусь к особо чувствительным.

«Но ты достаточно чувствителен в своих отношениях с другими людьми», — подумала Ронни. Она испытала прилив симпатии к этому удивительному человеку. И чувство вины. Гейб всегда выглядел таким сильным и мужественным, что она почти что забыла, что ему пришлось пережить.

— Ты так и будешь стоять? — спросила она. — Садись и поешь чего-нибудь. Она уселась рядом со столиком, который слуги недавно вкатили в комнату, и, положив на тарелку яичницу с беконом, протянула ее Гейбу. — Когда я была в заключении в Кувейте, то мне безумно хотелось бекона. Я просто умирала от желания. Иногда мне казалось, что я чувствую его запах. А у тебя не было никакого безумного желания?

— Было. Но я должен признаться, что это была не еда. Что же касается еды, то меня вполне устраивает биг-мак. Я привык к такой пище, когда стал корреспондентом и много ездил. Почти в каждой стране, где я побывал, был «Макдоналдс». Это как кусочек дома, что-то типично американское.

Гейб взглянул на нее.

— Синяк все еще виден.

— Ничего, у меня бывали и похуже, — с улыбкой сказала она. — И сама я тоже ставила синяки посильнее.

— Ты мне это продемонстрировала вчера. — Он дотронулся рукой до живота. — Хочешь посмотреть на свое произведение?

— Я думаю, не стоит. — Дрожащей рукой она налила кофе сначала Гейбу, затем себе. — Я прекрасно знаю свою силу.


Постепенно разговор коснулся опасной темы. Гейб так возбужденно рассуждал о сексе, что Ронни не выдержала.

— Я думаю, тебе стоит поскорее увидеться с Морой Ренор. Ты уже позвонил ей? Я уверена, она не заставит себя долго ждать и с удовольствием кинется к тебе в кровать.

— Чтобы «снять стресс»? Я уже говорил тебе, что не использую для этого женщин. — Он откинулся на спинку стула. — К тому же я не хочу Мору.

От этих слов Ронни почувствовала радость и удовлетворение.

— Почему?

— Может быть, я предпочитаю мою подопечную.

Она в замешательстве посмотрела на него.

— Что? Меня?

— Да, — ответил Гейб. — Именно тебя, и никого другого.

Он хотел ее. Может быть, это желание было спровоцировано той недавней близостью, но оно не исчезло с тех пор. Он хотел заняться с ней любовью. Она почувствовала уже знакомую истому, охватившую ее тело, как в ту ночь у Фатимы.

— Почему ты молчишь? — мягко поинтересовался Гейб.

Она поднесла чашку ко рту.

— Ты, наверное, самое похотливое животное на свете. Тебе нужна Годзилла, а не я. К тому же я не твоя подопечная.

— Но, к сожалению, ты и не Годзилла, — засмеялся Гейб.

Она пожала плечами, стараясь выглядеть как можно равнодушнее.

— У меня нет никакого желания залезать к тебе в постель и утолять твой накопившийся за год сексуальный голод. — Она сделала глоток. — Я, собственно, ждала тебя, чтобы попрощаться. После завтрака я уезжаю.

Улыбка исчезла с его лица.

— Это был незабываемый опыт, — продолжала Ронни. — Я надеюсь, у тебя все будет хорошо. Кстати, мне нужен мой фотоаппарат и та пленка, которую я тебе вчера дала.

— Ты готова уйти, захлопнув за собой дверь, толком не попрощавшись, но ты не забыла спросить про пленку, — язвительно сказал Гейб.

— Это все, что у меня есть, — просто ответила Ронни.

— И что я должен, по-твоему, на это ответить?

— Ничего. Просто верни мне фотоаппарат.

Гейб отрицательно покачал головой.

— Как бы не так. У меня в руках оказался довольно ценный «заложник». Я, пожалуй, отдам его тебе в обмен на…

— На что? — осторожно поинтересовалась Ронни.

— На информацию. Я отдам тебе фотоаппарат, если ты мне расскажешь, чего ты так боишься.

— Ничего не выйдет. Я лучше куплю себе новый фотоаппарат.

— Да, но не такой, как этот. Он ведь с тобой уже давно и практически стал частью тебя.

Гейб был прав. Она копила деньги почти год, чтобы купить этот фотоаппарат, и она очень любила его.

— Ну, скажи мне, — упрашивал ее Гейб, — что мне нужно сделать, чтобы ты поверила, что я не предам тебя? Ради бога, ты что, не видишь, что я хочу помочь тебе?

— Ты не можешь помочь мне. Ты и так все испортил тем, что привез меня сюда.

— Тогда я хочу исправить свою ошибку. Пойми, Ронни, я не собираюсь причинить тебе вред.

Она никому не раскрывала свою тайну, даже Джеду. Было так тяжело хранить молчание, так хотелось с кем-нибудь поделиться.

— Ронни?

— У меня нет паспорта, — внезапно сказала она.

— И это все? — Его лицо просветлело. — Ты его оставила в Саид-Абабе? Никаких проблем. Мы тебе сделаем дубликат.

— Ты не понял. Я не потеряла паспорт. Он у меня поддельный.

Гейб замер.

— Поддельный?

— Да. Я купила его на черном рынке. И если кто-нибудь начнет копать, то выяснится, что он фальшивый. Как я вернусь в Штаты? Я журналист, черт возьми, мне нужно быть там, где что-то происходит…

— Подожди минуту, — прервал ее Гейб. — Давай по порядку. Почему тебе вообще понадобилось покупать паспорт? Почему ты не могла получить его?

— Да потому, что я не являюсь гражданкой США, — раздраженно ответила она. — Когда выяснилось, что мой отец не указал в иммиграционной анкете о преступлении, его депортировали и лишили гражданства. Это было еще до моего рождения.

— Понимаю, — сказал Гейб. — И тебе пришлось расплачиваться за его грехи.

— Не совсем. — Ронни мрачно улыбнулась. — Меня арестовали правительственные агенты в Эль-Сальвадоре за то, что я работала на Эвана в качестве шпионки. Ему, правда, удалось вызволить меня, но я все равно осталась преступницей.

— И сколько тебе было лет, когда ты совершила это ужасное преступление?

— Одиннадцать. Эван начал использовать меня, когда мне было восемь. Никому ведь не придет в голову подозревать ребенка. — Она посмотрела на него с убитым видом. — Ты зря иронизируешь. Это и было ужасное преступление. Эван говорил, что он всего лишь удовлетворяет вечный спрос на информацию. Если даже он и не будет этим заниматься, то всегда найдутся люди, готовые продавать и покупать.

— Ты делала то, что тебе говорил твой отец. Ты же была ребенком!

— Когда мне было пятнадцать, я сказала отцу, что не буду больше заниматься этим, но было уже поздно. Для иммиграционной службы возраст не имеет никакого значения. У меня были проблемы с законом, а значит, мое появление в стране не приветствуется. То же касается и моего отца. Серые личности не имеют права голоса.

— Никакая ты не серая личность, черт возьми! Насколько я понял, ты боишься, что пресса докопается до твоего неблагополучного прошлого.

— Конечно, и ты это прекрасно знаешь. Через две недели они уже будут знать обо мне все, вплоть до того, сколько у меня родинок. Твое освобождение — самая шумная история года. Сейчас все только и будут говорить об этом. Моя история может всплыть на этой волне.

— Мои сотрудники не пользуются методами желтой прессы.

— Ты говоришь так только потому, что чувствуешь себя виноватым за то, что привез меня сюда. До правды может докопаться любой журналист, и это вовсе не будет желтой прессой.

— Ну, хорошо, предположим, я признаю, что поставил тебя в неловкое положение. Что ты предлагаешь?

— Лягу на дно и не вернусь в Штаты. А Джед направит меня в новую командировку.

— В Югославию, например?

— Может быть.

— Ну уж нет, — яростно воскликнул Гейб. — Надо придумать какой-нибудь другой выход.

— Какой? Ты думаешь, я не пробовала? — Она перевела дыхание. — Мне нравилось думать, что я американка. Я чувствовала себя американкой.

— Но если ты не американка, то какой ты национальности?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Отец думал, что мать — шведка, но он не был уверен. — Ронни горько улыбнулась. — Ты не сможешь понять. Это совсем другой образ жизни. Ты путешествуешь из одной страны в другую, нигде не остаешься подолгу, нигде не чувствуешь себя дома. Ты то, что написано в паспорте, и, когда паспорт устаревает, устареваешь и ты. Тогда ты покупаешь себе новый, и вот ты уже другой человек.

— Боже! Отличная жизнь для ребенка.

— К этому привыкаешь.

— Ну да, конечно.

— Да, привыкаешь. Ты живешь сегодняшним днем, радуешься всему хорошему, что встречается у тебя на пути, и не обращаешь внимания на все остальное.

— Готов поспорить, что было много таких вещей, на которые нельзя не обращать внимания.

— Ради бога, перестань делать из меня мученицу. Я никогда не голодала, у меня всегда был ночлег. Знаешь, я ведь могла родиться и в Сомали.

— Зато у тебя была бы родина. Твой замечательный отец лишил тебя этого.

— Он вовсе не был замечательным. Его и отцом-то можно с трудом назвать, но он не был и монстром. По крайней мере, с ним было весело.

— Помолчи секунду и дай мне подумать, — перебил ее Гейб. — Должен же быть какой-то выход. — Он щелкнул пальцами. — Точно! Мы поженимся.

Ронни была в шоке. Она уставилась на него, как на сумасшедшего.

— Это самая идиотская идея, которую я когда-либо слышала. Что это, по-твоему? Кино со счастливым концом? Иммиграционная служба имеет богатый опыт фиктивных браков ради получения гражданства. — Ее голос вдруг задрожал: — Я больше всего в жизни хочу получить американское гражданство. Если бы это было так просто, я бы заплатила какому-нибудь американцу, чтобы он женился на мне.

Гейб задумчиво смотрел на картину, висящую на противоположной стене комнаты.

— Значит, нам надо будет сделать так, чтобы все поверили, что наш брак не фиктивный. Если мы убедим в этом общественность, мне будет легче чего-либо добиться через официальные каналы.

— Ничего не получится, — покачала головой Ронни.

— Получится. Сейчас я — герой дня, а ты — женщина, спасшая меня.

— И если я выйду за тебя замуж, то все решат, что я — искательница приключений, воспользовавшаяся состоянием человека, который долго был в заключении и не мог трезво оценить ситуацию.

Гейб улыбнулся:

— По-моему, я довольно трезво оцениваю ситуацию.

Ронни вдруг захотелось довериться ему, почувствовать себя защищенной.

— Решайся, — подбодрил он ее. — Давай раз и навсегда покончим с этой историей. Мы ничем не рискуем?

— Но почему? — прошептала она. — Почему ты так настаиваешь? Я уже сказала тебе, что ты мне ничего не должен. Все долги уже выплачены.

Гейб нежно дотронулся до ее щеки.

— Долги тут ни при чем. Я вообще не из-за благодарности хочу помочь тебе.

— Тогда из-за чего же?

Его глаза засверкали.

— Из-за корысти. Это даст мне шанс затащить тебя к себе в постель. Мы же уже выяснили, насколько я изголодался по женщинам. К тому же я верю, что зло должно быть наказано. И еще я лелею мысль наставить преступника на путь истинный.

— Прекрати. Это не повод для шуток.

Улыбка тут же исчезла с его лица.

— Я серьезен, как никогда. Ты вытащила меня из ада, ты вернула мне свободу. — Он протянул ей руку. — Разреши мне помочь тебе, Ронни.

Несмотря на его уверенность и твердое желание действовать, Ронни считала, что его усилия будут бесполезны. Им никогда не удастся убедить всех в подлинности их брака. Никто лучше ее не знал, каким циничным может быть мир. Ей не хотелось рисковать. До сих пор жизнь была довольно сносной, а те безумные детские мечты не стоили того, чтобы ради них губить всю жизнь. И все-таки… Все-таки она не могла прислушаться к словам Гейба.

«Да, это риск, — думала она. — Но я всегда ходила по краю пропасти, с тех пор как родилась. А эта игра, которую затеял Гейб, по крайней мере, может принести то, о чем я всегда мечтала. Даже если я проиграю, у меня будет возможность провести несколько недель рядом с этим человеком, о котором я не переставала думать последние десять лет».

Она медленно подошла к нему и взяла за руку.


Через пятнадцать минут в своей комнате Гейб давал указания Дэну:

— Организуй завтра пресс-конференцию в час дня.

— Только для нас? — спросил Дэн, направляясь к телефону.

— Нет, для всех радиостанций и редакций газет. В общем, для всех.

По другой линии Гейб набрал номер сенатора Кораса в Вашингтоне и, пока его соединяли, снова обратился к Дэну:

— Мне нужна информация об Эване и Ронни Далтон. Все плохое, все хорошее и все, что посередине. Мне это нужно иметь к пресс-конференции.

Дэн присвистнул:

— Это будет нелегко. Я могу рассчитывать на помощь Ронни?

— Нет, тебе придется заняться этим самому. Она не скажет ничего, что могло бы очернить ее отца. У нее до сих пор сохранились какие-то чувства к этому ублюдку.

— Не очень ли ты суров? — Дэн снова взялся за трубку. — Между прочим, это естественно — испытывать теплые чувства к собственным родителям.

— Да, если они этого заслуживают. Если они не используют тебя…

Он остановился, пытаясь совладать с гневом, переполняющим его. Мысль об Эване Далтоне и о той жизни, которую из-за него вела Ронни, приводила его в ярость. Что с ним, черт возьми, происходит? Обычно он не судил людей столь пристрастно, но этот Далтон использовал ребенка. И не просто ребенка, а Ронни — такую открытую, честную и ранимую девочку.

Гейб вдруг вспомнил их разговор у костра. Ее серьезное и немного печальное лицо, когда говорила о том, что хочет посмотреть памятник Декларации независимости. Сам он не мог представить себе жизнь без некой стабильности, без корней. Удивительно, как ей удалось выжить в таких условиях и стать такой необычной и мужественной женщиной, с которой он познакомился два дня назад. Только два дня? Казалось, что прошла уже целая вечность. За это время он успел испытать самые разнообразные чувства: желание, уважение, раздражение, жалость…

Гейб услышал приветственные слова сенатора на другом конце провода.

— Да, Гарри, привет. Я в порядке. Просто звоню поблагодарить тебя за помощь. Я понял со слов Дэна, что с самого начала переговоров о моем освобождении ты не оставлял президента в покое. Да, это твоя заслуга. Извини, но у мня к тебе еще одна просьба.


— Мне это не нравится. — Ронни нервно сжимала кулаки в карманах кожаного пиджака, идя рядом с Гейбом по коридору. — Почему мне нужно быть там?

— Потому что ты — героиня дня, — спокойно объяснил Гейб. — Почему ты так нервничаешь? Ты же была на тысяче таких пресс-конференций.

— Да, но обычно я сама задавала вопросы и фотографировала.

— На вопросы буду отвечать я. А ты будешь просто позировать.

— Может быть, ты отправишь меня в салон Элизабет Арден, чтобы меня там приодели.

— Я не думаю, что в Седихане есть салон Элизабет Арден. К тому же ты и так прекрасно выглядишь. — Он бросил оценивающий взгляд на ее синие джинсы, рубашку и потертую кожаную куртку. — Милое ангельское лицо. Манера поведения, правда, немного грубоватая, но это неважно. Это делает тебя еще более интересной и непредсказуемой.

— Спасибо, — сухо ответила она и облизала пересохшие губы. — Это ужасная идея. Ничего не выйдет, я уверена.

— Если не выйдет, мы придумаем что-нибудь другое. — Он остановился перед дверью в конференц-зал. — Послушай, Ронни, я знаю, тебе придется нелегко, но я буду рядом с тобой все время. Обещаю, что никто и ничто не принесет тебе больше страданий, — добавил он медленно.

Она посмотрела на него. Его взгляд был источником силы и уверенности. Ронни почувствовала, насколько крепкими стали узы, связывающие ее с ним.

— Если даже ничего не получится, я не буду винить тебя.

— Но я буду винить себя, — тихо возразил Гейб. — Я буду так сильно винить себя, что не переживу этого. — Он дотронулся пальцем до ее губ. — Так что я не могу этого допустить, правда?

Ее губы были мягкими и чувственными. Если бы Ронни заговорила, то ее слова обернулись бы ласковым поцелуем. Но она не могла позволить себе такой интимный жест.

Гейб вдруг лукаво улыбнулся:

— Обещай мне одну вещь, ладно?

В этот момент Ронни готова была сделать для него что угодно.

— Какую? — прошептала она.

— Не говори никому, что ты мне нравишься.