"Горький вкус времени" - читать интересную книгу автора (Джоансен Айрис)16Зеленые яростно сверкающие глаза. Катрин знала эти глаза, эту исступленность, помнила державшие ее руки. Она пошевелилась, и резкая боль пронзила голову. – Лежите смирно, – приказал Франсуа. – Вы снова сердитесь на меня. – Не на вас, – глухо произнес Франсуа. – В этот раз – нет. Постарайтесь отдохнуть. Жан-Марк поскакал в Грасс за врачом. – Жан-Марк… Но Жан-Марк ведь в Париже, разве не так? Он не должен оставлять Жюльетту. Нет, Франсуа, он не должен… Мысль ускользнула от Катрин, и вернулась чернота. Веки Катрин медленно поднялись, и ее глаза встретились с сияющими благословенно знакомыми глазами. – Жюльетта? – прошептала она. – Ну конечно. – Жюльетта улыбнулась Катрин, осторожно прикладывая мокрое полотно к пылающему лбу Катрин. – Пора тебе прийти в себя. Прошло уже два дня, мы забеспокоились. – Ты здесь. – Катрин сжала пальцы подруги. И нахмурилась, глядя на нее. – Что-то не так. Твои волосы… У тебя была лихорадка? – Нет, они мне просто мешали, и я их отрезала. Это ты была больна. – Разве? Я так рада, что ты здесь. Тут так красиво. Ты можешь написать море… – Потом. В первую очередь я должна поставить тебя на ноги. – Да, верно, ты же сказала, что я была больна. – Катрин неожиданно ощутила мучительную боль в пояснице и плечах. – У меня шла кровь… Губы Жюльетты сжались. – Ты оступилась на камнях и скатилась по холму. – Она помедлила. – Ты потеряла ребенка. Катрин замерла. – Ребенка? – Так, значит, ты так и не поняла? – Жюльетта помолчала. – Ты ждала ребенка, Катрин. Катрин закрыла глаза, она была почти в шоке. Склеп. Ребенок оттуда, из склепа, рвущийся так же прочь из ее тела, как те мужчины ворвались в него. – Я… наверное, я должна была догадаться. Я об этом не подумала, – прошептала она. – Или, может быть, не представляла, что такое может со мной случиться. – Она открыла глаза. – Ты знала, Жюльетта? Поэтому ты заставила меня выйти замуж за Франсуа? Жюльетта кивнула. – Вы все знали. Надо было мне сказать. – Ты была нездорова. Мы поступили так, как считали лучше для тебя. – Это мое тело, моя жизнь. Я должна была сделать выбор. – Катрин помолчала. – Филипп тоже знал… Жюльетта пробормотала какое-то ругательство. – Я готова была убить Филиппа, когда мы увидели тебя в том фургоне. – Фургоне? – Филипп боялся везти тебя на своей лошади, вот он и взял из усадьбы фургон, чтобы доставить тебя в дом. Жан-Марк, Франсуа и я приехали всего за несколько минут до того, как он подогнал фургон к парадному входу. Зеленые гневные глаза смотрят на нее сверху. – Я помню Франсуа. – Он отнес тебя наверх, а Жан-Марк и Филипп поехали за доктором. – Но зачем здесь Франсуа? – Долгая история. – Жюльетта поморщилась. – И такая, что не доставляет никакого удовольствия Жан-Марку. Потом поговорим об этом. – Хорошо. – Казалось, Катрин слабела с каждым словом. – А где теперь Жан-Марк? – Они с Франсуа уехали в Канны, посмотреть, не пришел ли корабль. Перед нашим отъездом Жан-Марк отправил своему агенту по погрузке сообщение и велел послать… – Жюльетта умолкла. – Ты снова засыпаешь. Врач сказал, что ты будешь много спать – несколько дней. Я ухожу, отдыхай. – Она поколебалась. – Филипп хочет видеть тебя, Катрин. – Не сейчас. Жюльетта удовлетворенно хмыкнула. – Хорошо. Этот блудливый дурак недостоин прощения. – Ты все знаешь? – О да, Филипп лепетал, как ребенок, когда привез тебя в дом. Может, он бабник и павлин, но по крайней мере честный. – Жюльетта сжала руку подруги. – Но тут сидит мальчик, тебе бы надо его повидать, как только проснешься. Он уже давно ждет в коридоре, и Филипп, похоже, огорчается каждый раз, когда спотыкается о него. – Мишель. – Теплая волна чуть-чуть оттеснила холод в теле Катрин. – Да, я очень хочу увидеть его. Ее глаза закрылись, и она снова погрузилась в глубокий сон. Катрин спала до жемчужно-серых предрассветных сумерек, а проснувшись, почувствовала, что в комнате кто-то есть. – Жюльетта? – Это я. – На обюссонском ковре посреди комнаты, скрестив ноги, сидел Мишель. – Она разрешила мне войти и подождать, когда я сказал, что не уйду. – Мальчик с упреком посмотрел на Катрин. – Ты напугала меня. Я думал, ты умираешь. – Извини. Я еще только собираюсь жить. – Катрин улыбнулась. – Я очень рада видеть тебя, но тебе сейчас надо бы спать. Мишель подполз поближе к постели. – Ты не виноват в том, что со мной произошел несчастный случай. Я увидела кое-что… – она помедлила, – расстроившее меня. – Месье Филиппа и Ленору, занимавшихся блудом. – Ты знал, что они там занимались… – она содрогнулась от отвращения, – этим? – Месье Филипп всегда водит женщин в домик цветов, когда хочет заняться с ними блудом. – Так это не в первый раз? Он заставляет женщин быть с ним? – Нет, – быстро ответил Мишель. – Женщины сами идут и радуются, когда он приглашает их в домик. Он доставляет им удовольствие. Они с охотой дают ему то, что он хочет. – Радуются? – Катрин передернуло. – В этом нет ничего веселого. Мишель задумался. – Тогда почему же мужчинам и женщинам это так нравится? – Его маленькая рука накрыла руку Катрин. – Я расстроился, что ты потеряла ребенка. Я знаю, ты бы любила своего младенца, ты бы его не бросила. Смогла бы она любить ребенка, зачатого тем ужасом? Теперь она уже никогда не узнает, и сознание этого принесло ей странное чувство опустошенности и печали. Любой малыш, появившись на свет, не заслуживает того, чтобы его предавали. – Моя мать не любила меня, – прошептал Мишель. – Она хотела, чтобы я умер. – Нет, – тихо возразила Катрин. – Может быть, она была просто напугана и не знала, как лучше поступить. – Она меня не хотела. Она ведь так и не вернулась. Наверное, боялась, что месье Филипп рассердится. – За то, что она оставила тебя в поле? Густые черные ресницы мальчика опустились, прикрыв глаза. – Она не взяла меня с собой. Он платит женщинам кругленькую сумму, чтобы они забирали с собой своих детей. Моя мать обманула его. Пальцы Катрин крепче сжали руку мальчика. – Я не понимаю, Мишель. – Моя мать была одной из тех женщин, что ходили с месье Филиппом в домик цветов. – Боже милостивый! – прошептала Катрин. Мишель – ребенок Филиппа! – Откуда ты знаешь? Мишель пожал плечами. – Все в полях знают. До того как я родился, было много женщин. Они знают, что моя мать обманула месье Филиппа. – Обманула? А как же ты? Она оставила новорожденного младенца на поле умирать, а он даже не признал… – Катрин умолкла. – Обманут был не твой отец. – Мой отец… – Мишель медленно повторил эти слова, словно они были произнесены на незнакомом ему языке. – Ты имеешь в виду месье Филиппа? – Он твой отец. Мишель покачал головой: – Он месье Филипп. Человек, способный позволить своему десятилетнему сыну стать сборщиком и при этом уделять ему не больше внимания, чем любому другому ребенку, работающему в поле, человек, разрешивший священнику называть Мишеля плодом греха, а его мать – шлюхой, разве такой человек заслуживает уважения? Катрин ощутила, как в ней нарастает яростный гнев, наклонилась и скользнула губами по темным кудрям Мишеля. – Да, ты прав, он месье Филипп. И ты в нем не нуждаешься. – Я знаю. У меня есть цветы. Катрин почувствовала, как слезы жгут ей глаза. У Мишеля были цветы. У нее был Вазаро. У Жюльетты – ее живопись. Любимые увлечения, чтобы облегчить боль и одиночество в жизни. – У тебя в будущем будет еще и многое другое. – Мне больше ничего не нужно. – Жизнь такая большая, и в ней так много предстоит тебе познать и полюбить. – Катрин взъерошила волосы мальчика. – А теперь ступай в кровать и дай мне поспать. Мне завтра предстоит важное дело. Мишель нахмурился. – Я слышал, доктор сказал мадемуазель, что ты должна лежать в кровати две недели. – Мне надоели люди, предписывающие мне, как лучше поступать, причем они делают это с самыми лучшими намерениями, но пора это прекратить. Ты придешь сюда сегодня вечером? Мишель кивнул. – После работы в поле. – Нет, в поле ты не ходи. Тебе незачем… – Катрин осеклась. Мишель любил собирать цветы так же, как любил все остальное, с ними связанное. Катрин не должна навязывать ему свою волю ради его же блага. – Тогда приходи после работы. Мишель улыбнулся и поднялся. – Я принесу тебе цветы. В каждой комнате должны быть цветы. – Да, пожалуйста. Катрин проводила взглядом мальчика – маленького, живого, ранимого, но обладавшего силой, необычной для такого малыша. Таким сыном мог бы гордиться любой отец, а Филипп отверг его, как и его мать. Катрин поглубже зарылась в одеяла – опустошенность и печаль вернулись с большей силой, чем прежде. Но теперь она печалилась не о гибели ребенка, так недолго жившего в ее теле, а о чем-то драгоценном и золотистом, согревавшем ее с раннего детства. Неужели Филипп, обожаемый ею, никогда не существовал или он просто изменился вместе с миром? Катрин почувствовала, как по щекам ее покатились слезы, но не сделала попытки сдержать их. Женщина имеет право плакать, когда умирает мечта. – Что ты делаешь? – Жюльетта уставилась на Катрин, та медленно спускалась по ступенькам. – Немедленно отправляйся в постель! Врач сказал… – Я прекрасно себя чувствую, – перебила ее Катрин, потом поморщилась. – Нет, не прекрасно. Мне было так больно, что потребовался почти час, чтобы одеться. – Надо было позвать меня. Катрин с удивлением посмотрела на подругу. – Зачем? Я же знала, что сама справлюсь. Мне надо было только потерпеть. – Но ты слишком больна, чтобы… – Жюльетта умолкла и вздохнула. – Ну вот, я снова делаю то же самое. Поклялась же себе, что не буду тебя душить своим вниманием, а сама тут же нарушаю клятву. – Она подмигнула. – Но ты сама во всем виновата, Первое, что я увидела, когда мы с Жан-Марком подъехали, была ты, да еще в таком виде, будто тебя карета переехала. Катрин улыбнулась. – Именно так я себя и чувствую. Очень тяжелый экипаж, вроде того, в котором Сесиль де Монтар уехала из аббатства… – Она осеклась и быстро заговорила о другом: – Где Филипп? Я хочу его видеть. – Он уехал на поле. – Какое именно? Жюльетта пожала плечами. – Скорее всего на северное. Несколько дней назад там еще оставались неубранные цветы. Катрин направилась к двери. – Скоро увидимся, Жюльетта. – Подожди. Я велю приготовить фургон. – Фургон? – Катрин рассмеялась. – Чтобы отвезти меня на поле? Да до него чуть больше мили. Два дня назад я работала на этом самом поле с рассвета и после полудня. – Филипп нам рассказывал. – Жюльетта смотрела на Катрин с какой-то странной печалью во взгляде, скользнувшем от золотисто-загорелого лица по стройной крепкой фигуре. – Ты выглядишь… иначе. – Я окрепла. Вазаро пошел мне на пользу. – Вижу. – Жюльетта быстро отвернулась. – Что ж, если мне не удается уговорить тебя вести себя разумно, пойду за этюдником. Ты права, это чудесное место для занятий живописью. У Катрин возникло четкое ощущение, что она чем-то обидела подругу. – Жюльетта, что… – Беги. Но не жди, что я буду возиться с тобой, если ты свалишься на полпути к дому. – Жюльетта быстро поднялась по лестнице. – Я буду слишком занята этюдами. – Не буду ждать. – Встревоженная Катрин проводила глазами подругу. – Я скоро вернусь. – Тогда отправляйся немедленно и возвращайся скорее, чтобы я не волновалась. – Жюльетта не могла обойтись без последнего напутствия. И Катрин вдруг охватило ностальгическое чувство – тоска по тем дням их общего отрочества в аббатстве. Впрочем, нет, не общего. Ребенком была Катрин. А Жюльетта всегда видела жизнь такой, как она есть. – Не беспокойся. Я сейчас чувствую себя сильной. – Знаю. – На мгновение Катрин показалось, что в глазах подруги блеснули слезы. – Знаю. – Жюльетта поспешно взбежала по ступенькам. Катрин стояла, раздумывая. Может, подняться к ней и узнать, что ее так расстроило? Но Жюльетта чуть не плакала, и ей не понравилось бы, что кто-то видел ее столь уязвимой. Они поговорят позже. Катрин отворила дверь и вышла из дома с твердым намерением найти Филиппа. Едва увидев подходившую Катрин, Филипп соскочил с лошади и бросился ей навстречу. Лицо его светилось от радости. – Катрин, вы просто замечательно выглядите. Я боялся, что вы… – Он смущенно умолк. – Я знаю, вас потрясло то, что вы увидели, но вы просто не поняли. Ленора – милая женщина, но она для меня ничего не значит. Мужчине положено развлекаться, он должен делать это. – Вот как? – Катрин внимательно изучала его лицо. Как странно! Его волнует ее состояние здоровья, но он даже не чувствует себя виноватым из-за того, что его застали в такой постыдной ситуации. Филипп не был чудовищем, но он оказался и не таким юным золотым богом, которому она трепетно поклонялась. Он был мужчиной со всеми присущими ему слабостями, однако был у него недостаток, с которым Катрин не могла смириться. – Не знаю, что вы там «должны» делать с женщинами, но уверена – мужчина обязан нести ответственность, если его развлечения приводят к появлению ребенка. – Ленора не беременна. Откуда вы об этом услышали? – Филипп перевел взгляд на поле. – Мишель? – Мишель. – Я не думал, что он знает. – Филипп нахмурился. – Должно быть, кто-то из сборщиков рассказал ему о матери. – Мишель – ваш ребенок. Как вы можете обращаться с ним так, словно он для вас – ничто? Филипп старательно отводил глаза. – Я был довольно щедр. – Если бы речь шла о ребенке другого мужчины – да, но он ваш. – Выслушайте меня, Катрин. Вы знаете, что у моей ветви семейства нет денег, и, когда Жан-Марк поставил меня сюда, это было как дар небес. Как мог я позволить, чтобы по поселку бегали незаконнорожденные дети! – с отчаянием в голосе сказал Филипп. – Жан-Марк ни за что бы этого не потерпел. Я должен быть очень осмотрительным. – Значит, каждый раз, когда вы делали женщине ребенка, вы откупались деньгами и отсылали ее прочь. – Или выдавал ее замуж за одного из сборщиков. Матерь Божья, их было не так уж много. – Лицо Филиппа было бледным, но не виноватым. – Катрин, вы слишком невинны, чтобы разбираться в психологии мужчин. В таких случаях всегда так делается. Те женщины были рады получить деньги и уйти. – А как же Мишель? – О нем в Вазаро все хорошо заботятся. – Все, кроме вас. – Я же говорил вам. Я плачу определенную сумму любой семье, которую он выбирает… – Прекратите! – оборвала его Катрин. Филилп умолк, глядя на девушку с несчастным видом. – Я пару раз пытался поговорить с Мишелем, но мне от него не по себе. Он… – Не похож на других детей? – закончила Катрин. – Я его не понимаю. В памяти Катрин неожиданно всплыли слова Мишеля: «Месье Филипп любит цветы, но не понимает их». – Жаль. По-моему, он вас хорошо понимает. – Что вы намерены делать? – Филипп сделал попытку улыбнуться. – Наверное, скажете Жан-Марку? Он ведь, знаете ли, отошлет меня из Вазаро. – Нет, я не собираюсь говорить Жан-Марку. Лицо Филиппа просветлело. – Вы очень добры. – Я никому не скажу. Вы любите Вазаро и хорошо служите ему. – Катрин встретилась глазами с Филиппом. – Но сейчас я не могу вас видеть. Вы должны на время уехать. – Куда? – Куда угодно. Навестите мать и сестер, поживите там месяца полтора. Уезжайте сегодня же. – Но я понадоблюсь вам в Вазаро. Вы не знаете и десятой доли того, что необходимо для управления поместьем. – Значит, я научусь у месье Огюстэна, сборщиков и Мишеля. – Катрин помедлила. – А когда вы вернетесь, обнаружите Мишеля в усадьбе, где он и будет расти, как подобает сыну человека благородного происхождения. – Но сыну простой цветочницы будет неуютно в… – Филипп увидел, каким жестким стало лицо Катрин, и поспешно продолжал: – Я не могу признать его. Жан-Марк разозлится и отправит меня отсюда. – Вазаро принадлежит не Жан-Марку. Это мне решать, уезжать вам или оставаться, – заявила Катрин. – И у меня нет желания, чтобы вы признали Мишеля. Слишком поздно. – Да, – согласно кивнул Филипп. – Я рад, что вы понимаете. Если хотите, я попытаюсь поближе сойтись с ним. – О нет! – В голосе Катрин прозвучала ирония. – Если вам с ним не по себе, то не надо. Не прощаясь, она быстро пошла на поле. – Танцующий ветер, – повторила Катрин и подошла к окну, где Жюльетта писала этюды для будущей картины. – А не опасно в такое время ехать в Испанию? – Не вижу, почему это должно быть опасно. – Перо Жюльетты стремительно порхало по бумаге, лежавшей на этюднике, но глаза были прикованы к сборщикам в поле. – Я говорю по-испански, и мы пока еще не воюем с этой страной. Причалив в Ла-Эскала, Жан-Марк купит лошадей и поедет по земле прямо вдоль подножия Пиренеев в Андорру. Если меня задержат на границе, я всегда могу сказать, что бегу из Франции в дом своего деда. Видит бог, в наше время эмигрантов достаточно, так что моя версия будет правдоподобна. Нет, я прекрасно справлюсь. – Она поморщилась. – И с нами Франсуа, оберегающий Жан-Марка. – Так Франсуа должен оберегать Жан-Марка? – Катрин не могла поверить услышанному. – Дантон утверждает, что именно с этой целью Франсуа сопровождает нас. – Губы Жюльетты тронула улыбка. – Очень забавно: пантера, оберегающая тигра, не так ли? – А что говорит Жан-Марк? – Он считает, что Дантон послал Франсуа проследить за ним в Испании. Судя по всему, так оно и есть. – Что-то я совсем сбита с толку. Ты все время говоришь «Жан-Марк» и одновременно утверждаешь, что тоже едешь. – Еду. – Жюльетта набрасывала портрет пухлого младенца, дрыгавшего ножками в соломенной корзине рядом с одной из сборщиц. – Хотя он и говорит, что я должна остаться здесь, в Вазаро, и убедил всех, что будет так, как он сказал. – Так оно обычно и бывает, – заметила Катрин. – Я бы хотела, чтобы ты осталась здесь. Мне не нравится думать, что ты снова оставишь меня. – Я же сказала тебе, почему должна поехать. За что тогда Жан-Марк отдаст мне деньги, если сам найдет Танцующий ветер? – Он сказал, что все равно отдаст их тебе. – Мы заключили сделку, – упрямо сжала губы Жюльетта. – А ее условия надо выполнять. Катрин села у окна и оперлась на стену алькова, не сводя глаз с лица подруги. – По-моему, ты тоже изменилась. – Я никогда не меняюсь. – Нет, ты стала как-то… мягче. – Просто ты смотришь на меня по-иному. Я никогда и не была такой смелой и сильной, какой ты меня считала. – Она не отводила глаз от этюда. – Франсуа как-то сказал мне, что это ты была мне нужна, а не я тебе. Должно быть, он был прав. – Она выдавила улыбку. – Ты меня переросла. Как это„случилось? – Вазаро. – И маленький мальчик Филиппа? Глаза Катрин расширились. – Ты знаешь насчет Мишеля? Откуда? Жюльетта пожала плечами. – У него те же глаза и форма рта. Катрин следовало знать, что ее любимая подруга увидит то, что ей самой не было дано. Глазами художницы. – Я собираюсь перевести Мишеля на жительство в усадьбу, как только смогу уговорить его. Жюльетта замерла. – Ты собираешься замуж за этого павлина? – Нет. – Это хорошо. Я заметила, что некоторые женщины очень глупо ведут себя, когда дело касается мужчин. – И она принялась за наброски гор на заднем плане. – Тебе будет лучше с ребенком, чем с мужчиной. Мне бы хотелось написать Мишеля. У него в лице больше характера, чем у этого павлина. – Ты останешься в Вазаро, вернувшись из Испании? – Мне надо кое-что сделать в Париже. – Королева? – Да. – Это небезопасно. Дюпре… – Безопасно. – Жюльетта опустила этюдник. – Дюпре уехал из Парижа, и никто меня не узнает. У меня есть совершенно замечательный парик, в котором я сама на себя не похожа. Катрин скептически покачала головой. – Хватит киснуть. Я очень хорошо поступаю, позволяя тебе обходиться без меня. – Глаза Жюльетты блеснули. – Я бы наверняка не вынесла, если бы ты стала душить меня заботой. – Но ты по крайней мере вернешься в Вазаро перед Парижем? – Разумеется. Хочу написать Мишеля. Катрин улыбнулась. Жюльетта по-прежнему боялась признаться в любви или показать ее. – Когда ты вернешься, тогда мы все и обсудим. – Она поднялась. – Оставляю тебя работать и велю подать ужин. – Подожди. – Жюльетта бросила этюдник на подоконник. – У меня есть для тебя подарок. – Она прошла к лакированному столу розового дерева и открыла средний ящик. – Пообещай мне, что воспользуешься им. – Подарок? – Катрин вспомнила день, когда Жюльетта подарила ей медальон с миниатюрой. Казалось, это было в другой жизни. Жюльетта достала из ящика большую книгу, переплетенную в красный сафьян. – Это дневник, и ты опишешь в нем каждый день. Я пометила страницы. – Она помедлила. – Начиная со второго сентября 1792 года. Улыбка Катрин растаяла. – Аббатство. – Он не предназначен ни для чьих глаз, кроме твоих. – Жюльетта вложила дневник в руки Катрин. – Он поможет тебе, Катрин. – Нет… – Мне помогло. Жан-Марк заставил меня написать то, что произошло, и… Я ненавидела его все время, пока писала этих негодяев. – Глаза Жюльетты встретились с взглядом подруги. – Но это освободило меня. А я не хочу, чтобы ты оставалась узницей, когда я уже на свободе. Катрин неуверенно улыбнулась. – Я не умею рисовать. – Но ты умеешь писать картины словами. У тебя с книгами гораздо лучше получается, чем у меня. Обещай мне, что сделаешь это. – Сейчас я не могу. Жюльетта кивнула. – Оставь первые страницы незаполненными, а потом вернешься к ним. Но когда-нибудь ты все опишешь. – Когда-нибудь да. – Скоро? Катрин обняла подругу. – Скоро. А теперь позволь мне уйти, пока я не разревелась, а ты не разозлилась на меня за то, что я хнычу. – Катрин задержалась у двери. – Жан-Марк с Франсуа вернутся к вечеру? – Не знаю. Если бы ему удалось, он бы отплыл сразу, не возвращаясь сюда. Но перед отъездом ему захочется убедиться, что ты совсем поправилась. – В таком случае за ужином мы будем втроем. – Но ты ведь говорила и о мальчике. – Я ненадолго отослала Филиппа. Он уже давно не виделся с семьей. – Катрин направилась к двери. – Сейчас Вазаро в нем не нуждается. – И хозяйка Вазаро – тоже, – негромко прибавила Жюльетта. – Да, и она. – Катрин неожиданно почувствовала себя невесомой, словно что-то заключенное в ней отпало. Ее руки крепче сжали дневник. – Совсем. Жан-Марк прибыл в Вазаро только после полуночи, Франсуа с ним не было. Жюльетта выпрыгнула из постели, услышав его шаги по камням подъездной аллеи, и, когда Жан-Марк стал подниматься по ступенькам, она распахнула дверь. – Есть у нас корабль? – Корабль есть у меня, – отозвался Жан-Марк. – «Удача» ожидает в гавани. Франсуа задержался в Каннах. Он переговорит с представителями порта, чтобы мы могли отплыть завтра вечером. – Хорошо, что он занимается полезным делом. – Она смотрела на Жан-Марка. Глубокие усталые складки залегли вокруг его рта, и было ясно, что он не в самом добром расположении духа. – Вы ужинали? – Перед отъездом из Канн. – Жан-Марк окинул взглядом девушку. – Вы всегда надеваете на ночь это малопристойное одеяние? Жюльетта посмотрела на необъятную белую ночную рубашку, в которой она просто утонула. – А что? Мари была очень добра, что дала ее мне, она удобная и теплая. Здесь ночи не такие прохладные, как в Париже, но все равно… – Не имеет значения. – Жан-Марк закрыл дверь и прошел через вестибюль. – Спокойной ночи, Жюльетта. – Знаете, я ведь еду в Испанию с вами. Жан-Марк не обернулся. – Нет. – Я говорю по-испански. Она моя мать. Я нужна вам. – Я не собираюсь с вами спорить. Я устал. Весь день мне досаждали жадные чиновники, которых я с удовольствием утопил бы, а не подкупал, и мне еще надо найти способ избавиться от Франсуа до отъезда. – Но я действительно нужна вам. Жан-Марк обернулся, и Жюльетта замерла, увидев выражение его лица. – В этом путешествии ваша роль сводилась бы лишь к Удовлетворению моих насущных плотских потребностей. Я буду только употреблять вас. – Он говорил с нарочитым Цинизмом, задавшись целью отвратить ее от опасного путешествия. – Если же все-таки вы решитесь, то знайте: ваши функции будут заключаться именно в этом. Понятно? – Вы мне угрожаете? – Нет, я вас предупреждаю. – Жан-Марк криво усмехнулся. – Одному богу известно, почему у меня не было женщины с тех пор, как я уехал из Марселя, и сейчас я разгорячен так же, как ваш похотливый герцог де Грамон. – Он был не мой, а моей матери. – За что я несказанно благодарен. Но даже если бы вы побывали в постелях всех дворян Версаля, я все равно пригласил бы вас в свою. – По-моему, это было бы неумно. У большинства из них французская болезнь. – Могу вас заверить, что в моем нынешнем состоянии это не имело бы для меня ни малейшего значения. – Это было бы неразумно с вашей стороны. Недолгое удовольствие, а потом в высшей степени… – Жюльетта умолкла. Она мгновенно осознала, что слова нужны ей, чтобы спрятать вновь охватившее ее томление внизу живота, настойчивое покалывание в грудях, непроизвольное затвердение сосков и яростный жар, опаливший ее бедра… Взгляд Жан-Марка был прикован к лицу девушки. – Не делайте этого, Жюльетта. Я в странном положении – я уважаю вас, а это для меня необычно. Раз в жизни пытаюсь забыть о своем желании и отпустить вас на свободу. – Он помедлил. – Вы были правы. Я никогда не любил женщины и не собираюсь влюбляться. Для меня все это игра, которую я должен всегда выигрывать. Я никогда не сдаюсь. Если вы не хотите, чтобы наши отношения закончились обычным приятным образом, вы останетесь в Вазаро. – Он стал подниматься по ступенькам. – А если вы все же решите поехать, то не берите с собой эту неописуемую рубашку. Первое, что я сделаю, – это выброшу ее за борт. – Кто это? – спросил Мишель. Катрин бросила еще две розы в корзину, прежде чем взглянуть на гребень холма, куда показывал Мишель. Там стоял Франсуа и не сводил с нее пристального взгляда. – Франсуа Эчеле, один из парижских гостей. – Я знаю. Он был в доме в тот день, когда ты покалечилась, но тебе-то он кто? – Я же тебе сказала. – Он рассердился на месье Филиппа, – сказал Мишель. – По-моему, он готов был его убить за то, что тот причинил тебе боль. – Ты ошибаешься, я ему безразлична. – И тем не менее этот человек был моим мужем, потрясение вспомнила Катрин. Если не в глазах бога, то в глазах Французской республики. Воспоминания о том дне потускнели в ее памяти и стали похожи на сон, как все то, что случилось перед тем, как она впервые выглянула из окна экипажа и увидела Ваза-ро. Вазаро теперь был единственной реальностью. – Он ждет тебя, – сказал Мишель. – По-моему, он будет стоять там, пока ты не подойдешь. Катрин улыбнулась. – Что ж, мы ведь не хотим, чтобы он пустил на этом холме корни. Весьма неудобно будет работать вокруг него, если в один прекрасный день нам вздумается засеять это место. – Она направилась вдоль ряда кустарника. – Я скоро вернусь. Мальчик не ответил, а когда она оглянулась, то увидела, что Мишель по-прежнему задумчиво смотрит на Франсуа. – Жюльетта сказала мне, что вы здесь. Не ожидал увидеть вас в таком хорошем состоянии, – сказал Франсуа, когда Катрин поднялась на гребень холма. Он медленно обвел взглядом ее всю – от толстой косы до деревянных башмаков на ногах. – Я думал, вы все еще… – Лежу бледная и больная в постели? – закончила Катрин. – Я уже совсем поправилась. Франсуа медленно кивнул. – Вижу. – Его взгляд метнулся к лицу Катрин. – Вы по-прежнему видите сны? – Я забыла, что вы знаете об этой глупости. Сожалею, что была в то время для всех такой обузой. – Она помедлила. – Я рада, что по крайней мере вам хорошо заплатили за ваши хлопоты ради меня. – Очень хорошо заплатили, – бесстрастно согласился Франсуа. – Но вы не ответили. Вы по-прежнему видите сны? – Иногда, но этого следовало ожидать. Последний я видела больше недели назад. – Катрин стало не по себе от его пристального взгляда, и она поспешно продолжала: – Жюльетта говорит, вы завтра вечером отплываете в Испанию. Франсуа кивнул. – Мы отплываем в полночь. – Стало быть, вы захотите пораньше выехать из Вазаро. Я велю подать ужин в пять часов. Франсуа неожиданно улыбнулся. – Сначала труженица в поле, а сейчас любезная хозяйка поместья? Мне интересно, какие еще стороны характера я в вас обнаружу. – Мне самой это небезразлично. Однако мне пора. – Катрин повернулась и направилась к полю, уже на ходу проговорив: – Вам понравится вино из Вазаро. Оно легко пьется, но восхитительно кусается. – Интересное описание. – Голос Франсуа прозвучал глухо, и это заставило Катрин обернуться. Его лицо было бесстрастно, когда он произнес: – Я горю желанием попробовать его. Катрин пронизала дрожь наподобие той, что приносит внезапный жаркий ветер на поля, мокрые от дождя. Девушка ощутила, как сжались мышцы ее живота, а грудь ее неожиданно стала… какой-то другой. Страх? Нет, не похоже. Что же это? Катрин отвела глаза от Франсуа и ускорила шаг, потом сбежала с холма на поле, к Мишелю. Девушка стала лихорадочно собирать цветы и бросать их в корзину. – Ты потеряла ритм, – заметил Мишель, не сводя глаз с холма. – Он все еще смотрит на тебя. – Почему он тебя интересует? – Он уже ушел. – Мишель снова принялся собирать цветы. – Почему? – упорствовала Катрин. – По-моему, он из тех, кто понимает цветы. Катрин засмеялась. – Он вовсе не мягкий человек. – Здесь нужна не мягкость, а… – Мишель помолчал, стараясь облечь свою мысль в слова. – Знание. Чувство. – А у него это есть? – По-моему, да. – Мишель нахмурился. – Я знал, что ты поймешь цветы, но он не похож на тебя. Нет, у нас нет ничего общего, подумала Катрин. Однако Франсуа, по-видимому, обладал способностью как-то заставить Катрин чувствовать себя крайне неспокойно. Прекрасно, что он завтра уезжает. Состояние безмятежности, в котором она пребывала последнее время, исключая эпизод с Филиппом, далось ей дорогой ценой, и девушка не желала подвергать опасности свой покой. Вечером в салоне Катрин встретилась взглядом с Франсуа. Увидев ее, он встал и вежливо поклонился, не спуская с нее глаз. И Катрин неожиданно остро ощутила свои обнаженные плечи, сияющие в предвечернем солнечном свете, грудь, выступающую из атласного корсажа. – Прошу вас, садитесь. – Она поспешно опустилась в кресло и посмотрела на Жан-Марка. Он был одет по-дорожному – в сапоги и темный костюм, и Катрин запоздало сообразила, что и Франсуа одет так же. – Ужин подадут через четверть часа. Надеюсь, это вас устраивает? – Абсолютно. Вина, Катрин? – Жан-Марк подошел к шкафчику и разлил вино в бокалы. – Вы в превосходном здравии? – Он не то спросил, не то убедился, что она здорова. – В превосходном, – негромким эхом откликнулся Франсуа, снова садясь. Тепло его улыбки протянулось к Катрин и обняло ее. Катрин оторвала взгляд от Франсуа. – Вина? Да, пожалуйста. А где Жюльетта? – Еще не спускалась к ужину. – Жан-Марк подал бокал Катрин, пересек салон и вручил другой бокал Франсуа. – Со вчерашнего вечера я ее не видел. – Мы разговаривали с ней сегодня утром, перед моим уходом в поле. Она вся в рисунках и снова позабыла о времени. – Катрин пригубила вино. – Если она не спустится через несколько минут, я ее поищу. – Торопиться некуда. – Жан-Марк уселся, вытянув ноги в сапогах. – Жюльетта редко приходит вовремя. Пейте вино. Катрин метнула на Жан-Марка любопытный взгляд. – Вы уже это выяснили? – Я узнал многое о Жюльетте. – Жан-Марк бросил ленивый взгляд на Франсуа. – Вы не пьете. Катрин улыбнулась. – Это вино из Вазаро, о котором я вам говорила. Помните? – Помню. – Франсуа поднес бокал к губам и сделал большой глоток. – Вам нравится? – спросила Катрин. – Это хорошая марка. Франсуа кивнул, встретившись взглядом с Катрин. – На мой взгляд, оно больше кусачее, чем легкое, но иногда это то, что необходимо мужчине. – Неужели? – Катрин снова обдало жаром, заметалось, сбившись с ритма, сердце. Она отвела глаза. – Филипп говорил, урожай винограда этого года будет отменным. Надеюсь, он прав. Виноградники… Ее слова были прерваны резким звоном. Франсуа повалился набок в кресле, а его бокал разбился, и красное вино расплескалось по дубовому паркету. Катрин в панике бросилась к Франсуа. – Жан-Марк, ему плохо! – Нет. – Жан-Марк встал и откинул голову Франсуа, вглядываясь в его лицо. Затем он выпрямился и с удовлетворением добавил: – Но он очень крепко спит, хотя выпил не все, но так я сумел от него отделаться. Теперь «Удача» может спокойно отчалить. – Вы напоили его снотворным? – Я решил, что это лучше, чем удар по голове, – пояснил Жан-Марк. – Я уважаю этого человека. И не хотел причинять ему вред. – Он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки Франсуа и откинул тугой воротник. – Теперь ему должно быть достаточно удобно. Меня в конюшне ждет оседланная лошадь. К тому времени, когда он начнет просыпаться, «Удача» уже выйдет из гавани. – Вы нехорошо поступили, Жан-Марк, – холодно заметила Катрин. – Он гость в моем доме. – Моя дорогая Катрин, неужели вы предпочли бы, чтобы я, приехав в Канны, оставил его в сточной канаве на поживу ворам? – Нет, но это не правильно… – Дантон послал его шпионить за мной. Я не собираюсь отыскивать статуэтку для республики, а он бы конфисковал ее у меня. До свидания, Катрин, передайте Жюльетте, что я… – Он умолк. – Впрочем, вам скорее всего не представится такой возможности. Узнав, что я уехал без нее, она станет весьма многословной. Вряд ли вам удастся прервать ее монолог. Жан-Марк вышел из салона, и спустя минуту Катрин услышала, как за ним захлопнулась входная дверь. |
|
|