"Дорога домой" - читать интересную книгу автора (Джоансен Айрис)

8

– Сначала надо встать на лопасть ногами, а когда она опустится, хватайся за вторую лопасть руками, если хочешь сохранить свою драгоценную жизнь, тут нужно сделать всего лишь небольшой прыжок, чтобы оказаться на колесе.

– Ты так хорошо изучила все?

– Слава Богу, я выросла в этом доме. Неужели ты думаешь, что у меня в детстве хватило терпения удержаться от того, чтобы не поиграть с такой потрясающей игрушкой?! Каждое лето я… – Она прыгнула и, встав на лопасть, сразу же схватилась за верхнюю, которая оказалась на уровне ее глаз. Дерево под ее пальцами было влажным и скользким. – Быстрее, – прошептала она одними губами.

Лопасть скрипнула под ее тяжестью. Колесо чуть дрогнуло, когда Джон прыгнул на другую лопасть, что находилась сверху.

Холодный ветер насквозь продувал ее вязаный свитер. Холодно. До чего же холодно оказалось снаружи. Но сейчас станет еще холоднее. Спокойно бегущая вода под ней приближалась с каждым поворотом колеса.

И наконец лопасть, на которой она стояла, медленно погрузилась в воду.

У нее перехватило дыхание, и казалось, что кровь в одну секунду застыла в жилах. Элизабет разжала руку, отпустив лопасть, и медленно поплыла прочь от дома. Каждый гребок заледеневших рук давался с трудом. Ноги тянуло ко дну.

– Как ты? – прошептал Джон. Он уже плыл рядом с нею.

– Все в порядке, – еле шевеля губами, ответила она. – Но нам лучше выбраться как можно скорее на берег. В такой ледяной воде долго не пробудешь. Это опасно. Как ты считаешь, они нас уже не смогут увидеть? Я считала, что надо доплыть до рощи, но…

– Тсс. Береги силы. Помолчи. – Он подставил ей плечо, направляясь к берегу. – Держись за меня. Сейчас я вытащу тебя из воды. – Гребки его оставались сильными и уверенными. Казалось, что он вообще не чувствовал холода, отметила про себя Элизабет. Как такое может быть? Ведь он должен был еще острее чувствовать холод, чем она. Он ведь вырос в жаркой стране.

На секунду отпустив ее, Джон выбрался на берег и вытащил ее за собой.

Зубы ее выбивали неудержимую дробь, когда Элизабет попыталась выжать воду из свитера. Взгляд ее скользнул по дому. Как он близко от них. Слишком близко. Они не преодолели и половины намеченного ею пути. Она вскочила на ноги.

– Нам надо как можно быстрее добраться до рощи. Я знаю одно укромное место. Здесь мы слишком близко от дома. С минуты на минуту они войдут в дом и обнаружат, что меня нет.

– Бет, нам незачем идти туда. В такой холод… – в его голосе слышалось раскаяние. – Боже, какой же я дурак! Я совсем забыл о том, что ты не…

Но она не слушала его. Она уже бежала по заснеженному лугу по направлению к роще.

Колючие стебли и камни скрывались о под снежным покрывалом. Они вонзались в ее ступни, мокрые носки не могли служить им преградой. Но зато она наконец-то снова почувствовала, как по ее жилам побежала жаркая кровь. Если бы только не этот пронизывающий ветер, который продувает насквозь, ей, пожалуй, было бы даже тепло. «А где же Джон?» – мельком подумала она. Они не должны схватить его. Ему будет во сто крат хуже, если он попадет к ним в руки, чем если бы это случилось с ней.

– Джон! – обернулась она. Он бежал чуть поодаль. – Как ты? – с облегчением она перевела дыхание.

– Отлично! – бодро ответил он. – А что это за место, куда ты меня ведешь? Надеюсь, там будет немного теплее.

– Неужели ты замерз? А еще говорил, что вырос в пустыне… – «Как странно сейчас звучат эти слова», – подумала Элизабет про себя, представив на миг огромное горячее южное солнце. И теплые солнечные лучи, коснувшись ее кожи, согрели Элизабет. – Не думаю, что там будет очень тепло. Но зато они не смогут отыскать нас. По крайней мере до утра. Там в одной из скал есть пещера, где я любила играть в детстве. Я собиралась потом показать ее Эндрю. Да вот она. – Она указала на покрытую лишайниками скалу, с трудом переводя дыхание. – Ты сможешь откатить камень, который закрывает вход в нее? Господи, когда же уймется эта дрожь! – Это была не просто дрожь. Элизабет било как в лихорадке. – Непонятно, что это со мной творится. Я же почти согрелась, пока бежала.

– Правда? – мрачно спросил Джон, откатывая в сторону валун. – Постой пока здесь. Я посмотрю, не ждут ли нас там пришельцы.

– Если верить Бардо, то ты должен быть с ними на «ты».

– Ты случайно не оставила там фонаря?

Она покачала головой:

– Но есть масляная лампадка и коробка спичек слева от входа.

Джон отсутствовал всего несколько минут и вышел с зажженной лампадкой в о руках.

– Заходи. Как жаль, что ты не предусмотрела ничего для того, чтобы развести огонь.

– Но я приходила сюда только летом. Зимой слишком холодно. Где-то здесь должны быть два стеганых лоскутных одеяла. – Она осмотрелась. – Вот они. Моя мама помогла мне сшить одно из них. Мне было тогда восемь лет. Мама сказала, что гордится мной.

– Какое красивое одеяло. Правильно, что она похвалила тебя, – заметил Джон. – А теперь подожди, пока я не задвину валун на место.

– Хорошо.

Она смотрела, как он легко придвинул большой камень. Мускулы на его спине отчетливо проступили под влажной клетчатой рубашкой.

– Ты промок до нитки. Как жаль, что здесь невозможно развести огонь. – Она отбросила мокрую прядь волос со щеки. – Можно было бы попробовать поискать упавшие ветки, но, боюсь, это бесполезно. Снег… ненавижу зиму. Кажется, я тебе уже говорила об этом?

– Говорила, – Джон расстелил одно из одеял на земле. – Иди сюда, Бет.

– Думаешь, мы сможем заснуть? – спросила она покорно, как маленький ребенок.

– Да. – Он стянул ее свитер через голову и бросил его на землю. – Но сначала тебе надо согреться.

– Мне уже тепло. Не понимаю даже, почему меня так трясет.

– А я понимаю. Эта штука называется переохлаждение. – Голос его вдруг стал жестким. – И это моя вина, черт побери. Зачем я позволил тебе прыгать в воду? Мне следовало… – Голос его дрожал. – Бет, я могу согреть тебя. Если ты не согласишься, то можешь погибнуть от шока. Ты сказала, что больше не веришь мне, но другого выхода нет. – Он расстегнул ее блузку.

– Ты уже делал это прежде. Ты всегда раздевал меня.

– У тебя возникло такое ощущение? Я рад, что это забавляет тебя. Надеюсь, когда ты вернешься в свое нормальное состояние, ты вспомнишь об этом с улыбкой. – И он стащил с нее тяжелые мокрые джинсы, трусики и носки.

– Ты не находишь это странным: раздевать человека, которого ты хочешь согреть?

Джон молча разделся, лег рядом с ней на одеяло.

– А как иначе мы сможем поделиться теплом? – спросил он и накрылся вторым одеялом. – Но это еще не все, Бет. Довольно холодно. И тебе так просто не согреться. Позволь мне помочь тебе. Для этого нужно только одно: чтобы ты перестала бояться.

– Я и не боюсь. Я продрогла до костей, а ты всего лишь хочешь согреть меня.

– Не иронизируй, – серьезным тоном сказал Джон. – Надо, чтобы ты понимала все. И тогда твой организм сам справится. Он устроен удивительным образом, и у него есть огромные возможности. Стоит только подтолкнуть в нужном направлении, объяснить, что делать. – Взяв ее лица в руки, он всмотрелся в ее глаза.

Какие же у него замечательные глаза, подумала Элизабет сонно. Темные, сверкающие, они излучали какую-то непонятную энергию.

– Я никогда не преступлю границы дозволенного, не стану врываться в твой внутренний мир, но я должен сделать это, – его обнаженное тело было горячим, и жар, исходящий от него, начал проникать в нее. – А сейчас слушай очень внимательно, что я буду тебе говорить. Ты сделаешь это ради меня?

– Да.

– Хорошо, – улыбнулся он. – Сейчас тебе станет жарко, так же, как жарко мне, и тело будет вырабатывать это тепло до самого утра. – Его губы

Коснулись ее виска с такой осторожностью, словно он оплетал ее тончайшей золотой паутиной нежности.

– Закрой глаза и расслабься. – Он теснее прижал Элизабет к себе, так что ее голова оказалась у него на плече. – Тебе не из-за чего беспокоиться. Я не дам тебе заснуть, пока ты не будешь в безопасности. Просто слушай, что я говорю.

Потом она, сколько ни старалась, не могла вспомнить, что говорил ей Джон. Звук его голоса окутывал ее, проникал в глубь ее сознания и заставил вспыхнуть факелы там, где всегда царил полумрак. Картины ясного солнечного дня, заливающего поросшие цветами поляны, медленно проступили сквозь туманную дымку. И куда бы она ни двигалась, в какую бы сторону ни шла, все тотчас вспыхивало и расцвечивалось такими радужными цветами, наполнялось такими звуками, что ей начинало казаться: вынести долее столь сильные впечатления ей будет не под силу. Она даже не заметила, как прошла дрожь, как каждая клеточка ее тела наполнилась этим теплом.

Его голос продолжал звучать где-то в глубине ее сознания, действуя на нее уми-ротворяюще. Нет, кажется, он уже перестал говорить, вдруг осознала Элизабет, но она по-прежнему продолжала слышать его. Как странно. Но ей не о чем беспокоиться. «Джон позаботится обо всем», – повторила она про себя его фразу. Ей надо просто лежать и дать ему возможность зажигать факелы в ее сознании.

– Бет, – сказал он дрогнувшим голосом. – Теперь ты можешь заснуть.

Паутина, окутавшая ее, пропала. Она почувствовала легкую растерянность, которую испытывала до того, как Джон соткал ее. И ей стало жаль, что исчезли эти необыкновенные ощущения. Словно она осталась в одиночестве. Никогда еще ей не доводилось переживать такое чувство потерянности.

– Джон…

– Я знаю, – проговорил он, коснувшись губами виска Элизабет.

Он не мог не знать того, что она переживает. Связь между ними еще сохранилась.

– Свет… – голос ее слабел по мере того, как она погружалась в дрему. Это было так прекрасно. – Пусть это вернется.

– Я не могу, любовь моя.

– Пожалуйста, – голос ее был почти таким же тихим, как и ее дыхание.

– Когда-нибудь.

Он пообещал, что это ощущение вернется, а Джон всегда держит свое слово. Элизабет осознала это столь же ясно, как явственно осознала и многие другие свойства его характера за несколько последних, совместно проведенных часов.

– Когда-нибудь, – повторила она, поудобнее устраиваясь у него на плече. Но что-то было еще такое, что продолжало беспокоить Элизабет. Взгляд, которым смотрел на нее Джон до того, как вспыхнул этот удивительный свет. – Ребенок…

– Что?

Не открывая глаз, она проговорила:

– В ту ночь, когда родился Эндрю… Что ты положил в молоко?

Джон нежно погладил ее волосы:

– Ничего. – Она знала, что он ответит подобным образом.

– Тогда тебе незачем было заставлять меня пить теплое молоко. Я его терпеть не могу.

– Я не знал, сможешь ли ты принять мою помощь, если не прибегнуть к эффекту плацебо.

– Может быть, ты и прав. – Глубокая дрема так сильно сковала ее, что не было сил говорить. И ей хотелось отдаться на волю волн, которые подхватили ее и понесли прочь оттуда, где уже не светил этот волшебный свет…

Она еще продолжала ощущать тепло, когда на следующее утро открыла глаза. В пещере стоял глубокий мрак, только сквозь щель между валуном и входом пробивалась серая полоска утреннего света. Ее нагие груди прижимались к горячей сильной груди Джона. И при каждом дыхании она чувствовала, как ее кожа касается шелковистых волнистых волос. Что это? Боль или острое желание, вдруг пронзившее ее, заставившее соски напрячься? Элизабет в смущении отпрянула от своего спутника. Ритм его дыхания изменился, и Элизабет поняла, что и Джон тоже проснулся.

– Бет?

– Думаешь, нам уже можно уходить отсюда? Кажется, уже рассвело, – голос ее прерывался от волнения.

– Да-

Она едва слышно рассмеялась:

– Что означает это «да»? Что уже рассвело или что нам пора идти?

– Должно быть, я еще не совсем проснулся, если выражаюсь столь невнятно.

Но и Элизабет чувствовала себя также не в своей тарелке, как и Джон. Ей никак не удавалось собраться с мыслями и сосредоточиться на чем-то, кроме мысли о том, что он совершенно обнаженный лежит рядом с ней и жар его тела пронизывает ее. У нее было такое ощущение, что если она дотронется до него, то просто обожжет руку. Дыхание Джона снова изменилось: стало прерывистым и тяжелым. А ей самой никак не удавалось глубоко вздохнуть, сбросить навалившуюся вдруг на нее тяжесть.

– Как ты считаешь, они все еще где-то поблизости?

– Понятия не имею, но меня это сейчас и не занимает вовсе. Бет… – Она вдруг почувствовала, как одеяло соскользнуло ей на бедра. – Бет, мне очень трудно. И тебе, как мне кажется, тоже. Позволь мне… – Его палец коснулся ее груди. – Какие они красивые и источают такую любовь, такое острое желание… Мне хочется видеть тебя всю. – Он мягко сжал ее груди ладонями. – Позволь мне утолить эту боль желания. Дай мне войти в тебя. Дать тебе то, чего ты хочешь. И ты испытаешь такое наслаждение, о котором даже не мечтала. Мне известно…

– Свет… – она даже не знала, услышал ли Джон то, что она сказала, если бы он вдруг не насторожился.

– Нет. – Он убрал руки с ее грудей. Дыхание его было по-прежнему затрудненным. Откатившись от нее в сторону, он сжался, как от боли. И она почти физически ощутила, как ему и в самом деле было больно: от неутоленного желания, которое наполнило мрак пещеры. – Обойдемся без света. Одевайся.

– Что? – Элизабет словно опять окунулась в ледяную воду.

Он проговорил быстро, не глядя на нее:

– Я вынес нашу одежду наружу, чтобы ветер высушил ее поскорее. Может, она еще влажная слегка, но…

– Почему, Джон?

Он сделал вид, что не замечает ее недоумения.

– Потому что просохнуть до конца она не могла. Потому что я не собираюсь повторять того, что ты пережила вчера.

– Это была телепатия?

– Да, в сочетании с глубоким гипнозом. – Он поднялся и пошел к выходу. Ей хотелось, чтобы мрак поскорее рассеялся и она смогла получше рассмотреть Джона. Вчера ее сознание было настолько затуманенным, что она почти не видела его. Осталось только смутное видение крепких ягодиц и мощных ног.

– А ты меня уверял, что ты и твои люди такие же, как мы все, – сказала она, стараясь говорить как можно непринужденнее. – Что это самый обычный народ, который живет в небольшом городке.

– Так оно и есть, не считая тех изменений, которые произошли в мозгу. – В его голосе появились жесткие нотки. – Должен тебе сказать, что мы очень быстро научились использовать открывшиеся в нас возможности. Те, кто проводил опыты, не понимали, что вложили в наши руки ключ к дверце, которую пытались скрыть от нас.

– Все, кто проходил испытания?

Он помедлил совсем немного:

– Все. И то, что я проделал вчера с тобой, – сущий пустяк. Этими способностями – регулировать температуру своего тела и держать ее на нужном уровне – владеют многие тибетские монахи. И открытие тех резервов, что были глубоко в нас самих, и стало побудительной причиной, из-за которой мы решили бежать из Саид-Абубы как можно скорее. Мы не хотели, чтобы с нами обращались как с умалишенными.

– Умалишенными? – глаза Элизабет распахнулись. – Что ты хочешь сказать?

Вернувшись в пещеру и положив одежду на одеяло, он ответил:

– Поговорим об этом попозже. У меня нет желания в данную минуту пускаться в обсуждение этой темы. Сейчас я зажгу светильник. Хотя для меня нелегкое испытание видеть тебя обнаженной.

– А ты никак не можешь остановить это? Ты же проделал это со мной.

– Не получится. Я уже пытался. Элизабет увидела горькую улыбку на его губах.

– Этот крест мне придется нести до конца. – Мне не хочется, чтобы тебе было плохо, – озабоченно сказала Элизабет, натягивая на себя одежду. Материя все еще была влажной и холодной.

– Но когда ты будешь со мной, я хочу быть уверенным, что ты по своей воле отдаешься мне. И мне более чем кому-либо другому, известно, что происходит в сознании человека, когда кто-то вторгается в него. – Тон его был жестким. – Мне очень хотелось, чтобы ты пережила самые возвышенные впечатления. И когда мы наконец соединимся, я хочу, чтобы ты ощутила силу моего желания так же, как и своего собственного. Преисполнилась такой потребности, какая переполняет меня… – Он замолчал и горько рассмеялся. – Ты только послушай, что я тут несу. Одной рукой я пытаюсь притянуть тебя к себе, а второй отталкиваю. Я совсем не похож на Марка Рэмзи?

– Нет. Совсем не похож. – Джон никогда не будет таким возвышенным идеалистом, каким был Марк, но сейчас она отчетливо понимала, что ей и не хочется, чтобы Джон стал таким. Прошлой ночью, когда их сознание слилось, она увидела такой ослепительный свет, который сиял в его душе, какого она никогда не ощущала у Марка. А еще он был сильным, обладал даром власти и многими другими достоинствами. Он был страстным. Нетерпеливым, упрямым в стремлении достичь своей цели. Нет, он так же мало походил на Марка, как рассвет на яркий полдень. Но каждый из них неповторим, каждый был наделен особенной внутренней красотой. И Элизабет чувствовала, что она с Джоном должна быть вместе до конца своих дней. – Нет, ты совсем другой.

Джон вздрогнул, как если бы она ударила его.

– Нет, я хотела сказать…

– Не надо объяснять, что ты чувствуешь. Я знаю, что мне еще предстоит пройти долгий путь. Но мне кажется, Элизабет, что за это время нам удалось преодолеть сразу несколько препятствий. – Джон поднялся на ноги. – Одевайся. Сейчас я выйду, огляжусь и скоро вернусь назад.

«Мы преодолели не одно препятствие», – подумала Элизабет, натягивая влажные носки. Пропасть, разделявшая их, вдруг стремительно сузилась. Любовь? Да, она любила Джон Сэндела. Всем своим сердцем. И незачем прятать это чувство от самой себя.

Но она все равно не могла избавиться от невольных сравнений, которые она делала между Джоном и Марком. И ей надо найти способ убедить Джона, что ее любовь к нему существует сама по себе, а не опирается на те чувства, которые она питала к Марку.

Но с этим придется подождать. Скоро они окажутся в таком месте, где ей удастся доказать искренность и глубину своего чувства к нему. Обстоятельства складывались так, что она не могла проявить себя в полной мере, показать Джону, на что она способна. Сначала она была беременна – громоздкая, неповоротливая и некрасивая. А теперь, наверное, лохматая, как ведьма. Да, в последнее время она совсем не обращает внимания на себя.

– Никаких признаков слежки, – проговорил Джон, вдруг возникнув у входа в пещеру. – Во всяком случае, в лесу. Быть может, они следят за дорогой и домом. Если нам удастся пробраться незамеченными через рощу, считай – мы у цели.

– У цели? – переспросила Элизабет, принимаясь складывать лоскутные одеяла. – Ты уже что-то наметил, как я понимаю.

– Дом Серены Сполдинг. Она твоя хорошая подруга. И при встрече с ней у меня осталось впечатление, что она не из тех, кого можно запугать.

– Верно. Она из тех, кто способен разнести дьявола в пух и прах, а потом с него же потребовать возмещение за вывихнутый палец. – Элизабет, стоя рядом с Джоном у входа, озабоченно огляделась. – Но мне не хочется, чтобы она вывихнула себе палец, защищая мою особу. Такой мерзкий гость, как Бардо, – не подарок.

– Я собираюсь зайти к ней только для того, чтобы ты смогла переодеться во что-нибудь сухое и попросить у нее на время машину, – сказал Джон.

– А что, если люди Бардо следят и за ее домом? Они наверняка знают, что мы не только соседствуем, но и дружим.

– Мы проберемся к ней в дом незамеченными. Я так же, как и ты, не хочу навлечь на нее неприятности. Но нам нужны колеса. Завтра нам необходимо встретиться с Гунером в Рочестере.

– Ого! Отсюда до Рочестера почти двести миль!

– Именно поэтому придется позаимствовать у нее машину. Зная, насколько тебе не хочется подводить друзей и подвергать их опасности, обещаю, что все будет в полном порядке. Поверь мне.

Морщинка на ее лбу разгладилась, и улыбка озарила ее лицо.

– Верю.

Не сделав и полушага, он вдруг замер на месте.

– Единственное, что меня сейчас волнует, так это дорога. Она оказалась каменистой.

– Такими здесь они обычно и бывают, – согласилась с ним Элизабет. – Заметь, я справилась с препятствиями, как Геракл с гидрой. А теперь хочу выяснить одно: что за сюрприз ты заготовил?

Джон недоуменно вскинул брови:

– И не думал.

– Хорошо, – усмехнулась она. – Теперь мне намного легче переварить все, что ты наговорил мне про гипноз и про телепатию. Так что постарайся пока не подбрасывать ничего новенького, идет?

– Бет, я… – Но он оборвал себя и просто улыбнулся ей в ответ. – Идет.

– Откуда мне знать, что у тебя там есть про запас? – подозрительно спросила Элизабет.

– Ты ведь уже попробовала на вкус, что такое телепатия… – Взяв Элизабет под руку, Джон быстро повел ее вперед, помогая пробираться через бурелом. – Знаешь, давай лучше попробуем как можно быстрее добраться до твоей подруги. От всей души надеюсь, что у нее окажется подходящий размер обуви.

Туфли Серены оказались тесны Элизабет. Но, порывшись в ящике, она отыскала мокасины своего брата. Пришлось напихать в них бумажных салфеток.

– Ты считаешь, что Дэн ничего бы не имел против? – спросила Элизабет у подруги. – Можно, я хоть заплачу за них?

Серена поморщилась, отходя от шкафа.

– Не говори, пожалуйста, глупостей, Дэну за всю его жизнь не износить и половины того, что валяется в шкафу. Для такого разборчивого, как он, эти вещи не представляют интереса. И потом ты сама знаешь, как редко он удостаивает меня своим посещением в последнее время.

Элизабет задумчиво кивнула. Достоинства Дэна, без всякого сомнения, не включали в себя привязанность к семейному очагу.

– А где он, кстати, сейчас?

– В Монте-Карло. Кто-то рассказал ему, что там сложили песенку о человеке, которому однажды удалось взять в казино весь банк, и он поклялся, что прибавит еще несколько куплетов к этой песне. – Серена вытащила небольшой чемодан из шкафа. – Может, и я как-нибудь заложу дом и полечу к нему, чтобы тоже рискнуть.

– И правильно сделаешь, потому что ты любишь путешествовать еще больше, чем Дэн. Не перестаю удивляться, как вы ухитрились выстроить такой чудный дом, в котором проводите так мало времени. Тебя так тяготит постоянство?

– Дом – это всего лишь место, куда можно ненадолго приехать, чтобы сделать передышку. Но как только возникает ощущение, что тебе придется прожить на одном месте до конца своих дней, у меня начинают гореть пятки, как при адской пытке. – Серена взмахнула ресницами над своими фиалковыми глазами. – Мы не такие, как ты, Элизабет. И для меня, и для брата дорога намного приятнее сама по себе, чем дом, который ждет нас в конце пути. – Бросив чемодан на кровать, она расстегнула замки. – Как надолго ты уезжаешь? Тебе нужны вечерние платья?

– Нет, это займет всего лишь несколько дней, – улыбнулась Элизабет. – И джинсы подойдут для этой поездки больше, чем нарядная одежда. Я не в Монте-Карло направляюсь.

– Блестки и бисер иной раз здорово поднимают настроение. Поверь тому, кто в этом разбирается. А сейчас спускайся вниз, к этому красавчику, и побудь с ним, пока я соберу тебе чемодан в дорогу. Я не хочу, чтобы ты охала и ахала над каждой вещью, которую я кладу в чемодан. – Серена подняла руки, останавливая поток возражений. – И не спорь, пожалуйста. Я только закончила делать эскизы весенних моделей и отправила их в Нью-Йорк на прошлой неделе. Я тут уже несколько дней изнываю от безделья. Твой загадочный отъезд как неожиданный подарок. Нашлось хоть какое-то занятие для меня.

Не сомневаюсь, что ты не захочешь ни о чем рассказывать. У собаки – огнестрельная рана, какие-то мрачные личности приходили ко мне посреди ночи, а теперь ты заявляешься на рассвете ко мне на кухню. Согласись, этого более чем достаточно, чтобы пробудить в нормальной женщине любопытство.

Мрачные личности…

– К тебе приходили этой ночью?

Серена кивнула:

– Тот же самый человек, который появился у меня после того, как ты оставила здесь Сэма в прошлый раз. Такие тусклые глаза… – она шумно выдохнула воздух, –…и мощные челюсти.

– Бардо. И что ты ему сказала?

– То же самое, что и раньше. Что мне нет дела до того, кто он таков, но если он попробует перешагнуть порог моего дома, я ему прострелю ногу.

Элизабет рассмеялась:

– Представляю, сколько ты с него спеси сбила. А что, если бы он попробовал спровоцировать тебя?

Серена с удивлением посмотрела на подругу:

– Что значит спровоцировать? Я уже даже продумала, что надену в день суда. Что-нибудь беленькое и светлое, что создает образ святой невинности, так я решила. Брюнетке проще принять облик мадонны. – Она вскинула темные, красиво очерченные брови. – Но ты, кажется, все равно не собираешься поверять мне свои секреты?

– Не потому, что не хочу, а потому, что не могу. – Выражение лица Элизабет стало серьезным. – Это связано с другими людьми.

– Не расстраивайся. Мне показалось, что я должна спросить тебя. Поскольку я верю, что ты не можешь совершить ничего плохого, то считаю, что друг на то и друг, чтобы не пожалеть ради него ногу такого грязного типа, как этот твой Бардо. А теперь – кыш! Я спущусь вниз через несколько минут. – Она повернулась к комоду красного дерева, что стоял рядом со шкафом, и выдвинула один из ящиков. – Приготовь сама себе бутербродов в дорогу. В холодильнике лежит холодное мясо, есть сыр, колбаса.

– Серена, я никогда не смогу отблагодарить тебя.

– И не надо пробовать, – теплая улыбка озарила красивое лицо Серены. – Так будет проще для нас обеих. Можно, я еще немного подержу Сэма у себя? Я уже привыкла к тому, что он носится вокруг дома. А когда нет Дэна, только Сэм и составляет мне компанию.

Элизабет кивнула:

– Мы заберем его, как только кончится вся эта кутерьма. Думаю, что это случится довольно скоро.

– Надеюсь. Мечтаю увидеть юного мистера Эндрю собственной персоной.

– Он такой красивый, – кивнула Элизабет, – он просто необыкновенный ребенок.

– Не сомневаюсь нисколько, – мягко улыбнулась Серена. – Твой ребенок не мог не быть необыкновенным. Только не забывай, ты пообещала, что я буду его крестной матерью. И я заставлю тебя сдержать обещание независимо ни от чего. А я пока изучу все права и обязанности крестной матери.

– Изучишь? Ну, теперь я не сомневаюсь, что вы поладите с Джоном. Вот уж кто истинный любитель изучать все, что ни попадается на пути. Он даже может сделать по твоим рисункам витражи в гостиной.

– Витражи? – изумилась Серена.

– Ну что-то вроде того, не бери в голову, – Элизабет пошла к дверям. – А ты непременно станешь крестной матерью Эндрю. Мне и в голову бы не пришло пригласить кого-либо другого.

Джон сидел на кухне, продолжая попивать кофе, который ему приготовила Серена перед тем, как подняться с Элизабет наверх. Ему тоже кое-что перепало из гардероба Дэна. Он взял джинсы, ботинки и голубую оксфордскую рубашку, которая очень шла к его бронзовому лицу. Он поднял глаза на вошедшую Элизабет:

– Ну как?

– Серена готова в прямом смысле снять с себя последнюю рубашку. Не сомневаюсь, намекни мы, она бы тут же переписала автомобиль на наше имя.

– Она способна на это. – Джон сделал еще один глоток. – Ты права, она очень привлекательна. Похожа на молодую Элизабет Тейлор. Я бы подумал скорее, что она модель, а не дизайнер. Ее дела идут успешно?

– Более чем! Если бы Серена захотела, она давно могла бы основать свой собственный дом моделей, но она считает, что это влечет за собой столько забот и хлопот, что ей гораздо удобнее и проще работать на кого-то другого. Именно она задала тон в прошлом сезоне и раскрутила «гаремный стиль». – Элизабет вдруг нахмурилась. – Ночью к ней приходил Бардо. Ты уверен, что мы не навредим Серене? А что, если он заметит, как мы будем отъезжать от ее дома?

– А мы не станем выезжать отсюда. Мы пройдем по лесу несколько миль и потом выйдем на дорогу. Серена подъедет к тому месту на машине, а затем пешком вернется домой.

– Вдруг Бардо пронюхает, что она помогла нам?

– Он настолько занят поисками, что ему сейчас не до Серены. Не беспокойся. Как только мы доберемся до Рочестера, я вызову сюда человека, который будет оберегать ее здесь.

Глаза Элизабет широко распахнулись.

– Неужели в нашей округе есть еще и другие гарванианцы? Не знаю почему, но мне почему-то казалось, что есть только ты и Гунер.

Джон покачал головой:

– Когда мы узнали, что ты ждешь ребенка, мы сплели целую сеть, чтобы иметь в случае необходимости защиту для тебя и для малыша. Ведь он уникален для нас.

– Для меня тоже. – Они сплели настоящую сеть, чтобы защитить ее малыша? От чего же? От какой опасности?

Мысль об этом пугала ее, от этого голова шла кругом. – А нельзя сделать все по-другому? Ведь в нашем правительстве наверняка есть здравомыслящие люди, которые сумеют во всем разобраться.

– Неужели ты считаешь, что я не думал об этом? – Джон отодвинул стул и встал. – Но мы поговорим об этом позже. Сейчас нам пора трогаться.

– Ты не хочешь отвечать на мой вопрос?

– Да. Я предпочел бы, чтобы ты сама поразмышляла над этим, прежде чем мы начнем этот разговор.

Она ответила ему неуверенной улыбкой.

– Что-то мне не по душе твое заявление. И долго ты собираешься держать меня в неведении?

– План действий у меня, конечно, есть, но я не собираюсь ничего предпринимать без твоего согласия. Решение, которое тебе предстоит принять, слишком ответственное. Не стоит торопиться.

– А как отнесутся ко всему этому члены Комитета? – Это касается только нас. Тебя и меня. – Он помолчал. – И Эндрю. Мы должны решить, как будет лучше для Эндрю.

– Думаешь, я не понимаю этого? – Элизабет задумалась. – Ты прав. Поговорим об этом позже. Серена посоветовала мне взять бутерброды в дорогу. Давай-ка я и займусь этим, а?

– Бет! – в голосе Джона прозвучала нескрываемая нежность.

– Нет, нет! Не будем больше ни о чем говорить. – Руки Элизабет дрожали, когда она открывала дверцу холодильника. – Потом.

Джон покачал головой, глядя, как Элизабет выкладывает пакеты. В эту ночь они были так близки друг к другу, что он не мог не увидеть признаков печали и отчуждения на ее лице. Она погрузилась в размышление и, может быть, где-то на подсознательном уровне уже ухватилась за ту мысль, которую он подбросил ей. После той близости сохранять дистанцию было еще труднее. Ему так хотелось обнять ее, помочь, отогнать все печали, но Джон знал, что Элизабет пока еще не может принять его поддержку. Ему остается только ждать, когда она сама подойдет к нему.

– Давай я помогу. Клади прямо сюда. – «Позволь мне развеять горечь, – мысленно он говорил ей совсем другие слова, – уберечь от неприятностей, очистить твою дорогу от камней». – Серена не сказала тебе, где у нее хлеб?